"ЛГ"-ДОСЬЕ:
Николай Михайлович Коняев - прозаик, литературовед. Родился в 1949 году в посёлке Вознесенье на Онежском озере.
Работал сварщиком на строительстве атомной электростанции, грузчиком, корреспондентом в газете, редактором на киностудии и в издательстве, заведовал отделом прозы в журнале «Нева», был главным редактором альманаха «Журнал «Аврора».
Окончил Литературный институт им. А.М. Горького.
Автор многочисленных рассказов, романов «Пригород» и «Заводское поле», «Аввакумов костёр» и «Ревизия командора Беринга», книг в серии «ЖЗЛ» «Николай Рубцов», «Алексей Кулаковский» и др.
- Сейчас часто можно увидеть на экране представителей так называемого нового реализма, к примеру, Сергея Шаргунова. Есть ли новый реализм или это выдумка и PR-ход?
– Конечно, это чистый PR-ход... Ведь по этой логике в старом реализме остаются Гоголь и Пушкин, Достоевский и Толстой, Шолохов и Булгаков... Получается что-то похожее на штангиста, который на соревнованиях просит добавить ему на штангу ещё пару тонн тяжести. Заявить о такой просьбе, ошарашивая судей и публику, можно, но потом надо ведь и поднимать эту штангу... Нет... Известные мне тексты Шаргунова никакого повода определения «новый реализм» пока не дают.
Хотя, конечно, понятно, что в нашей действительности существует некое томление по литературе, которая способна её выразить. Особенно актуальным это стало в связи с событиями на Украине...
– А что сейчас, по вашему мнению, происходит в Донбассе?
– Там происходит трагедия, из которой не видно никакого выхода. Но ещё интереснее, на мой взгляд, для писателя то, что происходит в связи с этими событиями в самой России.
Возвращение Крыма в Россию, движение за самоопределение в Новороссии пока не принесло и, как полагают некоторые аналитики, не принесёт и в дальнейшем особых экономических и стратегических выгод нашей стране... И вроде бы всё правильно в подобных рассуждениях носителей лавочного менталитета, но на общественное сознание эти пессимистические прогнозы никакого воздействия не оказывают.
И не могут оказать...
Ведь в результате произошедших на Украине событий наша страна оказалась возвращённой в историческое время, и каждый из наших соотечественников начинает ощущать в меру своих сил и способностей возвращение страны в её естественные границы, и ощущения эти отчасти компенсируют даже экономические потери, которые кому-то приходится переживать. Факт этот можно подтвердить данными опросов населения, которые свидетельствуют, что, несмотря на ухудшение экономического положения и ужасающий рост цен, рейтинг президента Владимира Путина уже перевалил за все рекордные отметки. Это, я считаю, не столько оценка главы государства, сколько оценка собственного самоощущения...
Сейчас тот удивительный момент, когда большинство наших сограждан ясно осознаёт, как соотносятся сугубо частные переживания и те ощущения, что порождены движением истории... Сейчас каждый может почувствовать живительную и вдохновляющую силу времени, когда снова становится реальностью строительство империи... теперь уже очищенной от заложенных в её проект ошибок, когда снова открылась перед народами нашей страны возможность движения по пути, идти по которому нам предназначено Богом.
Самое страшное, на мой взгляд, если в результате враждебных России политических решений и с помощью современных политтехнологий удастся загасить вспыхнувшую в народе надежду, увести в песок начавшееся движение...
И, наверное, писателей, которые смогут рассказать об этом, можно будет смело причислить к представителям «нового реализма».
– А сами себя к какому направлению относите?
– Я всегда говорил и говорю, что то, чем я занимаюсь в литературе, точнее всего можно определить как православный реализм.
– А что это такое?
– Мне кажется, что реалистического осмысления событий не может произойти, пока мы замыкаемся в гордыне самодостаточности, пока ищем разрешение проблем, полагаясь лишь на собственные силы.
