О промышленной политике у нас говорить не принято - ну вроде как о той самой верёвке в доме повешенного. Бестактно. А может – страшно, как заглянуть в бездну. Там  разруха. Горы ржавого железа, убитые дороги, брошенные цеха, чернеющие выбитыми окнами, уработанная, как старая кляча, советская инфраструктура... И сразу же хочется зажмуриться и отвернуться. И поговорить о привычном – о преодолении инфляции, повышении пенсии, о росте экономики в целом. А промышленная политика – ну её, жили без неё и проживём Бог даст.

Впрочем, после кризиса с испугу забормотали о новой индустриализации. Но потом страх прошёл, и всё осталось по-прежнему.То есть никак.

ПО СЦЕНАРИЮ  ТРЕТЬЕГО МИРА

Не надо только думать, что вся промышленность нынче в Китае, а приличные страны, как и приличные люди, давно живут в мире услуг, консалтинга, креатива. Промышленно развитые страны по-прежнему остаются промышленно развитыми, хотя и переносят своё производство туда, где зарплата ниже. Но это остаётся их производством. Наша же промышленность никуда не переехала: она просто сгинула. По масштабам деиндустриализации мы сильно превзошли западные стандарты.

Наша деиндустриализация происходит не по западному сценарию, а по типу страны третьего мира, которая, согласно прописям Мирового банка, внезапно открылась для стран, стоящих на более высокой ступени развития.

Наша деиндустриализация напоминает военные разрушения. Новосибирский экономист Григорий Ханин (когда-то в перестройку прославившийся статьёй "Лукавая цифра", где исследовал советскую экономику в натуральных показателях), используя всё те же натуральные показатели, подсчитал, что наш ВВП ещё не достиг уровня 1987 г. «За двадцать лет произошло беспрецедентное, большее, чем во время Великой Отечественной войны, сокращение основных фондов, т.е. материальной базы экономики. Часть этих фондов разрушена и растащена, сдана на металлолом, часть крайне изношена». Неслучайно многие дороги или урбанистические пейзажи напоминают военные фильмы, а возникшие тут и там очаги гламура и хайлайфа как были, так и остаются позолотой на помойке.

Мы не желаем замечать разрушения (причём не остановленного) обрабатывающей промышленности. Говоря попросту, мы бросили производить какие-то полезные вещи – технику, бытовые товары. Мы к этому уже привыкли. У нас в районе даже устраивают ярмарки российских товаров. Вроде как экзотика такая – российский товар. По выработке продукции обрабатывающей промышленности на душу населения наш разрыв с Америкой – в 11 раз, с лидирующими по этому показателю Сингапуром и Японией – в 16 раз. Обходят нас по душевой промышленной выработке не только Китай и Бразилия, но и, скажем, Греция, Таиланд или Уругвай.

Причём речь не идёт о чём-то особенном и высокотехнологичном, а о самом простом. Про высокотехнологические товары и речи нет. Мы производим медицинской аппаратуры на душу населения в 29 раз меньше, чем США, в 17 раз меньше, чем Германия. А лекарств, соответственно, в 66 и в 31 раз меньше.

Мы были народом учёных, инженеров, квалифицированных рабочих, а стали нацией торговцев и офисных сидельцев. Доля внутренней торговли в ВВП у нас выше многих стран.

Но теперь главный вопрос: а нужна ли нам развитая промышленность? На протяжении всех нулевых годов господствовало убеждение, что нечего заморачиваться с производством, не в совке живём за железным занавесом, а что надо – купим на глобальных рынках. Обменяем на сырьё.

КАК ГОСУДАРСТВО  БОГАТЕЕТ

Если мы как народ хотим не то чтобы даже разбогатеть, а просто для начала выбраться из нищеты, нам надо развивать обрабатывающую промышленность. Путь лежит не через «чёрный передел» – справедливое распределение природной ренты, в чём многие видят спасение. Я не против справедливости, но перераспределение ренты не сделает народ богатым. На всех не хватит!

Развивать (по существу – создавать) обрабатывающую промышленность надо потому, что на протяжении всей достоверной истории человечества богатство происходило именно из обрабатывающей промышленности и ни из чего иного. Богатели те народы, которые создавали из природного сырья продукты всё более и более высокого передела, т.е. уровня переработки. Изделие может стоить в сотни раз дороже сырья, которое на него затрачено. Это вековой опыт человечества. «Руки рабочих создают все богатства на свете», – пелось в советской песне, и именно так оно и есть.

Верно и обратное: никакой народ, не имеющий развитой, многоотраслевой, динамичной и изобретательной обрабатывающей промышленности, ни разу не разбогател, как бы щедро ни одарила его природа. Мало того! Самые успешные народы, вырвавшиеся вперёд на том или ином витке истории, как раз были обделены природными ресурсами.

