Сцена из спектакля «Глазами клоуна»
В этом году исполняется 25 лет санкт-петербургскому Театру Сатиры на Васильевском острове.
В уютном кабинете художественного руководителя театра мы разговариваем с его хозяином - заслуженным деятелем искусств России Владимиром СЛОВОХОТОВЫМ.
– Прежде чем я задам традиционные вопросы – про премьеры и планы, – давайте поговорим о таких проблемах, как нехватка современных пьес и инсценировка прозы. Тем более, только что в вашем театре был поставлен спектакль "Глазами клоуна" по известному роману Генриха Бёлля.
– Я думаю, что драматургический голод всегда был. Если бы мы спросили Мейерхольда, есть ли проблема с пьесами, он бы точно сказал: ещё какая! Драматурги уверены, что нет театров, которые могли бы осмыслить их пьесы, а режиссёры уверены, что нет драматургии и театр умирает. Может быть, эта неудовлетворённость нас и держит на плаву. Всегда художник не успевает за временем.
– Но иногда и время не успевает за художником.
– Оруэлл – один из немногих, кто доказал, что художник может опередить своё время.
– Да, и мы сейчас постоянно видим нарастание, как я говорю, «оруэлловщины и кафкианства».
– Это точно! Театр, искусство сейчас намного интереснее, чем их отражение в СМИ. Невозможно за 25–30 лет убить искусство, культуру, тот же театр. Нация настолько богата, в генах столько заложено, что мы ещё живы. И театр не всегда прав, когда говорит, что нет пьес, исчезла драматургия.
–Чем лицо вашего театра выделяется на фоне других театров Петербурга?
– Главное – это то, что мы сохранили уважение друг к другу. Для нас любовь – это не пустой звук. Я никогда не встречал такой атмосферы, как в нашем театре. И это, возможно, самое важное наше достижение. Не знаю, сколько это продлится, у всех свой срок жизни. Но пока у нас продолжается радостное время. А встреч и расставаний было много. Мне посчастливилось снимать фильм об Иосифе Бродском, встречаться с Окуджавой, работать с выдающимися режиссёрами. За эти годы в моём кабинете было множество замечательных людей – режиссёров, актёров, политиков. Были значительные спектакли – «Песня о Волге» Резо Габриадзе, «Васса» с Антониной Шурановой, недавно мы проводили «Таню-Таню». Сейчас я счастлив, что классический репертуар нашего театра – это «Идиот», «Дядя Ваня», «Дети солнца», а теперь ещё и «Глазами клоуна». У нас люди покупают билеты в кассе театра, и в зал не войти. Наш театр востребован. Я ищу по стране и миру молодых режиссёров. Мы встречались с Эмиром Кустурицей, который организует свою школу в Боснии, и он предложил мне в ней участвовать. Там будут учиться молодые режиссёры, будет славянская культура, и мы надеемся, что кого-то оттуда пригласим.
– У вас теперь замечательный главный режиссёр – Владимир Туманов, его жена – прекрасный театральный художник Стефания Граурогкайте.
– Да, сейчас он приступает к работе над «Женитьбой» Гоголя. Это будет новое решение великой пьесы. Наш театр ведь был открыт «Женитьбой», и юбилей, получается, мы отметим этой же пьесой. 25 лет для театра – это ещё юность, но уже и есть что вспомнить. У нас много прекрасных молодых актёров, которые активно снимаются, и мне не стыдно за их роли в кино и на телевидении.
– Сейчас идёт речь о переходе на контрактную систему работы театров. Закона ещё нет, но уже многие боятся очередной реформы. Какое у вас отношение к этому нововведению?
– Меня это совершенно не волнует. В нашем театре работают 300 человек. Если театр здоров, совершенно неважно, по какой договорённости работают те, кто в нём служит. Если не существует взаимопонимания между актёрами и режиссёрами, нет смысла в их совместном бытии.
– Но ведь у нас начальнику положено больше, чем подчинённому. Между ними большой контраст – и моральный, и финансовый. Не будут ли актёры бояться не угодить начальству?
– Это и сделано для того, чтобы какой-то руководитель театра мог скрыть свою бездарность, держать всех в страхе. Когда актёры боятся, это на сцене видно. Да это даже на вахте при входе в театр видно! Театр – это дело молодых людей, театр – это звонкий голос, а не шаркающая походка. В театре не должно быть неудобно за то, что происходит на сцене. В нашем театре, когда актёр уходит на пенсию, мы до конца жизни выплачиваем ему заработную плату. Это прописано в нашем коллективном договоре.
– Хочу узнать ваше отношение к режиссёрскому театру. Ведь мы уже примерно 150 лет живём в условиях режиссёра – хозяина спектакля, со времён мейнингенской труппы, от МХТ и Мейерхольда – до Товстоногова и Любимова. Как вы относитесь к идее руководителя театра – так сказать, дуайена, который направляет театр, но сам не ставит спектакли?
