От генсека до Горби

Весна 1985 года - это начало громкой пропагандистской кампании, которая изменила (искорёжила!) страну. Начиналось с мартовского "свежего ветра перемен", а закончилось государственным суицидом. Сначала – новый генеральный секретарь ЦК КПСС, а вслед за ним – сотни штатных идеологов и доброхотов заговорили о перестройке и о борьбе с «механизмами торможения», которые мешают нам «идти вперёд» – к вершинам нового мышления. Очень скоро сама перестройка стала для страны роковым «механизмом торможения». Ведь если бы – по экономическим показателям, по мирной атмосфере в обществе – в те годы мы показали результаты далеко не лучшего предыдущего советского пятилетия (1980–1985), кто вспоминал бы о китайском чуде?

Перестройщики выдвинули миф о губительном застое, действовали по схеме «вали всё на предшественников», а сами просто отучали общество от здравого смысла. Водки было днём с огнём не достать, но трезвости в политике не прибавилось. Что считалось главным? Мстительная расправа над «сталинизмом», критика «командно-административной системы», скептические оценки коллективизма... Всё это годится для отдела публицистики в толстом журнале, но на государственном уровне безответственная демагогия опасна! Ведь она заслоняет рабочую повестку дня. Люди потеряли мотивацию к честному труду, к реальным достижениям. К финалу перестройки нас, советских людей, было почти 300 миллионов. С такой корпорацией шутить нельзя: каждый неудачный манёвр отзывается перекосами на десятилетия. От разрушительного заряда иррациональной демагогии не устояли бы и современные США и КНР. Кто знает, быть может, схожие испытания их ещё ждут?

Либеральная интеллигенция оживилась: «Можно!», «Куй железо, пока Горбачёв!» С одной стороны, это был праздник непослушания, с другой – многие из них умело приспосабливались к новым условиям кооперативного социализма. Проклинали «партократию», но, когда КПСС лишили власти, в союзных республиках начались кровавые вспышки национализма. Сломалась «дружба народов» – советская «политкорректность», которая сплачивала цивилизацию на основе просвещения, взаимных компромиссов и фигур умолчания. Мудрая и тонкая была система, а по ней стали колотить кувалдой свободы.

Да, у нас и до Горбачёва случались пробоины во внешней политике: Советскому Союзу не удалось представить ввод войск в Афганистан как нечто приемлемое. Заметные проблемы возникли в Польше. Медленно шла нормализация отношений с КНР. Зато – успешное сотрудничество с Индией, победы в Латинской Америке[?] А горбачёвская пятилетка завершилась полной капитуляцией по всем фронтам. К тому же мы предали друзей. Во многом именно поэтому современной России так трудно приобретать союзников. Государственный интерес попросту обменяли на успех самоупоённого политика – как индейцы меняли золото на стекляшки. Спустили по дешёвке воинскую державу. В результате до сих пор в нашей идеологии царит неприкаянность, а в международной политике каждый самостоятельный шаг даётся на пределе напряжения.

До Горбачёва нас учили, что мы – народ-победитель. На вершинах перестройки в моду вошло другое самоопределение: «страна дураков». Оплевали прошлое, настоящее, саму суть народную – ни одна психика такого не выдержит. Вот страна и впала в депрессию, из которой мы, быть может, только начали вылезать.

Продолжение темы >>

Теги: политика , экономика , развитие

 

Энциклопедия одного театра

Оренбургские театральные сезоны / Автор-составитель М. Рябцева. - Оренбург: Оренбургское книжное издательство имени Г.П. Донковцева, 2015. – 488 с. – 1000 экз.

Хотя 160-летие старейший коллектив России – Оренбургский государственный областной драматический театр имени М. Горького – будет отмечать только в 2016-м, подарок к этому, без сомнения, значительному событию в театральной истории России готов. Почти 500-страничный, современно и стильно изданный том. Собственно, это энциклопедия, над которой работали не только на Урале, а, к примеру, в Центральном государственном музее им. Бахрушина в Москве. В канун Всемирного дня театра нелишне вспомнить антрепренёра Бориса Климовича Соловьёва. Современники, правда, считали его антрепренёром средней руки и с "зело слабенькой" труппой. Но именно Соловьёв прямо причастен к рождению театров в Вологде, Рыбинске, Владимире, Симбирске, Архангельске, Самаре... Недалеко от неё, на Сергиевских серных водах он повстречался с оренбуржцами, которые и поведали ему о театральной жажде горожан. Потом были письмо губернатору, смета расходов на преобразование пустующего каменного манежа Неплюевского училища, даже чертёж здания театра в период его первой реконструкции. Конечно, многое осталось под завесой времени, не сохранились сведения о репертуаре до 1879 года из-за большого пожара, в котором пострадал весь город, канули в Лету имена значительных артистов и деятелей театра, которым аплодировал Оренбург. Но сколько интересного и неожиданного ждёт на этих страницах! Какие прекрасные цветные вкладки, представляющие эскизы к спектаклям и очень современно выглядящие десятилетия спустя, прослежен весь творческий путь коллектива, который видел взлёты и неудачи! Вглядываешься в групповые снимки труппы и понимаешь, что русская провинция всегда славилась театром: какие красивые актрисы и значительные актёры! А как читается перечень авторов театральных постановок! Очень любили ставить Мольера, Шиллера и Шекспира, Горького – понятно, театр его имени; конечно, Островского, Чехова. Немало играли Арбузова, Афиногенова, Киршона, Погодина, Розова, Симонова, Софронова... Театр во времени и время в театре. Биография продолжается...

Теги: Оренбургские театральные сезоны

 

Детектор патриотизма

Недавно в эфире "Русской службы новостей" я поделился банальной вроде бы мыслью: человеку, лишённому «патриотической щепетильности» (выражение Пушкина), в политике и на государственной службе делать нечего. Заниматься делом, от которого зависят судьбы граждан и даже исторические виды державы, не будучи патриотом, примерно то же самое, как водить автобус с пассажирами, являясь дальтоником. А дальше я высказался метафорически: тех, кто наладился в политики или в чиновники, надо бы проверять на детекторе: патриот или нет. Если нет, тогда идите себе в рукомёсла, в бизнес, в свободные профессии, в искусства, в науки, лучше точные...

Что тут началось! Пожалуй, такого возбуждения не наблюдалось с тех пор, как я высказался о преждевременных половецких плясках вокруг отдалённого юбилея А.И. Солженицына. По поводу детектора патриотизма мне звонили из газет, интернет-редакций, с радио и телевидения, спрашивали ехидно, где будем проверять граждан, рвущихся к рычагам власти, - в ФСБ или ЦКБ? Какие вопросы надо задавать? Куда потом отбраковывать – в США, Израиль или сразу на Колыму? Какой моделью полиграфа станем пользоваться? Сначала я пытался объяснять, что выразился образно, но, кажется, никто уже не ждёт от литератора метафор, а только инструкций по применению. Тогда я тоже включился в игру, даже предложил некоторые вопросы для тестирования:

– О каком из трёх ваших гражданств вы вспоминаете с большей теплотой?

– Какой из ваших видов на жительство кажется вам завиднее прочих?

– Какие определения вам хочется поставить к слову «Россия» (немытая, убогая, обильная, бессильная, святая, путинская). Ненужное зачеркнуть.

Ну и так далее.

Любопытная деталь: почти все журналисты решили, что проверять нужно на полиграфе депутатов, хотя как раз о народных избранниках я ничего и не говорил. Ну, понятно: как лишний раз не лягнуть «подкремлёвскую» Думу! Что для нашей вольной прессы электоральная воля? Наш демократ, он через танковый прицел парламент видал, хотя выборы – это ведь какой-никакой, а тоже детектор. А вот назначенец – совсем другое дело. Иной раз прочитаешь в газете какую-нибудь кадровую новость, и возникает подозрение, что от безлюдья у нас на госслужбу призывают даже контуженных.

Заслышав про детектор патриотизма, гормональные либералы, конечно, сразу обвинили меня в мракобесии, к чему я давно привык. Они странные вообще-то люди: считают, что вслух говорить о любви к Родине неприлично. Зато орать о нелюбви к ней же – прилично и даже признак интеллигентности. Что тут скажешь? У каждого младенца – своя колыбельная...

Но давайте задумаемся: а так ли безумна сама идея в принципе? Конечно, если бы в 91-м в нашей стране пришли к власти нормальные люди, а не стажёры-западники, и проводили бы они политику в интересах народа, наращивая благосостояние и мощь Отечества, то меня можно было бы заподозрить в мнительности, даже в ведьмоискательстве. Но, увы, правил-то нами, если не забыли, «личный друг Билла», сдававший государственные интересы, как пустые бутылки, по гривеннику штука. А ежели мы набросаем список людей, руливших тогда нашей политикой, экономикой, финансами, информацией, культурой, то обнаружим: многие из них, завершив вольно или невольно карьеру, отбыли на постоянное или преимущественное жительство за рубеж: в Америку, Германию, Испанию, Чехию, Францию, Израиль, Англию, даже в Восточную Азию.[?] Взойдя на борт лондонского авиарейса, испытываешь иной раз такое чувство, будто угодил на заседание клуба ветеранов ваучерной приватизации и межрегиональной группы.

Плохо это? Вроде бы и нет. Мы живём в свободной стране, и каждый решает сам, где, под какими пальмами коротать обеспеченную старость в окружении юных жён и благодарных внуков. Но с другой стороны, мне как-то с трудом верится в то, что человек, мечтающий остаток дней провести вдали от непредсказуемой своей родины, будет по-настоящему работать на неё и соотечественников в «вахтовый», так сказать, период жизни. Муж, решивший бросить семью, не начинает ремонт и не вбивает гвоздик для картины «Свадьба в колхозе-миллионере». Так уж устроена жизнь: за собственную обеспеченную старость слишком часто расплачиваются чужой обездоленностью.

Как разрешить это противоречие? Можно – никак не разрешать. Мол, время разберётся и всё поставит на места. Ой ли! В Москве до сих пор нет улицы зачинателя нашей державы Ивана Калиты, а проспект термоядерного гуманиста Андрея Сахарова имеется. Оставив всё как есть, мы обречены вновь и вновь получать бесконечных сахалинских хорошавиных со складированными брегетами, подмосковных кузнецовых с контейнерами украденных денег, всемирных березовских с их шахер-махерами в конфликтных регионах. Беспокойный покойник, если запамятовали, был вторым человеком в Совете безопасности РФ. Покажете мне британского олигарха, удавившегося на шарфике в своём поместье в Горках-10? Не покажете!

Нет, друзья, нам никак не обойтись без «национализации элиты». Другого пути не существует. Кстати, именно этот вопрос перед войной и решал Сталин с помощью революционной законности. Никто не спорит, законы были до ужаса суровые, почти беззаконные. А вот почему нынешние законы, применяемые к насвинячившим випам, до смешного, до нелепости мягкие, а? В день, когда амнистировали Сердюкова, у многих российских казнокрадов были именины сердца. Кстати, генерала Власова тоже можно было просто оштрафовать. Платил бы до сих пор…

Но вернёмся к детектору патриотизма. Обретя Крым, мы столкнулись не только с внешними санкциями, с рыком западного Левиафана и гавканьем болонок, ранее бегавших в советских ошейниках. Мы столкнулись с более серьёзным вызовом, консолидацией внутренних интернационал-прагматиков и бизнес-гедонистов, которым понятна только личная выгода. Ради земли обитания, исправления геополитических косяков, ради судьбы отторгнутых соотечественников они не пожертвуют даже граммом пармской ветчины, не говоря уже о хорошей серфинговой волне. Тот, кто в 93-м сочился счастьем, когда танки лупили по парламенту, теперь из-за порушенного Будапештского меморандума страдает, как девушка, лишившаяся сразу всех своих невинностей. И такие страдальцы встречаются не только на «гражданской платформе» или на концертах Макаревича, но и повыше. Мне так кажется. И вот вопрос: не отвлекает ли это страдание государственных мужей от работы, не уводит ли разум возмущённый от интересов Отечества и компатриотов? Ведь воля ваша, когда недавно, не щадя валютных запасов, укрепляли рубль, явно перепутали виагру со слабительным…

А теперь позволю себе цитату:

«Да, время лозунга «Баллистическую ракету – в землю!» закончилось. Наступает время лозунга «Демократическое Отечество в опасности!»… Укрепившейся новой власти теперь до зарезу понадобится возрождение патриотического чувства, которое делает, собственно, население народом и заставляет людей терпеть то, что без любви никто терпеть не станет… Кто будет разрабатывать и внедрять новую концепцию патриотизма – те же люди, что изничтожили старую, или посовестятся и призовут новых людей, не запятнанных? Не знаю, хотя, увы, догадываюсь. Одно я знаю твёрдо. Мы с вами, соотечественники, живём в канун патриотического бума…»

Это цитата из моей давней статьи «Россия накануне патриотического бума», опубликованной в «Комсомольской правде» в декабре 1993 года. Как видите, я замшелый патриот с допутинским стажем и писал о неизбежности возвращения державного сознания в общество задолго до отмашки. Тогда мне тоже звонили из СМИ и спрашивали, в уме ли я, ведь слово «патриот» употребляется теперь только в ироническом смысле и скоро совсем исчезнет из словаря. Но прошло время, кремлёвские орлы, скрипнув, как флюгеры под ветром Истории, повернулись, и была даже принята недешёвая программа патриотического воспитания. Первыми уловили отмашку псевдонимные наши литераторы. Правда, ударившись из либерального ёрничанья в патриотическую риторику, они стали похожи на зубных врачей, сменивших бормашины на отбойные молотки. Да и у режиссёров, которые с чернухи спешно переориентировались на духоподъёмное кино, странные ленты выходят. Что-то вроде ремейка «Александра Невского», где почему-то больше сочувствуешь псам-рыцарям. Недавно посмотрел наш фильм про Смерш. Ну и дела! Прокрутили бы такую «фильму» перед войной – и вся советская молодёжь в абвер сразу бы записалась. Интересно, сколько заморских вилл построено за деньги, списанные на возрождение патриотизма? Посчитать бы…

Что же касается проверки элиты на патриотизм, то решать, конечно, не мне. Но очень бы не хотелось в будущем, прилетев из уютного Московского княжества куда-нибудь за рубеж (если пустят и на билет хватит), встретить там на заслуженном отдыхе тех, от кого некогда зависела судьба огромной, но не уцелевшей России. (А как по цветным схемам разваливают страны, знаем, проходили и сейчас наблюдаем на Украине.) Слава Богу и предкам, мы – государство с историческим стержнем, с могучей традицией, у нас главное зависит от венценосца, а не от бояр и думских дьяков с вкладами в швейцарских банках.

Но свита не только играет короля, она его, увы, ещё и проигрывает…

Теги: Россия , политика , СМИ

 

«Дельвиг» – «Чудику»!

В Суздале завершился ХХ Открытый Российский фестиваль анимационного кино. Год литературы был вынесен в отдельную программу из 16 конкурсных картин. 

Медаль литгазетовской премии "Золотой Дельвиг" присуждена экранизации рассказа Василия Шукшина «Чудик» студентки Марии Филонец (фото внизу). Спецприз «ЛГ» достался Екатерине Савиной за ленту «Смешные желания», снятую по мотивам сказки Шарля Перро. Обладателем Гран-при в юбилейный год стал студенческий фильм Светланы Разгуляевой «Почему банан огрызается». Результаты главного фестиваля отечественной анимации свидетельствуют о появлении весьма достойной смены - ярких представителей этой уникальной профессии.

Теги: искусство , кинематограф

 

Не забыть бы о русских…

«Вы помните, каким он парнем был?» Юрий Гагарин и Джина Лоллобриджида, 1961

Фото: ИТАР-ТАСС

Воссоздаётся Федеральное агентство по делам нацио­нальностей. Не ждёт ли его печальная участь предшественников?

Слово "русофобия" на слуху. Ещё задолго до украинских событий термин вошёл в официальный и научный обиход. Скажем, в 2012 году спикер Государственной думы РФ Сергей Нарышкин, обосновывая решение не ехать на октябрьскую сессию ПАСЕ, говорил: «Вряд ли мои стратегические предложения будут услышаны со стороны ряда руководителей Парламентской ассамблеи и ряда руководителей русофобских делегаций».

Кстати, история даёт немало примеров, когда какое-то понятие вдруг входит в активный словарный запас, и носители языка удивляются: как, мол, так - явление существовало, а слова не было?

Такова судьба и темы русофобии.

Сегодня уже непонятно, почему такие термины, как «исламофобия», «юдофобия» или даже «американофобия», употреблялись, а слово «русофобия» было негласно как будто бы табуировано. Работы по философии и лингвистике, изучающие эту тему, были большой редкостью. Но ведь это абсурд. История понятия тянется ещё с ХIХ века, начиная с высказываний Фёдора Тютчева.

Как бы то ни было, слово «русофобия» стало привычным, поскольку связанное с ним явление всё чаще бросается в глаза. Жизнь предоставляет всё больше фактического материала.

Например, обнаружилось, что на целом ряде территорий в соседних странах, в том числе в странах СНГ, после развала СССР положение русских, живущих уже в статусе национального меньшинства, резко ухудшилось. А на Украине всё обернулось прямым геноцидом русскоязычного населения.

Ещё более прискорбно, что в связи с украинскими событиями мы столкнулись с реабилитацией фашизма – уже в мировом масштабе. И, похоже, его прямая или скрытая защита (или замалчивание очевидного) проводилась совсем не для того, чтобы несколько месяцев спустя признать ошибочность такой позиции.

Можно заметить, что фашизм всегда прагматичен и не бывает направлен во все стороны одновременно. У него всегда есть чёткая цель. И сегодня эта цель – мы, русская общность. Следует признать это как данность, спокойно и откровенно, и из этого исходить. Санкции, попытки блокады Крыма, уничтожение на Украине людей, заявляющих о своей русской идентичности, – всё это имеет одно название: русофобия.

На Украине идёт война, которую многие европейцы считают этнической. Непонимание этого с нашей стороны привело бы к серьёзным последствиям уже для самой России. Ведь за переворот на Украине и за раскачивание ситуации у нас ответственны люди с одними и теми же экстремистскими и глубинными русофобскими взглядами.

В России эти люди презрительно называют 84 процента своих соотечественников – национально и консолидированно мыслящих людей –«проблемой для страны». О какой демократии и взаимоуважении тогда можно говорить?

