Александр Корольков. Драма русского просвещения. - СПб.: Алетея, 2012. – 332 с. – 1000 экз.

Александр Аркадьевич Корольков, академик Российской академии образования, много лет занимается проблемами русскости нашей культуры, уделяя особое внимание русской философии. Слово "русскость", замечает автор на первой странице книги, воспринимается как неологизм, но появился он вовремя, когда качество, обозначаемое этим словом, стало таять, испаряться. Учёный на многих примерах показывает опасность растворения понятия «русский» в понятии «российский». Попутно автор замечает, что нечто подобное занимало умы философов Германии – ещё два века назад Фихте писал о «немецкости» культуры своей страны.

Александр Корольков анализирует важное отличие русской философии и культуры в целом от западноевропейской, базирующейся на последовательном рационализме. «Русская философия, пишет он, – это поэзия мысли, реализованная в соединении глубины смысла и совершенства формы, это чувственно-просветлённая стихия мысли и стихи мыслей. Отсюда, в частности, такое удивительное явление, как тождество философа и писателя». В этом контексте учёный приводит имена Достоевского, Толстого, Хомякова, Константина Леонтьева, но в книге ими не ограничивается. В главе о великом нашем композиторе Георгии Свиридове, о его литературном наследии, Александр Корольков говорит, что оно продолжает тот особый род русской литературы и философии, который хорошо известен «Дневником писателя» Ф.М. Достоевского, «Окаянными днями» И.А. Бунина, «Нашими задачами» И.А. Ильина.

Разумеется, невозможно охватить весь материал книги, ограничимся тремя разнородными фигурами – Ивана Ильина, Андрея Платонова и Георгия Свиридова. «Для меня Ильин, – говорит автор, – самый цельный русский философ, может быть, олицетворение русскости в философии. Он как никто другой глубоко проник в тайну русского сердца. Ильин, по-моему, понял, что такое русская идея. Он писал, что остаться перед ликом Божиим народу самим собой, это и есть русская идея, не побираться у чужих окон, не смотреть, как там у них, за забором. Хранить свою культуру».

Из писателей особое внимание автор уделяет Андрею Платонову. «Проза Андрея Платонова, – считает он, – это образная философия парадоксальности русской жизни, трагизма исковерканных идеалов[?] Андрей Платонов – самый парадоксальный писатель современности: сколько бы ни упражнялись модернисты в вымученной оригинальности идей, событий, образов, ничего подобного парадоксальности Платонова им не удалось добиться. Александр Корольков решительно не согласен с теми, кто находит какое-то сходство творчества Платонова с авангардистским искусством живописца Филонова, а также французских писателей А. Камю, Ф. Саган или Ж.П. Сартра.

В главе о великом композиторе автор пишет: «Свиридов был русским интеллигентом, а не российским, он чётко и чутко чувствовал, что подлинное в культуре всегда национально, будь то хоровая народная музыка, сочинение профессионала-композитора, литература или живопись. Модернизм, антитрадиция, презрение к преемственности в культуре для Свиридова – синонимы разложения, агрессивной наглости, бездушия и бездуховности».

Александр Корольков приводит гневные слова Свиридова о псевдоинтеллигенции, он ещё за четверть века до «капитализации» нашей страны писал о лавочном, коммерческом духе господствующих веяний в музыке, поэзии, но считал при этом, что «дело не в коммерции, а во власти над душами людей, над миром». Эта псевдоинтеллигенция должна быть довольна итогами ХХ века, который, как с горечью замечает автор, «прошёл под знаком попыток отказаться от национального своеобразия. Значительная часть человечества была под гипнозом идей интернационализма, верила, что наступит всеобщее братство, когда различия между нациями сотрутся, исчезнут. А в конце ХХ века расцвёл новый соблазн – глобализм, который затронул не только материальную сферу жизни людей (где он отчасти мотивирован, оправдан), но и сферу культуры. Под угрозой оказались национальные культуры».

Но самое интересное в этом разделе книги – это, как представляется, анализ суждений А.С. Пушкина по данной проблеме. Александр Корольков приводит редко публикуемую оценку Радищева, данную великим поэтом: «Он есть истинный представитель полупросвещения… Радищев думал подражать Вольтеру, потому что он вечно кому-нибудь да подражал. «Путешествие в Москву…» очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге… Самое пространное из его сочинений есть философическое рассуждение «О Человеке, о его смертности и бессмертии». Умствования его пошлы и не оживлены слогом».

«Пушкин психологически тонко подметил, – пишет Александр Корольков, – появление молодёжи, готовой отвергать всё традиционное, отеческое, родное «по тому самому чувству, которое заставило (Радищева) бранить Ломоносова: из отвращения от общепринятых мнений», ибо «соблазнительны для развивающихся умов мысли и правила новые, отвергаемые законом и преданиями».

Завершает главу автор мудрым и язвительным советом: «Всем правителям России, экономящим на образовании, культуре, следовало бы иметь перед глазами в собственном кабинете предостережение А.С. Пушкина: «Одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия».