Как критик Лев Субоцкий умел лишь обличать. Анализировать тексты ему было не по силам. Другое дело - бороться с классовыми врагами. Но, как говорили, он обладал даром организатора. Не зря его одно время бросали на самые сложные участки партийного строительства.

Лев Матвеевич Субоцкий родился 27 января (по новому стилю 8 февраля) 1900 года в Рязани. 10 октября 1944 года он в автобиографии, предназначенной для отдела кадров Союза писателей, рассказывал: "Родители – владельцы аптеки (отец умер в 1924 г., мать – в 1927 г.). До 1918 года учился. К февральской революции был гимназистом 7-го класса с определённо-народническими настроениями. Весну и лето 1917 г. в г. Сызрани сотрудничал в газетах Сызранского Совета Р. и К.Д., где печатал стихи, рассказы, репортёрские заметки. Политическое сознание определили встречи с несколькими большевиками, работавшими в г. Сызрани, и напряжённое чтение. С момента Октябрьской революции работал в советской печати, заведовал редакционно-издательским отделом уездного Комиссариата народного просвещения. Весной 1918 г., по окончании гимназии, уехал в Москву учиться. Поступил на работу в культ.-просвет. отдел Московско-Окского областного комитета Союза рабочих водного транспорта, сотрудничал в газете «Окарь". В августе 1918 г. был принят сочувствующим РКП(б) фракцией РКП(б) Областного Комитета (в партию был принят в июле 1919 г. Сызранским укомом РКП(б). В декабре 1918 г. по профсоюзной мобилизации поступил в Р.К.К.А. (44-й рабочий московский полк). В армии был красноармейцем, секретарём, а затем помощником военкома батальона, комиссаром кавдивизиона. В 1920 г. Сызранским укомом РКП(б) был направлен в Сызранское Политбюро Симбирского Губ.Ч.К., работал уполномоченным и врид. завполитбюро. Осенью 1920 г. на уездной конференции избран секретарём укома РКП(б)».

В 1921 году Субоцкий был избран делегатом X съезда РКП(б). Уже во время съезда стало известно, что недовольные политикой новой власти моряки Кронштадта подняли мятеж, получив поддержку у части населения. Партийная верхушка, испугавшись утраты своих позиций, решила бросить на подавление восстания лучшие кадры. В итоге Субоцкий прямо со съезда отправился вместе с другими делегатами усмирять взбунтовавшихся моряков. «Был, – писал он в своей автобиографии, – красноармейцем 501-го полка 56-й Московской дивизии, участвовал в штурме Кронштадта и уличных боях. Награждён орденом Красного Знамени».

После подавления Кронштадтского восстания Субоцкий был направлен в Симбирск. Там он возглавил губернскую газету и губполитпросвет. Но уже через год по распоряжению УК РКП(б) его вернули в армию и назначили редактором газеты Московского военного округа «Красный воин».

Позже партия решила, что небольшой чекистский опыт Субоцкого более важен, нежели его журналистские способности, и осенью 1922 года он был направлен в Самару в качестве члена коллегии Военного трибунала Приволжского военного округа. А уже из трибунала Субоцкий в конце 1923 года попал в Военную прокуратуру. Сначала он стал заместителем военного прокурора округа, потом пошёл на повышение и к 1937 году дослужился до должности помощника Прокурора СССР и помощника Главного военного прокурора Красной армии – начальника отдела Главной военной прокуратуры.

Параллельно с чекистско-прокурорской деятельно­стью Субоцкий занимался также литературной критикой. Как публицист он особо не блистал, но какой-то организаторский дар у него определённо имелся. Неслучайно в 1931 году его ввели в руководство ЛОКАФа.

Однако ЛОКАФ, как и большинство других писательских сообществ, быстро погряз в сварах. Почти все лидеры литературных группировок боролись за место под солнцем и меньше всего думали о самой литературе. «Такое убожество, – заявил о всех этих выскочках в письме Валерии Герасимовой Борис Левин. – Это просто смешно – вот урожай ничтожных и бездарных руководителей из бывшего РАПП. Мы многое с вами видели, помните, последнее время, даже говорили о том, что хорошо бы, если ЦК их разгонит». Неслучайно в писательских кругах участились споры о том, что лучше быть индивидуалистами, примкнуть к какой-нибудь группировке или создать единый союз. На этой волне руководство ЦК выступило за создание общеписательского колхоза, то бишь Союза писателей. Оставалось найти сильных орговиков. И тут весьма кстати подвернулся Субоцкий.