Телеведущая Ксения Собчак вообще позволила себе назвать русских «быдлом», а Россию – «страной генетического отребья». Это прямой повтор позиции украинских политиков, называвших жителей восточных областей страны «недолюдьми» и «генетическим мусором». Певец Андрей Макаревич влёгкую рассуждает о русских как о «нации с повадками кочевников». Можно вспомнить, что в Третьем рейхе войну с СССР также считали «этнической» в рамках плана «Ост» по зачистке «восточных территорий». Повторение подобных идей даже в режиме «лайт» должно быть исключено. А если они продуцируются, то уж, видимо, назрела необходимость открыто квалифицировать подобные высказывания как разжигание национальной розни.

Русофобия – явление объёмное и многогранное, оно имеет два аспекта – политический и академический. С одной стороны, нужны действия по защите русских внутри и за пределами страны. С другой – необходимо внимательное и пристальное изучение русофобии как исторического явления. Последнее проявляется в рамках деятельности общественной организации «Всемирный русский народный собор». Мы исходим из положений «Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года», где определяется положение русского народа в РФ в качестве государствообразующего. Аналогичные положения излагаются в статье Владимира Путина «Россия: национальный вопрос», в его ежегодных посланиях (2012 и 2013 гг.). Они есть и в Крымской речи, произнесённой в феврале 2014 года. Тогда президент также говорил о русских как о крупнейшем из разделённых народов и о необходимости защиты русских общин за границей.

Совершенно очевидно, что подавляющая часть общества осуждает русофобские взгляды. Их носители не могут рассчитывать на уважение в обществе. Но это не должно расхолаживать. Необходима умелая защита русских культурных символов и формирование стандартов изучения истории, которые дают представление о жертвах, понесённых русской нацией за последнее столетие.

Известно, что цифра потерь русского народа во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов огромна. И речь идёт не только о солдатах, но и о гражданском населении. Необходим откровенный и давно назревший разговор о статусе русских как «народа-жертвы» и «разделённого народа». Мы привыкли как-то стыдливо обходить эту тему. Это неправильно.

Притеснение русских, ущемление их прав в ходе национальных конфликтов в 1990-х годах в разных районах бывшего СССР также следовало бы признать проявлением радикальной русофобии, а по существу – геноцида. Нужно выработать и предложить государственным структурам и гражданскому обществу конкретные меры по компенсации демографических и культурных потерь ХХ–ХХI веков. Речь идёт о так называемых аффирмативных действиях (режим благоприятствования в отношении дискриминированных групп). В их числе должны быть меры, направленные на защиту русского бизнеса и развитие русского предпринимательства. Важно осознавать, что именно русофобским является весь режим экономических санкций против РФ, направленный на ослабление и уничтожение русского бизнеса. Необходимо формировать антирусофобскую повестку и разворачивать программы по просвещению граждан в этой области.

Не менее важна программа позитивных действий в противовес проявлениям русофобии. Необходимо сформировать программу научных исследований проблем русской идентичности. В её рамках нужна последовательная концептуализация понятий «русофобия», «русская нация» «русская идентичность», «Русский мир», «русская земля» и т.д. Национальные культурные символы и связанные с ними исторические ценности нуждаются в законодательной охране.

Крещение Руси, преодоление Смутного времени, Победа 1945 года – всё это интегрирующие смыслы единой русской истории. Один из них – идея социальной справедливости. Моральным и духовным её источником является этика апостольского христианства. Исторически сложилось, что Русская православная церковь выполняет в России роль уникального общественного института, который связывает воедино дореволюционный, советский и постсоветский периоды истории. Тем самым церковь способствует преодолению исторических разрывов и последствий исторических травм.

Ещё одна задача, которая стоит перед нами, – восстановление стёртой русской идентичности. Должна быть чётко сформулирована роль в этом процессе русского языка, многовековой культуры и религии. Также необходимо более полно раскрыть само понятие «Русский мир».

В сегодняшнем понимании Русский мир – это совокупность людей, для которых независимо от места проживания русский язык (и русская культура) являются основными, то есть полученными в процессе воспитания, за исключением тех из них, кто по тем или иным причинам сознательно относит себя к какой-то другой нации (иными словами, правило действует по умолчанию). Но, очевидно, это определение надо существенно дополнить и уточнить.

Процесс восстановления русским народом собственной исторической субъектности, заторможенный в советское и буксовавший в постсоветское время, критически важен. В условиях информационной и экономической войны он позволит более эффективно защищать и укреплять Российское государство.

Очень многого все мы ждём от деятельности воссоздаваемого в который раз Федерального агентства по делам национальностей. Каждый раз появление подобных структур заканчивалось, увы, полным провалом. Возможно, это происходило потому, что возглавляли их либо кабинетные учёные-теоретики, либо чиновники-управленцы. А нужен человек с политическим опытом, хорошо разбирающийся в мировоззренческих и идеологических вопросах.

Теги: Россия , политика , СМИ

 

Фотоглас № 12

Фото: Фоторепортаж Евгения Федоровского

В Российской государственной библиотеке вручена нацио­нальная премия "Лучшие книги и издательства - 2014". Её учредители – РГБ, Русский биографический институт, «ЛГ» и культурно-просветительский центр «Орден». 

Фото:

Среди лауреатов, получивших памятные дипломы и медали, - В. Юркин, А. Звягинцев, С. Макаренков, митрополит Калужский и Боровский Климент, С. Глазьев, В. Чуров, Л. Бокерия и другие.

Фото:

Отмечены и авторы нашей газеты историк Юрий Жуков, поэт Владимир Нежданов, писатель из Воронежа Александр Лапин.

 

Мартовская развилка

Не все приняли Горбачёва на ура. В их числе Совет рабочих комитетов Кузбасса. Его председатель Теймураз Авалиани на фото в центре. Октябрь 1989 г.

Фото: РИА "Новости"

У нас ужасно много охотников перестраивать на всяческий лад, и от этих перестроек получается такое бедствие, что я большего бедствия в своей жизни не знал[?] (В.И. Ленин)

30 лет назад М.С. Горбачёв был избран генеральным секретарём ЦК КПСС. А 25 лет назад он же стал президентом СССР. Двойной юбилей, а радости нет.

Марток 1985-го выдался коварный: многие простудись на свежем ветре перемен. Это был коварный грипп: симптомы проявятся только через год, а летальные судороги - через шесть лет. Это сегодня говорят о том времени: "Система прогнила, идеология устарела". Схожий диагноз можно поставить любому обществу едва ли не в любой год. Зависит от ракурса. Попытаемся восстановить тональность будущих трибунов перестройки накануне эпохи перемен. Виталий Коротич в 1985-м получит Государственную премию за книгу публицистики «Лицо ненависти», в которой смело клеймит позором буржуазное общество.

Евгений Евтушенко годом раньше прогремит на государственном уровне с поэмой «Мама и нейтронная бомба». Там много «борьбы за мир», имеются антисталинские мотивы, но уж точно нет отчаяния от «застойной реальности».

Александр Яковлев выпускает книгу «От Трумэна до Рейгана», в которой ничто не предвещает будущих весёлых расплюевских дней. Чинная и задиристая книжица времён холодной войны, и нет сомнений, что автор – по нашу сторону. Потому что «Мессианская страсть правящих кругов США способствовала гипертрофированному росту в стране двух чудовищ: милитаризма и шовинизма». Не зря поёт и София Ротару: «Вставайте! Вставайте! Вставайте! В опасности наша Земля!» В кинопрокате – «Танцор диско», «Любовь и голуби» и «Однажды в Америке». Мы не в изоляции и не в депрессии. Уже снимают самый антиамериканский фильм в истории – «Человек, который брал интервью», наш ответ бондиане.

«Голос Америки» твердил об острой борьбе за власть между Михаилом Горбачёвым и Григорием Романовым. Их даже сравнивали с Карповым и Каспаровым. На какую программу мы могли бы рассчитывать в случае победы Романова? Рискнём сделать некоторые предположения задним числом. Романов не решился бы на уничтожение партийной номенклатуры. Уничтожение, конечно, было условным, просто при Горбачёве правящий класс лишился дисциплинирующего партийного стержня, и наиболее прыткие вельможи и директора стали вполне успешно работать на частные интересы… Романов вряд ли строил бы внешнюю политику на приобретении личных вистов, скорее всего положился бы на профессионалов громыковской школы.

С ещё большими основаниями можно утверждать, что Романов не подчинил бы общественную жизнь гуманитарной повестке дня. Не заварил бы таких изящных, но во многом спорных в своём исполнении кампаний, как десталинизация, гласность или борьба с алкоголем. При Горбачёве тон задавала борьба с интеллигентскими химерами, странная идея «покаяния», которая уместна в раздумьях человека наедине с самим собой, а не в контексте 300-миллионной державы. При Романове скорее всего мы бы пропагандировали научно-технические достижения, размах строительства и всеобщего среднего образования, успехи рабочего класса. Вам это кажется скучным? Да, острых ощущений было бы намного меньше.

Но Романова удалось отстранить от борьбы за власть. Те, кто помогал Горбачёву в те дни, потом пожалели об этом. Но…

11 марта 1985 года на заседании политбюро под председательством М.С. Горбачёва «присутствовали тт. Алиев Г.А., Воротников В.И., Гришин В.В., Громыко A.A., Кунаев Д.А., Романов Г.В., Соломенцев М.С., Тихонов H.A., Демичев П.H., Долгих В.И., Кузнецов В.В., Пономарёв Б.Н., Чебриков В.М., Шеварднадзе Э.А., Зимянин М.В., Капитонов И.В., Лигачёв Е.К., Русаков К.В., Рыжков Н.И.». Приглашён был и замминистра здравоохранения Евгений Чазов. После его доклада, посвящённого последним дням К.У. Черненко, слово взял Громыко и с неожиданной решительностью предложил рекомендовать Горбачёва в новые генеральные… Возражений не было, споры к тому времени отгремели: члены политбюро заранее пришли к согласованной позиции.

На пленуме ЦК кандидатуру Горбачёва предложит всё тот же Громыко.

Первые речи нового вождя звучали безобидно. Все отмечали, что он легко толкает речь без шпаргалки: «Нашей экономике нужен больший динамизм. Этот динамизм нужен нашей демократии, развитию нашей внешней политики… Нам не нужно менять политику. Она верная, правильная, подлинно ленинская политика. Нам надо набирать темпы, двигаться вперёд, выявлять недостатки и преодолевать их, ясно видеть светлое будущее».

Первый удар Громыко получит через три месяца, когда на пост министра иностранных дел Горбачёв выдвинет Шеварднадзе.

Громыко считал это попранием договорённостей: предполагалось, что ему позволят выбрать преемника. Как-никак, Андрей Андреевич дирижировал внешней политикой державы почти тридцать лет, а до этого создавал фундамент послевоенного мира. Он назвал Горбачёву три кандидатуры: Корниенко, Добрынин, Воронцов. Все – профессионалы высокой пробы, а у Корниенко ещё и опыт огромный управления советской дипломатической империей. Восемь лет этот надёжный и деятельный дипломат был первым заместителем Громыко. Но Горбачёв предпочёл удалить Корниенко от МИДа, искореняя влияние Громыко на внешнюю политику. На Смоленскую площадь пришёл чужак – не имевший дипломатического опыта Эдуард Шеварднадзе. Громыко не нужно было объяснять, что это означало смену внешнеполитического курса. А Верховный Совет, во главе которого поставили Громыко, в международных делах играл лишь церемониальную роль. Шеварднадзе, с одобрения генсека, попросту игнорировал бывшего министра. Эпоха профессионалов в СССР явно заканчивалась: отныне востребованными становились звонари.

Горбачёв принялся уничтожать систему власти, которая выдвинула его на первые роли. В этом проявился его разлад с Лигачёвым: недавний союзник по секретариату считал, что партийная система управления лучше авантюр. Вот и забугорные «голоса» засудачили о подковёрной борьбе Горбачёва с Лигачёвым…

Новый генсек помнил об отставке Хрущёва, круг обкомовских работников он знал хорошо и не собирался опираться ни на них, ни на ЦК. Тогда-то ему и пригодился идеологически канонизированный, но практически не реализованный в СССР ленинский лозунг: «Вся власть Советам!». Об этой реформе заговорят только в 87-м, а реализуется она в 89–90-м, но уже в первый год правления Горбачёва заседания политбюро стали превращаться в фикцию.

В брежневские времена было заведено: каждый из членов политбюро отвечает за определённый «фронт» в политике и экономике и имеет право на инициативы в рамках своей епархии. Горбачёв предпочитал всё решать самоуправно. Только Лигачёв – сторонник старой цековской централизации – пытался отстаивать права и обязанности партийной номенклатуры в системе управления. Коллективного руководства не стало, не нащупывалась продуманная стратегия. Формула «партия и правительство» потеряла смысл. Теперь слишком многое зависело от темперамента одного человека и сотрудников, которым он доверял через голову иерархии.

Время покажет правоту Лигачёва: мы так и не сумели создать более эффективную «властную вертикаль», чем КПСС как «руководящая и направляющая». Как только ЦК оказался вне игры, страна погрязла в коррупции, в политических провокациях и межнациональных распрях. Не выиграл и сам Горбачёв: в условиях безвластия власть отвоевала новая элита, к которой пристроился Борис Ельцин. Но это другая история…

Горбачёв вроде бы продолжал курс Андропова. Укреплял дисциплину, напирал на машиностроение. Правда, явно перегнул палку в борьбе с пьянством. К тому же он сразу проявил сговорчивость в международных переговорах. Выдвинул броский лозунг одностороннего разоружения. Это выглядело суетливо. Никаких коврижек ни от Лондона, ни от Парижа СССР за это решение не получил. Так и поведётся: Горбачёв будет получать очки «в личном зачёте», не задумываясь о больших и малых поражениях страны. Увы, оказалось, что интересы главы государства и страны разошлись.

Самых «неблагонадёжных» отправили в отставку в первую очередь. Тихонова, Романова. Тихонов – инженер, лауреат Сталинской премии «за коренное усовершенствование производства миномётных труб», такого гладкими речами не проймёшь. Опытные практики с самого начала скептически относились к Горбачёву. Гейдара Алиева быстро устранить не удалось – его непросто было заменить. Бакинец работал энергично, с размахом, курировал машиностроение, лёгкую промышленность, транспорт, образовательную систему – то есть ключевые отрасли объявленного Горбачёвым «ускорения». На заседаниях политбюро держался особняком, на горбачёвские игры поглядывал не без высокомерия. Понимал, что в его собственной блестящей карьере наступает время эпилога, но не спешил выслуживаться. Алиева пытались обвинить в коррупции, воздействовали на него через врачей – и наконец он подал в отставку.

Главная черта той эпохи: ради личного торжества «прорабов перестройки» на слом пошла система, связанная с интересами миллионов людей, в том числе – будущих поколений. Что-то сломалось с тех пор, истончился народный инстинкт самосохранения. Для кого-то и нынешний украинский разлом – всего лишь азартное состязание, повод потрепаться в блогах и на телеканалах.

Кульминация перестройки – это, наверное, I Съезд народных депутатов СССР. Народные избранники, по замыслу генсека-демократа, подменили собой и партийный аппарат, и правительство. Многие на первых порах воспринимали это с воодушевлением. Многих восхищало, что все решения обсуждаются в прямом эфире. Мол, на миру и смерть красна.

Сергей Станкевич, одобрительно вспоминая те дни, воспроизводит тактику, которую предложил академик Андрей Сахаров на первом заседании штаба Межрегиональной депутатской группы: «Неизвестно, сколько вся эта оттепель продлится. Нужно под любым предлогом выходить к микрофону и говорить правду. Если мы сможем делать это хотя бы несколько дней, у нас будет другая страна…»

Именно так и поступали. Когда Горбачёв искренне удивлялся, что Сахаров выступает не по регламенту, демократическая пресса начинала изображать недавнего благодетеля тираном, который оскорбляет святого правдолюбца. Даже если сочувствовать идеям Сахарова, Афанасьева, Старовойтовой и Пальма, трудно не признать: произошёл критический перекос в сторону демагогии. Что было объективно важнее для общества – доцентские дискуссии депутатов или реализация таких проектов, как орбитальный ракетоплан «Буран»? Обличение ужасов застоя или поддержка всеобщего, обязательного бесплатного среднего образования, когда все дети школьного возраста обучены и накормлены?

В результате к единовластному произволу Горбачёва добавилась бесконтрольность. Управления лишились предприятия, республики, области, города. Очень быстро едва ли не в каждой семье почувствовали разгул криминала. Самовластие и безвластие – парадоксальное и взрывчатое сочетание. Оно и привело к распаду. Об этом ещё накануне 19-й партконференции на заседаниях политбюро предупреждал Е.К. Лигачёв, а на самой конференции – Ю.В. Бондарев.

И вот пасмурный март 1990-го. Внеочередной III Съезд народных депутатов. Отменена 6-я статья, против которой бурно выступал академик Сахаров (к тому времени уже покойный). Пост генсека уже не воспринимался как царский, а чин «председатель Верховного Совета» звучал не слишком эффектно. Сама идея ввести пост президента СССР была капитулянтской. Тем более что Горбачёв не пошёл на всенародные выборы. Зато съездовское обсуждение его кандидатуры проходило в прямом телеэфире – принародно!

Праздника не вышло. Во время прений Горбачёву пришлось выслушать резкую критику и справа, и слева. Юрий Афанасьев утверждал, что выбирать должны не депутаты, а все граждане. И выбирать между Горбачёвым и Ельциным, чтобы две программы схлестнулись в длительной кампании. Таков был вердикт демократических радикалов. Но Горбачёв получил неожиданный удар и из стана консерваторов. Представитель Кузбасса Теймураз Авалиани говорил обстоятельно, как строгий лектор: 600 лет Россия собирала вокруг себя народы, а при Горбачёве началось взаимное отторжение. Так называемая эпоха застоя была для страны временем развития, роста, а перестройка обернулась деградацией… Таких речей прежде не слыхали. Авалиани призывал голосовать против Горбачёва.

Да, съезд всё-таки избрал единственного кандидата президентом СССР сроком на 5 лет. Но триумфа не получилось. «За» проголосовали 1329 депутатов, или 50,2% списочного состава, «против» – 459, недействительных бюллетеней – 54. Горбачёв не мог скрыть разочарования, да и весь съезд производил удручающее, депрессивное впечатление. Вроде бы начинали новое дело – а атмосфера похоронная.

Власть президента СССР быстро превратилась в фикцию. Лишив полномочий «партийную вертикаль», лидеры перестройки не создали новой эффективной модели. И в финансовой сфере, и в межнациональных отношениях, и в ситуации с криминальным миром, и на производстве всё сильнее ощущалось безвластие. Без «6-й статьи» Горбачёв провластвовал полтора года.

За это время бесконтрольно увеличился государственный долг, обострилась проблема товарного дефицита, возникло несколько кровавых горячих точек. Надежды на лучшее оставались только у радикалов: они видели, что государство разрушается, и надеялись на его обломках построить демгородок, в котором пироги пышнее. К новому кругу реформ мы пришли, потеряв союзное государство.

