«Восторг внезапный ум пленил...»
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ
Две даты - 1711-2011. Триста лет живёт рядом с нами Михайло Васильевич Ломоносов. Именно рядом - потому что написал же Державин:
Се Пиндар, Цицерон, Вергилий -
слава россов,
Неподражаемый, бессмертный
Ломоносов.
В восторгах он своихгде лишь черкнул
пером,
От пламенных картин поныне слышен
гром.
Державин редко ошибался. Поныне! Мы справедливо чествуем Ломоносова-учёного, но не забудем и о поэте, который превратил словесность из учёной забавы в миссию, которая преображает судьбы. Когда умер Ломоносов, Державину было двадцать два года, он служил солдатом в лейб-гвардии Преображенского полка. Военная карьера не задавалась, поэт стал заядлым картёжником. Проигрался, "ездил, так сказать с отчаянья, день и ночь по трактирам искать игры; познакомился с игроками или, лучше, с прикрытыми благопристойными поступками и одеждой разбойниками; у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам", - вспоминал Державин много лет спустя. Выручали только стихи. "Когда случалось, что не на что было не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водой и марал стихи". "Марать стихи" Державин начал ещё в гимназии; чтение книг стало пробуждать в нём охоту к стихотворству. Поступив в военную службу, он переложил на рифмы ходившие между солдатами "площадные прибаски на счёт каждого гвардейского полка". Русская поэзия в то время состояла из сочинений Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова - и она уже была способна помочь, "в несчастный случай сберечь" заплутавшего человека. Ломоносов, тосковавший по Родине в Германии, влюбившийся в русское слово, ощутил поэзию как сокровенную стихию русского языка. С его раскатистых ямбов началась настоящая русская поэзия, в которой каждое слово, как "бездна, звёзд полна". Поэзия стала необходимостью, в ней концентрировалось нечто главное.
Ломоносов создавал литературу в теории и на практике. Учился у европейцев, главным образом - у немцев, но не менее важны для него были традиции древнерусской словесности. Ещё П.А. Катенин заметил: "Ломоносов первый его (русский язык. - Прим.) очистил[?] Чем же он достиг своей цели? Приближением к языку славянскому и церковному". Этого часто не замечают.
Ежегодно Ломоносов осыпал дифирамбами, а заодно и поучал императриц. Главным светским государственным и придворным праздником Российской империи был день восшествия на престол правящего монарха. Ломоносову повезло: в его времена в России правили женщины, восприимчивые к комплиментам, к велеречивой поэзии. Ломоносов обсыпал панегирическим сахаром программные наставления - и коронованные дамы с наслаждением употребляли эту деликатную пищу, ораторские монологи в стихах. За ежегодные оды "На день восшествия[?]", за пиитическое красноречие награждали Ломоносова щедро: целый год можно было безбедно существовать на царицыны рубли. Но стихи были для Ломоносова не только эффективным пропагандистом, агитатором и организатором Просвещения, не только способом приблизиться к трону и обеспечить материальную независимость. Стихами он разговаривал сам с собой.
Один риторический вопрос из "Вечернего размышления о Божием величестве" - "Скажите, что нас так мятёт?" - открывает бездну, полную не только звёзд, но и поэзии. Читаем эту строку - и хочется отдышаться, выдержать паузу, ощутить, понять[?] Казалось бы, эта фигура речи подобает правоведам и публицистам, а потом мы прочитали у Пушкина: "Дар напрасный, дар случайный, // Жизнь, зачем ты мне дана?", "Не так ли ты над самой бездной, на высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы?", "Что тревожишь ты меня? // Что ты значишь, скучный шёпот?". Вопросы, за которыми - тьмы подтекстов, сомнений, которые захватывают читателя, тревожат. И рождалась эта интонация в поэзии Ломоносова[?]
А если вспоминать ещё, вспоминать лучшее из Ломоносова, сразу прояснится громадный образ поэта, который в последнее время заслонили другие фундаментальные ипостаси русского гения - физика, химика, просветителя.
