Шесть лет издаётся в Финляндии альманах мировой русскоязычной диаспоры "Под небом единым", охватывая словом пишущих по-русски поэтов и прозаиков из 80 стран мира.
География впрямь богатая: от Австралии через весь мир - Бельгия, Болгария, Великобритания, Германия, Голландия, Греция, Грузия, Дания, Израиль, Иордания, Ирландия, Испания, Италия, Канада, Кипр, Молдавия, Новая Зеландия, США, Таиланд, Финляндия, Франция, Чехия, Швеция, Эстония...
С каждым новым номером журнала список стран увеличивается.
Изначально это был альманах, потом к нему добавились приложения в виде отдельных тематических изданий (авторских сборников или, например, недавно вышел сборник «Поэзия Женщин Мира»). Так альманах превратился в журнал.
Осенью 2013 года в Хельсинки состоялось торжественное вручение премии имени Владимира Набокова (Сирина) при поддержке культурных организаций России и Финляндии. Наш автор, поэт и прозаик Лариса Васильева была среди почётных гостей этого мероприятия.
Почему Набоков? Потому...
Писательница-эмигрантка Нина Берберова уверенно говорила, что в эмиграции среди русских поэтов и прозаиков ярче и сильнее других состоялся Владимир Набоков, а если так, то состоялась и вся русская литература в изгнании.
Однажды, в середине 80-х, замечательный писатель Владимир Солоухин сказал мне:
– Ты была в Лондоне корреспондентом «Литературки». Поди, есть у тебя «Лолита» Набокова. Леонов Леонид Максимович хочет почитать. Дай ему, он вернёт.
Я отвезла Леонову «Лолиту». Спустя некоторое время, он позвонил и пригласил к себе. Говорил, смущаясь, что не мог поверить разговорам, будто бы «Лолита» – порнографическое сочинение, и оказался прав. Какая же порнография, если в конце книги герой встречает выросшую, некрасивую, беременную от простого рабочего Лолиту и чувствует, что любовь его не только не прошла, но стала ещё сильнее. Леонид Максимович, сам великий стилист, сказал, что божественный стиль Набокова не изменяет ему, о чём бы ни писал. Поблагодарил меня за возможность прочитать книгу и улыбнулся:
– Теперь мне легче будет его защищать.
Это единственные леоновские слова, которые я могу процитировать точно.
В Хельсинки съехались русскопишущие авторы из разных мест. Интересной была петербургская группа: прозаики Георгий Попов и Сергей Арно, а также от Музея Набокова в Питере молодой научный сотрудник Данила Сергеев. Это он напомнил ответ Веры Набоковой, жены писателя, на вопрос, что она считает главным в его творчестве. Жена якобы ответила нечто, по-моему, неопределённое, расплывчатое. Думаю, её неверно поняли. Или же она не захотела открывать тайну, и без того открытую всем: главным двигателем творчества Набокова был ностальгический синдром – тоска по России. Он и жил-то в гостиницах, понимая, что на чужбине у него не может быть своего дома.
Особенно сила тоски по Родине выражается в его романе «Возвращение». И в стихах.
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывёт кровать;
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать[?]
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею –
вот-вот сейчас пальнёт в меня! –
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья
коснётся тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звёзды, ночь расстрела,
и весь в черёмухе овраг.
(«Расстрел»)
Все эти нежнейшие, не изувеченные патриотические чувства в первой четверти ХХI века с его технологическим прогрессом, способным изувечить их, сошлись нынешней осенью в Хельсинки на вручении премии имени великого эмигранта Набокова.
Кто же стоит за этим действом, кроме официальных организаций Финляндии и России, отчасти помогавших его проведению?
Ищите женщину! Елена Лапина-Балк. Русская. Поэт и прозаик. Создательница и главный редактор журнала «Под небом единым».
Сегодня в разных странах русскоговорящие и по-русски пишущие люди сбиваются в творческие стаи для встреч-общений, для публикаций своих произведений.
Разрозненные группы людей, объединённых русским языком, явно нуждаются в мягкой, ненавязчивой централизации. Они уже начали ссориться между собой, по образцу советских размежеваний в литературном процессе, исключительно потому, что мало и поверхностно знают друг о друге.
Журнал «Под небом единым», с его уникальным и многогранным опытом, мог бы стать таким центром, при непременном отсутствии сегодняшней политики и её конъюнктуры. А их в журнале и не наблюдается.