Бывший сотрудник ЦК ВКП(б) Валерий Кирпотин уже на склоне лет вспоминал: «Лев Субоцкий писал критические и критико-агитационные статьи на литературные темы. Поэтому я пригласил Льва Субоцкого в Оргкомитет на должность организационного секретаря. Он был честолюбив и не хотел порывать совсем с прокуратурой, в которой работал долго и где имел два ромба, то есть генеральский чин. С другой стороны, ему не хотелось после закрытия ЛОКАФа порывать с литературной организацией. Он пошёл на предложенную ему работу в Оргкомитете по совместительству, как я в своё время в ЛИЯ ЛОКА. В качестве оргсекретаря он и присутствовал на вечере у Горького (20 октября 1932 года. – В.О. ) Моё предложение ввести его в Оргкомитет на равных со всеми полноправными членами имело определённый смысл. Это предложение должно было ослабить впечатление от возвращения напостовцев в руководящий центр литературной жизни. Это поняли все присутствующие. Понял и Сталин. Он стал поочерёдно опрашивать присутствующих писателей. Начал с Горького: «Алексей Максимович, ваше отношение к предложению товарища Кирпотина?» Тот ответил неопределённым междометием и неопределённым пожатием плеч. Все остальные, кроме Авербаха и Киршона, дали утвердительный ответ. В начале ноября членство Субоцкого, а также Авербаха, Ермилова, Киршона было оформлено на заседании Президиума Оргкомитета» (В. Кирпотин. Ровесник железного века. – М., 2006).

Надо сказать, что к новому поручению назначенец отнёсся не столько как литературный критик, который по идее должен был уметь самостоятельно мыслить, а как прокурор, призванный бороться за укрепление партийной дисциплины. Поэтому главным для него стало прописать в уставе нормы, не допускавшие никакого проявления инакомыслия. Под флагом искоренения групповщины он протащил в устав положения о партийном диктате.

В 1935 году Субоцкий, оставаясь работать в органах военной прокуратуры, одновременно возглавил отдел литературы и искусства в газете «Правда». Но уже через несколько месяцев его повысили и назначили редактором «Литературной газеты». Похоже, свою главную задачу он увидел в том, чтобы искоренить в литературе любое проявление формализма. Неслучайно критик, используя своё влияние в Союзе писателей и «Литгазете», стал одним из зачинщиков масштабной дискуссии о формализме. Так, собрав 8 марта 1936 года в Союзе писателей бюро критиков, он потребовал от рассуждений теоретического плана перейти к поиску и разоблачению непосредственных носителей опасного, по его мнению, литературного метода. С его подачи врагами были объявлены поэты Семён Кирсанов, Борис Пастернак и Дмитрий Петров­ский. Обличения продолжились через три недели, 26 марта на общемосковском писательском собрании. Субоцкий негодовал, почему в ходе дискуссий решились отмолчаться Леонид Леонов, Александр Афиногенов, Валентин Катаев. «Молчит, – возмущался он, – и ряд критиков. Можно и их назвать. В частности, критики, которые привыкли высказываться очень оперативно – Лежнев, Гоффеншефер, Лифшиц. Всех их не слышно. Отчего это происходит? Когда же кончится эта застенчивость?»

По сути, Субоцкий призывал к новым погромам в литературе. Но, обрушив удар на одну литературную группу, влиятельный редактор всячески выгораживал лидеров другой группы. И это тоже не осталось незамеченным. «Литературная газета» не только не вела работы по разоблачению троцкистов и зиновьевцев в литературе, – докладывали 29 августа 1936 года секретарям ЦК ВКП(б) заместитель завотделом кульпросветработы ЦК А. Ангаров и завсектором литературы ЦК В. Кирпотин, – но уже в дни процесса (над троцкистско-зиновьевским центром. – В.О. ) выходила с совершенно академическими статьями и напечатала хвалебную рецензию о книжке арестованного троцкиста Агола. Редактор газеты Субоцкий, который в то же время является военным прокурором, жалуется, что у него нет работников и помощи».