Теги: история России

 

Не чинить то, что не сломано

В Государственной Думе в минувшую пятницу состоялось заседание Совета по культуре

Фразу, вынесенную в заголовок, произнёс в конце полуторачасового разговора директор Центральной музыкальной школы при Московской консерватории Владимир Овчинников, напомнив один из законов Мерфи.

В тот момент обсуждался третий вопрос повестки - о непрерывном образовании в сфере искусств. И Овчинников, и выступавшие на заседании депутат Госдумы Мария Максакова-Игенбергс, директор Большого театра Владимир Урин настоятельно требовали, чтобы в закон о культуре были внесены в связи этим всего три слова: "начальное профессиональное образование".

Иными словами, непрерывность и преемственность образования должны начинаться не с 5-го, а с 1-го класса, ведь сознание школьника формируется именно в начальные годы. Владимир Овчинников, обобщая, горячо заметил: чтобы нас победить, не нужно никаких санкций и учений НАТО – надо просто нарушить систему нашего образования. Хоть на подобных собраниях это не очень принято, выступление директора ЦМШ было встречено аплодисментами.

Впрочем, заинтересованность и неравнодушие, как и внимательное отношение к высказываемым замечаниям, – это вообще фирменный стиль Сергея Нарышкина, а именно он вёл заседание. В самом начале спикер Госдумы поздравил собравшихся с наступающим Всемирным днём поэзии и обозначил круг обсуждаемых вопросов. Первый – о перспективах принятия нового базового закона о культуре.

По ходу дискуссии высказывались различные суждения и предложения, как и в чём можно усовершенствовать законопроект, что нельзя упустить, чтобы он был работающим и не потребовал через год-два внесения большого числа поправок. Хотелось бы отметить важный момент, который выделила в выступлении первый заместитель председателя Комитета ГД по культуре Елена Драпеко: отныне предлагается отказаться от остаточного принципа финансирования культуры, перейти на финансирование по нормативу, гарантировать доступность населения к разным сферам культуры. Драпеко обратилась к правительству поддержать законопроект. А на Охотный Ряд пришли заместители руководителей финансового и культурного министерств, как и Минюста. О том, что доработку не ждёт режим лёгкой прогулки, говорит хотя бы то, что представитель Минфина заметил: у нас есть серьёзные замечания, они изложены на 17 листах. Однако есть надежда, что долгожданный закон о культуре скоро будет подготовлен к первому чтению.

Как бы там ни было, подтверждается, что наши депутаты способны не только годами готовить иные законопроекты и тянуть с их голосованием, но и добиваться принятия эффективных документов. Среди них принятые ранее законы, направленные на защиту авторских и смежных прав.

На заседании заместитель председателя Госдумы Сергей Железняк подробно рассказал о расширенном правовом инструментарии по защите авторских прав, о перспективах ужесточения мер по борьбе с пиратством – часть из них начнёт действовать уже с 1 мая. Подчёркивалась важность защиты интеллектуальных прав в реальном пространстве и интернете. Уже есть результаты.

Например, почти вдвое – до 12 миллионов – к концу 2014 года увеличилось количество плательщиков за контент. Выступавшие говорили об эффективном судебном реагировании в случае нарушения авторских прав в музыке, литературе, киноиндустрии, отметив, что успешно складывается и работа с правообладателями. Высказывались и прогнозы. Например, можно ожидать, что рынок легального скачивания литературных произведений вырастет примерно в два раза. Как говорится, дай-то Бог! Впрочем, из уст Татьяны Устиновой прозвучала и грустная нота: стоит только объявить Год литературы, как начинается такой кризис, когда уже не до литературы. Но всё же эта нота не стала доминантой.

Владимир СУХОМЛИНОВ

Теги: образование , общество

 

ФБР до Сноудена

Вейнер Тим. ФБР. Правдивая история / Пер. с англ. Л.А. Карповой. - М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2014. – 558. – 3000 экз.

Опираясь на недавно рассекреченные документы, Тим Вейнер написал книгу о деятельности Федерального бюро расследований. "История ФБР, – итожит свои изыскания автор, – это список незаконных арестов и задержаний, вторжений, взломов, прослушивания телефонных разговоров и тайного наблюдения с помощью электронных средств от имени президента". В 1947 году Дж. Э. Гувер предложил руководству США «охватить разведкой весь мир». Задолго до рождения Э. Сноудена и появления его разоблачений многолетний руководитель ФБР создал разветвлённую сеть агентов, которые занимались слежкой за гражданами США и других стран, участвовали в подготовке государственных переворотов.

Предметом особой ненависти «архитектора современного государства» были коммунисты. Гувер однажды признал, что в 1920-х годах влияние коммунистической партии США на жизнь в Америке «практически отсутствовало». Однако когда в 1924 году госсекретарь Ч.Э. Хьюз попросил подготовить доклад о влиянии Кремля на американских коммунистов, «Гувер ответил почти пятьюстами страницами, подробно изложив свою убеждённость в том, что советский коммунизм стремится проникнуть во все стороны американской жизни». Эту «песню» руководитель ФБР пел на протяжении всей полувековой карьеры.

Поступавшая от Гувера информация зачастую была тенденциозной, что не раз подтверждает приводимыми фактами и историями автор книги. Например, в 1947 году Гувер поведал министру обороны США Д. Форрестолу о «красной» угрозе контрабандного провоза в Соединённые Штаты атомной бомбы или её частей. В то время, когда он это писал, Советский Союз ещё не обладал атомным оружием. А когда реально им обзавёлся, то 24 августа 1950 года Гувер направил президенту США Г. Трумэну устрашающий доклад, в котором утверждал, что «Советский Союз без колебаний сбросит атомные бомбы на любую цель, даже если такая атака будет самоубийственной». Тим Вейнер заключает: «Представления Гувера о «ядерных» камика­дзе и подростках – самоубийцах-подрывниках, падающих с неба, – должны были стать ударом дубины по мозгам членов правительства США». 

Вейнер не оставил без внимания и дрязги ФБР с другими органами власти, спецслужбами и Пентагоном. По его словам, «война между Дж. Эдгаром Гувером и министром юстиции Робертом Ф. Кеннеди была войной выжженной земли, которая длилась все 1960-е годы». Но не этот конфликт оказался самым продолжительным. Вейнер утверждает, что после окончания Второй мировой войны ФБР и ЦРУ не были в хороших отношениях друг с другом почти сорок лет: «Язвительные замечания в адрес друг друга и отсутствие контактов между ними причиняли больше вреда национальной безопасности Америки, чем Советы».

Теги: Вейнер Тим. ФБР , Правдивая история

 

«Задача сорвать национальную книжную выставку-ярмарку была первоочередной»

Опальный Николай Овсянников не верит "эффективным менеджерам" Роспечати

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Овсянников Николай Филиппович - вице-президент Ассоциации книгоиздателей России. Родился в 1951 году. Бессменный руководитель Генеральной дирекции международных книжных выставок и ярмарок с 1992 года. Кандидат филологических наук, автор ряда работ по проблемам книгоиздания и книгораспространения. Инициатор возрождения Московской международной книжной выставки-ярмарки и учреждения национальной выставки-ярмарки «Книги России». Награждён орденом Дружбы, имеет звание «Заслуженный работник культуры Российской Федерации».

– Николай Филиппович, безусловно, новость последних дней для всей литературной общественности – это внезапная отмена ежегодной национальной выставки-ярмарки «Книги России». Что произошло?

– Официально выставка вроде как и не отменена, а пройдёт в рамках книжного фестиваля на Красной площади летом. Фактически за неделю до открытия выставки «Книги России» я был снят с должности генерального директора ОАО «Генеральная дирекция международных книжных выставок и ярмарок». Снят очень странным способом, заочно, на основании письма Роспечати. До этого я сам и весь коллектив Гендирекции подвергались постоянному прессингу со стороны чиновников Роспечати, и, получив распоряжение о снятии с должности, я счёл невозможным готовить «Книги России» в таких условиях. О чём и известил официально наших партнёров, а также разместил информацию на нашем официальном сайте.

– То есть выставка-ярмарка всё же пройдёт, но на Красной площади?

– Как вы думаете, насколько Красная площадь подходит для выставки-ярмарки? Например, как там можно провести деловую программу или отраслевые конференции, которые проходили в рамках «Книг России» из года в год?

Это было поспешное решение, которое чиновники Роспечати были вынуждены принять после того, как я разместил на нашем официальном сайте информацию об отмене выставки, и эту информацию перепечатал ТАСС. Наши мероприятия, «Книги России» и ММКВЯ, даже не были включены в программу Года литературы. Впервые внезапная обеспокоенность господ из Рос­печати судьбой «Книг России» и ММКВЯ в связи с Годом литературы возникает только в письме от 10 марта 2015 года, направленном на имя руководителя Росимущества Ольги Дергуновой. В нём, в частности, написано: «К ключевым инфраструктурным мероприятиям в сфере литературы и издательской деятельности в нашей стране относятся, в том числе, ежегодные книжные ярмарки, организация которых в компетенции ГД МКВЯ: Национальная выставка-ярмарка «Книги России» и Московская международная книжная выставка-ярмарка. В дополнение к ним Президентом Российской Федерации принято решение о проведении в июне текущего года Московский международный открытый книжный фестиваль, который состоится на Красной площади». Орфографию и согласование в этой цитате я не менял – письмо явно писали в спешке, но не это важно. В письме прямо говорится о том, что «Книги России» не планировалось проводить в рамках книжного фестиваля на Красной площади. Так что, пожалуйста, не ждите на Красной площади ничего даже отдалённо напоминающего «Книги России». Будет этот фестиваль хуже, лучше, увидим. Но к «Книгам России» он никакого отношения не имеет.

– Но тогда в чём смысл вашего отстранения за неделю с небольшим до запланированной выставки? Даже если принять версию, изложенную в письме. Ведь такое решение накануне выставки – это фактически срыв мероприятия!

– Думаю, смысл был именно в этом. Сорвать. Давление мы начали ощущать не вчера, но даже в этих условиях продолжали готовить «Книги России». Даже когда начались странные, поначалу необъяснимые отказы партнёров от участия. В личных беседах люди разводили руками и говорили: «Николай Филиппович, ничего не можем поделать. Нам дали прямое распоряжение – не участвовать в ваших мероприятиях. Приедем, нас со свету сживут, попросту не дадут существовать». Разумеется, никто под присягой эти слова не подтвердит, но фамилия инициатора из раза в раз звучала одна и та же.

Затем начались отмены уже запланированных мероприятий Федерального агентства, приходилось на ходу кроить культурную программу. И снова мы слышали: «Нам рекомендовано не участвовать в ваших мероприятиях». К концу февраля к этим проблемам добавились серьёзные экономические трудности. Даже не наши, мы, организаторы, постарались заблаговременно подготовить всё, что в наших силах, и были полностью готовы к проведению «Книг России». Я больше скажу, когда все вокруг начали кричать о кризисе и подорожании, мы объявили, что пересматривать цены для наших участников не будем, что все цены оставляем на уровне прошлого года. Но даже эти расходы оказались сейчас непосильными для многих небольших издательств, особенно региональных. Однако и в этих условиях мы были готовы провести «Книги России», обсудив возможности изменения форматов и с организацией новых мероприятий, но[?] за неделю до выставки выходит распоряжение о прекращении моих полномочий.

Видимо, чиновников Роспечати это очень тревожило, и задача сорвать национальную выставку стала первоочередной. Гендирекция уже активно вела подготовку к выставке, и решить проблему можно было только одним способом – устранив меня. Было спешно организовано письмо, и поспешность эта в нём прекрасно читается. Вот цитата из него: «…принимая во внимание, что Национальная выставка-ярмарка «Книги России» должна пройти уже в марте, Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям просит ускорить принятие решения о досрочном прекращении полномочий генерального директора ГД МКВЯ Н.Ф. Овсянникова».

– Ускорили, значит…

– Хочу обратить внимание на один момент в этой цитате. Вот он: ...принимая во внимание, что Национальная выставка-ярмарка «Книги России» должна пройти уже в марте. То есть моё снятие мотивируется тем, что выставка должна пройти в марте. Но затем во всех публикациях чиновники Роспечати бодро рапортуют о взвешенном решении – провести традиционную весеннюю национальную выставку-ярмарку в июне на Красной площади. Очевидное же враньё.

А если решение о переносе принималось заранее, почему мы как организаторы не были об этом извещены? Хорошо, даже если, как написано в письме, наша команда неэффективна, почему никто не известил об этом участников «Книг России», не потребовал от нас передать имеющиеся заявки? Региональные издательства уже покупали билеты в Москву и были готовы к вылету. Уже были собраны и упакованы книги для экспозиций.

Когда коллектив менеджеров Роспечати, видимо, способный «интеллектуально и профессионально соответствовать вызовам динамично меняющейся медиаиндустрии», собирался известить книжную отрасль о переносе ярмарки с марта на июнь?

В итоге я был вынужден лично обзванивать руководителей издательств, сообщать об отмене выставки и извиняться.

– Насколько я в курсе, первые претензии к вашей команде появились ещё после осенней Московской международной книжной выставки-ярмарки. Уже тогда пошли слухи о снижении показателей, уменьшении количества посетителей. Видимо, претензии основаны и на результатах ММКВЯ?

– Результаты ММКВЯ-2014 я считаю очень удачными. Особенно с учётом серьёзного кризиса отрасли, который углубился за время работы команды «интеллектуально и профессионально соответствующих» чиновников Роспечати. 63 страны-участника против 56 в 2013 году, новая программа, посвящённая высоким технологиям в книжном деле, два серьёзнейших мероприятия, посвящённых славянским культурам, на редкость благожелательная пресса – странно считать всё это «снижением показателей» и неспособностью ответить «вызовам».

Из года в год мы слышим одну и ту же претензию – на ваших выставках «много бабушек и сумасшедших», у вас рядом стоят православные издательства и невнятные эзотерики. Но, помилуйте, господа! Это тоже книги России! Это то, что читают люди, то, что пользуется спросом. Вам это не нравится? Прекрасно – меняйте вкусы читающей аудитории, продвигайте такие издательские программы, которые повысят уровень читателя и его запросы.

Однако самой востребованной книгой в библиотеках Москвы, по данным недавнего опроса, оказалась, как думаете, какая? «50 оттенков серого», выпущенная и активно разрекламированная одним нашим ведущим издательством. И «ответ вызовам», «достижение необходимого уровня качества» в понимании Роспечати, видимо, как раз в предоставлении режима наибольшего благоприятствования как раз таким издательским проектам – быстро окупаемым, рассчитанным исключительно на извлечение коммерческой выгоды, формирующим невзыскательный потребительский вкус, который можно удовлетворить без лишних затрат.

– Но на ММКВЯ помимо коммерческой литературы были широко представлены и социальные проекты. Помнится, был даже стенд из ДНР, да и крымский был с очень интересной экспозицией.

– Крым – это отдельная история. Это сейчас, когда мы празднуем годовщину присоединения Крыма, все выдохнули, поняли, что на поддержке Крыма можно получить дополнительный карьерный и финансовый капитал. Руководители Роспечати, думаю, тоже надевали георгиевские ленточки и радовались перед камерами. А в 2014 году, когда я включил издательства Крыма в число участников ещё весенней выставки «Книги России», чиновник Роспечати сказал мне: «Кто вы такой, чтобы принимать политическое решение? Если Крым будет на выставке «Книги России», я вам этого не прощу».

Разумеется, крымские издательства на выставке «Книги России» были. И не просто были. Крым стал центральным экспонентом. Для меня это было проявлением моей гражданской позиции. Как можно отказать людям, которые звонят, пишут с одной просьбой – дайте нам возможность показать, что мы часть России, мы часть её культурного пространства, мы с вами! И мы им такую возможность предоставили. Замечу – на безвозмездной основе. Считая это своим долгом. Тогда же мы провели и акцию «Книги для детей Крыма». Реакция чиновников Роспечати на неё меня, честно говоря, ошеломила: «У них там что, наводнение? Землетрясение? Ничего этим идиотам не давать». Вот такие патриотизм и поддержка соотечественников…

– Вы упомянули серьёзные экономические проблемы, возникшие за время работы чиновников Роспечати. Но, судя по отчётам и рапортам Роспечати, дела в отрасли идут очень неплохо.

– Рапорты и отчёты могут быть какими угодно. Но мы-то видим реальное положение дел. Итоги «поддержки отрасли» и «высокопрофессиональной и хорошо скоординированной работы» Роспечати впечатляют. Буквально за несколько лет в Москве не осталось ни одного полиграфического комбината. За пару лет разорились или были поглощены другими несколько достаточно крупных и интересных издательств. Истории эти без труда можно отследить по публикациям в интернете. Буквально на днях стало известно, что запущена процедура оценки издательств «Детская литература» и «Детгиз». То есть, скорее всего, они будут выставлены на торги и… судьба их непредсказуема, но, скорее всего, на следующей ярмарке станет двумя экспонентами меньше.

– Ваша оценка сложившейся ситуации довольно пессимистична. Неужели правы те, кто говорит, что книга в России умирает?

– Нет, не умирает и не умрёт. Но давайте будем честны. Россия уже даже не входит в число пяти самых читающих стран. А то, что россияне читают, говорит о том, что вкусы у массового читателя воспитываются самые примитивные. С коммерческой точки зрения, подчеркну, коммерческой и рассчитанной на сиюминутную выгоду, стратегия такого воспитания низменных вкусов понятна. Дешёвое производство дешёвой продукции, удешевление всех производственных процессов, кричащая реклама и – максимальная прибыль.

– Вы говорите сейчас о художественной литературе?

– В первую очередь о ней, но с качественным нон-фикшен дела обстоят не лучше. Ярких обложек и броских аннотаций хватает, но содержание такое, что впору хвататься за голову. Продвигается тотальная примитивизация. Её даже не назовёшь упрощенчеством. «100 фактов», «50 ЖЕНЩИН», «200 МУЖЧИН» и так далее. Продвигается формат быстрого потребления. А книга должна учить думать.

– Как, на ваш взгляд, будет сейчас развиваться ситуация вокруг книжных выставок?

– Я не люблю делать прогнозы. Думаю, что сейчас, когда на программы Года литературы выделены огромные средства, помпезно пройдёт фестиваль на Красной площади, с гораздо меньшим размахом, но достаточно масштабно – ММКВЯ. Думаю, в лучшем случае сохранит свои площади выставка «Non/fiction». Будут составлены красивые отчёты о других мероприятиях из программы Года литературы. А вот уже в 2016 году начнётся совершенно другая жизнь.

– Какая?

– Реальная хозяйственная деятельность без целевой поддержки и привлечения административного ресурса.

