ПЯТИКНИЖИЕ
Шарлотта Бронте.
Повести Ангрии. - М.: Астрель, 2012. - 476 с. - 3000 экз.
В 1836 году двадцатилетняя Шарлотта была учительницей в пансионе Роухед: к этой работе её обязывала забота о младших сёстрах. До написания знаменитого романа "Джен Эйр" оставалось десять лет, и безвестная молодая девушка, ещё совсем не писательница, чувствовала себя страшно одинокой среди своих не блещущих умом учениц, вдали от любимых, всё понимающих родных. Тогда и была написана боґльшая часть повестей о стране Ангрии, придуманной детьми Бронте и очень похожей на родной Йоркшир. Это ученические повести, ещё довольно вязкие и с неразвитым сюжетом, однако по ним очень хорошо видно, как учится создавать запоминающиеся образы будущий мастер. Быт и тонкости психологических отношений ангрийцев - это и зарисовки с натуры, что делала умная, наблюдательная дочь сельского священника, и её романтические фантазии (в ту пору Шарлотта с особенным увлечением читала Байрона). В книгу также вошли отрывки из роухедского дневника Шарлотты Бронте, из которых видно, с какой лёгкостью она перешагивала грань между вымыслом и реальностью.
Геннадий Хомутов.
Голодное эхо. - Калуга: Золотая аллея, 2012. - 112 с. - 500 экз.
Поэт из Оренбуржья Геннадий Хомутов умеет делать то, что очень трудно: не только описывать повседневность - но создавать её яркие, конкретные, врезающиеся в память и полные смысла образы. О послевоенном детстве, о том, как пошёл в школу в 1945-м поэт рассказывает так вдохновенно и значительно, что читатель оказывается вместе с ним в нетопленом деревенском классе и пишет самодельными чернилами в томах великих русских писателей, принесённых вместо тетрадок[?] Хомутов - знаток и наблюдатель, который очень любит землю; в стихах его грачи, муравейники и сурепка не как на беспристрастной фотографии, а как на пристрастной картине, ибо "Цветы называть ботанику / Не доверяй, поэт". Хомутов - поэт земной, но он живёт "на первом этаже неба" - это оттуда, из неба, такой берущий за душу полёт. А ещё он лишённый эгоцентризма учитель для многих молодых поэтов, и часть сборника составляют доброжелательные и умные рецензии на книги других авторов, в которых Хомутов всегда умеет разглядеть и поддержать индивидуальность.
Юрий Карякин.
Не опоздать!: Беседы. Интервью. Публицистика разных лет. - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2012. - 464 с. - 1500 экз.
Эта книга - посмертная, как оказалось, - готовилась ещё при жизни автора. Она стала своеобразным памятником, собрав прежде не опубликованные воспоминания, основополагающие интервью, страстные и глубокие литературоведческие высказывания о Пушкине и Достоевском, о Высоцком. Во многом эта книга - оправдание и объяснение поколения шестидесятников, пострадавшего от иллюзий, но имевшего идеалы. Страстность свойственна и публицистическим выступлениям Юрия Фёдоровича - когда он отстаивал свои убеждения и когда после трудных раздумий их пересматривал. Его принцип, сформулированный Достоевским, таков: "Надо беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения?" Этот основной вопрос Карякина не отпускает; с горечью он говорит о том, как в первую половину жизни много знал, но понимал мало, а во вторую что-то начал понимать, а память уже подводит[?] Но жизнелюбие, совестливость, вдумчивость его никогда не подводили.
Михаил Черейский.
Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка. - М.: CORPUS, 2012. - 208 с. - 3000 экз.
Хотя Михаил Черейский и называет свою семью "необразцовой", в действительности он описывает на редкость счастливое детство, которому были максимально доступны не столь уж великие блага советского времени. Воспитываясь в семье беспартийной и весьма небедной, живя в дисциплинированном военном городке на границе с Китаем, а потом в самом центре "культурной столицы", в нескольких минутах ходьбы от Эрмитажа, Черейский постигал жизнь советского школьника с самых симпатичных её сторон. На этом фоне сетования его, активиста-отличника, на пионерскую форму и как бы подразумеваемую национальную дискриминацию кажутся преувеличенными. Достоинство мемуаров Черейского в том, что они написаны хорошим языком, легко читаются, забавны, подробны и не лишены наблюдательности. Из них можно почерпнуть интересные сведения и об официозе советско-китайской дружбы, и об увлечениях подростков 50-60-х годов.
Фёдор Конюхов.
Как я стал путешественником . - М.: Фома, 2012. - 24 с. - 6500 экз.
Таких людей, как Фёдор Конюхов, частенько выдумывают авторы приключенческих книг: он и "пятнадцатилетний капитан", в одиночку пересекший на вёсельной лодке Азовское море, и опытный пятидесятилетний мореплаватель, за рекордные 46 суток переплывший Атлантический океан, оставив далеко позади молодого французского чемпиона. Человек, покоривший все мыслимые географические полюса и не понаслышке знакомый с морскими пиратами. А ещё - писатель, художник, священник. О таких сверхэнергичных людях мы читаем в захватывающих книжках, полагая иногда, что планета Земля уже вся изведана и необходимость в героях отпала. Но тут он рассказывает о себе сам: безыскусно, всего на двадцати страничках. Как я стал путешественником? Просто "с самого детства я твёрдо знал, что обязательно им стану". Он шёл к этому сознательно, испытывая и тренируя волю. И в наше время, наверное, найдутся мальчишки, которые, прочитав этот простой, но почти невероятный рассказ, почувствуют, какой большой и удивительный мир открывается им.
Татьяна ШАБАЕВА