Эти силы весьма скромны, как бы щедро ни был одарён человек. Они приобретают созидательную мощь только тогда, когда писатель связывает их с самыми главными проблемами, которые занимают его страну, когда воплощает их в светоносной глубине языка, созданного нашим народом за его тысячелетнюю православную историю.
Православная мораль отвергает все варианты неполноты и неисправности служения, независимо от того, в какой области – церковной, государственной, литературной – осуществляется оно, и достижение идеала, попытка идеального осуществления заложенных в человека способностей является тем знаком, по которому определяется правильность избранного пути.
Творчество в православии – это всегда попытка нарисовать и постигнуть созданный Богом мир. Самая важная и самая интересная для писателя тема – тема спасения человеком своей души.
Это и следует назвать православным реализмом – художественным методом, совмещающим познание мира и спасение собственной души. Этим художественным методом и пользовались, порою сами того не сознавая, гениальные русские писатели, в этом методе и достигало их творчество наиболее полного и яркого художественного результата.
И напротив, если писатель не разделял принципов православного реализма, то в его творчестве всегда обнаружится стремление осмеять Божий мир, попытка разрушения его, сатанинская гордыня таких авторов порою начинает заслонять и сам от Бога полученный ими дар...
Именно это и произошло с гениальным русским писателем Львом Толстым, когда он попытался переписать Евангелие и переосмыслить догматы православия...
– Раз уж мы коснулись такой острой темы, как Толстой и православие, то хотелось бы поговорить и о другом спорном вопросе: включении в школьную программу «Архипелага ГУЛАГ» А.И. Солженицына. Нужно ли изучать его в школе? Если нет, то почему?
– Ницше сказал как-то, что совмещение под одним переплётом Нового и Ветхого Заветов является примером высочайшей филологической безвкусицы. Совмещение «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына со школьной программой по литературе является, на мой взгляд, примером ещё большей филологической безвкусицы.
Можно по-разному относиться к творчеству Александра Исаевича, по-разному оценивать его роль в истории нашей страны, но, по-моему, и апологетам его творчества должно быть понятно, какое разрушающее воздействие на психику школьника оказывает многотомное повествование об ужасах советских тюрем и лагерей. Речь не о том, чтобы скрывать от ребёнка, что существуют жестокость и страдания... Всё это присутствует, к примеру, и в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина. Но у Пушкина, кроме картин расправы пугачёвцев над дворянами и царских войск над пугачёвцами, на первом плане – те высокие человеческие чувства, которые способны победить и ожесточённость Пугачёва, и жестокосердие Екатерины II.
К сожалению, в «Архипелаге», написанном с публицистической хлёсткостью и пережимами, ничего этого нет. И если говорить о том, что в школе должно происходить не просто насыщение знаниями будущего труженика какой-нибудь силиконовой долины в штате Калифорния, а образование гражданина России, её патриота и её защитника, то, конечно же, школьное изучение «Архипелага» этому способствовать не будет. Тут одно только и успокаивает... Очень трудно представить себе школьника, способного осилить труд Александра Исаевича.
Вообще, если уж говорить об изучении Солженицына в школе, то гораздо перспективнее было бы включить в школьную программу его книгу «Бодался телёнок с дубом». Там и про лагеря есть, и про многое другое, но есть и повествователь, который оказался способным преодолеть все трудности, человек, которого испытания сделали только более сильным и уверенным в своей правоте.
Когда я сам впервые прочитал эту книгу, мне было ужасно досадно, что она не попалась мне раньше. Это наверняка помогло бы избежать некоторых ошибок...
– Куда в литературном смысле думаете двигаться дальше?
– Как раз в эти дни выходит моя новая книга «Храм поэта», а издательство «Центрполиграф» выпустило два толстых тома нашей с Мариной Коняевой книги «Русский хронограф. Одиннадцать веков русской истории». Это новое, значительно расширенное издание.
