Величие и… немощь

ДИСКУССИЯ: "ОСТАНЕТСЯ ЛИ РУССКИЙ ВЕЛИКИМ И МОГУЧИМ?"

А. Цаяк. "Ясно, как день", № 3

А. Кирилина. "Глобализация и судьбы языков", № 5

Д. Гудков. "Ты всё ещё поддержка и опора", № 6

И. Шапошникова. "Родное слово - знак спасенья", № 10

Вопрос о том, останется ли русский язык "великим и могучим", обычно обсуждается в свете либерализации речевых норм, однако, как справедливо отметила А. Кирилина ("Глобализация и судьбы языков". - "ЛГ", № 5), сегодня "дискуссию необходимо вывести на более масштабный уровень", обратившись к опыту осмысления глобализационных процессов в других европейских языковедческих дисциплинах (например, в германистике или романистике).

Очевидно, что сохранение "величия и мощи" русского языка напрямую связано и с его социолингвистическим статусом, и с его политической и культурной престижностью. Те же самые факторы регулируют степень "величия и мощи" и других языков, а также выдвижение того или иного языка на роль lingua franca (языка международного общения).

Так, если до начала Второй мировой войны языком европейской дипломатии и международных правозащитных организаций был французский, то после завершения Нюрнбергского процесса и создания ООН в этой роли окончательно утвердился английский, положив начало и "языковой глобализации" современного мира. Связано это было не только с доминантной ролью англо-американской политики и экономики в судьбах затронутых войной стран, но и с не менее важной идеологической и культурной престижностью английского языка, ставшего своего рода лингвистическим символом "денацификации" Германии. Социолингвистический статус русского языка в "мировой иерархии" упрочился тоже как раз в это время и как раз благодаря роли СССР во Второй мировой войне. Русский стал одним из рабочих языков ООН и ЮНЕСКО, его начали преподавать практически во всех переводческих школах и на переводческих отделениях университетов, созданных или реорганизованных союзниками в послевоенной Германии и Австрии.

Сегодня на русском в мире говорят более 190 миллионов человек, он по-прежнему входит в число так называемых мировых, или глобальных, языков и остаётся одним из рабочих языков во всех ведущих международных организациях. Однако его положение в системе высшей школы не может не вызывать тревогу. В Германии, например, при любых структурных и финансовых реорганизациях университетов сокращению подлежит почти без исключения славистика или русистика. Так, за последние несколько лет закрылись или закрываются кафедры славянской филологии в Билефельде, Свободном Берлинском университете, Мангейме, Марбурге, Ростоке, Франкфурте-на-Майне, Эрлангене. В конце года будет закрыта боннская славистика - признанный центр в изучении истории славянских языков и библейской переводческой традиции. Обращения Международного комитета славистов, академий наук, Союза немецких славистов, бесчисленные протесты и демонстрации студентов на вынесенный приговор не повлияли[?]

Почему же именно славистика рассматривается администрацией университетов (автономных во многих федеральных землях, как, например, в Северном Рейне-Вестфалии) как слабое звено? Что подрывает её внутренний, академический статус? Научная несостоятельность немецко-австрийской славистики? Кощунственный вопрос, достаточно вспомнить такие имена, как М. Фасмер, А.В. Исаченко, Л. Мюллер[?]

Отсутствие интереса у студентов? Аккуратная немецкая статистика указывает как раз на противоположную тенденцию: русский и русистику в Германии хотят изучать не только немцы и представители многочисленной русской диаспоры, но и поляки, сербы, хорваты, итальянцы, американцы. При этом русская диаспора (включающая, по данным Союза немецких славистов, шесть миллионов человек) всё активнее стремится к сохранению и изучению родного языка. Открываются русские детские сады, школы, русский как третий иностранный изучают в выпускных классах гимназии, а отделения русистики и славистики всё больше заполняются именно вторым поколением диаспоры.

Исключённость русского языка из политической, экономической, культурной жизни Германии? Во всех этих сферах русский был и остаётся востребованным. Он - lingua franca не только славистического сообщества, но и этнически неоднородной диаспоры из бывшего СССР.

В чём же тогда неубедительность русистики в глазах немецкой высшей школы? Что столь невыгодно отличает её от других направлений иностранной филологии в Германии: романистики, англистики, скандинавистики, синологии, в конце концов? Дело в том, что академическая и культурная престижность языка и соответствующей филологической области формируются не только на основе политико-идеологических доминант, но и (в определённой степени) сознательно конструируются научным и культурным сообществом. Даже оставив за скобками "значимое отсутствие" действующей языковой политики в России и за рубежом, мы обнаружим обширные лакуны, которые не позволяют русистике занять равную позицию в ряду других филологических дисциплин.

Здесь в первую очередь следует обратить внимание на тот удручающий факт, что в России за двадцать лет постсоветского развития не сложились структуры внебюджетного финансирования высшей школы, а действующие вне общей структуры единичные разрозненные фонды не в состоянии направлять развитие образовательной политики. Кроме фонда "Русский мир" мы вряд ли сумеем назвать хотя бы ещё два-три российских научно-благотворительных учреждения. Последствия этого факта печальны не только потому, что студенты-русисты, преподаватели и русские исследовательские проекты в Европе не поддерживаются страной, язык которой является предметом их профессиональных интересов. В конце концов существуют немецкие научные общества, поддерживающие "непрофильную" в Германии русскую филологию. Печальнее то, что отсутствие внимания со стороны России невыгодно отличает русистику от других языковедческих дисциплин и в конечном итоге неизбежно компрометирует её в академической среде, препятствуя её упрочению и развитию в Европе.

Не менее заметная лакуна обнаруживается и в сфере международного академического обмена: немецкие студенты отправляются на долгожданную практику в страну изучаемого языка за свой счёт или за счёт Германии. Участие российской стороны в программах обмена, как правило, непропорционально скромное. При изучении других европейских языков такая ситуация немыслима, и, конечно же, эта характерная "деталь" также не может не учитываться при сопоставлении академического потенциала преподаваемых языков. Усугубляется проблема и содержательным отличием российских учебных планов от европейских, которое не сглаживается даже их формальной соотносимостью, установленной в ходе Болонского процесса.

Так что сохранение мощи и величия русского языка в академическом контексте Европы связано не в последнюю очередь и с тем, сумеет ли российская образовательная политика откликнуться на новые вызовы и помочь русскому языку сменить экзотический статус немощного исполина на более адекватный статус одного из ведущих мировых языков, который опирается на мощную культурную и историческую традицию.

Владислава ЖДАНОВА, и.о. завкафедрой славянской филологии Боннского университета

Обсудить на форуме