В Доме И.С. Остроухова открылась выставка "Без голоса", посвящённая 75-летию Венедикта Ерофеева.
«Лишившись гортани, Ерофеев стал писателем в наиболее полном значении слова, - не мог говорить, только писать. Фрагментарные тексты, представленные в книге и на выставке, – из его «переговорных книжек» (хранящиеся в собрании Сергея Ниточкина. – А. Г .). Так он общался с друзьями, посетителями. Это не дневниковые записи – высказывания обращены к собеседнику. Реплик собеседника мы не видим и чаще всего не знаем, кто он», – предупреждают в помещённом на сайте Литературного музея анонсе автор проекта Михаил Алшибая и куратор выставки Наталья Реброва.
Между тем выставка «Без голоса» не поражает зрителя многомерностью своих инсталляций. Создатели решили ограничиться легендарным чемоданчиком, с которым лирический герой поэмы «Москва – Петушки» садился в электричку на Курском вокзале. Правда, и на конфеты «Василёк» не поскупились. И хотя «Москва – Петушки» создавалась задолго до постигшей писателя трагедии, стилизация части зала под вагон электрички с деревянными лавками или дерматиновыми сиденьями, где висела бы схемa Горьковского направления, а «этапы большого пути» (Павловский Посад, Орехово-Зуево и пр.) были выделены красным карандашом или жирным шрифтом, стала бы вполне уместной.
Впрочем, для тех, кто знал Ерофеева, неповторимый жизненный опыт, несравненное чувство юмора и искромётная эрудиция Венички были не менее притягательны, чем сказово-музыкальный ритм его прозы. «Когда нам стукнуло по 17, у нас в запасе уже было всё: от Гумилёва до Надежды Обуховой, от древнегреческой философии до Данте Алигьери». Под этой красноречивой записью и показать бы Веничку, книжника-полиглота, великолепно орудовавшего плоскогубцами и рашпилем подобно своему прославленному герою.
И всё же помещённая вначале громадина с лилипутами внизу – рисунок «Самая большая книга» Ильи Кабакова (иллюстрировавшего первое российское издание без купюр 1989 г.) оказывается как нельзя кстати. А висящие на стенах графические листы художников-нонконформистов из коллекции Михаила Алшибая как рупор усиливают смысл сказанного «без голоса» (при этом увеличенного во много раз). И это касается не только всевозможных упоминаний Танатоса (мысль о нём в последние годы не покидала неизлечимо больного писателя, чьё творчество и без того всегда было проникнуто «апокалиптическим пафосом»). Но и Эроса как символа продолжения жизни. При этом карнавальные женские образы («Обнажённая» В. Ситникова, «Женский профиль» И. Ворошилова или «Девушка в валенках» Э. Курочкина) впечатляют не меньше, чем изображения нагруженных скелетами тележек, чёрного цветка (В. Яковлев) или чёрного солнца (В. Ковенацкий).
Как пишет в своих воспоминаниях Ольга Седакова, Веня, «простившись, остался со своими знакомыми». Поэтому особенно отрадно, что на немногочисленных фото Ерофеев в поздний, несмотря ни на что, всё-таки счастливый период своей жизни показан прежде всего в кругу знакомых, любимых и друзей (вместе Георгием Владимовым, Натальей Шмельковой, Славой Леном). Правда, жаль, что среди них не оказалось ни ставшего его крёстным отцом бывшего сокурсника и давнего друга Владимира Сергеевича Муравьёва (автора предисловия к знаменитому прижизненному изданию), ни самоотверженно отбивавшей на пишущей машинке один из первых печатных экземпляров поэмы Риммы Владимировны Выговской (жены давнего друга и бывшего сокурсника Льва Андреевича Кобякова).
Тем не менее вместе с единичными прижизненными изданиями и они усиливают впечатление от встречи с человеком жизнерадостным, неизменно требовательным к себе и открытого людям.
Пётр КРАПОШИН, Александра ГОРДОН
Выставка продлится до 30 октября
Теги: Венедикт Ерофеев