Религия уныния

ТЕЛЕВЕРА

Александр ЩИПКОВ, директор Православного правозащитного центра "Территория Церкви", главный редактор портала "Религия и СМИ"

Продолжая дискуссию о документальном сериале Александра Архангельского "Жара", предоставляем слово давнему автору "ЛГ" Александру Щипкову, который в отличие от автора фильма был свидетелем и участником многих событий, связанных с религиозными поисками в СССР 70-80-х годов.

Фильм "Жара" интересен именно своим авторским видением, так как любое мировоззренческое произведение - это в первую очередь портрет создателя. Художественное творчество предполагает возможность перевоплощения автора в лирического героя, публицистика - никогда. Если мы имеем дело с публицистическим изложением религиозного мировоззрения, то должны понимать, что это именно то мировоззрение, которое присуще автору, его возрасту, образованию, политическому пристрастию и главное - тому религиозному опыту и состоянию, в котором он сам находится в данный период своей жизни.

Сам фильм наверняка скоро появится в Интернете, и я настоятельно рекомендую его посмотреть. Это интересно. Архангельский погружает нас в душную атмосферу советской духовной пустыни, на пространствах которой возникают оазисы веры. Символика "Жары" прямолинейно проста и понятна, чего автор и не скрывает. Христиане 70-х и 80-х го[?]дов представляют собой очень замкнутую, подпольную группу, в основном москвичей. Автор постоянно акцентирует внимание зрителя на тайне: в квартире за завешанными окнами и закрытыми дверями, под интершум "Маяка", для своей семьи и нескольких верующих служит литургию советский учёный и тайный священник. Знакомство с основами христианства происходит на тайных встречах в подвальных помещениях. Дети верующих не могут спокойно гулять во дворе, они лишены общения, для них создаются тайные группы и кружки. В библиотеках работают тайные монахини, в институтах и редакциях тайно думают о том, как донести до небольшого круга интеллигенции знания о религиозных практиках.

Вы думаете, этого всего не было? Было. Подтверждаю как свидетель и непосредственный участник этих "тайных сборищ". Мы организовывали религиозно-философские семинары, читали христианский самиздат, сами издавали нелегальные православные журналы. При этом наша жизнь вовсе не ограничивалась подпольной православной деятельностью. В эти же годы в стране стояли храмы и монастыри, куда мы приходили на службу, исповедовались, причащались. Их было ничтожно мало, нас не пускали в храм на Пасху, но не могли помешать прийти в обычное воскресенье. Исключали из высших учебных заведений, но не могли запретить рассказывать однокурсникам о своей вере. Судили и сажали в ИТУ, но не могли запретить молиться. Псковский священник Павел Адельгейм рассказывал мне, как поочерёдно молился с сокамерником-мусульманином. Моя мать, в 1980 году попав в места лишения свободы, создала там православную "школу" для просвещения девушек-уголовниц (из 3000 зэчек ни одна не донесла!) и вела переписку с отцом Сергием Желудковым, который присылал ей вырезки из настенного церковного календаря. После освобождения она говорила, что в лагере эти софринские листочки давали ей главное - ощущение молитвенной связи со всей Церковью и с годичным кругом её праздников. Церковь 70-х была унижена и скована, но её жизнь много шире и разнообразнее, чем форма закрытых элитарных общин в квартирах-катакомбах. Это не только упрощение, но и искажение реальной ситуации тех лет. Мы жили свободно. Благодаря приходу в Церковь мы обрели желанную свободу во Христе, рядом с которой советская политическая несвобода оказалась смешной и нелепой. Фильм Александра Архангельского, напротив, создаёт у зрителя ощущение, что вся настоящая истинная христианская жизнь шла именно в подполье. А в действительности она шла на литургиях в тех самых "сергианских" храмах, противопоставленных в фильме нашим нелегальным кружкам и семинарам.