Царей и царств земных отрада,
Возлюбленная тишина,
Блаженство сёл, градов ограда,
Коль ты полезна и красна!
Полезна и в то же время красна, прекрасна - ломоносовское золотое сечение. Вот что такое - "он чистый слог стихов и прозы ввёл в Россию". Гимн Родине, Просвещению, мирному труду - и не резонёрский, а страстный. Чтобы произнести такие слова, нужно всё-таки быть в первую очередь поэтом. И, представьте себе, точные науки помогали ему в стихотворчестве. Он отвергает сумбур силлабики, нагромождение красивостей - и рождает прекрасную ясность стиха, в котором открылась душа человека горячего, но рационального. Взрывного, гневливого, но целеустремлённого и упорного. Такие характеры среди выдающихся поэтов во все времена встречаются нечасто, характер и образ Ломоносова в поэзии уникален, и голос его узнаётся с первой ноты:
Восторг внезапный ум пленил[?]
Один аккорд, и ясно: Ломоносов. А ведь это начало начал - первая строка первого известного стихотворения Ломоносова, первого классического четырёхстопного ямба - "Оды на взятие Хотина 1739 года". С батальной героики начиналась русская классика, с высокого штиля, с патетической поэзии. Мы и сами не заметили, как слово "пафос" стало в литературной среде ругательным. Как будто пафос бывает только ложным, и "восторг внезапный" уже не пленяет сердца поэтов. Избыток патетики, перебор и впрямь вызывают оскомину, но без патетики поэзия опресняется. А у нас даже в школьной программе героика ушла на третий план - гораздо важнее, оказывается, изучение прав человека, мифической толерантности и прочей новейшей мишуры. Недавно впервые за несколько десятилетий о героике заговорил наш председатель правительства. Возможно, контекст этого заявления небезупречен: предвыборное полугодие, шумный слёт байкеров. И всё же[?] "Очень здорово, что вы не забываете героику прошлых лет и героев прошлых лет" - вроде бы обыкновенные слова, но мы давно таких не слыхали от первых лиц государства. И пресса, и чиновники у нас быстро реагируют на любое междометие, вылетевшее из уст крупных руководителей. И остаётся надеяться, что классическая героика вернётся в школы, станет ядром государственной идеологии. Ломоносов воспевал героев, которые били турок и пруссаков, воспевал Петра - отца гвардии и военного флота. От этих сюжетов - прямоезжая дорога к Победе 1945 года. Неслучайно Московский университет получил имя Ломоносова в 1940-м - в канун великой войны. Перед главными испытаниями народ обращается к святыням. Пример Ломоносова способен вдохнуть в нас силу богатырскую. Он ведь и в себе более всего ценил "благородную упрямку" героя.
Ломоносов "высоким штилем" писал о России, о её героике, о её высокой миссии. Быть патриотом всегда и везде - непросто. Это уязвимая позиция: открытой грудью - да на клинки глумливой иронии[?] Только поверхностному взгляду любовь к Родине кажется банальностью. Это вечный бой, и патриоты в России всегда будут аукаться именем Ломоносова. Первым из наших историков он встал как ополченец против русофобской идеологии с её липкими мифами. "Всяк, кто увидит в российских преданиях равные дела и героев, греческим и римским подобных, унижать нас пред оными причины не будет", - провозглашал Ломоносов, искореняя комплекс неполноценности среди русских людей.
Русский язык прекрасен, а народ - талантлив! - эти тезисы Ломоносов отстаивал неотступно, переходя от риторических споров к кулачным. Сегодня, по различным исследованиям, то ли шесть, то ли десять процентов наших старшеклассников мечтают жить в России. А у большинства не вырастают крылья при мысли о Родине, о Ломоносове. Да и не ведают они про Ломоносова, отмахиваются от его образа[?] А ведь Ломоносов - это не заёмная, не американская, а нашенская мечта: "мужик[?] стал разумен и велик". К сожалению, у нас нередко считают образцом национального характера эдакого бесшабашного игрока в рулетку, который грызёт стаканы и живёт по наитию. Это противники (а заодно - и сентиментальные ротозеи) хотели бы видеть Россию в пьяных слезах, а наш герой, создавший величайшее северное государство, пунктуален и расчётлив, хотя и способен на взрывной порыв.
