Фото: АМ

Книга Этель Лилиан Войнич, встреченная на родине писательницы, в Британии, с умеренным интересом, в России была подхвачена и переведена мгновенно. И немудрено: ведь с переводчицей Зинаидой Венгеровой автор была в знакомстве, а с некоторыми людьми российского литературно-издательского круга, уже знавшими её как переводчицу с русского и украинского языков, ждавшими её собственную книгу, - в переписке и в дружбе.

Тогда и началась эта ошибка с переводом – знаковая: The Gadfly – по-английски это овод, но и слепень. Слепень – жалит, овод – паразитирует. Войнич, скорее всего, имела в виду первое насекомое, но можно ли было назвать революционера "слепнем"?

Итак, в 1898 г. Россия приняла романтическую историю с величайшим воодушевлением, которого хватило на столетие. Объясняется это прежде всего тем, что книга практически писалась с натуры. Автор была замужем за польско-литовским эсдеком Михаилом Войничем, не понаслышке знающим, что такое ссылка. Она дружила с русским революционером-террористом Сергеем Степняком-Кравчинским (он убил шефа жандармов Мезенцова), состояла в переписке с прогрессивным украинским публицистом Михаилом Павликом (выступал за освобождение Галиции из-под влияния Австро-Венгрии). Заносчивые британцы, в сущности, мало интересующиеся «Оводом», игнорируют этот «русский след», предлагая вместо него неподтверждённую историю о британском шпионе русского (еврейского) происхождения, который путешествовал вместе с Войнич и поведал ей свою донельзя романтическую биографию.

Войнич без энтузиазма восприняла известие, что первая русская публикация её романа выйдет в журнале «Мир Божий». Она опасалась возможной «клерикальности» издания, а кроме того, недоумевала от предположения редактора, что роман будет интересен в первую очередь юношеству (впоследствии так оно и вышло).

А первоначально одной из причин успеха этой книги стало то, что она воспринималась как романтический портрет аудитории, для которой и была написана. Русские романтики отправлялись воевать за Гарибальди, а один из самых романтических героев русской литературы носит имя Сильвио. Сами итальянцы, кстати, себя в этой книге не пожелали узнать: «Овода» перевели на итальянский лишь во второй половине XX века, причём переназвали книгу, сделав акцент на скандальном: «Сын кардинала»[?]

«Овод», выдержавший в Советском Союзе бессчётное число переизданий (в переводе Н. Волжаниной) и три экранизации (для одной из которых писал музыку Шостакович), несомненно, имеет литературные достоинства. Первейшее из них: это щемяще-жалостливая книга. Главный герой жалит всех и вся, но читатель-то знает, что он глубоко несчастен. Это так по-русски: пожалеть того, кто причиняет боль, тем более если он достоин жалости. А в «Оводе» жалко вообще всех главных героев, таких красивых и возвышенных, таких правильных и оступившихся! Запретная страсть, борьба, сверкание очей, прощальный поцелуй на кончиках пальцев, крепость, кандалы, побег – это всё интересно, но это можно найти во многих романах Гюго. Своей невыразимо-романтичной меланхолией «Овод» успешно соперничает с Гюго, а компактностью и динамичностью явно его превосходит. Это – книжка на одну ночь. И для многих – на всю жизнь. Значит, довод Овода остаётся неопровержимым: «Если вы чувствуете, что вами овладела идея, – это всё. А иначе вас ничто не свяжет».

И если в современной России нет сходного романтического героя – значит ли это, что нам разонравились революционеры? Или мы просто стали менее жалостливы?

Теги: Этель Лилиан Войнич , "Овод"