Возвращение в реку
Нынешняя эмиграция не та, что прежде. Трагически невозвратные пути были перед людьми литературы и искусства прошлой эпохи. Максим Горький и Алексей Толстой – положительные исключения, подтверждающие отрицательное правило – трагедию невозвращенства в СССР. Оба вернулись.
Анна Ахматова осталась на Родине, но путь её был сопряжён с многолетним кошмаром незаслуженного насильственного забвения при жизни.
Марина Цветаева вернулась на Родину и в итоге выбрала петлю вместо тяжкой жизни в СССР. Это громкие имена, а тихие, но тоже талантливые имели каждый свою судьбу с непременной трагедией.
Нынешняя эмиграция другая. Да и эмиграция ли она, если всегда можно приехать туда, откуда уехал? Поэтессы, живущие в замужестве повсюду на Земле, разве эмигрантки?
Поэт, живущий в Хельсинки, свои стихи книгами издающий в московском издательстве ««Кругъ», разве эмигрант?
Ещё не придумано для них определение. Этих людей, может, и не следует определять одним словом. Они – люди мира, пишущие по-русски.
Об одном из них хочу рассказать подробнее.
Роберт Винонен
1964 год. В комсомольской школе в Вишняках издательство «Молодая гвардия» устроило семинар молодых поэтов, чтобы с помощью мэтров советской поэзии отсеять неталантливые рукописи.
Я оказалась в семинаре Сергея Наровчатова. Быть оценённой им считалось равносильным попаданию в клетку к тигру. Разорвёт? А может, милостиво одобрит? Нас в семинаре было четверо. Каждому Сергей Сергеевич посвятил по нескольку часов и по четверти пухлой общей тетради с замечаниями.
Один из нас, Роберт Винонен, был родом из-под Ленинграда. Окончил Литературный институт и его аспирантуру. Позднее переехал в Хельсинки, наверное, почувствовав себя финном. Помню, тогда, в Вишняках, его зримо звучащие строчки «и как семья Лаокоона, увитый трубами оркестр» восхитили Наровчатова, предсказавшего Роберту прочный, серьёзный литературный успех, если он пройдёт испытание городом. Каждый из четверых запомнил эти слова, но вряд ли мы их поняли. Главное то, что их не просто понял, а увидел Винонен. Вместе с женой, грузинкой Лианой Элиава, он ныне живёт на три страны. Не имея в душе невозвратности эмигранта, Роберт свободен быть самим собой, насмешником и философом.
Отчего же время от времени он направляет свой несомненный поэтический дар на тему, казалось бы, не должную волновать его?
Звенели вешние ручьи,
Когда в сельце у горизонта
Финн уродился на Руси
И обрусел бесповоротно.
Оттуда всех смела, как сор,
Судьба и даже за бугор
Того забросила чухонца.
Забот не зная за бугром,
Он и во племени родном
Чужеязычным остаётся,
И никаких красот и льгот
Нет у него дороже речи.
Не гроб ли этакого от
Русскоязычия излечит?
Как это близко к ощущениям Набокова, хотя невозможно сравнить их возможности быть собою в не своём мире, в атмосфере окружающего языка, которого не впитал с молоком матери.
Нечасто бывая в Финляндии, я всегда встречаюсь с Робертом. Кажется, он ничуть не изменился с 1964 года, хотя вижу и седину, и морщины. Мы мало говорим. Молчание наше наполнено воспоминаниями о тех днях, когда мы оба по-разному, но понимали одно: предчувствие поэзии во всём, чем была окружавшая нас жизнь, несмотря на многие её несоответствия, неистребимо.