– Ваши дальнейшие планы?

– Наконец-то как следует отдохну. А там посмотрим.

Беседу вёл Игорь ЧЕРНЫШОВ

Теги: литература , книгоиздание , книготорговля

 

Поэзия и ужас Украины

Как вам понравится такая книжная обложка: нежная девочка в профиль дует, прикрыв глаза, на созревший одуванчик, и лёгкий пух превращается в след от[?] памятника Ленину (или управляемого снаряда?), а чуть выше заглавие: "Як я руйнувала iмперiю"? - Это – детская (!) книжка Зирки Мензатюк. В аннотации указано, что это «первая повесть для подростков о последних годах советской империи».

Некто Мария Семенченко коряво пишет: «Несмотря на то что произведение Мензатюк подняло волну критики, не отметить само появление в Украине темы, посвящённой антитоталитаризму, нельзя» . Во-первых, тему не посвящают, а во-вторых, оказывается, жив на Украине вульгарно-рапповский подход: плохо написано, но тема идеологически важная. Но ведь это преступно: пробуждать в детях ненависть и жажду разрушения! А другой обозреватель, выстраивая топ-10 книжных событий 2014 года, начинает статью так: «Литературное осмысление и переваривание трагедии войны Украины с Россией и пророссийскими сепаратистами в целом – ещё впереди» . А что, разве Украина войну объявила, задолжав России три миллиарда и получая от неё уголь без предоплаты? Такого мировая история не знала!..

Моя студентка в университете рассказывала, что у неё знакомый парень в Харькове был. При личных встречах они киношные и книжные новинки обсуждали, по мейлу шутили. Но после известных событий в Киеве и Харькове парень буквально свихнулся. Сама она улыбчивая, бесконфликтная, спорить не любит, но после письма с фразой: «Вы там перед сном на Путина молитесь!» – просто послала его подальше. Ну можно ли такое себе представить: симпатичной и начитанной девушке такую чушь приписывать?

Освободительные и очистительные революции, отечественные и священные вой­ны рождали великие стихи и песни. Это относится ко многим странам, а уж к славянским странам, к Украине и России, – в высочайшей степени. Поэтому я первое время следил за публикациями поэтов на больную тему, папку специальную завёл. Одним из первых попало в неё стихотворение на всё откликающегося Евгения Евтушенко, признавшегося, что очень любит Украину, землю своих предков. Оказывается, он не спал всю ночь после того, как увидел пылающий майдан, а утром написал стихотворение, посвящённое увиденному:

Ненька предков моих – Украина,

во Днепре окрестившая Русь,

неужели ты будешь руина?

Я боюсь за тебя и молюсь.

Невидимками на майдане

Вместе – Пушкин, Брюллов, мы стоим.

Здесь прижались к народу мы втайне

как давно и навеки к своим…

Здесь идут, как на стенку стенка,

брат на брата, а сын на отца.

Вы, Шевченко и Лина Костенко,

помирите их всех до конца!..

И так далее. Но надо ли становиться вместе с немцем Брюлловым на сторону националистов, которые считают, что укры были раньше каких-то русичей? Далее ещё смешнее. «Украина, во Днепре окрестившая Русь» (выходит, что придуманная поляками Украина крестила Древнюю Русь, что не Олег – сподвижник Рюрика пришёл с дружиной в Киев и сделал его столицей Руси, а неведомые праукраинцы?). Не знаю, как насчёт Шевченко, столько написавшего по-русски, что националисты его до конца не послушаются, а вот с Линой Костенко попал Евгений Александрович в украинское звёздное небо.

Ещё с советских времён считается, что Лина Костенко является одним из стойких носителей украинской национальной идеи. Её ставили в один ряд с классиками украинской литературы, особенно часто сравнивая с Лесей Украинкой. Поэтому к её словам кто-то будет прислушиваться, как к изречениям пророка. Но пророк настроен скептически: пани Костенко красочно описывает в романе «Записки українського самашедшого» разложение общества на рубеже тысячелетий, а рецептов борьбы с этим у неё нема. Вероломство политиков, продажность чиновников, тупость нуворишей, гниль «средних слоёв» и беспомощность обычных граждан. Откуда-то пришёл новый хозяин жизни – рынок, который, видите ли, ничем не лучше совка. Нет цензуры, но она и не нужна: можешь говорить что хочешь, тебя всё равно никто не будет слушать. Чтоб слушали – нужны телеканалы и многотиражки, а они все в руках у частных хозяев. В эфир попадёт только то, что не противоречит их интересам или интересам власти.

Приговор наиболее трезвых критиков и самого времени безжалостен: книга написана шестидесятником, воспитанным в другую эпоху, с иной моралью и нравами. Претензии Лины Васильевны во многом будут непонятны сегодняшнему молодому украинскому националисту. Это раньше считалось необходимым усвоить все богатства человеческой культуры. Сейчас украинское общество воспитывает национально ограниченных людей, с детства вдалбливая им хуторянскую психологию, ограничивая их кругозор и мирочувствование. Не потому, что такова национальная психология, а потому, что капитализм в западенском понимании и воспитывает такого «европейского» потребителя, а пещерная националистическая идеология закрывает ему всякую дорогу к пониманию сложности бытия.

На Украине случилось самое страшное: возник национализм без национальной культуры. Недоумеваю: почему не слышно признанных мастеров украинской поэзии? Живы ли они – Иван Драч, Павло Мовчан, Димитро Павлычко, Микола Лукив, чьи стихи я переводил, публиковал в издательстве «Советский писатель», шутил с ними в застольях на Днях советской литературы? Помню, вступившая в КПСС Римма Казакова, ставшая секретарём Союза писателей СССР, возглавила представительный десант писателей в осенний и щедрый Крым. В облисполкоме высокую должность занимала её подруга по учёбе с задорной фамилией Чепурная. Принимали нас по высшему разряду. Вечером за ужином я задумался о чём-то и вдруг услышал игривый вопрос Драча: «Сашко, почему грустишь? Может, чего хочешь?» – «Ничего я, Ваня, не хочу – отдай только Крым!» – «Да бери, мне не жалко!» – рассмеялся классик советской поэзии. Вон как через тридцать лет повернуло…

Более молодые даже показного добродушия к России не испытывают. Вот, например, обыгрывает любимую песню Владимира Путина некто Юрий Нестеренко:

С чего начинается гадина? С креста перед входом в МИФИ,

С гламурной накрашенной курицы, которой политика – фи.

А может, она начинается с завистливой злобы раба,

С мечты, чтоб соседу свободному скорей наступила труба?

Характерным и беспросветным подтверждением того, что обработка умов и молодых душ удалась, являются стихи на русском языке Татьяны Луповой с вариацией на строки «Прощай, немытая Россия», охотно приписываемые Лермонтову либералами двух веков:

Привет, фашистская Россия. Послушай, путинская Русь.

В своей стране я не мессия, но и Иуды не боюсь.

Ко мне пришла ты с автоматом, закрыв чулком своё лицо.

Ты говоришь со мною матом, наполнив каждый звук свинцом...

Привет, фашистская Россия. Зачем тебе моя страна?

У Путина – шизофрения! Но ты же... Ты же... Не больна…

Самым популярным и часто цитируемым стало антироссийское и довольно-таки напыщенное стихотворение украинской девушки Анастасии Дмитрук. С ней стали дискутировать, чуть ли не вразумлять её, а она просто зарифмовала то, что витало в воздухе майдана, было начертано на плакатах и произносилось хриплыми от простуды и горилки голосами:

Никогда мы не будем братьями

Ни по родине, ни по матери.

Духа нет у вас быть свободными –

Нам не стать с вами даже сводными.

Как раз зачастую в реальности (а не для примитивной рифмы) матери у майданутых молодых, как и у российских инфантильных ровесников, – русские, а родина – точно одна: Украина.

Вы себя окрестили старшими –

Нам бы младшими, да не вашими.

Вас так много, а, жаль, безликие.

Вы огромные, мы – великие.

Наверняка Анастасия не слышала ни разу про старших братьев из России, никто так допотопно себя лет сорок уже даже в шутку не называет – нелепый штамп. Затем девушка и вовсе начинает истерить:

Никогда вы не будете братьями!

Нам нацисты – враги беспородные,

И не смейте себя, предатели,

Называть украинцами кровными.

Так это она, оказывается, жителей Новороссии клеймит. Как бы там ни было, украинцев пока ещё много с обеих сторон – и нацистов, и антифашистов, а уж безликих-то… Посмотрите на Раду, на чиновников, на участников программы «Шустер-лав». Господи, из какого сундука их достали? Правда, и оппоненты их – российские депутаты и политологи на бесконечных трёп-шоу – порой не лучше. Но я не про политическую, а про поэтическую полемику. Обе содержательностью и яркостью, увы, не блещут.

Александр БОБРОВ

Теги: литературный процесс , критика

 

«Если не я, то никто»

Владимир Михайлович Санги - писатель, основоположник нивхской литературы и общественный деятель, создатель нивхского алфавита, автор букваря и других учебников для нивхских школ, лауреат Государственной премии РСФСР, член Международной лиги защиты прав и свобод человека при Экономическом и социальном совете ООН.

Родился на Сахалине в стойбище Набиль. В 1959 г. окончил Ленинградский пединститут им. Герцена, в 1965 г. – Высшие литературные курсы в Москве. Член Союза писателей СССР с 1962 года.

С середины 70-х жил в Москве, в 1975–1993 годах работал секретарём правления СП РСФСР. Награждён медалью "За доблестный труд" (1970), орденом «Знак Почёта» (1977), орденом Дружбы (2006). В 2002 году труд В. Санги был отмечен Премией губернатора Сахалинской области, в 2004 году – Премией Сахалинского фонда культуры.

Свой 80-летний юбилей отметил в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже, где прошёл круглый стол по вопросам сохранения нивхской культуры и языков.

«ЛГ» поздравляет своего давнего друга и автора Владимира Санги с 80-летием и желает сил и вдохновения для дальнейшей работы на благо нивхского, а значит, и российского народа!

– Владимир Михайлович, на сегодняшний день вы единственный крупный писатель, практически классик нивхской литературы. Каково это?

– Человек в своём развитии достигает того предела, когда чувствует: то, что на него взвалилось, и то, что он сам взвалил на себя, – это правильно, так и должно быть, это ответственность не только за себя и свою семью, но и за социальное пробуждение целого народа.

В силу моих жизненных обстоятельств мне рано открылось: если я не буду заниматься нивхской литературой и вообще судьбой нивхского народа, то этим не будет заниматься никто или будет заниматься плохо. Несущественно, без полной отдачи, не так, чтобы твои старания стали частью жизни народа. Поэтому я понял: если не я, то никто. Восьмидесятилетний опыт моей жизни подтвердил, что так оно и есть. Если бы я не создал нивхский алфавит, никто бы в мире его не создал. Если бы я не написал правила нивхской орфографии, ни один учёный в мире не написал бы их, если бы я не посвятил несколько десятилетий своей жизни сбору ценнейших фольклорных материалов разных жанров, то ни один специалист в мире этого бы не сделал. Если бы даже и сделал технически, то из состояния аудиозаписи вряд ли бы это перешло на бумагу. Ведь самое трудное – расшифровать.

– Более сорока лет вы работали над книгой «Эпос сахалинских нивхов». Расскажите поподробнее об этом универсальном труде.

– Конечно, до меня тоже были исследователи нивхского фольклора. Правда, записей тогда, в конце XIX – начале XX века не существовало, поскольку не было соответствующей техники. Позже японцы записали на магнитофонную ленту сюжеты исполнения эпоса, но их записи так и остались записями. Если бы я не родился нивхом и не владел бы с рождения родным языком, «Эпос сахалинских нивхов» не появился бы. У ненцев и эвенков хотя бы часть фольклорного наследия была записана, а у нивхов – практически ничего. Я стал сравнивать эпосы разных северных народов, чтобы понять, в чём же особенность именно нивхского мировосприятия. В этой работе мне, безусловно, помогли образование, полученное в Ленинграде, где я окончил педагогический институт, и та культурная среда, в которой я несколько лет вращался.

Однако когда труд был окончен, стало понятно, что издать такую книгу очень сложно из-за отсутствия средств. Я положил «Эпос» в стол, для потомков, в надежде, что, может, хотя бы мои внуки изучат его, диссертации потом защитят – хоть какая-то польза будет[?]

– Сколько в общей сложности пролежала книга неизданной?

– Более десяти лет. Правда, во время работы над ней я получил грант Токийского университета, что позволило перенести тексты на электронные носители, так что японцы, безусловно, сыграли большую роль. И тут обратились ко мне из компании «Сахалин Энерджи», дескать, мы знаем, что у вас готова такая ценная книга, и хотим помочь в её издании. Это было во всех смыслах плодотворное сотрудничество. Надо сказать, кроме финансовой, «Сахалин Энерджи» оказала мне и методическую, и даже композиционную помощь в подготовке книги к изданию. Кстати, «Эпос» проиллюстрирован моими рисунками… Таким образом, книга получила полную реализацию. Когда я взял её в руки, то сам себе сказал: долг перед народом я выполнил.

– А свои произведения пишете на русском или на нивхском?

– И на русском, и на нивхском. Кстати, и русских классиков я переводил на нивхский язык: Льва Толстого, Пушкина. Сделал несколько книг для школьного чтения, включив туда и писателей советского времени – Бианки, Михалкова…

Сейчас работаю над проектом «Библиотека нивхского школьника. Я читаю с бабушкой». Может быть, хоть таким образом удастся поддержать интерес школьников к изучению нивхского языка. Восемь книг таких я уже издал. Там произведения Шарля Перро, Пушкина «Сказка о золотой рыбке» и мои.

Кроме того, я перевёл Всеобщую декларацию прав человека и Декларацию ООН о правах коренных народов на нивхский язык. Это была, честно сказать, трудная работа – пришлось создавать заново всю терминологию, адаптировать ключевые понятия деклараций к нивхской лексике.

– Вот вы создали нивхский алфавит, написали букварь. А как изучали нивхский язык до этого?

– Вообще никак не изучали. Говорили в семье с детьми на родном языке – и всё. То есть язык существовал только в устной форме. В 1964 году нивхов сорвали с насиженных мест и переместили в райцентр, где население было в основном русское и обучение соответственно допускалось только на русском языке. Таким образом, три поколения нивхов выросло без знания своего родного языка.

– А сейчас дети изучают нивхский?

– Буквари и учебники мои стоят на полках, а язык по ним не изучают. Как ликвидировали в 1989 году школы народов Севера, так до сих пор и не возобновили, не включили в школьную программу такой предмет, как нивхский язык. Хотя федеральный и региональный законы об изучении родного языка существуют, Министерство образования и директора школ отказываются вводить в сетку часов нивхский язык. Из четырёх возможных образовательных стандартов, один из которых предполагает изучение родного языка, выбран не он, а тот, в котором такой предмет отсутствует.

– Букварь создан на основе кириллицы?

– Да, на основе кириллицы. В русском языке 33 буквы, а в нивхском – 44 фонемы.

– Есть ли на Сахалине молодые писатели? Авторы, создающие свои произведения на нивхском языке?

– Хорошо, что вы уточнили. Вообще пишущих нивхов уже немало. Пишут стихи, рассказы, очерки – но на русском. На нивхском – нет. Потому что, как я уже говорил, третье поколение нивхов выросло русскоязычным. Не знаю, как правильнее сказать: пишущих на нивхском авторов – уже нет или ещё нет…

– По-моему, правильно и то и другое: и уже, и ещё. А простые люди на Сахалине читают книги?

– Нельзя сказать, что совсем не читают. Читают, но сказать, что чтение – это массовое явление, – неверно. Нивхи сейчас тоже уткнулись в компьютер, сидят, в игры играют…

– Насколько я знаю, помимо того, что вы писатель, вы ещё и вождь племени кетнивгун. Звучит очень экзотично. Как себя ощущаете в этой роли?

– Когда в 64-м году ликвидировали сёла и, как уже отмечалось, нивхов насильно сорвали с мест, переместив в районные центры, в портовые города, – был нанесён серьёзный удар по самобытности нашего народа. Так вот как вождь я реализую специальную программу «Возвращение к себе». Важно вернуть нивхам ощущение своей уникальности, пробудить их самосознание. Ещё в шестидесятых я занялся обозначением нивхских очагов – родов. Ведь как считается: если у тебя очаг потух, то право на свои родовые владения ты потерял. Очаг всегда должен гореть. То есть род должен жить в своих родовых угодьях. А по нивхскому обычаю нивх является собственником родовых угодий. Эту масштабную работу я закончил только в 93-м году. Кроме того, я занимался сватовскими нормами. Задумался: как же так получилось, что четырёхтысячный народ существует пять тысяч лет и не вырождается? А вот как. На каком-то этапе старейшины родов пришли к выводу: если родственная кровь присутствует в детях в большом количестве, то это гибель для народа. А если эту кровь разбавить кровью других племён, то есть родственная кровь останется только в определённой, незначительной пропорции, то род будет жизнестойким. Проще говоря, найдена была мера освежения крови. В «Эпосе сахалинских нивхов» вы всё это найдёте. Там я расшифровал код сохранения и развития малых этносов.

Беседу вела Анастасия ЕРМАКОВА

Теги: Владимир Санги

 

Да как же России не быть?

Творчество Игоря Григорьева - новое слово в литературе, совершенно не лишнее звено в цепи, с помощью которой куётся целостность, сплав русской культуры[?] Иметь поэта такого класса и калибра – просто честь для любой литературы мира. ( А.Н. Андреев,  доктор филологических наук (БГУ)

Игорю Григорьеву (1923–1996), пронзительно-русскому поэту, в августе 1941 года исполнилось 18 лет. Фашисты уже хозяйничали на Псковщине, наводили свой жестокий порядок. К этому горькому времени Игорь, сын крестьянского поэта Николая Григорьева, унтер-офицера с Георгиевским крестом за Первую мировую, писал:

Немо краснолесью, слепо лучезарью:

Свет погашен сталью,  высь набрякла гарью.

Ни "ау", ни эха, ни смешинки малой –

Лихо, плен, глумленье злобы небывалой.

Ни росы, ни дали, ни туманной рани.

На дорогах скорбных –  «панцири-лохани»:

Никому спасенья от крестов безбожных!

Никакого лета в убиенных пожнях.

Грех и разоренье, кровь и униженье.