Конечно, внутри Церкви всегда были и есть "партийные" интересы различных групп, близких по возрасту, убеждениям, образованию и даже национальности, несмотря на знаменитое "нет уже иудея, ни язычника[?] нет мужского пола, ни женского". В Церковь приходили люди разных пластов: хиппи, комсомольцы, представители богемы, философы-марксисты. Отдельная тема - массовая христианизация в те годы советской еврейской интеллигенции. Некоторые из этих пластов, или "партий", сами претендовали быть церковью и быстро скатывались в сектантство, как это произошло с Анатолием Береславским, Львом Регельсоном и многими другими. Но основной поток радостно вливался в Церковь. Именно радостно, а в "Жаре" вообще нет радости. Вся тональность картины, все комментарии как бы подчёркивают, что христианство - религия печальных людей, религия скорби и уныния. В реальности же для меня, моей жены, моих друзей узнавание Христа в 70-е годы было событием восторженно радостным. Мы громко пели "Взбранной воеводе" в буфете Ленинградского вокзала, шумно христосовались при встречах на улице, осеняли себя крестным знамением, завидев купола. Мы вообще не прятались, мы чувствовали себя дома, в своей стране, в своей Церкви. И чихать хотели на советскую власть[?] Это был эпатаж, но корни его - в эйфории от той внутренней свободы, которую нам дала Церковь. У Архангельского не оказалось места ни для радости во Христе, ни для счастья в Церкви. Нам показали постаревшего и усталого Сандра Ригу и не сказали ни слова о том бесконечном юморе и веселии, которые царили в его экуменическом движении "Призыв". Скорбный взгляд на веру имеет право на существование, но тогда встаёт вопрос о том, что отражает эта скорбь. Чего тут больше - оценки прошедшей эпохи или нынешней? Может быть, это современное религиозное ощущение самого автора? Сейчас считается хорошим тоном сравнивать нынешнее время с брежневским, с теми самыми "застойными". Намёк легко прочитывается и в фильме "Жара". Оставим в стороне политику. Нас интересует религия. Где же Церковь самого автора? В каких элитных кружках она спрятана сегодня? В каких пещерах и катакомбах? Кто те водители, которым предначертано вывести современных ищущих христиан из жаркой пустыни? И главное - куда?

Александр Архангельский - яркий публицист, общественный деятель, учёный, учебники по литературе которого я рекомендую своим детям. Авторитет Архангельского в последние годы очень вырос. Сегодня он оказывает уже заметное глазу влияние на ведущих церковных журналистов, которые формируют образ Церкви в кругах просвещённого политического класса. Душенов, Холмогоров, Степанов, Малер, Фролов и иные недавние властители дум сдали пост.

Тема религиозной жизни в СССР поднимается редко, а в теледокументалистике вообще впервые. Ни Сванидзе, ни Млечин, ни тем более гламурный Парфёнов этой темы не касаются в своих телефильмах и телешоу. Широкой публике почти ничего не известно о религиозных процессах во второй половине XX века. Поэтому публицист Майя Кучерская справедливо назвала новый фильм Александра Архангельского "оглавлением к огромной книге о жизни людей, продиравшихся в советские времена к вере". Действительно, описать всё телеязыком невозможно, ведь это фильм, а не энциклопедия. Невозможно даже просто перечислить сотни знаменитых имён, принадлежавших той эпохе. А речь идёт именно о сотнях и тысячах людей, которые были вовлечены в поиск религиозных смыслов. То был процесс народный, а не элитарный, который благодаря именно своей массовости завершился освобождением Церкви. Тем не менее - это недельный сериал, огромные четыре часа экранного времени. Выход его совпал с жёстким шельмованием православия на Первом канале и НТВ. На этом фоне смысловое звучание "Жары" приобретает силу, фактически формируя на годы вперёд идеологическую трактовку религиозных процессов, бурливших в дни моей молодости[?] с неизбежным переносом этой трактовки на день нынешний.