Художник Семён Кожин. «Суздаль»
Когда заходит разговор о "потерянном поколении", литераторы обычно задумываются о своих проблемах. И действительно, сколько в нашей словесности авторов, выпавших из системы, не входивших ни в какие «обоймы», не снискавших и сотой доли славы тех, кто им в подмётки не годится? Эти люди такие же потерянные, только в другом смысле. Кого-то «теряют» искусственно, кто-то «теряется» сам по тем или иным причинам.
Вот, к примеру, Константин Свириденко. В Сети его знают как хулигана и матерщинника. Но мало кто по-настоящему знаком с его стихами. И это при том, что публикуется он с 1984 года, выпустил несколько поэтических сборников, был заметной фигурой неформальной литературы Урала и Сибири. И как помотало его по жизни! Родился в Иркутской области, сменил массу профессий - был монтёром на железной дороге, руководителем областного ЛИТО, таксистом, заместителем директора художественного салона, подземным бурильщиком... Тут сама по себе биография поэтична. Но актуальных критиков это не особо трогает, им интереснее завсегдатаи модных литсалонов, подающие надежды лесбиянки или обсыпанные перхотью «мэтры», давно уже не пишущие ничего стоящего. Вот и живёт Свириденко в глухой уральской деревне. Кормится охотой и временами безобразничает в интернете. Ушёл от суеты. У него и ник (псевдоним) в Сети – Ушелец. Но это не значит, что его нет в русской поэзии.
Дочь боевого офицера Евленья Виноградова родилась и живёт в Великом Устюге. Вроде бы поэтичное место, как-никак Дед Мороз соседом приходится. Да только особой поэзии в её жизни не наблюдается. Отца, ветерана Великой Отечественной, забили до смерти местные хулиганы – за ордена и пенсию. Они так и не понесли серьёзного наказания, даже не сели. И теперь гуляют на свободе, посмеиваются... А что такое жизнь одинокой женщины в провинции, да ещё с детьми, – объяснять не нужно. Но она не отчаивается и пишет на удивление светлые стихи. Конечно, это совсем не то, что обычно с радостью печатают в модных столичных журналах, – ни тебе заумных верлибров, ни перечислений знаковых брендов. Какая уж тут слава, хоть бы средней известности добиться...
Кемеровчанину Дмитрию Мурзину на первый взгляд грех жаловаться на судьбу. Его печатали, приглашали на литфестивали. Но все мы знаем, что это только одна из ступеней к успеху. А вот следующая – это интриги, политика (в прямом и переносном смысле). Как, наверное, активно хвалили бы сейчас Мурзина, выступи он против Донбасса вместе со всеми «рукопожатными». А он вдруг не стал симпатизировать Киеву, не оправдал, понимаешь, высокого доверия. Оказался «ватником» и «колорадом». И вчерашние друзья-либералы старательно повычёркивали его из всех своих списков. Для них он потерян. Но, к счастью, не для нас.
Потеряться, впрочем, можно и в Москве. Андрей Косов не просто хороший бард, он ещё и десять лет возглавлял клуб авторской песни, занимаясь с молодёжью. Диссидентских текстов не писал, Родину не поносил – за что ж его любить? За какие такие заслуги выделять из общей массы? Вот и не выделяли. Периодически он публиковался в журналах, альманахах и газетах, но особой известности не снискал. А мне его тексты кажутся вполне достойными, хотя это всё-таки песни, которые на бумаге и без музыки теряют часть своего обаяния.
Игорь ПАНИН
Весна беснуется
Константин СВИРИДЕНКО
* * *
А я тебя по-прежнему люблю...
Спокойно, тихо и щемяще нежно.
Моя любовь – как выстраданный блюз –
Не злюсь, не буйствую... Целую безмятежно
Твою ладонь. Сверкают где-то льды
Мне недоступные в полярном океане,
Я слышу бури шум и плеск воды
В моём нещадно вымытом стакане...
Но – не тревожит! Всё! Окончен срок
Шальных скитаний, призрачных условий,
Как только умереть позволит Бог,
Так и помру. Устало и с любовью...
Моя школьная любовь
Наташке Ковальчук
Помнишь, девочка, вечер ластился,
Берег Лены, бал выпускной?