Умирают сёла, как в костре поленья…

Обмерла осинка у горюн-крылечка,

Будто потеряла знобкое сердечко, –

Горькая не может в быль-беду поверить:

Мёртвых не оплакать,  горя не измерить…

( «Лихо», 1941)

Молодой подпольщик Игорь Григорьев возглавил плюсское молодёжное сопротивление. Парни и девчата, около сорока человек, нарушали немецкую связь, подсыпали гравий в буксы вагонов, расклеивали листовки, помогали беженцам и военнопленным, собирали оружие, наблюдали за передвижениями врага. Подпольщики не раз спасали от угона в Германию ребят и девчат Плюссы, доставали евреям документы с русскими фамилиями, именами. Однажды Игорь предотвратил гибель партизан Стругокрасненского подпольного центра, вовремя предупредив о карательной операции.

Не сразу, лишь после приказа Тимофея Ивановича Егорова, командира Стругокрасненского межрайонного подпольного центра, давшего для связи пароль: «Зажги вьюгу!» и отзыв: «Горит вьюга!», Игорь согласился на предложение начальника биржи труда работать переводчиком в ненавистной комендатуре.

….Сама себе не рада,

Спохватится беда.

И осенит крестом

Содеянное худо.

Мы вырвемся отсюда

На волю, в лес – наш дом.

( «Переход »)

Где можно быть собой,

К своей братве причалить,

Из-за угла не жалить,

Где бой – открытый бой.

Так будет! А пока,

По горестному праву,

Я тута – «герр», вы – «фрау»,

Ловчим в гнезде врага…

(«В комендатуре»)

Григорьев превосходно владел немецким: от природы были цепкая, прочная память и дар божий к языкам. Неслучайно он стал мастером глубинной русской речи, и сейчас над его книгами трудится филолог, лингвист, лексикограф А.П. Бесперстых, автор многочисленных оригинальных словарей. Подпольщики Григорьева умно, ловко, не вызвав у фашистов подозрений об участии в операции местного населения, обезвредили и передали партизанам крупного карателя, офицера СД, связного немецких агентов полковника Отто фон Коленбаха и его переводчицу фрау Эмилию Пиллау.

Задание партизанского центра по выявлению немецких агентов – от «цеппелиновцев» до сотрудников СД – тоже удалось выполнить. Однако Любу Смурову, вынесшую с биржи труда карточки на агентов, тайная полиция выследила. Вместе с Любой немцы взяли её тётку Ирину Егорову с дочкой Анной, переводчика лагеря военнопленных Игоря Трубятчинского. Григорьева подпольщики успели предупредить: «В доме засада. Уходи!»

Всю ночь, до выхода из посёлка в лес (пробираться пришлось через минное поле), Игорь писал горестные стихи. До последнего дня не мог он простить себе, командиру подпольщиков, гибель девушки. Её и других арестованных, измученных пытками, расстреляли в ночь на 16 сентября 1943 года.

Недоступен лик и светел,

Взгляд – в далёком далеке.

Что ей вёрсты, что ей ветер

На бескрайнем большаке!

Что ей я, и ты, и все мы,

Сирый храм и серый лес,

Эти хаты глухонемы,

Снег с напуганных небес…

Жарко ноженьки босые

Окропляют кровью лёд.

Горевой цветок России,

Что ей смерть? Она идёт!

(«Последний большак»)

В тот же день Игорь Григорьев ушёл в распоряжение 6-й партизанской бригады. Прикрывая отход обоза, получил первое ранение. Под непрерывным «шмайссерским» обстрелом немецких егерей дополз незамеченным до густого кустарника. Полуживого разведчика выходила крестьянка из деревни Посолодино Ольга Михайлова. Возвратившись в отряд, Игорь вместе с братом Лёкой (Лев Григорьев) сразу ушёл на захват шефа районной полиции Якоба Гринберга. 26 сентября 1943 года, на обратном пути, у деревни Носурино, братья попали в немецкую засаду, устроенную по доносу старосты. Младший Григорьев погиб.

Ты меня прости:

Без слёз тебя оплакал.

Умирали избы, ночь горела жарко.

На броне поверженной германская собака,

Вскинув морду в небо, сетовала жалко.

Жахали гранаты,

Дым кипел клубами,

Голосил свинец в деревне ошалелой.

Ты лежал ничком, припав к земле губами,

Насовсем доверясь глине очерствелой.

Вот она, война:

В свои семнадцать вёсен

Ты уж отсолдатил два кромешных года...

Был рассвет зачем-то ясен и не грозен:

Иль тебе не больно, вещая природа?

(«Брат»)

«Предателя уничтожить, а его дом – сжечь!» – приказал Игорю руководитель центра Тимофей Егоров. Григорьев зажёг паклю на чердаке дома старосты, зашёл в горницу и замер: в красном углу перед иконами теплилась лампадка… Командиру Игорь доложил, что убить хозяина дома не смог: «Не палач я!»

В контратаку под деревней Островно 10 февраля 1944 года командование бросило бригадных разведчиков – 38 человек во главе с комбригом Виктором Объедковым. Страшный бой, переходивший в рукопашный, стал для Игоря последним. Осколком разорвавшегося снаряда он был тяжело ранен. С того дня И. Григорьев, подпольщик, партизан, разведчик, орденоносец и поэт, прошёл десятки лазаретов, перенёс восемь операций.

Светлый ангел – сестрица, скажите:

Догорит моя ночь хоть когда?

Длань на рану мою положите:

За окошком ни зги – темнота.

Горькой доли глоток, не бессмертья,

Мне бы надо вкусить позарез!

Кроткий ангел, сестра милосердья,

Неужель я для смерти воскрес?

…………………………………

Я согласен, согласен, согласен

Побрататься с тревогой любой,

Лишь бы не был мой голос безгласен!

Только б, жизнь, не разладить с тобой!

Чтобы петь на неистовом свете,

Разумея: бессменна страда.

Только б русскую душу на ветер

Не пустить – ни про что – в никуда!

(«Боль»)

Выступая в ноябре 2014 года на Первых Григорьевских чтениях «Слово. Оте­чество. Вера», д.ф.н. Г.Н. Ионин отметил: «В истории русской поэзии ХХ века Игорь Григорьев – явление уникальное. Он, быть может, единственный, кто в поединке с конъюнктурой и идеологическими стереотипами недавних лет никогда не перестраивал своей лиры. Он стойко и убежденно оставался верен себе!» Старший сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН в Санкт-Петербурге, профессор А.М. Любомудров отметил, что, страдая, мучаясь болью Родины, поэт Игорь Григорьев жил подлинно, по-настоящему. «Гореванием о Руси можно определенно назвать и всю его зрелую поэзию».

Наталья СОВЕТНАЯ, БЕЛОРУССИЯ

Теги: фронтовая поэзия

 

Литинформбюро № 12

ЛИТФАКТ

В Петербурге на Новой сцене Александринского театра состоялось открытие Года литературы. После торжественной церемонии в театре прошли книжная ярмарка и театрализованное представление. По словам губернатора Георгия Полтавченко, одним из главных направлений культурной политики города является поддержка писателей, книгоиздательства и литературы в целом.

ЛИТФОРУМ

В подмосковной усадьбе Середниково, неразрывно связанной с именем великого русского поэта М.Ю. Лермонтова, прошёл литературный праздник под названием "День поэзии в Год литературы". В рамках вечера состоялись презентации альманаха «День поэзии - XXI век. 2014 год» и книги Татьяны Молчановой «Лермонтовы 1613–2013: российский род шотландского происхождения». Были вручены памятные медали Минкультуры России «200 лет со дня рождения М.Ю. Лермонтова» и юбилейные Лермонтовские медали ассоциации «Лермонтовское наследие». Вели встречу главный редактор альманаха «День поэзии» Андрей Шацков и хозяин усадьбы – Михаил Юрьевич Лермонтов-младший.

ЛИТМЕМОРИАЛ

Бюст известного кубинского поэта, писателя, публициста и общественного деятеля Хосе Марти был торжественно открыт в этнографическом парке-музее «Этномир» Калужской области. Данное мероприятие было приурочено к 55-летней годовщине дипломатических отношений между Россией и Кубой. Бюст Хосе Марти был подарен «Этномиру» посольством Республики Куба в Российской Федерации в знак подтверждения межнациональной дружбы.

ЛИТМУЖЕСТВО

Сборник прозы под названием «Я дрался в Новороссии» будет выпущен московским издательством «Яуза» в апреле 2015 года, сообщил глава редколлегии проекта, руководитель Союза писателей ЛНР Глеб Бобров. В сборник войдут произведения писателей из Луганска, Донецка, других городов Новороссии, а также литераторов из Москвы и Санкт-Петербурга, которые так или иначе принимали участие в боевых действиях в Донбассе или являлись их очевидцами.

ЛИТКУРЬЁЗ

Чеченский писатель-фантаст Руслан Закриев планирует подать в суд на режиссёра кинокартины «Аватар» Дэвида Кэмерона. По мнению чеченского писателя, голливудский режиссёр в своём фильме взял сюжет его романа «Секретное оружие», который в 2002 году был опубликован на портале «Проза.ру». Закриев планирует требовать через суд 1/3 часть доходов от фильма, что составляет 1 миллиард у.е. от суммы, которая была выручена за прокат «Аватара».

ЛИТУТРАТА

В Смоленске на 53-м году жизни скончалась поэт и журналист Раиса Ипатова.

ЛИТЮБИЛЕИ

85 лет исполнилось прозаику, сценаристу и журналисту, давнему сотруднику «Литературной газеты» Александру Борисовичу Борину.

Исполнилось 85 лет одной из старейших писательниц и журналисток Белоруссии Маине Максимовне Боборико-Кузнецовой.

65 лет исполнилось писателю Анатолию Григорьевичу Байбородину.

МЕСТО ВСТРЕЧИ

Центральный Дом  литераторов

Б. Никитская, 53

Малый зал

27 марта

Представление книги избранных стихотворений Александра Межирова «Какая музыка была!».

Начало в 19.00 .

Читальный зал  Государственного  музея  А.С. Пушкина

Пречистенка, 12/2

28 марта

Из цикла публичных лекций «Рассказы о книжных сокровищах Государственного музея А.С. Пушкина».

«Книга с автографом Николая Михайловича Языкова в коллекции редкой книги Государственного музея А.С. Пушкина».

Выступает старший научный сотрудник Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина Д.В. Лаврова.

Начало в 16.30 .

 

На прогулку по «Петровскому мосту»

Литературный журнал "Петровский мост" увидел свет в Липецке осенью 2008-го. Издаётся он четыре раза в год тиражом 1000 экземпляров, сейчас на выходе из печати 27-я двухсотстраничная книжка. Поэтому уже можно говорить, что за плечами у издания некая история и оно не оказалось в ряду многочисленных однодневок, возникающих и исчезающих на печатном рынке. Хотелось бы отметить, что появился журнал по инициативе областных властей и издаётся при финансовой поддержке из региональной казны, входя в структуру Издательского дома «Липецкая газета».

Липецкая область - край, взрастивший Бунина, Пришвина и Замятина, как говорится, по определению не может не иметь богатых литературных традиций. Поэтому изначально журнал сделал ставку на творчество местных авторов, а также тех, кто тесно связан с нашим краем. За лучшие произведения в прозе и драматургии, поэзии и публицистике ежегодно вручаются премии журнала.

Сегодня мы хотим пригласить читателей «Литературной газеты» на небольшую прогулку по «Петровскому мосту» (адрес издания в интернете: http://petrmost.lpgzt.ru).

Игорь БЕЗБОРОДОВ,  главный редактор журнала «Петровский мост» 

Взлётная полоса

Александра ТАМБОВСКАЯ

* * *

Наш старый автобус бесстрастен, как идол,

И времени стражи сегодня добры:

Зелёные хижины древних друидов

Почудятся вдруг у закатной горы.

Пригрезится время былое, иное.

Взволнуются предки, насупятся лбы.

И мудрый астролог, как палубу Ноя,

Укажет мне знаки грядущей судьбы.

Он скажет, что есть у меня варианты,

Что вольному воля, как жить на Земле.

«Что выбрать желаешь – кайло иль пуанты?

Что хочешь – Париж иль Россию во мгле?»

И я удивлюсь, осерчаю, обижусь:

«Я столько страдала! Доколе ж, скажи?!.»

А старый хитрец подойдёт ещё ближе

И снова развесит свои миражи[?]

И я онемею от рая земного.

Вкусить бы, познать бы, а там – умереть.

Но ангел таинственный вдруг надо мною

Воздвигнет крыла и прикажет: «Не сметь!»

И вновь я в знакомой пронзительной сини,

На сломе эпох, без досужего Ноя…

Кайло и Россия, кайло и Россия…

Как просто, как ясно! И нужно ль иное?

Аэродром Ижма

Взлётная полоса, взлётная полоса

В царстве таёжных чар.

Иней с тяжёлых веток падает на глаза,

И опустел ангар.

Не долетит сюда ни электрички крик,

Ни свет падучих звёзд.

Только один старик сюда приходить привык

Призраком белых грёз.

Аэродром Ижма! Не умирай, выживи!

Подай небесам весть.

Если подрезаны крылья, но не остыли души,

Значит, надежда есть.

Брошен аэродром, нет ничего на нём,

Кроме снежных страниц.

Только старик-чудак не может забыть никак

Песню стальных жар-птиц.

И ломом тяжёлым бьёт, и долбит он грубый лёд.

О, взлётная полоса!

Он всё не может забыть прерванный наш полёт

В светлые небеса.

И вот однажды над ним, зябнущим и седым,

Грянул, как гром, окрест

Раненый самолёт, раненый самолёт,

Падающий с небес.

И молодой пилот не верит своим глазам:

Там, за белым окном,

Маленький аэродром, маленький аэродром.

Маленький аэродром!

Аэродром Ижма

Очнулся, кричит: «Выживи!

Поверь, пилот, в чудеса!»

И вот надежда всё ближе, и вот надежда всё ближе...

О, взлётная полоса!..

У каждого есть в судьбе брошенный аэродром

И падающий самолёт.

Не ставь на минувшем крест, не ставь на будущем крест,

И может быть, повезёт.

А если случится беда и надо уйти навсегда,

Подставь другому плечо.

Ты в сердце расчистил снег, ты свой не бросил штурвал.

Чего же тебе ещё?

Аэродром – маленький, как старичок в валенках,

А самолёт – гигант.

Но мчится он, дебри взламывая, в сердце тайги самое,

И побеждает – талант.

Будьте, люди, талантливы не только своими песнями,

А верою в чудеса.

Верьте в счастье обманчивое.

Ведь так много в жизни значит она –

Взлётная полоса.

Отечество – чистилище моё

Людмила ПАРЩИКОВА

* * *

Какие крутые тропинки

проложены в этот январь...

Наш мальчик почти без запинки

сестрёнкин читает букварь.

Как молодость быстро проходит!

Как молодо дышит зима!

Какой ослепительный холод

коснулся души и ума!

Ничто в этом мире не вечно.

Но топятся печи в селе –

старинные жаркие печи –

и теплится жизнь на Земле.

И млечным дымятся морозом

глубокие чаши низин,

и пахнет сосной и берёзой

ночной снегопад на Руси...

* * *

Пригрезится – то яблоня в саду,

То Байгора, в которой лещ играет,

И кажется, хоть вдалеке от рая

Находишься, но всё же не в аду.

А по ночам, когда знобит траву,

И звёзды пьют из моего колодца,

И сердце, как птенец, на волю рвётся –

Поверится, что я ещё живу.

А значит, как ни каркай вороньё,

Как ни рисуйся быт под поле боя,

Мы всё на свете выдержим с тобою,

Отечество – чистилище моё.

* * *

Не отпускайте меня в небеса!

Там не тоскуют под ветром леса

и первоцвет как душа на весах

в чашах проталин не светится;

не обжигает крапива колен,

не досаждают работа и лень,

и лепестки не роняет сирень,

тучная, словно медведица.

Ежели даже вся жизнь на мели,

вечную пленницу вечной земли

непреходящим покоем вдали

не обольщайте.  Да полно вам!

Не полегчает там, чем ни лечи,

не отвечают там, как ни кричи,

и как заблудшему овну в ночи,

пусто и холодно.

* * *

Мать пройдёт – половица не скрипнет.

Пронесётся по дому тепло.

Оттого-то, наверно, и липнет

Тонкожилый листок на стекло.

Осень, ветер, и сумрак, и слякоть –

Только в доме у нас благодать,

И пока ещё не о чем плакать.

Мать уйдёт – и начнёт холодать…

* * *

В пустом саду хозяйничает память,

и воздух вкусен, как вишнёвый клей,

и можно к травам родины моей

припасть сухими жаркими губами.

И так неслышен ветра слабый шум,

и так неспешны капли дождевые…

Задумаюсь и, может быть, впервые

у жизни ничего не попрошу.

Пускай во всём постигнет неудача,

но жить в немом согласии с людьми,

с землёю, с небом, с горечью любви –

так хорошо. Поэтому и плачу…

А время мчится всё быстрей...

Леонид ШИРНИН

* * *

Синий свет, отражённый в колодце,

Словно взятый у неба взаймы.

Злой морозец, впрягающий солнце

В ледяную повозку зимы.

У повозки сосульки – оглобли,

А полозья – позёмки в степи...

А ветра – пристяжные продрогли,

Постоянно сбиваясь с пути.

Мириады незримых иголок

Прошивают сверкающий снег.

И сквозит галактический холод,

Устремясь из небесных прорех.

Леденящий и разум, и душу,

Пустотою и смертью храним, –

Жёсткий блеск излучающих стужу

Ослепительно-белых равнин...

В эту пору бездомный мечтает

По-медвежьи в берлогу залечь...

...Эх, теперь бы горячего чая

Да уютную русскую печь!

* * *

Весенняя бесстыжая Луна!

Её бока – боков девичьих круче:

Выкатывается, полная, она,

Белёсые расталкивая тучи.

Молчишь о чём, таинственно-тиха,

Свидетельница вечного мгновенья,

Предвестница библейского греха

Иль чистых душ святого откровенья?

Куда зовёшь, в какое торжество?

На буйный праздник или на закланье?..

От ярого сиянья твоего

Ни оберега нет, ни заклинанья!

Свети, Луна, свети в пустую высь,

Верши своё великое круженье!..

Катись, Луна, ко всем чертям катись

И не вводи невинных в искушенье!

* * *

Прозрачных туч оледья мечутся

По небу синему весны.

Изящный лук младенца-месяца

Исполнен вещей новизны...

И, отразясь в зелёных лужицах

Среди оттаявших аллей, –

Блестит, колышется и кружится

Свет полуночных фонарей.

Игра зелёного и жёлтого:

Огней и бликов череда...

А по карнизу вниз, по жёлобу,

Струится чистая вода.

Нам о любви опять мечтается,

А время мчится всё быстрей...

Кошачьи свадьбы намечаются

Средь безымянных пустырей.

Живой водой, небесной влагою

Подлунный город напоён,

А мы весне, как дети радуясь,

Зиме отходную поём...