Обрабатывающая промышленность обладает ещё одним чудесным свойством. Это – деятельность с возрастающей отдачей: при росте производства стоимость единицы продукции падает, даже если технология остаётся прежней. Эффект масштаба здесь играет на руку. Сельское хозяйство и добывающая промышленность – это деятельность с убывающей отдачей. При увеличении производства следующие единицы продукции требуют всё больше труда и капитала. Это понятно: ископаемые всё глубже и дальше, поля всё хуже, так как лучшие уже использованы.

В странах развитой обрабатывающей промышленности и крестьяне, и учителя, и парикмахеры относительно богаты, но там, где её нет, все они влачат жалкое существование. В чисто крестьянских странах крестьяне никогда не бывают богаты. Богаты они там, где имеется высокоразвитая промышленность.

Не имея своей высокоразвитой промышленности, мы являемся донорами, данниками Запада. Образованные люди уезжают, потому как наука и образование нужны для одной цели – для промышленности. Мы теряем самое ценное – человеческий капитал.

Собственно, тут нет ничего нового и необычного. На протяжении веков промышленность считалась золотым дном, а индустриализация – единственной дорогой к успеху страны. Примерно с конца XV века и до окончания Второй мировой войны в умах громадного большинства экономистов и государственных деятелей царил настоящий культ обрабатывающей промышленности, в полной мере усвоенный пришедшими к власти большевиками. Обсуждалась не польза индустрии, а как лучше её развивать.

«МЫ ОТСТАЛИ НАВСЕГДА»

Это утверждение было пущено в оборот перестроечной прессой и повторялось с мазохистским восторгом. Сначала это относилось к некоторым отраслям, а потом – от частого повторения – как-то превратилось в универсальную истину.

На самом деле ничего вечного в истории нет, и лидеры могут скатываться в аутсайдеры и наоборот. Едучи сегодня со скоростью под 300 км в час на поезде по Южной Корее и наблюдая по сторонам дороги какой-то нереально опрятный индустриальный пейзаж, мне было трудно поверить, что эта страна в 1950 году была беднее Танзании.

Если что-то начать делать – результат неизбежен. Сроки? Через пять лет напряжённого труда появятся первые результаты, через десять – они станут неоспоримыми, через пятнадцать страну будет не узнать. В 2010 г. мы с мужем приехали в Шанхай, где муж был за пятнадцать лет до этого. Он не узнал города – настолько велики были перемены.

Отсталость – преодолевается. Все страны, вставшие на путь развития, сначала старались подражать лидеру, а потом нередко уходили в отрыв. Любопытно, что английское слово emulation означает одновременно и «подражание», и «соперничество»: одно естественно перетекает в другое.

Наша индустриализация была проведена поневоле торопливо и скомканно, очень многие индустриальные навыки народа (а индустрия – это прежде всего навыки народа, а не просто заводы и фабрики) не до конца сформировались, и развитие было прервано, но это именно и означает, что нам надо пройти индустриальный этап развития, а не предаваться наноманиловщине. Сейчас многое придётся начинать сызнова.

Говорят: наша продукция будет неконкурентоспособной. Попросту говоря, выйдет дороже китайской. А почему мы обязаны внутри своей страны конкурировать со всем миром? Между прочим, неолиберальное учение о тотальной конкуренции нанесло огромный вред. Общее стремление во что бы то ни стало «рубить косты"», как выражаются в профессиональной среде, т.е. во что бы то ни стало понижать себестоимость, приводит к драматическому падению качества товаров. Сегодня наметилась робкая тенденция: сделать пусть дороже, но лучше, качественнее, долговечнее. Вот в неё мы могли бы встроиться.

Наша швейная промышленность имела шанс развиться из давних швейных кооперативов, они ведь когда-то начали с производства «шмоток».

«Процесс пошёл», выражаясь по-горбачёвски, но был придушен наплывом турецко-китайского ширпотреба. А чего мы, собственно, ждали? Если государство было заинтересовано отдать этот сектор в руки частников (не в смысле подарить, а в смысле дать им развиться) – надо было не пускать чужую продукцию.

Для того чтобы этот манёвр был результативным, чтобы кооперативы выросли, а не увяли, надо было, разумеется, держать руль крепко в руках. В частности, сохранить государственную монополию внешней торговли . Кстати, Ленин, придя к власти ещё до всякой национализации, ввёл монополию внешней торговли и единый государственный банк. Без этих двух мер пытаться вновь создать индустрию – это носить воду в решете: деньги уплывут за границу, а конкурирующие товары, наоборот, прибудут.

