Фигль-Мигль. Волки и медведи: Роман. - СПб.: Лимбус Пресс, ООО "Издательство К. Тублина", 2013. – 496 с. – 3000 экз.

Саморазоблачение произошло в питерской «Астории», где его назвали лауреатом премии «Национальный бестселлер». Нашла-таки своего героя награда, ведь ещё в 2011-м Фиглю прочили победу, но тогда всех конкурентов растолкал вездесущий Дмитрий Быков со своим «Остромовым». В нынешнем сезоне фаворитом считался Максим Кантор, но жюри, видимо, решило, что таким тяжеловесам в бестселлерах ходить не к лицу – пусть дождётся своей «Большой книги».

Кого только не назначали в фигли-мигли! Звучали самые разные версии, а оказалась им некая Екатерина Чеботарёва из Северной столицы. Раскрыла инкогнито, а чего ради? Вот талантливый Дмитрий Бакин, автор «Страны происхождения», не захотел светиться – так его никто и не увидел. Или тот же Пелевин. А Фигль-Мигль не очень-то и долго держал читателей в неведении. Неужели продажи пошли на спад и надо вновь чем-то привлечь покупателей? В общем, ничего, кроме раздражения, этот плохо срежиссированный «культ» не вызывает.

Пока критики гадали, кто скрывается за псевдонимом, загадочный автор работал не покладая пера: друг за другом вышли романы «Щастье» и «Ты так любишь эти фильмы», а недавно и новое «щастье» привалило – «Волки и медведи», продолжение дебютной книги.

Часто автор с эпитетом «культовый» оказывается «калифом на час». Тут же напрашивается вопрос: будет ли роман вообще прочитан? Не в тусовке, а неискушённым читателем. Банкир и фермер, рабочий и учитель, домохозяйка и продавщица – купят ли они эту книгу? Если продолжится активная кампания по раскрутке автора, то да, тираж раскупят, возможно, допечатают, но что потом? Нет, не забвение, но угасание – не таланта, но известности. Ведь если говорить без обиняков, ничего выдающегося в тексте женщины в тёмных очках нет. Беззубая, местами вопиюще схематичная антиутопия с зачатками сатиры. Грамотный текст. Даром, что автор – филолог. А вот с сюжетом – швах. «Волки и медведи» ближе к подземной саге Глуховского, чем к гениальным прозрениям Замятина и Платонова. Перед нами не литература идей, а скорее, литературный кунштюк, виртуозная поделка в манере Славниковой или Толстой. Слишком «литературный» продукт, «для своих, для тех, кто в теме». Но по прочтении понимаешь: ни уму ни сердцу. То, что Россию ожидает распад на удельные княжества, возвращение к варварству и междоусобицам – это вряд ли кого поразит, подобным футурологическим пессимизмом Сорокин в «Дне опричника» и «Сахарном кремле» уже пытался заразить читателя. Поэтому нельзя не вспомнить фразу Льва Толстого, сказанную по поводу произведений Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно». Мир Фигля-Мигля не ужасает, потому что при всей своей мрачности не убедителен, героям не сопереживаешь, потому что они на самом деле только маски (недаром почти у всех клички вместо имён), высказывания их – сплошь трюизмы, выдаваемые за нечто глубокомысленное. Ко всему прочему в тексте превышена концентрация сарказма – авторское хмыканье в любых ситуациях в итоге просто надоедает.

Картина апокалиптического мира проста: Питер в роли города – метрополии с полунезависимыми провинциями – Автово, Финбан, Охта, – в которых бесчинствуют анархисты, киллеры, менты, контрабандисты, наркоторговцы и отмороженные литераторы. Вот и вся ойкумена. А за её пределами – варвары, волки да медведи. И вот Канцлер Охты, вознамерившийся объединить под своей властью разрозненные территории, превратить конгломерат квазигосударственных образований в империю, начинает претворять свои честолюбивые планы в жизнь, для чего нанимает экстрасенса Разноглазого (это и прозвище, и физическая особенность героя). Сюжет как старый автобус – много дыма, а перевезти героев из точки А в точку Б не может, буксует в каждой луже. Преследует Разноглазый призрака-маньяка Сахарка, отбивает жену у питерского сановника, торгуется с Канцлером Николаем Павловичем относительно вознаграждения, сидит в тюрьме, рефлектирует в квартире, дискутирует с филологом Фиговидцем, но кажется, будто ничего не происходит, так, какие-то возня и болтовня. Пока следишь за приключениями Разноглазого, за пререканиями его разномастных спутников, за интригами выродившейся элиты, ловишь себя на мысли: а дальше-то что, к чему ведёт автор?

Не стоит критикам заниматься подменой понятий и в скучном, пусть и мастеровитом, тексте беллетриста видеть интеллектуальную прозу. Вот и в интервью «Русскому Репортеру» Фигль назвала собственные романы лабораторной литературой, т.е. это нечто выведенное искусственно, текст из пробирки. Для самого автора литература – это игра ума, словесный конструктор, а не способ фиксации своего видения мира. Посему на роль совести нации он не претендует – впрочем, ведь и без него в махатмы всегда очередь.

Сколько ни говори «бестселлер», а любовь читательскую навязчивой рекламой или неуклюжими мистификациями не заслужить. Да и не солидно так раскручивать якобы серьёзную прозу, точно это попса в мягкой обложке. К тому же теперь за псевдонимом не скроешься – инкогнито ведь раскрыто.