Когда я был молодым, думал, что дожить до третьего тысячелетия мне никак не суждено. Не потому что я болел тогда, а просто непонятно было, зачем нужно жить так долго. Сейчас, прожив уже четырнадцать лет в новом тысячелетии, непонятно другое: почему так мало живут люди? Замыслов, которые очень хотелось бы осуществить, значительно больше, чем число возможных оставшихся лет...
Беседу вёл Владимир Шемшученко
Три обязательных вопроса
– В начале ХХ века критики наперебой твердили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нашем времени?
– Зато в конце ХХ века подобный вопрос прозвучал бы просто анекдотично. Русская литература ХХ века – это наша слава и наша гордость. Платонов и Шолохов не мельче, чем Тургенев и Гончаров. Они другие. Литература, не похожая на прежнюю, создаётся и сейчас. Другое дело, что её непохожесть и мешает нам зачастую правильно оценить масштаб создаваемых сейчас произведений.
– Почему писатели перестали быть властителями дум? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли вы продолжать писать, если это станет явью?
– Вообще-то это вопрос, какие писатели и какими своими произведениями становились властителями дум[?] В XIX веке к числу властителей дум, несомненно, можно причислить Белинского и Добролюбова, Чернышевского и Писарева. Пушкина и Лермонтова зачислить в их число сложнее, хотя бы уже потому, что главные произведения их воздействовали и продолжают воздействовать на читателя, не подчиняя его себе, а очищая его душу, наполняя её светом. Разумеется, и такие гениальные художники, как Лев Николаевич Толстой, совершали порою эскапады на территорию властителей дум, когда им почему-то становилось невозможно молчать, благополучно написав все свои великие романы.
Сейчас тоже немало кандидатов во властители дум, убеждающих читателя: дескать, не нужно России ни капиталистической, ни социалистической, ни демократической, ни монархической, никакой России не нужно, и не нужно мешать ей спокойно умирать…
И тут ещё подумать нужно, может быть, лучше литературе вообще обойтись без владычества над думами читателей, очень уж это нехорошее занятие.
Мы говорим о падении интереса к литературе, принимая за точку отсчёта семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, когда раскупалась практически вся печатная продукция, независимо от её качества и тиража. Но мы забываем, что таких пиков книжных продаж в истории России раньше не было и, наверное, не будет. То, что происходило в семидесятые-восьмидесятые годы, было обусловлено особым состоянием советского общества, которое едва ли повторится, и, конечно же, срабатывал тогда и разросшийся до невероятных размеров фактор «отложенного» чтения, когда книгу покупали не для чтения, а как бы про запас.
Если учесть эти обстоятельства, то получится, что нынешнее падение интереса к литературе весьма относительно, а если приплюсовать сюда ещё и распространение электронных книг... Нет, я уверен, что горевать пока не о чем, и литература точно не останется без читателя.
А писать я, конечно, буду. Во-первых, не писать я просто не могу. А во-вторых, процесс создания литературного произведения не всегда ориентируется на скорейшее продвижение этой книги к читателю. Как-то сложно представить, что, создавая «Мастера и Маргариту», М.А. Булгаков не догадывался, что роман его будет опубликован очень и очень не скоро. Но есть и более поразительные примеры. Одна из самых великих книг русской литературы «Житие протопопа Аввакума», хотя и распространялась активно в староверческом самиздате, но в качестве литературного произведения напечатана была только два с половиной столетия спустя. И, в-третьих, не будем забывать о том, что жизнь литературного произведения не ограничивается жизнью автора и даже самой страны, где эта книга создана. Мы читаем книги, написанные много столетий назад, и иногда эти книги переворачивают нас, воздействуют на нас гораздо сильнее, чем книги, написанные нашими современниками. Без этого будущего читателя литература никогда не останется.
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
– Я, как мне кажется, сказал достаточно.
Теги: Николай Михайлович Коняев