И тепло твоё через платьице
Проливалось живой волной.
Помнишь, девочка, танцевали мы,
А прошло – три десятка лет,
И барак наш давно разваленный,
И дороги к нему нам нет.
Тут забот полно, даже в праздники:
Дом, работа, семья, дела...
.............................
Сообщение в «Одноклассниках»,
Что сегодня ты умерла.
Агасфер
На краю селенья, на опушке,
Дом мой срублен, будто бы в раю!
Но слетела на село кукушка,
Чтоб поведать долюшку мою.
Говорят, что не к добру такую
Птицу видеть – для села беда...
А она кукует и кукует,
Пятую неделю... Навсегда?
БРОШЕННАЯ ДЕРЕВНЯ
Не буди, петух, утро нежное –
Из тугой ночи нет дороженьки!
Ах, ты, мил мой друг, деревенщина!
Птица ль вещая, ох ты, Боженьки!
Нету весточки, нету имени –
Над сугробами ветер кружится.
По Руси стоят трубы синие,
Иноверцами не разрушены.
Но ни конский храп, ни собачий лай,
Ни людская молвь тут не слышится –
Кто устал – упал, да в вороний грай.
Кто успел – ушёл, легче дышится!
Ах, святая Русь, Русь родимая!
Что же мы с тобой, милой, сделали?
Над деревнями трубы синие,
Трубы синие, небо – белое[?]
Балерина
Не адепты нового сословия,
Но жильцы из каменных палат!
Мы же тут в России, не в Московии,
Здесь кто полоумен, тот и свят.
Вот бредёт соседка по дороге,
На нелепой куртке – аксельбанты...
Ах, как старость искривила ноги,
Помнящие, как скрипят пуанты.
Взгляд угас, и пенсия убога,
Но зато по жизни вот прозрела.
С нею мы молитвы шепчем Богу,
И тепло нам в доме престарелых.
* * *
Расставанье сердце растревожило...
Что за доля! Сам себе не рад!
Здесь бредут случайные прохожие
Сквозь январский редкий снегопад.
Песня льётся, тонкая и грустная,
Прорастает где-то там, в груди.
И иду святою, светлой Русью я
По такому скользкому пути!
Незаметно пожалей, любимая,
Через дней холодных круговерть:
Гордость – штука малопроходимая,
Малоизлечимая, как смерть.
Пусть в душе растёт цветочек аленький –
Отогрей его, весну творя...
Жаль, печаль начнёт кружиться маленькой,
Хрупкою снежинкой января.
* * *
Весна беснуется, качается луна.
Проталины и лужи – всё промозгло!
А на столе – разрезанный гранат,
Как вылущенный кем-то слепок мозга…
И хочется любимую обнять,
И быть вдвоём в прокуренной квартире,
И преступленья нет страшней – менять
Любовь такую на известность в мире.
Петь и грести
Евленья ВИНОГРАДОВА
* * *
Дождь целуется взасос
с юной-юной лужицей.
Удивлённых глаз стрекоз
мало маю. Вслушаться
непременно нужно – что
крокус шепчет крокусу?
Скоро рядышком с шестом,
в сад являя фокусы,
гибкий хмель ударит в рост,
примула глазастая
с притязательностью роз
ландыши захвастает:
«Первоцвет я, пер-во-цвет!
Я у мая первая!»
Тут сорвётся на фальцет
лягушонка серая
в тёмной лыве у осин...
...ничего мещанского...
Эх, сверну я в магазин,
да куплю шампанского.
* * *
Другой, но всё же вновь поводырём
снег вышел из небесного закута.
Такой хороший! – Хочешь, заберём
его на двор, весна придёт покуда?
Сведём знакомство со снеговиком –
пускай по-свойски с непоседой-сойкой
следит за нами с высоты веков
чудак бокастый – весело и стойко.
А если кто холодный и чужой
придёт нарушить чудную обитель,
он вьюгою отвадит, как вожжой,
а нас ничуть при этом не обидит.
Он будет вольно жить – без поводка
и без ошейника гулять в округе...
Он чутким нюхом будет знать, когда
мы ошибёмся как-нибудь друг в друге...
