Мой Бунин

УХОДЯЩАЯ ЛИТЕРНАТУРА

Всё началось с поездки вместе с П. Палиевским в Тарусу, милый провинциальный городок на берегу Оки (куда даже не провели железнодорожную ветку). Наша добрая библиотекарша Галина Никифоровна разрешила мне взять с собой одиннадцать томов Собрания сочинений Бунина (Берлин, 1934-1936) и монографию о нём Кирилла Зайцева (Берлин, без даты). Там, в мире волшебной среднерусской природы, бунинские произведения читались и перечитывались мною с особенной остротой проникновения, я исписал несколько тетрадей, процитировав все его прозаические сочинения и выписав десятки стихов. Сделал подробный конспект и монографии Кирилла Зайцева.

Но, конечно, главная работа была в спецхране Ленинки. К этой поре - на правах "младшего" - я вошёл в число беззаветно преданных русскому зарубежью "катакомбных литературоведов" (А.О. Храбровицкий, Н.П. Смирнов, П.Л. Вячеславов, Э.М. Ротштейн). Первой моей попыткой была студенческая статья "Толстой и Бунин", вышедшая в сборнике под редакцией проф. Н.К. Гудзия, нашего доброго наставника и руководителя толстовского семинара. Затем я написал первую работу о Бунине ("Вопросы литературы", 1957, № 5). Уже на стадии вёрстки я был огорошен отзывом главного редактора А.Г. Дементьева, отметившего, что "работа написана хорошо". Но далее шли серьёзные упрёки: "[?]замешена она на плохих дрожжах. Вся она (объективно) проникнута мыслью о том, что для искусства не имеют никакого значения ни политическая позиция, ни судьба художника[?]

На этой основе вырастает гиперболическая идеализация творчества Бунина. Становится непонятным, почему мировое признание заслужили и всемирно-историческую роль сыграли произведения Горького, а не Бунина. Или Вы думаете, что потомство, история произведут переоценку ценностей", - и т.д.

Но даже изуродованная, работа моя о Бунине вызвала шквал гневных отзывов. Пожалуй, единственным добрым откликом была оценка из-за океана, которую дал в нью-йоркском "Русском слове" автор знаменитой книги "Русская литература в изгнании" Глеб Струве, впрочем, упрекнувший меня в следовании "советской версии", навязанной Дементьевым. Но так или иначе появление этой статьи отдалило возможность опубликовать книгу о Бунине на целых десять лет.

К этой поре поддержку и помощь я получал от парижской эмиграции. В.Н. Муромцева-Бунина высылала мне все вышедшие за рубежом книги Бунина и, конечно, прислала свою - "Жизнь Бунина. 1870-1906" с надписью: "Многоуважаемому Олегу Николаевичу Михайлову в надежде, что эта книга поможет Вам в Вашем труде над Буниным, сердечно. Париж. 27.Х.58".

Я переписывался с Ю.А. Кутыриной (любимой племянницей И.С. Шмелёва и его душеприказчицей), с деятелем РОВС (Русского общевоинского союза) А.А. Сионским, щедро снабжавшим меня эмигрантской литературой, с поэтом И.И. Новгород-Северским, поэтом и критиком Г.В. Адамовичем. Но наиболее близкие отношения установились у меня с Борисом Константиновичем Зайцевым, с которым я переписывался с 1949 года и до последних дней его жизни. Его добрые, трогательно-задушевные письма собраны мною в книге "Вещая мелодия судьбы" (2008), где немало говорится о Бунине и их долгой дружбе.

Не имея возможности напечатать свою книжку о Бунине, я передал её для прочтения через А.Г. Дементьева (теперь уже зам. главного редактора "Нового мира") А.Т. Твардовскому. С ответом пришлось подождать. Но вот и его письмо:

"Дорогой Олег Николаевич!

Давно уже прочёл Вашего Бунина (ещё более давно взял его на прочтение, простите, - вненовомировские рукописи читаются урывками и потому долго). Это - серьёзная, не говоря уже о том, что первая монографическая работа о русском писателе почти классического ранга. У Вас нет телефона, а написать Вам всё не соберусь. Если хотите встретиться со мной, позвоните на той неделе (во вторник и до пятницы). Не обещаю Вам "существенных замечаний", но рад буду просто видеть Вас".