Новый скандал вспыхнул в марте 1937 года. Комсомольский поэт Александр Безыменский в письме в партгруппу Союза писателей обвинил Субоцкого в покровительстве Елены Усиевич, которая рискнула выступить в защиту опального Павла Васильева. Второй человек в Союзе писателей В. Ставский попробовал эту историю замять. Но это у него не получилось.

Поняв, что его стали обкладывать со всех сторон, Субоцкий начал лавировать между различными группировками. Но эта тактика ему не помогла. Его арестовали 26 сентября 1937 года.

Кстати, до сих пор доподлинно не известно, за что именно он пострадал. То ли как редактор «Литгазеты», то ли как начальник 4-го отдела Главной военной прокуратуры по войскам НКВД и погранохраны. Удалось лишь выяснить, что в лагерь его направили почему-то лишь в 1939 году. Однако затем дело критика и прокурора неожиданно прекратили. Субоцкого освободили и в начале 1940 года вернули в Москву.

Субоцкий потом подчеркнул в своей автобиографии: «В 1939 г. дело в отношении меня полностью прекращено, без каких-либо взысканий по партийной или советской линии». А вот родному брату критика – Михаилу, возглавлявшему политотдел бригады крейсеров на Черномор­ском флоте, не повезло: его расстреляли в 1938 году.

После возвращения в Москву Субоцкий стал заместителем редактора сначала журнала «Красная новь», а потом «Нового мира».

Когда началась война, Субоцкий был призван в армию. Он вспоминал: «С июля 1941 г. по май 1944 г. был снова в рядах Красной армии. На Южном, Северо-Кавказском, Юго-Западном и Ленинградском фронтах был заместителем Военного прокурора этих фронтов. Неоднократно принимал непосредственное участие в боях. Награждён двумя орденами Красной Звезды. В мае 1944 г. демобилизован из Красной армии по болезни и инвалидности».

Когда война закончилась, Константин Симонов помог Субоцкому занять место рабочего секретаря Союза советских писателей. Ему в обязанности, в частности, вменили подготовку представлений от имени писательского сообщества на соискателей Сталинских премий. Одновременно критика избрали секретарём парторганизации Союза писателей.

Как критик Субоцкий тогда отличился тем, что выдвинул теорию о наличии в советской литературе «квасного патриотизма». Он, в частности, обрушился на Александра Твардовского и Анатолия Калинина. Его не устроило то, что новое поколение писателей обратилось к поискам корней и заговорило о любви к малой родине. Но поскольку прямо обвинить нелюбимых литераторов в абсолютной безыдейности было сложно, критик напускал тумана, упрекая своих оппонентов в отсутствии эстетического вкуса. Но чув­ство слова отсутствовало и у многих представителей из другого лагеря. Однако тут Субоцкий молчал. Своих он не трогал.

Как потом оказалось, рассуждения о «квасном патриотизме» были всего лишь прикрытием. В реальности Субоцкий с группой соратников готовил в Союзе писателей смену власти. Заручившись поддержкой одного из руководителей агитпропа Дмитрия Шепилова, группа критиков, в которую помимо Субоцкого входили также другие литераторы, лелеяла мечту избавиться от Фадеева и поставить во главе Союза Симонова.

Игра в одни ворота продолжалась года два. Естественно, другая группировка была недовольна сложившейся ситуацией и искала выходы на Кремль. В ответ на огульную критику «квасного патриотизма» она затеяла дискуссию о низкопоклонстве перед Западом. И в какой-то момент баланс сил вроде бы восстановился. Во всяком случае, 14 апреля 1948 года Субоцкого из рабочих секретарей Союза писателей убрали. Сделано это было руками Б. Горбатова, В. Катаева и М. Шагинян (подтверждение тому – материалы апрельских заседаний президиума Союза советских писателей). Вместо Субоцкого ключевую должность в аппарате СП занял Анатолий Софронов.

В лагере Симонова вынужденные перемены поначалу восприняли всего лишь как тактическую уступку охранителям. Главная битва была впереди. Критик со своими соратниками рассчитывал на то, что в новом противостоянии с «квасными патриотами» будет поддержан как минимум Шепилов. Но он просчитался. Подковёрная борьба между сторонниками Симонова и Фадеева стала сильно утомлять новых партийных идеологов. В январе 1949 года секретарь ЦК Г. Попов на приёме у Сталина предложил положить всем этим играм конец. Вождь согласился, после чего тут же завилял Шепилов, срочно занявшийся подсчётом лиц еврейской национальности в творческих союзах. Подсчёты руководителя Агитпропа в итоге спровоцировали передовицу в «Правде» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». А дальше начались поиски и разоблачения космополитов.