О России Михайло Васильевич писал во всепобеждающем мажоре, как никто ни до него, ни после не умел:
Изобрази Россию мне,
Изобрази ей возраст зрелой
И вид в довольствии весёлой,
Отрады ясность по челу
И вознесённую главу[?]
Это из "Разговора с Анакреоном". Ломоносов создал диспут в стихах. Он с любовью, искусно и непринуждённо перевёл анакреонтику - и сочинил собственные поэтические монологи, в которых сформулировал резонное кредо: "Хоть нежности сердечной в любви я не лишён, героев славы вечной я больше восхищён". Нужно служить людям, как Прометей, всё отдавать во имя великой цели, но и не очерстветь душой - по такому закону жил Ломоносов. Не отшельник, не скопец, но государственник с железной иерархией ценностей. Да, Ломоносов был противником индивидуализма и анархии, он подчинял личное государственному, общей пользе, которую не считал презренной. И это не помешало, а помогло ему реализоваться и в литературе, и в науке.
Он знал и понимал Россию, как никто, и это придавало Ломоносову непреклонную силу. Вспомним идеи Ломоносова об "общей пользе" "любезного Отечества":
"1. О размножении и сохранении Российского народа.
2. О истреблении праздности.
3. О исправлении нравов и о большем народа просвещении.
4. О исправлении земледелия.
5. О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств.
6. О лучших пользах купечества.
7. О лучшей Государственной Экономии.
8. О сохранении военного искусства во время долговременного мира".
Да-да, в XVIII веке проблема "размножения народа" была для России не менее актуальной, чем ныне. Наша страна была тогда огромной, но чрезвычайно малонаселённой империей. Россия уступала по населению и Франции, и Великобритании (без колоний). Это тревожило Ломоносова, который воспринимал Россию как континент, как пространство для открытий, для чудес.
Русский дух Ломоносова - это и запах кислых щей, звучавший на весь мхатовский партер. Ломоносова в ХХ веке в кино и в театре играли блестящие актёры - Николай Симонов, Михаил Зимин, Виктор Степанов. И, конечно, Борис Ливанов, который прознал, что Михайло Васильевич непременно угощал гостей кислыми щами, и распорядился, чтобы на сцене в доме Ломоносова подавали настоящие щи. Щи да каша - пища наша.
У Ломоносова герои прошлого сходятся в пространстве оды. Иван Третий, Пётр Великий, Елизавета, Екатерина[?] Как только протрубит рожок - все тут как тут, всех сила стиха стягивает в эпос.
...От полуночи
До синя утра
Над Невой твоей
Бродит тень Петра.
Бродит тень Петра,
Грозно хмурится
На кумачный цвет
В наших улицах...
Это Есенин - поэт, бесконечно далёкий от рационального просветителя XVIII века. Но в "Песне о великом походе" можно расслышать отзвуки и "Гимна бороде", и торжественных од Ломоносова. Как былинный Святогор, Ломоносов вдохнул в русскую поэзию силушку богатырскую, а сам после Державина и Пушкина остался в нашей антологии на втором плане. Он предтеча всех пророков русской поэзии.
Конечно, не только звуки маршей составили музыку Ломоносова. Он высмеивал пороки, но не чурался и скоморошьего балагурства. Мог и в стихах пуститься вприсядку:
Борода предорогая!
Жаль, что ты не крещена
И что тела часть срамная
Тем тебе предпочтена.
"Гимн бороде" - хулиганство, но какое мудрое!