Теги: литературный процесс

 

Бабка Юля

Тамара АЛЕКСЕЕВА

Бабка Юля не верила своему счастью. Бог услышал её многолетние молитвы и в обычный июньский день даровал ей прозрение. С этого дня начнётся её великое будущее, о котором она так мечтала.

Перед ней сидели старый небритый поэт с длинным хвостом волос, в коротких шортах и слабенькая девочка с нежным лицом, в синих клетчатых штанишках. Они пришли узнать, надо ли им венчаться, и бабка вдруг ясно и отчётливо увидела весь скрытый лабиринт их будущей жизни. Случилось это внезапно, как с неба обрушивается ливень, - она уже нашептала над трёхлитровой банкой с водой, пахнущей хлоркой, плотно закрыла её пластмассовой крышкой и терпеливо проговаривала привычный, изо дня в день повторяющийся наказ: "Воду пить и обливаться три раза в день, перед этим непременно сказать «Во имя Отца и Сына и Святого духа – во веки веков – аминь!"

Вдруг что-то больно и настойчиво ткнуло её прямо в сердце – бабка растерянно оглянулась по сторонам. «На огороде, что ли, переработала», – подумала она и потёрла рукой левую грудь – боль не уходила. И вдруг она угадала, узрела источник своей боли и ужаснулась – судьба посторонней девочки обожгла её небывалым страданием[?] Против воли своей она буквально рухнула в её сердце, как в колодец, наполненный кровью, и захлебнулась чужой бедой. И надо было поскорее выбираться, спасаться самой, но бабка Юля ещё не знала – как. В алом колодце будто били огромные колокола, да так, что закладывало уши. Она ухватилась за скользкую стену, да что толку!

Она налегла всем телом – пространство растянулось, как резиновое, и бабка Юля уже кувырком вломилась в чью-то избу, богато убранную. Надо было быстрее прибраться, не то придёт хозяин и мало не покажется. Заснула она в саду или на солнце, поди, разморилась? Она быстро подоткнула подол, засучила рукава, и день завертелся как всегда: полы выскоблить, убрать, перемыть, перестирать, наготовить. Хозяин вернулся после вечерней службы, это был дородный мужчина с красными полными щеками и румяным ртом. Он шумно вошёл, перекрестился на иконы и, не взглянув на новую работницу, пошёл умываться. Она подала чистое полотенце, он промокнул руки и бегло оглядел её крупными серыми глазами. Она потупилась. Позарез нужна была корова, семья большая, мал мала меньше, отец умер на Пасху, и мать продала её на год в работницы одинокому однодворцу.

Он ел много, вкусно и громко – с большим удовольствием, сопел и постанывал, прихлёбывая из глиняного кувшина красное вино, отламывая куски маслянистого жёлтого сыра, хрустел огурцами, слизывал с блюдца белую сметану, ковырял толстыми пальцами рыхлые блины. С таким же аппетитом он разделался с ней в своей широкой кровати: аккуратно раздел и прощупал все косточки и впадины, попробовал на зубок намечавшиеся соски, облизал подростковую грудь, до боли сжал ягодицы. А потом она от страха мало что соображала, он снова сопел и постанывал, перекладывая её, легко переламывая, как жареную курицу, с боку на бок и задом наперёд.

Старуха едва очнулась, вся комната плыла и качалась пред ней, кувыркались иконы, трёхлитровая банка, добротный диван, дорогая люстра, немолодой поэт с длинным хвостом, молодая невеста в клетчатых штанишках…

Бабка Юля по природе своей не была авантюристкой, она стала ею почти поневоле. Сосед Колька, безбожник и пьяница, в минуту неземной благодарности за слёзно вымоленный трояк пустил по селу небывалый слух: вот, мол, ей-богу, бабка Юля ночью летала на метле, но она ведьма доброй породы, и, когда приходит в гости, начинают оглашенно нестись куры. Пьянице никто не поверил, но слух остался в виде какого-то неясного знака над бабкиным домом, со временем он бы растворился, но случай пошёл навстречу и подкрепил новорождённую сплетню. Через три дома от бабки Юли телилась корова, и телилась тяжело, бабка проходила мимо да ненароком и помогла, оно, возможно, и час подошёл, но всё сошлось необычайно, да в бабкину пользу. А дальше пошло-поехало. Особливо бабка-то на земле не грешила, а потому ангелы решили возместить ей на старости лет вдовью долю и отсутствие детей. Народ повалил хоть и не валом – но ровно столько, чтоб обеспечить бабке Юле жизнь, полную достатка и уважения. Она стала важной, поправилась, дом наполнила цветными коврами и иконами. Телевизор купила, да что ещё пожилому человеку для счастья надобно? Сытно ела, по утрам пристрастилась к кофейку со сливками, варенья из полевой клубники больше не варила, полюбила конфеты в хрустящих обёртках. Разве узнала бы когда со своей крошечной пенсией, что бывает такая вкуснота? Ложилась на пуховую перину, покрытую дарёным атласным бельём, с золотыми петухами, шептала молитву благодарения и сладко, без сновидений, засыпала.

Проснувшись, шла к иконе и лукавила – просила за сытную жизнь прощения. А грехов-то, почитай, и не было. Ну – пошепчет на воду святые молитвы, намекнёт на удачную судьбу, ободрит ласковым словом, глядь, человек со своими проблемами и сам справился. Много ли надо, люди по природе своей мнительны, верят в порчи и сглазы, скажешь, что всё снялось, как и не было, страхи уйдут – оно и пойдёт всё к лучшему. Сколько детей нарожали от бабкиной воды! Оно ведь и у животных не всё так просто складывается – принюхиваются и приглядываются к друг другу, нора должна быть безопасной и удобной, обилие пищи, а потом уж и потомство, а это – люди. Вот, думают, если свадьба сыграна и медовый месяц удался – дети должны как грузди в корзинку повалить. А женщина – она из самой глубины души, куда сама с фонарями не дойдёт, пока организму не пошлёт тайный знак – будто белым платком махнёт – ничего и никогда не завяжется. Да что там говорить – в самой себе не всякая женщина разберётся. Вот и начинают выдумывать порчи неведомые, якобы на свадьбе завистниками наведённые.

Люди в большинстве своём живут как слепые – до конца жизни так и не догадываются о том, чего хотят на самом деле и кого любят. От чего их лечить? Бабки, по-настоящему видящие, давным-давно на свете повывелись, будто мор какой напал. Бабке Юле оно и на руку – на кой ей конкуренты. Но вот мучило что-то бабку, будто червячок какой подтачивал и не давал полноценно наслаждаться жизнью сытой, – просила она у Бога видения судьбы. Втемяшилось бабке в голову и понемногу захватывало всё её существо – такая уж человеческая натура, никогда и ничем не насыщается. Да кабы о большем почёте мечтала бабка или о деньгах каких небывалых – вовсе нет. Совесть её требовала одной справедливости. А от неё, как известно, все беды.

Судьба девочки, не благословенной небесами, тяжёлым кульком передавалась ей прямо в руки, нет – не в кружевных оборках и ленточках, а плотно закрученная грубым дешёвым холстом, из которого шили лишь мешки для картошки.

Ах, как бы отмахнуться сейчас от этого, пусть всё исчезнет, как и не было, отдаст бабка заговорённую водицу и благословит пару на долгое счастье. Да какое счастье выпадет девочке с этой выродившейся душой, это наихудший вариант из скупого набора, что уготовила для неё судьба. Для стареющего поэта она была лишь темой, неиссякаемой темой соблазнения и развращения. Как молодое невыдержанное вино, смаковал бы он её, слабенькую, выпивал по глоточку. Приручил бы и подчинил служить ему верой и правдой в любое время дня и ночи. Ей бы, хлипенькой, ещё в детстве сломленной, ещё незрелой порабощённой, копить по крохам свою силушку, как пчела день-деньской свою поноску носит.

– Беги от него куда подальше, девочка. Первый встречный даст тебе больше счастья. Оперись пером жёстким да пером крепким, а до той поры – не летай высоко, не ходи далёко. За первой же околицей сожрут тебя чудовища. Я проведу тебя огородами, схороню под вишнёвыми ветвями, окроплю голубым иссопом…

Бесстрашно и гневно, как птица, защищая своего птенца, взглянула она на старого поэта… Будто с ледяной горы вниз рванула она по его древнему сердцу. Мелькнул маленький мальчик в дорогой рубашечке, за ним рухнули за поворотом властный мужчина и капризная тонкая женщина в кружевах, потом опять мальчик с ледяными глазами, плачущая бабушка в чёрном платке, могила, ещё одна. Потом уже всё крутилось в мутном и диком вихре – стол, бутылки, хохот, бледные женские лица, как зимние стёкла… и тогда повалилась она на снежную землю, больно ударившись затылком. Одна за другой проходили перед лежащей в снегу бабкой Юлей женщины с осенними глазами, женщины с голодными глазами, женщины с одинокими глазами. Чья-то душа молила о любви, лишь о ней одной, – каждая уходящая женщина бросала в неё, как в скорчившегося ребёнка, свой одинокий лист – целая гора чужих увядших листьев, целая гора…

И плачущая душа поэта…

Давно стих шум отъехавшей машины, забуксовавшей на повороте. Бабка всё сидела, уставившись в одну точку. Потом она машинально встала, взяла со стола подарок недавней парочки – кулёк дорогих конфет и пачку заморского чая. Пошла на кухню, круто заварила чай, вынула из кулька конфету в золотой обёртке. Включила телевизор и долго смотрела на экран – люди плясали и пели, и корчили рожи. Выключила, пошла к иконам помолиться. Бог лукаво улыбался, а маета не уходила, разрасталась всё больше и больше, как сорняки в огороде. Ах да, огород. Бабка вышла во двор, пошла по тропке – поспевали огурцы, она любила смотреть на маленькие жёлтые цветы. Огурцов было много. Прошла по огороду взад-вперёд. Посмотрела на соседский дом. Над ним висел неясный знак беды, трудно было разобрать издали. Надо бы сходить предупредить. Подбежала собака, лизнула руки. Она погладила её по голове, заглянула в чёрные глаза – собаке оставалось жить ровно три месяца.

Бабка Юля села в благодатную землю и горько заплакала.

Теги: Современная проза

 

Сказка об украденном детстве

Детский мир: Рассказы. Составители Д. Быков, А. Портнов. - М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. – 432 [3] с. – 5000 экз.

Кто бы ты ни был, жизнь начинается с детства. Оно может проходить в более или менее комфортных условиях, но обычно в зрелом возрасте вспоминается как нечто светлое. Я не знаю ни одного человека, который бы всерьёз ассоциировал свои ранние годы с каторгой, узилищем, адом. Вы спросите: а как же дети военного поколения? Поговорите с ними, пока ещё не поздно. Почувствуйте колоссальную жизненную энергию, которой пропитаны их воспоминания. Было тяжело? Разумеется. Но в итоге, как пел Высоцкий, "дети бывших старшин да майоров до ледовых широт поднялись". И страну отстроили. Впрочем, мы отклонились от основной темы. Подавляющее большинство ныне живущих выросло в мирное время в могучем государстве. О подрастающем поколении это государство заботилось. Система образования, например, даже по самым независимым оценкам была одной из лучших в мире. Наличествовали здоровая организация досуга, условия для развития личности. Вроде бы и неоткуда взяться разговорам о том, какое несчастное было детство. Однако составитель книги рассказов «Детский мир» Дмитрий Быков, очевидно, придерживается иного мнения.

Уже в предисловии натыкаешься на такие перлы, как «ужас и тревога детских лет» и «школа – царство сплошного кошмара почти без просветов». Откуда это? Скорее всего от желания показать, что советское детство по определению не было, не могло быть сколько-нибудь счастливым: какое уж может быть счастливое детство в чреве стального серпасто-молоткастого Левиафана? Ужас, боль и ломка ростков индивидуальности жестокой пятой коллектива. Рассказы, с дьявольским чутьём собранные в «Детском мире», наглядно иллюстрируют это. Вот, например, Людмила Петрушевская, «Незрелые ягоды крыжовника»: «Дети понимают жизнь и легко принимают её простые правила. Они готовы именно к пещерному существованию. Они портятся страшно быстро, возвращаясь к тому, древнему способу жизни, с сидением кучей перед очагом, с коллективной едой всем поровну, вожакам больше, последним и слабым меньше или ничего. С общими самками». Рассказы в сборнике разные, есть посильнее, есть послабее. По отдельности они, конечно, направленного эффекта не производили бы. Но в том-то и фокус, что тексты объединены неким замыслом, сверхзадачей. Постепенно, по мере продвижения внутрь книги, у читателя возникает ощущение какой-то безысходности, безнадёги. Невольно вспоминаешь эпизоды из собственного детства, задумываешься[?] Стоп. Художественного эффекта сборник, безусловно, достигает. Но давайте подумаем, что – кроме удачной компоновки – обеспечивает этот эффект.

Рассказы апеллируют к глубинной области личности. А именно – к своего рода «маленькому человеку» внутри читателя. Разумеется, у каждого в детстве возникали обстоятельства, в которых столкновение с коллективом вызывает отрицательные эмоции. Умных дразнят ботаниками, физически сильных зачастую объявляют тупыми. Конечно, нельзя сказать, что это хорошо, но и ничего критичного, как правило, в таких ситуациях нет. Они по мере взросления сами собой рассасываются, и нередко те, кто враждовал, скажем, в пятом классе, в шестом – уже закадычные друзья. Но художественное слово обладает очень важным свойством. Заретушировав одни моменты и высветив другие, автор может представить интересующую ситуацию тем или иным образом. В «Детском мире» зачастую эмоции героев сводятся к формуле, выписанной Михаилом Веллером в рассказе «До того, как». Формула такова: «И в играх, требующих подвижности, приходил последним номером. А в футбол вообще не годился. И ни одна с-сука мной не восхищалась! Это – жизнь?» Нет, не жизнь, конечно. И автор рассказа это понимает, и составитель, и читатель. Не жизнь, а искусно созданный суррогат. Но струна зацеплена, в голове проносятся мысли: «Какое же всё-таки варварское общество…» Но потом на ум приходит пример того, как на, казалось бы, страшном и нелицеприятном материале может быть построено мощное, жизнелюбивое, даже мотивирующее на доб­рые поступки произведение. Вспоминается «Республика ШКИД». Да, голодное, вшивое, опасное время. Да, беспризорники. Да, неприглядные реалии. Но насколько положительный, конструктивный посыл! Эта книга воспитывала, спасала и поддерживала. Что же может сделать «Детский мир»? Пожалуй, только встать на полку вечно недовольного, с презрением смотрящего на мир сноба.

Теги: Детский мир: Рассказы

 

Роман не о любви

Арсений Никитин. Счастье. - М.: РИПОЛ классик, 2015. – 256 с. – (Восхождение). – Тираж не указан.

"Счастье" Арсения Никитина – это дневник молодого мужчины, мечтателя, у которого есть всё, кроме счастья[?] Писатель создал типичного героя нашего времени, блуждающего в своих неопределённых желаниях и бегущего от проблем.

В поисках любви и понимания герой Арсения Никитина бегает от женщины к женщине, классифицирует их по различным признакам, сравнивает одну с другой, он постоянно рассуждает: «Я всегда видел недостатки в тех девушках, с которыми встречался, спал, которых любил. И, держа в голове эти недостатки, я всегда надеюсь, что вдруг появится эта идеальная, которая вдруг сметёт в моей жизни всё прошлое». Опьянённый иллюзией, герой испытывает отвращение к собственной жене, ссылаясь на её требовательность и недовольство. «В нашей культурной традиции большинство жён относятся к мужьям, как к собственным собакам: кормят их, любят, балуют, но только пока те послушно себя ведут […] А я – не собака!» – пишет он в своём дневнике.

Каждая строчка книги говорит о том, что её написал мужчина, к тому же не очень умный. При любой удобной возможности он критикует женщин. А для большей реалистичности приправляет роман откровенными сценами, описывая беспорядочные любовные связи своего героя. Герой несчастен, но не вызывает жалости, он не видит границы между добром и злом, между любовью и изменами, между правдой и ложью. И вообще играет немного комичную роль мужа, страдающего от тирании собственной жены.

В довершение к весьма тривиальному сюжету написана книга стилистически не изящно, изобилует штампами как художественными, так и мировоззренческими и рассчитана на читателя всеядного, не слишком разборчивого. Потому что взыскательного читателя уж точно не удовлетворят примитивность и банальность во всех их проявлениях.

Ольга ОЛЕЙНИКОВА

Теги: Арсений Никитин , Счастье

 

«Все в Москву ведут дороги»

Михаил Ножкин. Точка опоры: Избранное. - М.: Вече, 2014. – 640 с.: ил. – 2000 экз.

В книгу популярного актёра, поэта и музыканта Михаила Ножкина вошли стихи, проза, драматические произведения и публицистика. Вообще художественное творчество Ножкина обычно связывают с лирическими стихами, вспоминая пронзительное:

Ещё немного, ещё чуть-чуть...

Последний бой – он трудный самый.

А я в Россию, домой хочу,

Я так давно не видел маму!

А ведь он не только лирик, но ещё и гражданин. Который издавна выражает свою позицию по многим вопросам – в газетных статьях, с высоких трибун, в кабинетах начальников. Ножкин – автор язвительных эпиграмм на Хрущёва, высмеивавший впоследствии Горбачёва, Ельцина. И не так, как это было принято у диссидентов, с фигой в кармане, а смело, открыто, не прячась за псевдонимами и не допуская двусмысленностей. Быть гражданином в наше непростое время – непозволительная роскошь. Когда писатели, задрав штаны, с радостью бегут за высокопоставленным чиновничеством, Ножкин смеет выражать недовольство. И говорит о том, что ему не нравится:

Все в Москву ведут дороги,

Всем в столице благодать,

Здесь гостей подчас так много,

Что хозяев не видать!

Разве не актуальны эти строки? Разумеется, "рукопожатные" деятели, едва услышав такое, завопят о нетолерантности. Но тем и отличаются настоящие художники, что не идут на поводу у сомнительных веяний в политике и общественной жизни, а рубят правду-матку. Ножкин именно такой. Главное для него – это Родина. И как бы ни было ей тяжко, какие бы невзгоды она ни испытывала, он останется её верным сыном, который скажет и ещё много раз повторит:

Не бывать такому, не бывать,

Не порвать времён живую нить.

Хватит вам Россию отпевать,

Хватит вам Россию хоронить!

