Дело классиков
ЧИТАЮЩАЯ
МОСКВА
Борис Куркин. Оперативное дело "Ревизор": Опыт криминального расследования. - М.: Эльф ИПР, 2011. - 201 с. - 1000 экз.
Как указано в предисловии, "автор, имеющий за своими плечами опыт далеко не мирной жизни, давно уже пришёл к убеждению, что, изучай мы "Капитанскую дочку" усерднее, много в жизни нашей армии сложилось бы по-иному. И не только в жизни армии, но и окрест тоже". Жанр данной увлекательной книги определён уже в названии, а предмет расследования, которое нам предложил доктор юридических наук Борис Александрович Куркин, - "Капитанская дочка" Пушкина и "Ревизор" Гоголя. Есть ещё и третий объект - тогдашнее государство, вернее - личность императора Николая I, который был первым читателем и зрителем обоих классических произведений.
Одна из тем книги: "Почему произведение, стержнем которого являются взаимоотношения юного офицера и всесильного самозванца, называется тем не менее "Капитанская дочка"?" И вот каков ответ.
Взаимоотношения юного офицера Петра Гринёва и руководителя антигосударственного бунта Пугачёва - одна из двух сюжетных линий повести, вторая - взаимоотношения Гринёва и Марьи Мироновой, дочери коменданта Белогорской крепости капитана Миронова. Если бы была только первая линия, мы имели бы дело с приключенческой историей, "без крещендо", как замечает Куркин. Марья Ивановна с её искренностью, бескорыстием, жертвенностью суть идеальный образ тогдашней России.
Автор делает свой главный вывод: "Вероятно, "Капитанская дочка" - это самое православное художественное произведение, написанное на русском языке".
Неслучайно Маша просит у императрицы Екатерины II не правосудия, а милости и получает её.
В бушующем океане внутренней войны (гражданской войны), "сметающей на своём пути все устои нравственности и человечности", беззащитная и не стремящаяся к личному спасению Маша Миронова является непобедимой силой.
А описанный Пушкиным в историческом исследовании как "Бунт Пугачёва" был по совету Николая Павловича переименован в "Историю пугачёвского бунта". Почему? Потому что "у вора нет истории". Бунт - явление надличностное, воплощение абсолютного Зла. И Пушкин с этим согласился.
Куркин обращает внимание на рекомендацию царя удалить из труда Пушкина эпизод с осквернённым храмом. По его мнению, этот символ неуместен. Но почему неуместен? Потому что царь увидел в этом проявление разрыва между властью и народом, греховности обоих.
В письмах Петра Столыпина жене лета 1905 года есть такое: "Вчера в селе Малиновке осквернён был храм, в котором зарезали корову и испражнялись на Николая Чудотворца. Другие деревни возмутились и вырезали 40 человек. Малочисленные казаки зарубывают крестьян, но это не отрезвляет". Можно сказать, тогда "пугачёвская история" уже близилась к завершению.
Кроме Маши Мироновой и Гринёва Куркин исследует истории и предыстории самого Пугачёва, Швабрина, отца Петруши, - как будто старый кадровик листает их биографии, которые описаны Пушкиным весьма скупо. И возникает закадровая история, своеобразное досье, которым распоряжался Александр Сергеевич и которое читатели едва ли знают.
Д. ТИМОФЕЕВ