Мог Ломоносов и показать совсем не героическое печальное настроение, сомнение в своих силах, разбитые надежды, разочарование:
Кузнечик дорогой, коль много ты
блажен,
Коль больше пред людьми ты
счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь
меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах
презренна тварь,
Но в самой истине
ты перед нами царь;
Ты ангел во плоти, иль, лучше,
ты бесплотен!
Ты скачешь и поёшь, свободен,
беззаботен,
Что видишь, всё твоё; везде в своём
дому,
Не просишь ни о чём, не должен
никому.
Это уже не трубы, но и не балалайка - скорее, жалобная свирель или гитара. Тихий поэтический монолог, одно название которого говорит о многом: "Стихи, сочинённые на дороге в Петергоф, когда я в 1761 году ехал просить о подписании привилегии для Академии, быв много раз прежде за тем же". Мы-то знаем, что Ломоносов не сложил оружия, что он будет ездить в Петергоф столько, сколько понадобится для высокой цели. Но минутное уныние осталось в стихах - и получилась редкостная геологическая порода. Больше того, получились настоящие стихи.
А в духовной лирике Ломоносов и вовсе остался непревзойдённым. Западные просветители XVIII века были если не воинствующими богоборцами, то неистовыми скептиками. А Ломоносов самые личные лирические ощущения передал в переложениях псалмов:
Меня оставил мой отец
И мать ещё в младенстве;
Но восприял меня Творец
И дал жить в благоденстве.
Настави, Господи, на путь
Святым твоим законом,
Чтоб враг не мог поколебнуть
Крепящегося в оном.
Меня в сей жизни не отдай
Душам людей безбожных,
Твоей десницей покрывай
От клёветаний ложных.
Мало кому удавалось в духовной лирике так откровенно рассказать о себе. Слог здесь аскетичен, Ломоносов отказывается от излюбленных труб, смиряет темперамент. По-видимому, он начал писать это стихотворение после известия о гибели отца (Василий Ломоносов погиб при кораблекрушении в 1741-м). А мать поэта умерла, когда ему было девять лет. Поэт решился на исповедь и выдержал подобающий тон.
Не меньше, чем стихи, вдохновляет нас и сама судьба Ломоносова, который на свой лад перекроил надменный "золотой век дворянства", из мужиков вышел не только в академики, но стал символом Просвещения России. Встал в восприятии потомков рядом с Петром Великим, которого воспевал. После Ломоносова любая элитарная спесь вызывает у нас только отторжение. Разум, талант, одержимость, бесстрашие - это мы понимаем, уважаем, ценим. А суета вокруг родовитого происхождения она и есть суета. Не знатность важна, а стремление к Просвещению:
Науки юношей питают,
Отраду старым подают[?]
Эти взволнованные строки сегодня не звучат бесконфликтно, они дерзновенны, они взрывают нашу обыденность. Ведь как часто мы, за всё расплачиваясь богатствами России, которые в соответствии с пророчеством Ломоносова даёт нам Сибирь, пользуемся заёмным умом, не желая воспитывать "собственных Платонов". А "быстрые разумом Невтоны" российские стремятся в американские университеты[?] Бодрые строки Ломоносова приобрели горький привкус. Но и не верить в Россию и в героику Просвещения после Ломоносова, Менделеева, Королёва и Гагарина невозможно.
На таких бессмертных героях держится Россия.
Твоею ревностью согретый,
Очнулся русский дух с тобой:
Ты лучших дел Елизаветы
Был животворною душой,
Ты дал певца Екатерине,
Всецело жил в её орлах,
И отблеск твой горит и ныне
На лучших русских именах!..
Сегодня в книжных магазинах - изобилие и разнообразие ученических тетрадей. На ярких обложках изображают то какие-то иностранные эмблемы, то фотомоделей с надувными губами. Неужели эта мишура важнее для школяров, чем призыв Ломоносова: "Дерзайте, ныне ободрены!.."?..