Ножкин никогда не был профессиональным поэтом. То есть не стремился к тому, чтобы публиковаться, издаваться, заседать в каких-то комиссиях и быть литчиновником. Но его стихи и песни знают и любят в народе – этого не отнять. Он ведь в Союз писателей России вступил только в 1995 году, будучи давно уже всероссийской знаменитостью. Его гораздо больше интересует сама литература, чем возня вокруг неё:

А ты из девятнадцатого века,

Не очень из двадцатого и я,

Два русских непрактичных человека –

Такая нетипичная семья.

Но сколько бы ни писал он о семейном счастье, об уюте, а покой ему только снится. Ножкин – прирождённый воин. И война для него не закончится никогда:

...Давно по России гуляют враги,

А Лобное место давно уж пустует

И ждёт не дождётся гостей дорогих!..

Иван СЕРЕДИН

Теги: Михаил Ножкин , Точка опоры

 

Бои, ушедшие в века

Георгий Петерс, Борис Петерс. Из войны. - М.: Типография МГУ, 2014. – 190 с. – 200 экз.

Борис Петерс. Из прошлого. – М.: Типография МГУ, 2014. – 427 с. – 300 экз.

Со времён Великой Отечественной войны прошло уже 70 лет, но до сих пор события того времени тяжёлым грузом лежат в воспоминаниях людей, сражавшихся за нашу Родину. Героев, прошедших через суровые испытания, до последнего вздоха веривших в победу над врагом, будут помнить ещё множество десятилетий. Кого-то вой­на забрала навсегда – молодым, отважным и преданным своей стране, а кого-то обошла стороной, подарив минуты, часы или годы жизни. Наши прадеды и деды поведали нам об ужасе, о страхе, о последних секундах, проведённых с их товарищами там – на войне.

Пройти не только Великую Отечественную, но и Гражданскую вой­ну удалось Герою Советского Союза, командиру 5-й гвардейской Городокской стрелковой дивизии Георгию Борисовичу Петерсу. В книге "Из войны" Георгий Петерс ведёт рассказ от первого лица, поэтому читатель ощущает себя участником событий и видит войну такой, какой она была на самом деле – кровавой и беспощадной. «Одни неожиданно выпрямлялись, взмахнув руками, как бы потеряв равновесие, падали наземь. Другие с разбега тыкались лицом в землю, и было только видно, как в предсмертной судороге трепетали их конечности [[?]] Часть бойцов, волоча искалеченные части тела, прикрывая ладонями раны, щёлкая и скрежеща зубами, со стонами и молча, медленно ползли назад […]» – так описывает поле боя командир 5-й стрелковой дивизии. Позже его сын, Борис Григорьевич Петерс, напишет стихотворение «Атака»:

Под небом нежнее сирени

С грядой облаков набекрень

Ревущее танков гуденье

И страха минутная тень.

Но смертью дорогу расчистив,

Сгорая в огне и пыли,

Мы падаем рваными листьями

В летящие комья земли.

Несмотря на всю жестокость военного времени, Георгий Петерс всё же находит прекрасное вокруг, он восхищается красотой природы: «На горизонте небо пестрело облаками. Закат окрасил их различными оттенками. У горизонта облака пылали пурпуром, далее он переходил постепенно в светло-оранжевую краску, но и этот цвет не имел силы охватить всё облако, он замирал в середине, переходя дальше в светло-фиолетовый оттенок, сгущающийся в тёмный к противоположному краю». Любовь к природе командир передаёт и своему сыну Борису. Юный Борис Петерс с раннего детства пишет стихи: сначала это были описания природы, затем строки о войне, о несчастной любви, о путешествиях в далёкие страны. С возрастом стихотворения поэта меняют ритм и глубину. В своём поэтическом сборнике «Из прошлого» Борис Петерс изобразил не только всю свою жизнь и переживания, но и жизнь своей семьи и товарищей. Многие стихи поэт писал по рассказам отца, деда, матери и бабушки. Почти к каждому циклу стихотворений Борис Петерс написал примечания, поэтому современный читатель поймёт смысл каждой строчки, напечатанной в сборнике «Из прошлого».

Книга «Из войны» – это некое собрание воспоминаний авторов, его наблюдений и открытий. Отважный командир становится свидетелем нескольких несправедливых событий: он спасает от смерти жеребца, которого травил хозяин, он сочувствует маленьким детям, обречённым на голод. Но в то же время Георгий Петерс – это строгий и требовательный военачальник, всегда стремившийся к боевой работе.

Война – большое испытание, пройти которое не каждому под силу. Но тех, кому это удалось, мы всегда будем помнить и чтить.

Мы заночуем у кургана,

Траву кошмой примяв слегка,

И снятся: старый воин в ранах,

Бои, ушедшие в века! –

(Борис Григорьевич Петерс – памяти отца).

Ольга БОЙКОВА

Теги: Георгий Петерс , Борис Петерс , Из войны , Из прошлого

 

Пятикнижие № 12

ПРОЗА

Александр Трапезников. Затерянные в Полынье. - М.: Эксмо, 2014. – 416 с. – 3000 экз.

Когда серьёзный писатель, коим является Александр Трапезников, берётся за создание книги для массового чтения, получается всё равно лучше, чем у донцовых-марининых. Почему? Да потому что автор владеет ремеслом, а здесь, конечно, речь может идти только о ремесле, не более того, знает все основные прозаические приёмы, умеет писать правдоподобные диалоги. Потому что поделка мастера всё равно будет отличаться от поделки дилетанта.

Книга по-настоящему увлекательна, остросюжетна, написана в приключенческом жанре. Но даже здесь есть место глубоким мыслям, метким наблюдениям и тонкому психологизму. И разговор об идеалах оказывается, как ни странно, уместным. Герой, городской парень, получает в наследство дом своего деда, погибшего при таинственных обстоятельствах... Тут вам не только история с элементами детектива, тут и панорама деревенской жизни, и её проблематика. В любом случае читателю не будет жаль времени, потраченного на "Затерянных в Полынье".

ПОЭЗИЯ

Галина Щербова. Вовремя. – М.: У Никитских ворот, 2014. – 80 с. – 200 экз.

Ещё одна книга, ставшая уже, несмотря на малотиражность, знаменитой и вышедшая в серии «Московские поэты». Имя Галины Щербовой не очень на слуху, но это, увы, сейчас удел многих достойных поэтов. Стихи Щербовой – это стихи человека сострадающего, с отчётливым взглядом на мир. Её система ценностей ясна и классична. Она не заигрывает со злом, выгоняя всё низменное из своего образного ряда решительно и навсегда.

Пропитан город липовым отваром

И отражён в асфальте, как во льду.

Всё плавится у полдня на виду

Неуловимым призрачным нуаром.

Щербова, несомненно, ориентируется на лучшие образцы русской и советской лирики в её «тихой части». Ей ближе поза мыслителя, нежели бунтаря. Книга производит очень цельное впечатление, она гармонична и разнообразна по эмоциональному спектру. И главное, что хочется отметить, – это очень интеллигентная поэзия, мягкая и качественная, без разрушающих регулярный стих русофобии и желчи.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Четыре Туберозы : Поэзия, проза и драматургия забытых авторов Серебряного века / Автор-составитель Николай Носов. – М.: Аграф, 2014. – 416 с. – 1000 экз.

Хорошо, что в наше довольно циничное в издательском контексте время выходят такие книги, на которых заведомо не стоит клеймо коммерческой привлекательности. Серебряный век – это период, решающим образом повлиявший на эстетику русской литературы XX века. О его реальном значении до сих пор не умолкают споры. Но далеко не все знают, что в нём были имена, впоследствии не получившие широкого признания, но бесспорно оставившие свой след в оте­чественной словесности. В данный сборник вошли произведения Сергея Соколова, Нины Петровской, Александра Ланга, Иоганнеса фон Гюнтера. О Нине Петровской широкая публика знала лишь по знаменитым любовным скандалам той поры, а ведь она автор очень тонкой импрессионистичной прозы. Трое других были известны лишь узкому кругу. Теперь есть возможность приобщиться к их творчеству. В начале книги помещена большая работа Николая Носова, анализирующая произведения авторов книги.

БИОГРАФИЯ

Евгений Никитин. Чуковские. Корней, Николай, Лидия. – Нижний Новгород: Деком, 2014. – 348 с. – 1500 экз.

Книга известного исследователя литературы представляет собой биографии трёх членов семьи Чуковских. Можно похвалить автора за тщательную биографическую и текстологическую работу. Портреты отца, сына и дочери Чуковских встают перед читателями во всей полноте и разности. При этом их жизни рассмотрены в контексте эпохи и окружения, весьма пёстрого и неоднозначного. Видно, что автора очень занимают судьбы героев книги и он вносит в текст много личного. Наверное, это не очень хорошо для беспристрастного литературоведения, но стоит сказать, что главная задача в книге решена. А она состояла в том, чтобы попытаться объяснить, как уживались в одной семье столь разные личности: культовый детский писатель, ранний поклонник Сталина, в «оттепель» проклявший своего кумира, Корней Чуковский, великолепный советский прозаик и переводчик, автор увлекательнейших книг о моряках и лётчиках, Николай Чуковский и яростная защитница сомнительных диссидентов Лидия Чуковская.

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Анна Никольская. Чемодановна. – М.: Росмэн, 2015. – 96 с. – 5000 экз.

«Чемодановна» – это не столько по­учительная, сколько очень весёлая сказочная повесть, в которой нашлось место и для настоящего чуда, и для захватывающих приключений. Яркие, эмоциональные иллюстрации к сказочной повести нарисовала молодая петербургская художница Екатерина Бауман.

О нянях и гувернантках, о том, что детям можно, а чего нельзя, в детской литературе было сказано уже немало, но Анна Никольская в своей новой книге «Чемодановна» решила представить эту тему под другим углом. Боря и Оля Прикольские – брат и сестра близнецы – страдают от тирании собственной няни, Изольды Тихоновны Кикиморовой, но их жизнь кардинально меняется, когда в дом к Прикольским буквально как снег на голову сваливается Чемодановна – их собственная бабушка. Яркий образ создан, юмора хоть отбавляй – что ещё нужно детям, чтобы захотелось прочесть книгу?..

 

У края…

"Домик на окраине" Алексея Арбузова во МХАТе им. Горького

Если спросить сегодня современную девушку или молодого человека, верят ли они в то, что может начаться война, что его вместе с ровесниками отправят на фронт, а она будет и днём и ночью трудиться в тылу, прислушиваясь к звуку сирены - сигналу воздушной тревоги, да ещё если спросить об этом в ясный летний день, когда так пахнут кусты сирени, а солнце так ярко, – я думаю, что каждый ответит, что это невозможно, что войны не будет. Только не сейчас, только не с ними... И все кем-то высказанные теоретические умозаключения, и чьи-то геополитические интересы, и мировой расклад сил – всё это растопит июньское солнце и унесут воды ближайшей реки.

74 года назад в это тоже не верили. Тоже считали, что этого не произойдёт. Молодой инженер Алёша Кустов (актёр Юрий Ракович) на вопрос самой старшей из семьи Ивановых – 26-летней Веры – так и отвечает:

– Нет, я не верю. Войны не будет.

Да и какая война?.. Вот средняя из сестёр – Люба – и новым купальником обзавелась, и платьем модным, сейчас же на дворе не 30-й год, а 41-й – значит, выглядеть можно и поприличнее. Это у зрителя её реплика может вызвать горькую усмешку, а сёстры Ивановы ещё не знают, что их ждёт.

Вера, Надежда, Любовь – три сестры, прямо как у Чехова, – живут в доме на окраине, в московском Черкизове (первоначально Арбу­зов так и назвал свою пьесу в военном 43-м – «Домик в Черкизове»). Девушки мечтают о любви, о новой интересной жизни. Надя хочет, например, бросить завод и уехать на Балтику, поступить в мореходку. А в комнате, выходящей окнами в сад, среди старых семейных фотографий, репродукций с картин, горшков с цветами художник Игорь Ефремкин недалеко от фотографии Сталина повесил отрывной календарь с числом «1941».

Уже служит в армии их брат Коля, его с Волги перевели в Белоруссию, но сёстры за него совершенно спокойны: войны же нет. Когда она начнётся, сёстры Ивановы сразу повзрослеют: к ним придёт последнее письмо от погибшего Коли...

Смерть брата изменяет мечтательную, не расстающуюся до войны с романом аббата Прево «Манон Леско» Надю, самую младшую из сестёр, в которую влюблены и инженер Кустов, и «комсомолом не охваченный» шофёр, танцор и любимец девушек Женька Шеремет (Максим Бойцов). После начала войны она тайком от сестёр ходит на медицинские курсы, чтобы осуществить мечту – отправиться на Балтику, но уже в качестве медсестры. В исполнении Евгении Розановой мечтательная Надя становится решительной, ироничной.

Старшая, Вера, остаётся в тылу (завод готовится к эвакуации на Урал), не спит ночами. Но ей не привыкать: оставшись без родителей, она стала главой семьи, рано повзрослела. И вот новая беда – на её глазах умирает от ран Алексей, которого она безответно любит.

Любовь делает героиню Ирины Рудоминской ещё сильнее, целеустремлённее, она способна на самоотверженные поступки.

Средняя, Люба, тоже изменилась: забыты платья и танцы, выбрасывается патефонная пластинка – какое может быть веселье во время войны?! Героиня Анастасии Рубеко копает противотанковые рвы. На смену кокетству и влюбчивости приходит настоящее большое чувство к конструктору Коробейникову (Никита Померанцев), потерявшему в блокадном Ленинграде жену и дочь.

Как всё-таки эти сёстры, с их жизнью, их устремлениями, их поступками, не похожи на своих ровесников века XXI! Да и сам век отличается от XX. Бывшие молодые стали уже бабушками и прабабушками. И понять их, приблизиться к ним современные внуки (на премьере, кстати, было много молодых людей) могут, открыв для себя арбузовские пьесы, посмотрев мхатовский спектакль, который заставляет поверить как в подлинность происходящего на сцене, так и в подлинность тогдашних человеческих взаимоотношений.

Когда герои проходят через потери и лишения, становится ясно, насколько важны настоящие, искренние чувства: только они значимы. Влюблённый, но нагловатый до войны Шеремет, встретившись наконец с Надей, в первую очередь рассказывает ей о том, как её любил погибший Алёша. В этот момент он не думает о себе, как и тогда, когда узнаёт, что она на фронте потеряла зрение. Война помогает избавиться от эгоизма и легкомыслия.

«Домик на окраине» Арбу­зова пронизан мелодраматичностью, лиризмом. И режиссёр Александр Дмитриев, бережно сохраняя этот лиризм, вводит в ткань спектакля стихи Александра Блока, Давида Самойлова, Семёна Кирсанова... Высокая поэзия вступает в тесное взаимодействие с авторскими сокровенными мыслями и миром чувств его героев, тех, кто перед лицом собственной смерти или угрозы жизни своих близких забыл всё суетное и наносное. А ещё, конечно, это и черта времени, характеристика поколения, для которого вся литература, а поэзия особенно, являлась неотъемлемой частью жизни.

Камерность пьесы Арбузова подчёркивается тем, что спектакль во МХАТе идёт на малой сцене. И свет прожекторов, бьющих в окно комнаты, и возглас: «Это немцы идут!», и то, что актёры стоят в нескольких шагах от тебя, воспринимается как настоящее, как затрагивающее тебя лично...

Спектакль заканчивается жизнеутверждающе: и живые, и мёртвые танцуют вальс, поставленный балетмейстером Петром Казьмируком, потому что и герои произведения, и двадцать миллионов погибших «в День Победы сходят с пьедесталов»... Живут теперь с тобой и в тебе...

А когда до Победы было ещё далеко и положение Москвы оставалось очень серьёзным, Коробейников процитировал Любе отрывок из блоковского «Возмездия»:

...в каждом дышит дух народа.

Сыны отражены в отцах...

И добавил: «Вот почему мы непобедимы».

Анастасия БОРДЕНЮК

Теги: искусство , театр

 

Я не тот, кто смотрит, а тот, кого показывают

Заслуженный артист России Александр Яцко уже много лет выступает на сцене Театра Моссовета. До этого, окончив Школу-студию МХАТ в 1985 году, работал на Таганке с Анатолием Эфросом и сыграл у него Альцеста в "Мизантропе", Барона в «На дне». Выступал у Анатолия Васильева в «Моцарте и Сальери». Серьёзно занимается режиссурой. Поставил «Генриха IV» и «Ричарда II», а недавно у него состоялась режиссёрская премьера «Горе от ума» в Театре Моссовета, где Яцко активно занят в репертуаре («Царство отца и сына», «Р.Р.Р.», «Опасные связи», «Предбанник»). Александра так же охотно приглашают в телесериалы, недавняя его работа на Первом канале «Тест на беременность» собрала огромный рейтинг.

- Такого «Горя от ума», как у вас, я ещё не видела. Скажите, почему возникла идея семейного, камерного спектакля?

– Вероятно, он воспринимается как камерный, потому что идёт на малой сцене, и пространство определяет его жанр. Да и сама история об одном безумном дне, который пережила семья Павла Афанасьевича Фамусова, тоже камерная. Именно сюда, как снег на голову, свалился три года не дававший о себе знать юноша, приехавший Бог знает откуда (то ли из Лондона, то из Парижа), и привёл в смятение весь дом.

– А маленький оркестр перед началом первого и второго акта тоже с чем-то связан?

– Он возник естественно, поскольку сама судьба велела нам использовать музыку Грибоедова. Два изумительных вальса – ля минор и ля-бемоль мажор. Он больше сочинил, но так как был расточителен и беспечен в отношении своего музыкального дарования, то записывали за ним другие. А я как человек, зарывший свой музыкальный талант и симпатизирующий композиторам, понял, что эти вальсы должны звучать в спектакле. Женя Борец, мой приятель, сыграл эти вальсы по-разному, и за сорок минут написал ко второму акту саундтрек. Те же вальсы Александра Сергеевича звучат в джазовой обработке. Грибоедов мог по восемь часов проводить за фортепьяно, а когда служил дипломатом, настаивал, чтобы за ним возили его инструмент.

– Вы наверняка перелопатили массу исторических материалов, поэтому нашли ответ, как в Грибоедове мог сочетаться верный слуга Отечества и остроумный поэт?

– Не знаю, но ведь нет единой формулы гениальности. Он был талантливый писатель. Сочинив лучшее, что было создано для театра на русском языке, Грибоедов одновременно считался и весьма толковым дипломатом. Его договор, который он заключил с Тегераном, работает и по сей день. Был защитником интересов своей страны и опасным соперником для англичан. Неслучайно история его мученической смерти связана с разными версиями, даже есть предположения, что бунт религиозных фанатиков был инициирован иностранной разведкой. Это примерно то же самое, что недавно случилось в Париже. Лично я не понимаю, как верующий человек может оскорбиться. Ведь Бог – это любовь, всепрощение, а не обида. Лично у меня нет религиозных чувств, и я не воцерквленный человек.

