А.В. Логинов. Россия и Евразия. - М.: Большая российская энциклопедия. 2013. – 551 с. – 2500 экз.

После увидевшей свет в 2005 г. монографии "Власть и вера" Андрей Логинов сосредоточился на исследовании российской цивилизации как исторического, культурного и геополитического феномена, вобравшего в себя на протяжении долгих веков все мировые религии и множество конфессий. В новой книге он предпринял попытку обобщить сделанные выводы об уникальной цивилизационной природе исторического российского социума.

Выбрав евразийский вектор в качестве компаса для поисков российской цивилизационной идентичности, Логинов не настаивает на его исключительности и не склонен умалять роль и значение иных подходов к решению этой важнейшей общественной и политической задачи. Но, по его мнению, именно близость евразийства к «русской идее», выражающейся в признании и готовности воспринять и отразить в себе всю «радужно-многообразную сеть неповторяемо-индивидуальных национальных культур земного шара», позволяет надеяться, что евразийский вектор станет одним из слагаемых ответов на непростые вопросы, встающие перед новой Россией.

Российскому евразийству без малого сто лет. Оно взошло, питаясь интеллектуальными соками, бродившими долгие годы в различных проявлениях отечественной общественной мысли – от поучения митрополита Илариона Киевского и Слова российскому воинству Игнатия Римского-Корсакова до философии Константина Леонтьева и Владимира Соловьёва. Но как цельная концепция, мировоззренческая система, почти вероучение оно сформировалось стараниями русских умов, увы, вне России и уже после того как их родина оказалась вздыбленной могучими ветрами истории, унёсшими их самих в чужие земли.

Гигантский разлом бытия человечества в первые десятилетия XX в., в эпицентре которого оказалось наше Отечество, выплеснул за его пределы сливки российской мыслящей элиты. И перед ошеломлёнными, теряющими опору под ногами молодыми талантливыми эмигрантами со всей неизбежностью встала непростая задача: как воспринять и объяснить то, что произошло с их родной страной, тогда как остальной цивилизованный мир, казалось, благополучно преодолел кризис, вызванный неисчислимыми бедствиями мировой войны и революций.

Евразийцы, которых революция и Гражданская война безжалостно отрезали от родной земли, напротив, искали ответ в алгоритмах сближения и слияния цивилизаций, продуктом которых они и представляли себе тысячелетнюю Русь-Россию. В этих алгоритмах, столь чуждых европоцентристской заносчивости западной цивилизации, молодые эмигранты усматривали надёжное средство выбраться из того ухаба, в который угодила мировая история. Они были искренне убеждены, что вторжение из Европы в Россию либеральных и социалистических идей, равно и попытки проведения социальных и экономических преобразований, инородных евразийской сущности и ментальности, и есть то губительное зло, которое ввергло Отчизну в пучину трагических страданий.

Не отрицая огромный вклад европейских народов в культурное, хозяйственное, техническое и социальное развитие человечества, евразийцы, однако, считали, что европейская цивилизация слишком нездорова, чтобы продолжать вести за собой остальной мир.

В свете учения евразийцев, среди которых блистали имена Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Г.В. Флоровского, Л.П. Карсавина, Г.В. Вернадского, многие увидели возможность познать смысл далёких и недавних событий на родине. Рассматривая Россию как некую цивилизационную целостность, эти мыслители выявили его историческую основу, на которой развивались различные культуры, не просто сосуществовавшие на протяжении столетий на общем географическом пространстве, но совместно создавшие исторический феномен России-Евразии, принципиально отличный и от Востока, и от Запада.

Лев Гумилёв                        Николай Трубецкой

Иные из идей евразийцев не выдержали испытания временем, но сам их подход к объяснению путей России, оригинальная геополитическая трактовка исторических процессов, навсегда соединивших судьбы восточного славянства с разноликим миром азиатских народов, сохранили свою притягательность.

Евразийство изначально раздвигало границы своего учения, универсализировало его, преодолевая искушение самодовольным провинциализмом и обращаясь к глобальным проблемам современности. Существенной чертой учения, очень скоро превратившегося в широкое общественное движение, явилось его стремление выйти за пределы сугубо академических исканий, активно вторгнуться в политические дебаты, сказать своё слово в оценке непростых политических проблем послевоенного мира.

Евразийский вектор определял многие другие злободневные выступления участников и сторонников движения, проповедовавших в том числе в противовес западному индивидуализму и советскому авторитарному бюрократизму принципы соборности как формы проявления евразийского духа в общественной практике.

Пик воздействия евразийства на интеллектуальную среду (в большей степени эмигрантскую, в меньшей – советскую, куда первоначально ещё доходило слово из дальнего зарубежья) пришёлся на 1920-е гг. Постепенно евразийство эволюционировало в сторону исторического реализма и признания закономерного хода истории, выразившегося в революционной переделке прежней России.

Стремительные и драматичные события 1930–1940-х гг., казалось, оставили евразийство на обочине главных идей века и надолго, если не навсегда, лишили его политической и общественной актуальности. Доживали свой век уцелевшие патриархи евразийства, но на научном небосклоне не появлялось новых ярких имён, занятых развитием и пропагандой их идей. И в ту пору, когда евразийство стали упоминать только в прошедшем времени, уже на самой Родине – в те годы могучем Советском Союзе, – а не в эмигрантских кругах появился новый смелый интерпретатор евразийских идей, переосмысливший и придавший им новую теоретическую и методологическую оснастку.

Л.Н. Гумилёв не только возродил основные концепции классиков евразийства, восстановив тем самым связь и преемственность в развитии живых явлений отечественной научно-общественной мысли, но и существенно дополнил их своими идеями этногенеза и объяснениями принципов формирования суперэтносов. Учение Л.Н. Гумилёва оказало колоссальное влияние на развитие российского национального сознания в конце 1980-х – начале 1990-х гг., когда вследствие резкой девальвации марксизма как идеологии советского общества возникла острая потребность в заполнении образовавшегося идеологического вакуума.

Влияние евразийства в 1990-е гг. испытали многие писатели и общественные деятели, которые, не причисляя себя к лагерю евразийцев, чутко прислушивались к евразийскому слову. К такого рода мыслителям следует отнести А.И. Солженицына, который в своих размышлениях о том, «как обустроить Россию», определённо сближался с евразийством.

Евразийство послужило противоядием удушающей стандартизации, навязываемой миру агрессивным глобализмом. К нему тянется значительная часть мусульманства России, отвергающая сепаратизм и фундаменталистский экстремизм, которые пытаются разрушить многовековое общежитие православных и мусульманских народов в России, давно ставшей общей родиной для людей разных рас, культур и вероисповеданий.

Не станем, однако, абсолютизировать евразийскую теорию как единственно верную и неоспоримую. В наш сложный, порождающий всё новые вызовы век невозможно ко всем проблемам подходить с единой меркой. Идейный и теоретический универсализм – удел прошлых времён. Но было бы ошибкой сдавать в архив или отправлять на музейную полку научное и философское наследие прошлого, даже если на первый взгляд представляется, что оно выработало свой ресурс. Тем более бережно надо относиться к идеям, вокруг которых продолжается научная полемика, которые не окостенели и демонстрируют признаки развития и на которые возлагаются надежды общества.

Теги: А.В. Логинов. Россия и Евразия