* * *
У реки-то жить хорошо –
всё с руки полив нагишом,
да с дымком ночного костра
ночку всю до дна опростать;
полоскать с мосточка бельё,
знай себе ловить окуньё,
на песке оставив следы,
просто так сидеть до звезды.
А когда лунища над ней,
все созвездья ближе, видней.
Рассудив – где прав, где не прав, –
стыд-слезу отправить в рукав...
С зорькой к вёслам – петь и грести!
Править к плёсу... твердь обрести.
Хорошо так жить, не устав!
...Жди не жди – придёт ледостав...
* * *
Белёсый свет на дюнах от луны.
Два светлячка – сиянье ярче шёлка –
как водится в июне, – влюблены.
И тщится шепелявая иголка
к прибою приторочить галуны.
Прилипли к телу джинсы и футболка,
планктон не в силах бездну превозмочь.
С ним чудится – морская кофемолка
и нас с тобой перемолоть не прочь!
И снова слева солнца тихий блеск.
Разбросаны прозрачные медузы.
День. Новый день из черноты воскрес,
тем укрепил наличие союза.
Подобно тени, долог интерес –
подробно изучать следы от шторма.
И каждый новый безмятежный всплеск
соединяет содержанье с формой.
В сплошном смешенье моря и песка
с вкрапленьем солнца в каждой из песчинок
смешно лишенье, призрачна тоска.
Волна к волне – их жажда беспричинна.
Завидна даже участь пятака –
для глаз твоих – в карманах щедрой смерти.
Да это всё потом!.. Ну а пока
ни сил ошибки править, ни усердья.
* * *
Я войду тихонько, двери
Отворив своим ключом.
Так приходят кошки-звери
На любимое плечо.
Так приходит самый нужный,
Жизнью в новый день дохнув.
Так приходит ветер южный,
Света луч расколыхнув.
Прокрадусь по половицам,
Не встревожу сонный луг.
Он в твоих плывёт ресницах,
Ускользает из-под рук.
В росных травах бродят кони,
Плавно головы клоня.
Облака текут – тихони –
Возле каждого коня.
Гривы косами сплетает
Низкий розовый туман.
На губах зари не тает
Белым сахаром луна.
С птичьим щебетом приластюсь,
Прилетел твой вольный стриж!
Чуешь – щекотно запястью –
Просыпайся, слышь-ш-ш-ш…
Не играя, не резвясь
Дмитрий МУРЗИН
* * *
Игорю Дронову
Разберите на запчасти
Молодого донкихота.
Человек рождён для счастья,
Словно рыба для полёта.
Сердце разорви на части,
На четыре части света:
Человек рождён для счастья,
Как ондатра для балета.
Ничего не в нашей власти,
Только выбор: либо-либо.
Человек рождён для счастья,
А ондатра – это рыба.
Нашей долей даже глыбы
Начинают тяготиться:
Человек рождён для рыбы,
А ондатра – это птица.
Всё, чему учили в школе,
Позабудьте, перекрасьте.
Человек рождён для боли,
А ондатра – это счастье.
* * *
Мы брали – ну и перебрали,
Затих наш умный разговор…
О чём играет на рояле
Непросыхающий тапёр?
Как у него выходит гладко,
Слащаво, всё да об одном…
Играет он о чём-то гадком,
О чём-то мерзком, неродном…
О чём-то гадком, чём-то мерзком,
Неторопливо, не спеша,
Так не по-русски, не по-детски,
Что аж кукожится душа.
Я морщусь, а сосед икает,
И нужно что-то предпринять…
Пока в тапёра не стреляют –
Он не научится играть.
* * *
Какое сильное звено,
Но – выпавшее из цепочки...
Уменье свыше нам дано –
Как пропадать поодиночке.
По одному нас ловит стая:
Под дых – ага, по морде – хрясь,
Как бы резвяся и играя,
Но не играя, не резвясь.
Новое кино
Прогуляться выйти субботним днём,
Завернуть в кафе невзначай.
И давайте папе пива плеснём,
Маме с дочкой заварим чай…
Но в кафе какой-то холодный свет,
Пиво – тёплое, чай – с тоской,
Потому решит семейный совет
Двинуть дружно в сад городской.
Там в саду стоит голубая ель,
Там когда-то белка жила,
Там в саду лошадка и карусель
И пин-понговских два стола...
