Искусство

Тот ещё рок-н-ролл

ЗАНАВЕС!

В РАМТе открыли сезон «четвёртой частью» «Берега утопии»

Лёгкой судьбы у этого спектакля не будет. И на драматурга, и на режиссёра, и на Российский молодёжный в целом потоки праведного гнева обрушатся и справа, и слева. Одним в постановке не хватит политической остроты, другие сочтут привлечение политики в качестве катализатора событий «неполиткорректным». Кто-то непременно оскорбится на фразу о том, что Сталин уничтожил больше советских людей, чем Гитлер. А кто-то упрекнёт постановку в отсутствии покаянной темы. Полвека, что отделяют нас сегодняшних от Пражской весны, для события такого накала срок не настолько большой, чтобы воспринимать его исключительно в отстранённо-историческом ключе. И дело не в том, что для некоторой (и не такой уж малочисленной, как это может показаться на первый взгляд) части зрителей пражские события являются фактом собственной биографии. Тех, для кого это в буквальном смысле дела давно минувших дней, в зале будет гораздо больше. Но в том-то весь и фокус, что спектакль не про политику…

Как и в «Береге утопии», стоппардовские герои заняты отстаиванием права на собственное мнение, права жить в согласии с личными убеждениями и, что ещё важнее, права вносить в эти убеждения какие-то коррективы, если того требует твоя совесть. В этом смысле можно согласиться с худруком РАМТа Алексеем Бородиным, считающим «Rock’n’roll» своеобразным продолжением трилогии, хотя и сюжет пьесы (во всяком случае, в том переводе, который сделали для постановки Аркадий и Сергей Островские), и судьбы персонажей далеко не так многоуровневы, как в «Береге». И всё-таки связь прослеживается. Поскольку противостояние трогательного в своей коммунистической непримиримости кембриджского профессора Макса (Илья Исаев) и его чешского аспиранта Яна (Пётр Красилов), покидающего благополучную Англию, чтобы спасать рок-н-­ролл из-под гусениц этих самых русских танков, не столько идеологического, сколько нравственного порядка. И сводится оно к проблеме, у которой, судя по тому, как течёт история человечества, нет и не будет срока давности: можно ли диктовать человеку, как жить, кого и как любить, что петь и что слушать, руководствуясь даже самыми высокими представлениями о справедливости.

Признаюсь честно, первое действие смотреть трудно. Почти физически ощущаешь, как актёры продираются сквозь текст к чувствам своих персонажей, и ты сам продираешься вместе с ними: хрупкая паутина взаимоотношений прогибается, рвётся под напором политических убеждений. К кому адресовать возникающие вопросы, сказать сложно – к упомянутым уже переводчикам или к режиссёру спектакля Адольфу Шапиро. Не исключено, что ему было нелегко отыскать баланс между профессиональным восприятием материала и своими личными переживаниями, связанными с той эпохой, несмотря на то, что временн´ые рамки в спектакле установлены достаточно широко – от собственно 1968 года до 1990-го. Однако когда у него появляется возможность в полный голос заговорить о любви, всё оказывается на своих местах и фундаментом обретённого равновесия становятся Дарья Семёнова (Ленка) и Рамиля Искандер, одинаково органичная в ролях матери и дочери – Элеоноры, учёной дамы, специализирующейся на поэзии Сапфо, и беззаботной «двоечницы» Эсме. Со времён легендарной поэтессы в природе чувств человеческих ничего не изменилось – истина, в доказательстве не нуждающаяся.

На этом в принципе можно было бы ставить точку. Если бы на периферии сознания не маячил, как тень отца Гамлета, «простой» вопрос: где наши собственные быстрые разумом стоппарды, готовые предоставить российскому театру сочинения, в которых были бы отражены не менее драматические, а главное – гораздо более актуальные для нас политические события, коими так богата отечественная история. Неужели нынешние драматурги сомневаются, что события 91-го, 93-го, трагедии Беслана и Грозного или даже, возьмём «локальнее», теракты в московском метро, Театральном центре на Дубровке или в аэропорту Домодедово не могут служить катализаторами историй о величии и нищете человеческого духа?

А ведь отечественным драматургам, ей-богу, есть чему у г-на Стоппарда поучиться. И в первую очередь объективному подходу к персонажам. Двойственность человеческой натуры отражается в каждом из его героев. Убеждённый вроде бы марксист прекрасно живёт и работает в самом сердце империи с многовековой историей. Пламенный революционер одновременно является информатором «компетентных органов», а сотрудник этих самых органов в глубине души так же тоскует по свободе, как и его «подопечные», за которыми он должен бдить ревностно и неустанно. Знакомая картина, не правда ли? Только о наших диссидентах пьес почему-то не ставят, ибо их, судя по всему, в наличии не имеется. Вот и приходится театру рассказывать правду о чужих «борцах за идею», вместо того чтобы поведать её о своих. Чехи в конце концов своего Нестора дождались, хотя Стоппард числится по разряду выдающихся британских драматургов (что более чем справедливо, ибо отчим-англичанин стремился вырастить из мальчика стопроцентного британца). А мы что же? Или получится, как с «Берегом утопии», и придётся ждать, когда у него руки дойдут до недавних событий русской истории? А если не дойдут?

Кто-то скажет, что это не более, чем глас вопиющего в пустыне. Поскольку обращать его по большому счёту не к кому. Сегодня театры драматургам пьес не заказывают, как во времена Розова и Шатрова. То ли достойных соратников для такого непростого поприща найти не могут, то ли за кассовые сборы беспокоятся. И драматурги в большинстве своём за острые темы берутся неохотно: то ли невостребованности своих опусов опасаются, то ли пределы своих драматургических способностей слишком хорошо осознают. Постановки, родящиеся под крышами документальных театров, если и опираются на те или иные политические реалии, как правило, слишком слабы с художественной точки зрения и при всей своей эпатирующей яркости сиюминутны.

Однако, если неравнодушные к отечественной истории драматурги и отыщутся, возникнет проблема иного порядка. Достанет ли им профессионализма сохранять беспристрастность в освещении событий, относительно которых в нашем обществе до сих пор не применяются объективные критерии? Или конъюнктурное отношение к русской (советской/российской – выбирайте, что вам ближе) истории со страниц вольнолюбивых изданий и экранов телевизоров перекочует ещё и на театральные подмостки?

Можно было бы помечтать о том, что государство проявит непоказной интерес к такого рода проблематике. Вон киношники, хоть в идеале на госзаказ рассчитывать могут, однако и в этой сфере за казённые деньги нередко снимают фильмы, которые ни по каким критериям нельзя квалифицировать как произведения, пестующие в народе патриотизм и поднимающие престиж родного государства. Значит, и это не панацея… Вот на сэра Тома уповать-то и приходится.

Виктория ПЕШКОВА

Статья опубликована :

№39 (6340) (2011-10-05)

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

![CDATA[ (function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] []; w[n].push(function() { Ya.Direct.insertInto(74260, "yandex_ad", { stat_id: 3, site_charset: "windows-1251", ad_format: "direct", type: "600x60", border_type: "block", header_position: "bottom", site_bg_color: "FFFFFF", header_bg_color: "CC9966", border_color: "CC9966", title_color: "996600", url_color: "996600", all_color: "000000", text_color: "000000", hover_color: "CC9966", favicon: true }); }); t = d.documentElement.firstChild; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "http://an.yandex.ru/system/context.js"; s.setAttribute("async", "true"); t.insertBefore(s, t.firstChild); })(window, document, "yandex_context_callbacks"); ]]