В 1965-1967 годах под руководством А.Т. Твардовского наш небольшой литературоведческий коллектив издал девятитомник И.А. Бунина, где почти каждая статья-послесловие принадлежит мне. Последний привет от Твардовского я нашёл в томе собрания его сочинений. В 1968 году он отвечал некоей читательнице: "Что же касается того, что о "Бунине почитать нечего", то Вы ошибаетесь: возьмите нынешнее Собрание сочинений И.А. Бунина. Там, кроме моей статьи, много других - сопроводительных к каждому тому, в частности, очень хорошие статьи О. Михайлова".

Наконец в академическом издательстве "Наука" в 1967 году вышла моя многострадальная книжка о Бунине. Я уехал в волошинский Коктебель. Там я получил большое письмо из Сан-Франциско, которое даю в возможных фрагментах:

"Многоуважаемый Олег Николаевич, недавно я купил Вашу книгу о Бунине в здешнем русском книжном магазине "Знание" и прочёл её с большим интересом и, я бы сказал, признательностью к Вам - Вы в своём литературоведческом труде уловили нечто существенное, как мне кажется, для Бунина, хотя в Вашем труде и встречаются "условные страницы"[?]

Но Ваш труд - это честный и умный труд. И это потому, что Вы любите Бунина как живого человека, а не как писателя, как-то верно или неверно отражающего "социальные сдвиги" и т.д.

Вы перескочили через вульгарный социологизм, подлинный бич русской литературы, ещё с прошлого века махровым цветом расцветший в 20 веке в ремесленниках русской критики. Ваш синтетический или, лучше сказать, симфонический метод литературного исследования - единственно, конечно, правильный в отношении подлинных писателей, если именно считать писателей личностями, а не плесенью социальных отношений[?] Бунин достоин объективности и ещё меньших социальных опасений, и о Бунине можно будет говорить ещё с б[?]льшей смелостью, чем Вы говорите, но существенное о Бунине Вы сказали - несомненно.

Пишу Вам это письмо потому, что люблю Бунина как писателя и человека, хотя далеко не все его воззрения разделяю и разделял даже в молодости моей[?] Я познакомился с Иваном Алексеевичем Буниным и Верой Николаевной в Париже в 1921 году у них на rue J. Offenbach и в последний раз увидел уже умирающего Бунина в конце лета 1953 года[?]

Летом 1923 года я жил с Буниными на их даче "Бельведер" в Грассе (неподалёку жили Мережковские). Иван Алексеевич писал тогда "Митину любовь", и как будто кое-что во мне дало повод перевести мои черты в рассказ (меня звали, как героя рассказа); в рассказе встречается географическое место, названное моей фамилией ("Шаховское"), кое-что во внешнем типе как будто Иван Алексеевич взял тоже. Но ничего подобного сюжету этого рассказа не было в моей жизни, и я считаю безусловно верным Ваш анализ творческого процесса Бунина-писателя. Я не был согласен с религиозно-философским пониманием Буниным Толстого ("Освобождение Толстого"), и после двух лет изучения материалов и источников, доступных и за границей, я издал труд "Толстой и Церковь" (1935), являющийся иным подходом, чем у Бунина, к проблеме толстовских исканий и нахождений[?]

Я бы даже не стал, уважаемый Олег Николаевич, Вам писать о всём этом, если не почувствовал истинную человечность и этим самым честную научность Вашей книги, её критериев и её установок, единственно достойных человека, писателя и критика. Спасибо Вам за это.

Искренне уважающий Вас И. Ша[?]ховской. "Странник".

Это было письмо архиепископа Иоанна Сан-Францисского, с которого началась наша дружба - по переписке - до самого его ухода из жизни.

В 1973 г. была напечатана моя большая вступительная статья к двухтомнику "Литературного наследства", посвящённому И.А. Бунину - "Путь Бунина-художника". Одновременно я работал над инсценировкой "Грамматики любви" для Театра им. Ермоловой. Первое представление состоялось в том же 1973 году. Спектакли шли с аншлагом 11 лет.

Я всегда стремился написать о Бунине не "сухой гербарий", обращённый к кучке специалистов, а книги для широкой читательской аудитории. Мои работы, в том числе учебное пособие для школ, гимназий, лицеев и колледжей, вышедшее в 2010-м, вызвали немало благодарных откликов. Жизни и творчеству Бунина я отдал 55 лет.

Олег МИХАЙЛОВ

Обсудить на форуме