Листая журнал
Шестой номер журнала «Под небом единым» 2013 года. Шесть лет активной жизни. Есть смысл если не подвести итог, то хотя бы обобщить реально существующий опыт издания. Сойдясь вместе на страницах, живущие в разных странах и на разных континентах авторы разных национальностей, объединённые общим языком и в большинстве своём имеющие опыт жизни в России, мыслят и чувствуют похоже, хотя словно патина на драгоценном металле проступает у каждого другая жизнь, и ей явно чего-то не хватает. Чего? Родины в ежедневных ощущениях, словно кальция в костях. Это состояние отлично выразил в том же шестом номере журнала «Под небом единым» прозаик Валерий Попов, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга. Похоже, во все времена председатели чего бы то ни было нарабатывают себе способности к обобщениям:
«Язык имеет свойство постоянно изменяться: уходят слова, бывшие в обиходе десять–пятнадцать лет назад, на смену им появляются новые – язык живой организм. Находясь в России, мы не всегда замечаем эти изменения, но, читая произведения соотечественников, живущих за рубежом достаточно продолжительное время, часто удивляемся тому, что они сохранили уже забытые нами словосочетания, интонации языка и соединили их с чисто эмигрантским новоязом. Эффект порой получается самый удивительный. Судьбы наших зарубежных соотечественников сложились по-разному, но в душе каждого из них сохраняется внутренняя связь со своей страной, и быть прочитанными на Родине для них очень важно».
Последняя мысль о важности очень верна. Ещё вернее то, что не менее важна сегодня слиянность на плацдарме одного журнала писателей, живущих Там, с писателями, живущими Тут. Зачем? Чтобы единое небо над ними стало той обетованной Землёй, чья Небесная твердь всем необходима.
Назрела необходимость укрепления журнала, издающегося в Финляндии, то есть превращения его в полноценное издание, где наряду с поэзией и прозой были бы материалы о современных тенденциях общей русской литературы, о развитиях тем и жанров. Литературная критика, в современных условиях жизни почти потерявшая способности к объективному мышлению, входя в обновлённый мир журнала, получила бы новые повороты своей ныне печальной судьбы.
Как это сделать? Думаю, это знают и понимают люди из государственных структур, действующих в культурном пространстве России, Финляндии, и не только. Готова, и не я одна, поделиться с ними своими соображениями на эту актуальнейшую тему.
Победитель
Центром семинара, посвящённого русскому европейцу Владимиру Набокову, стала церемония награждения набоковской премией Игоря Белкина, поэта, живущего в Эстонии. Из резюме Белкина известно, что он ещё пишет и сказки для детей. В условиях нынешнего дня, когда дети, едва ли не с пелёнок, погружены в просторы интернета, писать для детей сказки, чтобы они ещё захотели их читать, – смелый поступок. Белкин, однако, пишет их, и читатели находятся.
Особенность его творчества в том, что, глядя на мир отнюдь не сквозь розовые очки, он умеет находить забавное во всех проявлениях жизни. Названия его поэтических книжек красноречивы: «Как странен мир, в котором мы живём» (2011), «Пишу письмо длиною в жизнь» (2013).
Полюбив стихи Белкина странною любовью-волнением, сродни чувству, какое бывает, если ощущаешь родную душу, хочу привести здесь одно, особенно взволновавшее меня.
Спросить бы кого, кто находится ближе к Пророку:
послушай, Незримое или Незрячее око
полно равнодушия к судьбам шести миллиардов,
жующих, живущих до лопнувших струн миокарда?
А кто мне ответит, все веруют нощно и дневно –
кто в разум космический, кто в колокольную гневность,
в Аллаха и Будду, и в магию чёрного слова,
и в слёзы икон с аскетическим ликом Христовым.
Искусственный слог на иврите, славянском, санскрите
уходит в эпоху со множеством узких калиток,
широких ворот к единенью Пророк не построил:
в Эдем, человече, ты сам прорубайся героем!
А я не герой!..
Колупаю куличик пасхальный,
пророк сам себе и духовная исповедальня,
и ближнего глажу рукою, политой слезами, –
он ближе, чем тот, кто физически неосязаем.
Это стихотворение подобно биноклю, в который смотришь, то увеличивая, то уменьшая нечто, о чём хочет поведать миру поэт, способный так видеть.
Мне хочется, чтобы стихи Игоря Белкина, победившие на семинаре памяти Владимира Набокова, стали известны более широкому российскому читателю. Белкин несёт людям свободу исповедального слова, а без неё нет поэта.
Итак – итог
Хотелось бы увидеть в журнале «Под небом единым» новые мемориальные материалы о людях и временах незабвенных.
Хотелось бы найти на его страницах никогда не публиковавшиеся стихи великих поэтов с достойными комментариями. Серебряный век – легенда, которую хочется прочитать по-новому, и это возможно сделать, если задаться целью усилить журнал, как я уже предлагала выше.
Теги: русская словесность