Продают какую-то ерунду,
Прикупить – устроит цена…
Духовой оркестр в городском саду
Так хорош, словно завтра война…
* * *
Сергеев-Мценский. Новиков-Припой.
Как странен нынче путь в макулатуру…
Найти между страницами купюру
Страны иной.
И прошлое вскипающей волной,
Пощёчиной и бешеным аллюром,
Забытым поцелуем, пулей-дурой,
Беспомощностью, счастьем и виной
Нахлынет, неотвязно, как икота…
Откуда здесь зелёная банкнота,
Прекрасен ли, ужасен наш союз –
Советский и поди не разбери.
Аптека, ночь, канал и фонари…
Над трёшкою слезами обольюсь.
Пальцы блогера
Ваши пальцы пахнут ладаном...
А. Вертинский
Пальцы пахнут никотином,
Мышкою, клавиатурой,
Пальцы пахнут Украиной,
Кровью, гарью, миной-дурой.
Пальцы пахнут Волновахой,
Сл[?]вянском, Донецком, Счастьем,
Пеплом, Горловкой и прахом,
И расстрелянной медчастью.
Сиротой, убитым сыном
Да непризнанной виною.
Пальцы пахнут мертвечиной,
Мертвечиной и войною.
Чуя кровь
Андрей КОСОВ
* * *
Тёмная комната, чёрную кошку
Ну-ка пойди отыщи.
Сторож заходит в родную сторожку,
Варит там кислые щи.
Сердце стучит, как молекул частицы,
День не сдаёт старика.
Жаждет седой поскорей похмелиться,
Держит стаканчик рука.
Синий синдром одурманивал деда,
И догорал камелёк.
Сторож блевал на потёртые кеды,
Мимо шагал паренёк...
Не ворошить
Слова остались буквой в словаре,
Избыток чувств молчаньем наградит,
Но снег не выпал в этом декабре,
Ты не поверишь, но природа мстит!
Но ведь душа даётся не «на раз»,
Я начинаю прерванный полёт,
У каждого внутри свой «Алькатрас»,
И с белого листа идёт отсчёт.
О всепрощении давно не слышал я,
И от любви до ненависти – шаг,
Но в перетряхиваньи нижнего белья
Остались лишь заметки на полях.
Моим друзьям из Рязанского училища ВДВ
(погибшим, к сожалению)
Помолись – я верю в Божий суд!
Помолись – судьбу не изменить,
Чтобы вмиг раскрылся парашют,
Чтобы трассерам меня не сбить.
Чтобы встретила, которая ждала,
Чтобы вновь и вновь порадовал рассвет,
Чтобы водки выпить из горла,
Затянуться дымом сигарет.
Чтоб не ставить свеч за упокой,
Панихидный отстреляв салют,
Чтобы возвратиться той весной.
АКС... Наколка... Парашют...
* * *
Нет виновных в «Законе Разлук»,
Я прощаю вам ваши измены.
От предательства любящих рук
Остаются лишь вскрытые вены.
Не измерить недетских обид
Взрослой памятью нашего сердца,
Что отрезано, то не болит.
Мне досталось дурное наследство.
Как ищейка, я рвался по следу,
Чуя кровь даже издалека,
Но мы знаем с тобой, что победа
Изначально по вкусу горька.
Мы прощаем другим, как себе,
Но вернуться – не значит вернуть,
И в кошмарно-удушивом сне
Кто-то мне и простит что-нибудь.
СЫНУ
Своею эпохой мы слишком горды,
И слишком мудры – не по нашим годам,
Всё реже заходим мы в детства дворы,
И память всё реже сочувствует нам.
Но всё же всегда, в золотом сентябре
Мы чувствуем боль – да простит нам глагол.
И маленький мальчик в соседнем дворе
Играет в футбол, играет в футбол.
Мы, в общем, всегда покорялись судьбе,
Из листьев сентябрь разлуку наплёл,
Но маленький мальчик в соседнем дворе
Играет в футбол, играет в футбол.
Но всё же хочу, может, в том сентябре
Вернуться туда, где тебя я нашёл,
Где маленький мальчик в соседнем дворе
Играет в футбол, играет в футбол.
Теги: Константин Свириденко , Евленья Виноградова , Дмитрий Мурзин , Андрей Косов