Симонов, увидя такой поворот дела, моментально от бывших соратников открестился. Более того, он публично осудил этих критиков.

До Субоцкого добрались уже весной 1949 года. 16 марта в Союзе писателей состоялось партийное собрание. Критика обвинили в двурушничестве и исключили из партии. Субоцкий к такому решению оказался не готов. Данин вспоминал, как критик стал в ответ всем грозить. «Я заявляю! – обвёл он нас всех зачёркивающим жестом маленькой волевой руки. – И прошу занести это в протокол! Трибуналы революции[?] Трибуналы войны… Я отправил на расстрел больше нечисти, чем сидит вас сейчас в этом зале! Понятно!» (Д. Данин. Бремя союза. – М., 1996).

Историк литературы Наталья Громова в 2007 году рассказывала: «Субоцкому удалось выйти на свободу после ареста в 1937 году, в 1939-м его дело за недоказанностью вины было прекращено. О нём вспоминали, что он ходил всегда в военном френче, был прямолинеен, но честен. Очень любил Фадеева. Говорили, что он пытался покончить собой, стрелял в висок, но чудом остался жив. 16 февраля 1949 года в «ЛГ» о Субоцком была напечатана разоблачительная статья Зиновия Паперного, где Субоцкого снова и снова обвиняли в страшных «космополитических» злодеяниях. Однако в результате Паперный пострадал сам. Его уличили в том, что под видом разоблачения космополитов Паперный пытался скрыться от праведного суда. Автор статьи впал в тяжкую депрессию и все мрачные времена пересидел в психиатрической больнице. Мария Иосифовна Белкина вспоминала, что столкнулась с Субоцким несколько лет спустя, после того злополучного собрания, и ей даже показалось, что тот посмотрел на неё с неким злорадством. Тарасенков уже был снят из «Нового мира», и с сердцем у него было всё хуже. Встреча произошла за несколько месяцев до кончины Тарасенкова, все уже знали, что он приговорён. Она, правда, думала, что ей могло просто показаться, ведь её мучило чувство вины перед каждым, кого задели те выступления. Тогда она решила спросить уже больного Тарасенкова про снятие Субоцкого. Это был последний и очень трудный разговор. Последний, потому что Тарасенков был уже настолько болен, что любые выяснения отношений подводили его всё ближе к развязке. Мария Иосифовна это хорошо понимала и старалась себя держать в руках. Она только мимоходом спросила, зачем ему надо было идти на собрание, снимать Субоцкого, если он мог всегда сослаться на болезнь. Он устало ответил: «Это было поручение парткома, я не мог отказаться... И потом ведь, между прочим, всё было дело случая, и я так легко мог оказаться на его месте, а он был на моём, и он поступил бы точно так же!.. Судя по дневникам Вишневского, били на том партийном собрании жестоко, и не только Субоцкого. Сначала было дело А. Крона (кстати, близкого приятеля Вишневского), после самокритики его оставили в рядах партии, только вкатили выговор. Затем исключили из партии Бровмана, который работал в Литинституте и был очень любим студентами. «Л. Субоцкий – читал написанную речь, – пишет Вишневский. – Всё отрицает упрямо, вопреки фактам... упрямится, хотя был центром критической «группы» Левин, Данин, Резник, Трегуб и т.д.» (Н. Громова. Распад. – М., 2007).

Позже Субоцкого всё-таки пожалели и в партии оставили. Уже в 1951 году ему объявили всего лишь партийное взыскание за «космополитические ошибки». Но к активной литературно-критической деятельности он больше не вернулся.

Умер Субоцкий 11 октября 1959 года в Москве. Похоронили его со всеми почестями на правительственном Новодевичьем кладбище.

ОТ РЕДАКЦИИ

Фотографии Льва Субоцкого нет в нашей юбилейной книге «Три века «Литературной газеты» – найти её тогда не представлялось возможным. Но недавно мы снимок обнаружили.