Смерть пугает не только своим "великим ничто". Она пугает возможностью существования загробного «Хилтона» для праведников, где тебе не забронирован номер. А вдруг всё это существует и тебя остановят на входе и скажут, что не прошёл фейс-контроль?

В страхе своём ты шлёшь на тот свет сигналы в виде самокритики и крепчающей консервативной риторики. Ты обращаешь на себя внимание как на гражданина и моралиста, но ответа не получаешь. И от этого становится очень грустно. Даже если денег вдоволь, счастья, которого ищешь, всё равно нет. Вот если бы позвонил метрдотель и подтвердил заказ номера, ты был бы полностью счастлив.

Но бывает, раздаётся звонок - тебе предъявляется доказательство. Нет, не Богоматерь выходит навстречу из пешеходного перехода и не серафимы приземляются на балкон. Истерзанный давней травмой, ты шагаешь по улице, привычно прихрамывая, и говоришь себе: если избавлюсь от недуга своего – сразу приму крещение. И тут останавливается рядом автобус, и что-то толкает тебя к дверям. Ты садишься, поскольку здесь все автобусы идут к дому. Но этот автобус сворачивает и проезжает мимо незнакомой больницы. Что-то подсказывает тебе: выходи. Ты выходишь, наводишь справки и находишь доктора, который тебя исцеляет.

Возможно, всё происходит иначе. Это неважно. Главное – то, что предъявляется доказательство. И здесь начинается самое интересное. Ты должен выполнить обещание. А как его выполнить, если сознание у тебя светское, которое не выносит церковного полумрака и не желает ограничений? Сознание это начинает сопротивляться. Оно хочет найти лазейку и улизнуть. Поэтому кричит о случайности, о силе научной мысли, о равнодушии неба к гибели безгрешных детей и о твоём мракобесии. В конце концов оно предлагает откупиться – дать Богу взятку в виде пожертвования в церковную кружку.

Это предложение ты немедленно отметаешь, поскольку чувствуешь на себе взгляд, от которого до костей пробирает стыд. И рассерженный на себя, ты поступаешь просто и грубо – подавляешь голос мелочного, склочного и неблагодарного существа, берёшь себя за шиворот и ведёшь в церковь.

Однако церквей немало. Светское сознание упирается и снова хитрит. Оно советует: ну хотя бы присоединись к протестантам, у них светло и нестрого. Ты заходишь в ближайший храм дружественной конфессии, но задерживаешься в нём ненадолго. У тебя возникает впечатление, что здесь обокрали Бога. Всё вынесли и употребили с пользой: отбили и переработали в щебень лепнину, соскребли позолоту, фигуры святых продали похоронной компании. Всё сплавили и внесли лишь две доски для распятия и парковые скамейки.

Бедная церковь душу не радует. Как не радует вопиющая, колкая пустота и гулкость робких, бесконечно одиноких шагов священника. Тебе становится очевидно, что современный протестантизм – это когда Всевышний говорит человеку: «Дружок, ты бы зашёл ко мне в офис. Уже давно пора, судя по тому, что ты делаешь». А человек отвечает: «Извините, я в ближайшее время занят. Я, конечно, не против встретиться с вашим агентом и, как только освобожусь, заскочу. Или в крайнем случае пришлю секретаршу».

Ну, тогда иди к католикам, советует разум. Там солидно и благостно, там ласковые лики святых. Но тебя смущает внешняя строгость католицизма при его очевидном снисхождении к страстям человеческим. Католические священники знают, что твоя греховность неисправима и звонкие оплеухи, которые ты получаешь, – это всего лишь метод ведения диалога. А ещё тебя смущает эта традиция, идущая со времён индульгенций, – покупать прощение. Недаром в эти двери вошли люди с большим чувством юмора – Ивлин Во, Веничка Ерофеев.

В итоге ты идёшь в православный храм, где полумрак, запах ладана и ноль иронии. Светское сознание принимается ныть. Оно в ужасе от суровости православия и перспективы тащить по жизни крест покаяния, когда сам себя не прощаешь. Оно снова начинает юлить, предлагает подумать, но ты говоришь: будешь скулить, я вообще пойду к староверам! Светское сознание теряет дар речи. Старый обряд – немыслимый труд, который по силам немногим. Это образ жизни, когда ты душой и телом в общине, в её великих скорбях и скромных радостях. Если ты не рождён в этом, а приходишь со стороны, ты просто не поймёшь, зачем тебе эти муки? Здесь после каждой литургии возникает чувство, что ты отъехал лет на двести назад. Новое православие – это тоже не сахар, но, видимо, оно и есть компромисс.

На этом споры окончены. Приходит день, когда ты принимаешь крещение. Обещание выполнено. Что дальше?

Первым делом ты должен разобраться с собой. Ты смотришь в зеркало и пытаешься понять: что же в тебе изменилось? Ну, крылья или нимб ты увидеть и не рассчитывал. Может, они появятся позже. Пока же нужно просто понять, в чём именно состоит перемена?

Вроде бы в тебе стало меньше суетности. И это понятно – ты принял правила. Ты установил рамки. Но на этом перемены, похоже, и кончились. Твоя светскость не улетучилась. Она просто потеснилась и освободила место для чего-то другого, совершенно для неё непонятного.

Ты отныне живёшь, соединяя в себе несоединимое. Ты очень странный прихожанин. В тебе нет робости перед священником. Ты как-то смело смотришь ему в глаза, и от этого взгляда он даже теряется. Ты видишь суету в церкви в дни больших праздников, которая тебе не по сердцу. Ты топчешься в стороне, когда все встают в очередь. Ты полностью одинок. Ты растерян. Ты кричаще осознаёшь, что вера твоя слаба. Ты стоишь перед иконой в раздумьях. И не загробный «Хилтон» занимает мысли твои. Ты думаешь о жизни, которая там, за церковными стенами, и о своём нынешнем месте в ней. И внезапно ты себя понимаешь. Тебе становится ясно, что странность твоя естественна. Сомнения, поиски, вечный спор земного и непроявленного – всё это обречено остаться в твоём сознании, пока в жилах твоих течёт кровь, пока пытлив разум. Но при всём этом ты ясно понимаешь, что выбор сделан. Он сделан, как ни крути. Ты больше не «человек карнавала», и это сейчас для тебя самое важное.

Теги: общество , мнение , самосознание