– Я не могу к этому плохо относиться, так как сам являюсь таким руководителем. Ленин говорил, что каждая кухарка должна учиться управлять государством. А вместо этого кухарки часто лезут управлять – и государством, и театром. Я актёр, работал на сцене, поэтому знаю кухню театра. Руководить театром может либо актёр, либо режиссёр, иногда – завлит. У каждого театра свой путь, свой устав. Как только я пойму, что театр перестал развиваться, я уйду. Театр не должен быть пожизненно кем-то возглавлен.
– Но ведь есть такое представление, что театр живёт, пока жив создавший его мастер.
– А если у этого мастера наступил маразм? Главреж, худрук – живые люди, не могут же труппа, зрители страдать от того, в каком они состоянии?
– А кто это будет решать? Раньше были худсоветы, отделы культуры при всяких горкомах-обкомах. А кто сейчас должен проявить волю к переменам? Минкульт?
– Думаю, Министерство культуры и комитеты по культуре. Если кто-то начинает приносить вред, такого руководителя надо провожать на пенсию.
– Как вы относитесь к новой идее зрительских рейтингов, которые определяют популярность театров у зрителей? Вероятно, это будет сказываться и на их финансировании.
– Можно сыграть двадцать детских спектаклей и четыре комедии – и будут полные залы. И можно сыграть спектакль по Генриху Бёллю в зале на 200 мест, причём идти он будет раз в месяц, – можно ли это сравнивать? Есть массовая культура и есть театр. Настоящему театру не нужны бульварный роман и пошлый анекдот. Но я не сторонник и высоколобого театра, где собирают 10 человек. Это уже не театр, а лаборатория. А зал на 300 мест должен быть полон. Деньги-то идут на него государственные, бюджетные.
– Современное состояние – это кризис, это конец русского и европейского психологического театра или это начало нового этапа?
– У каждого театра должен быть свой ответ. У нашего театра нет кризиса. Мы ищем молодых режиссёров, мы довольны внутренним состоянием, отношениями со зрителями. Мы ждём лучшего спектакля – и это нормальное состояние театра. Театр не закончится никогда, как никогда не закончится музыка, не закончится живопись. Но всегда художники будут говорить, что на них всё заканчивается. Художник бывает доволен собой, но он всегда не уверен в себе, в своём завтра. Даже Товстоногов говорил: «Иду на репетицию и думаю, что сегодня артисты меня раскусят, поймут, что я ничего не умею». И это говорил великий режиссёр в конце жизненного пути! Нет модели идеального театра. Есть театр – антреприза, есть театр – дом, семья.
– Ваш театр ближе к понятию «театра-дома» по Станиславскому?
– Да, конечно, я вообще считаю, что только эта модель даёт возможность существовать русскому театру. Контрактная система, о которой мы говорили, предполагает, что за время действия контракта у вас есть возможность скопить деньги и потом на них жить. А если при контракте будет опять наша обычная нищенская зарплата, то какой в этом смысл? А если таким способом хотят убрать бездарных артистов, то их не так много. Бездарных руководителей куда больше, чем бездарных исполнителей.
– Рекрутирование в элиты происходит не по принципу отбора лучших.
– Посмотрите, какая у нас сейчас любовь к наградам, их раздают в каждой подворотне. «Академик нашего двора» и тому подобное.
Элиты прежней уже нет. Здесь, в этом кабинете, бывали Дмитрий Сергеевич Лихачёв, Александр Моисеевич Володин. Сейчас на звание подлинной элиты могут претендовать единицы. Когда я поехал на Конгресс интеллигенции в Москву в начале 1990-х, Лихачёв сказал: «Интеллигенция не может собираться в конгрессы». И я рад, что единственный тогда проголосовал против устава этой так и не состоявшейся в итоге организации. И рад, что в 1991 году простоял две ночи у Мариинского дворца.
– Такие чувства испытывали тогда многие[?]
– Мне это дало много для моей будущей жизни в театре. Меньше обид, меньше суеты. Ведь приходится быть и ангелом, и палачом. Главное – чтобы всё было по справедливости. И чтобы всё делалось с любовью. Мы осваивали право на русский репертуарный театр. Но телеканалы ведут войну с нацией, с молодыми поколениями. Это война медиа против культуры, против наших детей. И с этим надо что-то делать.
– И напоследок – ближайшие планы?
– Уже упоминал про репетицию «Женитьбы» Гоголя. Ближайшая премьера – по Володину «Последний троллейбус». Сейчас работаем с несколькими молодыми режиссёрами. Скорее всего, в ближайшее время будет «Кармен» – опера, спетая драматическими артистами.
Беседовала Мария ФОМИНА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Теги: театральное искусство