ПЛАН – ЭТО ЗАКОН

Для того чтобы достичь результата – любого, – необходим план. «Отсутствие планирования – это планирование провала», – любят писать американские гуру в брошюрках, посвящённых искусству делового успеха. И это правильно. Но ещё раньше плана надо иметь образ результата: чего мы вообще хотим достигнуть и как ЭТО будет выглядеть. Как будет выглядеть наша жизнь через пять–десять–двадцать лет? Если это есть – можно рассуждать о распределении работы между частниками и государством, о привлечении иностранных операторов[?] Пока этого нет, пока государство не высказалось о своём видении будущего – никаких планов строить нельзя. В этих условиях поведение руководящего класса: постараться набить карманы и подготовить запасной аэродром – разумно и объяснимо.

Если будет решено начинать реиндустриализацию страны – вот тут можно строить планы, намечать приоритеты, распределять обязанности, в том числе и между государством и частниками. При этом надо осознать (вернее, вспомнить), что такое план. Это: цель, срок, ресурсы, ответственные, увязка с другими планами. Если этого нет, а есть «концепции», «дорожные карты» и иные благие пожелания – то это не план, а маниловщина, симулякр плана. Именно потому всё это не работает.

Определив, что мы хотим реиндустриализироваться, надо ясно объявить: индустрию государство поддерживает, торговлю не поддерживает (она и так развивается), а непроизводительные виды деятельности: например, фондовую биржу, т.е. делание денег из денег, – просто запрещает. Предпринимателей (как и весь народ) надо развернуть лицом к реальному сектору. Помогать и строго спрашивать за результат. Тогда дело пойдёт.

У нас колоссальный внутренний рынок, который мы подарили иностранцам, его и надо насыщать нужными товарами. Но в любом случае приоритетные направления определить необходимо. А определив – всемерно помогать, защищать, прикрывать своих, которые ведут наступление по этим направлениям.

Базовые отрасли, машиностроение, химия – это всё должно было остаться в руках государства. И сегодня созданием этих производств может заняться ТОЛЬКО государство: больше – не-ко-му. Эти отрасли требуют большой научной базы: частник, что ли, этим будет заниматься? Не смешите! Чем раньше мы это поймём, тем меньше времени потеряем.

К сожалению, в фундаменте государственной политики по-прежнему лежит вероучение неолиберализма, которое, соединившись с политикой глобализации, составляет принципы Вашингтонского консенсуса: уход государства из экономики, приватизация, дерегулирование, открытость рынков. Мировой опыт нескольких десятилетий показывает, что ни одной из стран, применивших у себя это учение, не удалось с его помощью развиться и разбогатеть, а вот обеднеть и примитивизироваться – это пожалуйста.

Принципы Вашингтонского консенсуса – это составная часть глобальной политики неоколониализма, которую с успехом и выгодой для себя проводят современные хозяева жизни. Эта политика состоит в превращении стран недостаточно развитых в вовсе не развитые и в силу этого максимально зависимые от развитых стран. То есть консервируется и усугубляется их отсталость. В сущности, это предпродажная подготовка стран, проводимая под вывеской развития и модернизации.

Однако если мы хотим развиваться, государство должно заниматься экономикой в первом лице. Промышленностью в частности. А вот вокруг большого и государственного предприятия могут и должны существовать мелкие вспомогательные производства, мастерские. Частник – он парень гибкий, он пристроится и подстроится. Надо только ясно указать ему его место в народном хозяйстве.

«КУДРЯВАЯ,  ЧТО Ж ТЫ НЕ РАДА?»

Ухудшится или улучшится жизнь народа, если начнётся индустриализация?

Если считать сегодняшнее сиюминутное благосостояние высшей ценностью, которое можно только повышать и которое не смей подвинуть, нечего и заводиться ни с какой индустриализацией. Заработает промышленность, даже и не заработает ещё, а только начнёт создаваться – потребуются ресурсы. Нефть потребуется, металл тоже. Значит, нечего будет обменивать на дачки-тачки. Жизнь станет более скромной и суровой.

И всё-таки индустриализация – благотворна и необходима. Она необходима нам, чтобы остаться (или стать) качественным, умным и независимым народом. Историческим народом, как выражались учёные немцы XIX века. У нас есть все шансы для этого, равно как и все шансы, чтобы впасть с политическое и историческое небытие. То и другое вполне реально и зависит от нас. Иными словами, нам, сегодняшним, изрядно распустившимся и утратившим волю и дисциплину, придётся трудиться ради цели, которая не сводится к нашему сиюминутному удобству и потреблению. Сдюжим? В дальнейшем и благосостояние подрастёт, но это – в дальнейшем.

Теги: промышленность , инфраструктура