– Это совершенно неожиданное открытие для меня в вашем характере.

– А что тут неожиданного? Я советский человек и воспитывался как агностик, поэтому верю в непознаваемость мира.

– А чем занимались ваши родители?

– Мама была зубным врачом, а папа – журналистом, главой комитета по печати. Учился я на русском языке, но мы все изучали белорусскую литературу. Я легко читаю и говорю по-белорусски, часто езжу на родину, там по-прежнему живёт моя старшая сестра, племянники. Да и снимался часто в российских сериалах на студии «Беларусьфильм». Не знаю, как будет сейчас, потому что все проекты заморозились и съёмки остановились из-за нынешних финансовых бед, которые на нас свалились[?]

– Это коснулось и Белоруссии?

– Разумеется. Ведь мы очень тесно связаны друг с другом. И они, и мы сообща переживаем кризис, который неизвестно когда закончится. К тому же я вырос на теме жертвы, которую принёс белорусский народ во Второй мировой войне, где каждый четвёртый белорус был убит. По сути 25 процентов населения.

– И в то же время говорят, что белорусы – хорошие военные, поскольку дисциплинированные и исполнительные.

– В этом я никогда не разбирался, так как принадлежу к пацифистам. Естественно, к оружию тоже равнодушен. Мне больше ласкает слух музыка духовых оркестров.

– Наверное, не только музыка оркестров, но и музыка, застывшая в камне, так как вы окончили архитектурный институт.

– С наслаждением, завистью и восторгом смотрю на работы своих друзей-архитекторов, также могу отличить гармонично красивое здание от некрасивого. После окончания школы пошёл в политехнический институт на архитектурное отделение, поскольку немного рисовал, хорошо чертил, тригонометрия, стереометрия давались легко, только по гео­графии была четвёрка. Сейчас с нежностью вспоминаю те времена, но, на мою беду, там оказалась очень хорошая театральная студия, и я сбился с пути и теперь уже 30 лет топчу сцену московских театров.

– Итак, вы «зарыли в землю» свой музыкальный дар, архитектурное признание, но они пригодились в вашей режиссёрской профессии.

– Всё правильно, ведь архитектура – это тоже срежиссированное пространство. Архитектурные композиции помогают мне также в мизансценах. Поэтому я могу сдать спектакль под ключ.

Д. Щербина и В. Ярёменко в спектакле А. Яцко «Горе от ума»

– Скажите, в театре артисту добиться постановки сложно?

– Сложно. Особенно в таком инертном, как наш.

– Сколько времени вы репетировали «Горе от ума»?

– Три месяца. Вначале постановка была заявлена как внеплановая работа, а уже потом включена в план. Хомский ( главный режиссёр Театра им. Моссовета. – Ред. ) не мог мне отказать.

– Это потому, что вы топчете эту сцену более 20 лет?

– Как артист я на хорошем счету, люблю наш коллектив, который способен на многое, и на нехватку ролей не жалуюсь. К тому же я человек настырный, упорный и всегда довожу до конца начатое дело. Мне было бы стыдно поднять руки кверху и сказать: «Нет, судьба мне не благоволит». И потом мы разные, мы эгоистичные, мы амбициозные и не всегда готовы смотреть в одну сторону.

– Тем не менее в спектаклях Юрия Ерёмина у вас самые интересные работы. Значит, вы с ним смотрите в одну сторону.

– Ерёмин очень крепкий режиссёр, но, кажется, сейчас он больше увлечён сценариями.

– Ваш Свидригайлов в «Преступлении и наказании» – очень мощный тип, из него такая силища исходит, что хочется смотреть и слушать только его.

– Спасибо, конечно, за похвалу, но если бы это была пьеса, а не инсценировка, когда роль состоит из фрагментов, результат был бы значительно лучше. Я пытаюсь полемизировать с этим и настаиваю на том, что надо ставить пьесы.

– Насколько я помню, в вашей творческой биографии не было Чехова?

– Не было. Я просился к Кончаловскому на роль дяди Вани, но он предпочёл более молодого, комического артиста Павла Деревянко.

– Я думаю, с клоунским красным носом вы бы не согласились играть?

– Может быть. Наверное, потому там меня и нет.

– А с кем из режиссёров вам приходилось работать на преодолении себя? Это происходило с Эфросом, Васильевым?

– Интереснее всего мне было с Анатолием Васильевичем Эфросом, но это было короткое счастье. Оно продолжалось всего полтора года, в конце его жизни. Даже состоялась одна репетиции нового спектакля, на столе лежал «Гамлет», но смерть оборвала намеченные планы. Ведь он прожил всего 61 год, мало, очень мало, а ведь мог ещё много раз удивить нас своими шедеврами. С его смертью мы потеряли лет двадцать хорошего театра.

– Но ведь вы можете ставить и на стороне, что делали и раньше.

– Вряд ли. Во-первых, я не хочу этого делать, поскольку привык к этому дому и хорошо его знаю, который можно превратить в лучший театр с весьма приличной труппой.

– Скажите, Анатолий Васильев оставил след в вашей творческой биографии?

– Несомненно. И Эфрос, и Васильев сделали из меня артиста. Благодаря им я стал многое понимать в актёрском ремесле и в самом себе тоже. И ещё Анатолий Александрович показал мне, каким я могу быть. То, к чему я относился с насмешкой и язвительно реагировал, оказалось весьма рациональным зерном, и его вербальная техника помогла мне двинуться вперёд. Он столкнул меня с привычного пути, используя моё «кривлячество», а также возмутил моё спокойствие, и оказалось – я ещё не всё понимаю и умею. Вообще-то я психологический артист, всё остальное мне мало интересно.

– То, что сейчас Анатолий Васильев ушёл в тень и не занимается театром, это большой урон для русского искусства?

– Если он ушёл в тень, значит, уже ничего нового делать не может. Он был мастером, который изготовлял великолепную театральную продукцию, а потом ушёл из этого «завода». Значит, не может, не хочет. Он уже дедушка. Беда нашего театра заключается в том, что работают дедушки, а парни, которые могли бы работать, сидят на запасных скамейках. Надо освобождать место.

– Но ведь вы работали с Декланом Доннелланом в «Двенадцатой ночи» Шекспира.

– Он оказался мнительным интриганом, а я парень простодушный, открытый, и мы не сошлись. Я сыграл у него пятнадцать спектаклей, а потом без всяких объяснений был отстранён от этой работы. Через шесть лет мне передали, что ему кто-то сказал, будто я о нём что-то плохое говорил за кулисами. Таким образом, мне была устроена показательная казнь, несмотря на то, что я достойно играл маленькую роль Орсино. Глупо, поскольку все актёры на пути к премьере выражают свои сомнения, и я тоже как артист мог поворчать. Ну и возможности поездить по миру с этим спектаклем я тоже был лишён.

– Что вас сильно обидело…

– Я меньше всего об этом думал, потому что больше всего люблю творческий процесс, репетиции. Ездить по миру тоже люблю, но избирательно.

– Тем не менее со спектаклем Романа Виктюка по пьесе Марины Цветаевой, где были заняты Алла Демидова, Дмитрий Певцов, вам удалось побывать во многих странах. И это было в начале перестройки, когда в той же Флоренции, чему я была свидетелем, вас в каждом кафе встречали аплодисментами.

– Да, но потом всё сменилось настороженностью. А Роман Григорьевич – один из немногих великих режиссёров, с которым мне посчастливилось работать. Он последний мастер талантливой плеяды золотого советского театрального века.

– Я представляю, как тяжело вам работать с молодыми режиссёрами в телесериалах…

– Наоборот, мне легко с ними, поскольку всё определяет сценарий. Ведь это конвейер, технология.

– У вас есть сериалы, которые вам не стыдно смотреть?

– Я не тот, кто смотрит, я тот, кого показывают. И потом сейчас появились вполне приличные сериалы. Я с удовольствием смотрел ту же «Оттепель», того же Женю Цыганова, будучи большим поклонником первого набора Студии Петра Фоменко.

– Вы страдаете от своей зависимости?

– Страдаю, но эти страдания привычные. Никто не обещал, что будет по-другому. Человек вообще зависимое существо. Мы стремимся к независимости, хочется «развернуть гармонь» и сказать: «Да, пошли вы все к чёрту», но… Я был бы независим, если бы у меня была куча денег, куча возможностей, куча полномочий. И если бы был не актёром театра, а его худруком.

– А телесериалы – это возможность более-менее благополучного материального состояния?

– Да. А также интересная работа, сулящая встречи с интересными людьми. В отличие от театра, никто с тобой в сериале не будет нянчиться, разбирать роли. Надо сразу войти в кадр и всё сделать. Поэтому продюсеры предпочитают умелых артистов.

– Вам не кажется, что в последнее время актёрское мастерство деградирует?

– Не кажется. Это зловредное, стариковское ворчание, которое я иногда слышу в кулуарах. Среди сотен актёров всегда найдётся десять талантливых артистов.

Беседу вела Любовь ЛЕБЕДИНА

Теги: искусство , театр

 

Ночь. Улица. Театр

Акция "Ночь в театре" по традиции проходит в канун Всемирного дня театра, который отмечается 27 марта. В нынешнем году акция посвящена 70-летию Победы в Великой Отечественной войне и предлагает зрителям специальную программу, посвящённую этой памятной дате.

В акции примут участие практически все наиболее известные и популярные театры Москвы - всего 70 – «Современник», Театр им. Маяковского, Театр сатиры, Театр им. Пушкина, Театр на Малой Бронной, Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, «Новая Опера», «Геликон-опера», «Гоголь-центр», «Практика», Школа драматического искусства, Мастерская Петра Фоменко, «Табакерка» и многие другие.

Акция «Ночь в театре» предложит зрителю посетить творческие встречи, открытые показы и репетиции, мастер-классы, кинопоказы, поэтические вечера, праздничные концерты и тематические экскурсии.

Традиционные экскурсии за кулисы пройдут более чем в 20 театрах, среди которых и только что открывшийся после реконструкции «Электротеатр Станиславский».

В Театре Пушкина на творческой встрече можно будет пообщаться с художественным руководителем Евгением Писаревым и ведущими актёрами – Александрой Урсуляк и Викторией Исаковой. Встреча с Ириной Апексимовой пройдёт в зале «Боярские палаты» Союза театральных деятелей России. Зарегистрироваться на мероприятие можно на сайтах Театра Романа Виктюка и Театра на Таганке.

Московский академический театр сатиры попробует воскресить перед зрителями запрещённый к показу спектакль «Тёркин на том свете» по поэме А.Т. Твардовского.

Также в рамках акции можно посетить мастер-классы театральных профессий: гримёров (Театр на Малой Бронной), бутафоров (Содружество актёров Таганки), кукловодов (Московский театр кукол).

Теги: искусство , театр

 

Мебель с номерками,

Губернатор Сахалина Александр Хорошавин не стал оспаривать свой арест. Дойдёт ли дело до суда?

Фото: РИА "Новости"

"ВЕСЬ МИР - ОДНА ДЕРЕВНЯ"

Наш украинский друг и сотрудник, симпатизант майдана, твердит как заводной: «Вот войдём в Европу – не будет у нас коррупции». У нас тоже во многих головах угнездилась мысль: в России – особая, нигде не виданная коррупция. А в «Эуропах» – там она если и есть, то маленькая и опрятная, словно вымытый пеной немецкий тротуарчик.

На самом деле мы живём в эпоху победоносного шествия коррупции: она живёт и побеждает по всему миру. Настолько, что её уже трудно становится заметать под ковёр.

Вот документ, опубликованный в Брюсселе 03.02.2014. «Доклад от комиссии совету и Европейскому парламенту».

«По оценкам, коррупция обходится экономике ЕС в 120 млрд. евро в год – немногим меньше годового бюджета Европейского союза». «В целом по ЕС 76% считают, что коррупция широко распространена в их странах». 26% граждан Евросоюза указали, что они затронуты коррупцией в повседневной жизни. 8% говорят, что они являлись участниками или свидетелями акта коррупции в последние 12 месяцев. Примерно три четверти (73%) говорят, что взятка или использование связей – это самый простой путь получения некоторых госуслуг в их странах. 67% полагают, что финансирование политических партий непрозрачно и не контролируется государством. В ЕС более четырёх из десяти компаний считают коррупцию проблемой для их бизнеса. Чем меньше компания – тем больше она страдает от коррупции.

Так что, как говорят итальянцы, «весь мир – одна деревня». И мы, что называется, «не хуже людей». Это я вовсе не к тому, что не надо бороться с коррупцией. Надо.

Но, борясь с коррупцией, надо одновременно понимать, что коррупция – это следствие. И борьба с коррупцией – это борьба со следствием. А причина – тотальный капитализм, капиллярный рынок.

БЕДЫ В ГОЛОВАХ, А НЕ В ДЕПАРТАМЕНТАХ

Коррупция – это не какое-то досадное отклонение от правильного порядка вещей. Напротив, это и есть современный порядок вещей. Коррупция – не в министерствах и ведомствах, она в умах и душах современных людей. Не в умах каких-то злонамеренных министров или продажных депутатов, это бы ещё полбеды. Она – в умах современных людей. Там она отлично прижилась и пустила корни. Не всем удаётся стать министрами и коррумпироваться во всю ширь души, но в сознании – это есть. Они – готовы. Стал министром – и пошло-поехало.

Коррупция – это порождение всеохватного рынка и капитализма, проникшего во все поры человеческой жизни. И причина её состоит в том, что сегодня у человечества нет иных целей и ценностей, кроме денег.

Человек нынче ценится по тому, сколько ему удалось «приподнять бабла». Современный, «состоявшийся», как теперь говорят, человек – это человек богатый. Писатель, говоришь? Ну и что ты надыбал своими писаниями? Да ты, я вижу, лузер. Чиновник? И всё ещё живёшь в квартире? Да ты неудачник, парень. Произошла окончательная монетизация человеческого достоинства. Человек, не имеющий больших денег, начинает и сам себя считать, выражаясь на бухгалтерском жаргоне, «малоценкой».

Вот бойкий и популярный писатель Александр Никонов. Что он в себе больше всего ценит и уважает? Ясен пень – деньги. Это не какой-нибудь тоталитарный лох, которому «рубля не накопили строчки», – Никонову – накопили! И он этим гордится – в согласии с господствующим трендом. И в своём ЖЖ в подробностях оповещает всех желающих, как здорово иметь деньги: вот он покупает билет до Лимы и летит развлекаться в Перу. Билет обошёлся в 120 тыщ на двоих, а ещё гостиница[?] По правде сказать, деньги, упоминаемые Никоновым, не ахти уж какие, не буржуазные, прямо сказать, деньги, а так – сбережения квалифицированного пролетария, да и в Перу он отправился в самый дрянной сезон, в тамошнюю зиму, когда и солнца-то над Лимой не увидишь (похоже, на гостинице решил сэкономить), но дело не в количестве денег – важно направление мышления, заточка сознания. Заточка у литератора современная – денежная. Он мечтает быть богатым, а человека ведь больше всего характеризует мечта.

С высоты столь бесспорных жизненных достижений писатель многоречиво презирает защитника Славянска, который тратит жизнь на чепуху, а мог бы… ну, разумеется, зарабатывать деньги: «У тебя есть такие деньги? – вопрошает Никонов своего виртуального собеседника. – Или ты нищеброд? Если есть, почему ты не в Лиме или в другом хорошем месте?»

При таком состоянии сознания, а оно чрезвычайно распространено во всём мире, да что распространено – является господствующим трендом, так вот при таком состоянии умов коррупция не просто возможна – она неизбежна и безальтернативна.

Но так было не всегда.

Рынок и капитализм, когда-то возникнув, захватывали пространство жизни постепенно. Много было отраслей жизни, свободных от рынка. Было, например, такое наследие феодализма, как честь. От бесчестья, сказывают, даже стрелялись. Сегодня это смешно; лозунг момента: плюнь в глаза – божья роса. Политическая жизнь – хоть на Западе, хоть у нас – тому превосходная иллюстрация.

Было ещё такое устаревшее понятие, как общественное благо. Некоторые лошки всерьёз ему служили – представляете? Мой итальянский сотрудник рассказывал, как во время войны его дед, мэр бедной альпийской деревушки, спасал кассу своей мэрии. Касса – это был буквально ящик с деньгами («касса» и значит «ящик»), так вот он с этим ящиком, рискуя шкурой, пробирался горными тропами по территории, занятой немцами, чтобы… вы не поверите! – сдать имущество законным итальянским властям. Внук того давнего мэра изумлялся и говорил, что нынче (рассказывал он в 90-х годах) такое и представить себе невозможно – чтобы в общей суматохе ничего не прикарманить.

Сегодня человек – это его банковский счёт, он один «звучит гордо», иных средств самоутверждения практически нет. Остальное – для лошков, для социальных инвалидов, что-то вроде Паралимпийских игр. А настоящие парни, участники настоящих мужских игр, победители жизненной гонки, – это парни богатые. Об этом не забывают повседневно напоминать телевизор и массовые журналы, изливающие на «ширнармассы» истории из жизни звёзд. «Только богатый имеет право на звание человека» – впрыскивают в мозг формовщики общественного мнения.

Это одно – уже коррупция. Ведь чиновник не может быть богатым. В принципе. По определению. И полицейский не может. И судья. У них нет и не может существовать законных источников богатства. Значит, надо или согласиться не быть богатым, т.е. быть, по современным воззрениям, лузером, либо… либо коррупция. Третьего, что называется, не дано.

Так что корень коррупции – в тотальном рынке, овладевшем умами и душами. Все люди нынче выставлены на рынок. Это раньше «продажный» было ругательством – теперь это похвала: хорошо продаётся. И это логично: стал товаром – изволь продаваться. Проводятся семинары, как лучше себя продать; это называется «создание и укрепление личного бренда». Учат, как упаковаться, как двигаться, что говорить… Молодые девушки с трогательной девичьей наивностью прямо вывешивают ценник: называется «я себе цену знаю».

Вот именно здесь, в капиллярном рынке – корень коррупции, а вовсе не там, где его принято искать: не в недостатке контроля, неразвитости институтов гражданского общества и прочих интеллигентских благоглупостях.

КОНТРОЛЬ, КОНЕЧНО, ХОРОШО, но...

Кстати, о контроле. Когда-то Ленин надеялся победить бюрократизм усилением рабочего контроля. Контроль – дело неплохое и определённую роль он играет, но особо возлагаться на него не стоит. Ещё автор «Ревизора» предостерегал от излишних надежд на ревизоров: «…приставить нового чиновника для того, чтобы ограничить прежнего в его воровстве, значит сделать двух воров наместо одного. …Человека нельзя ограничить человеком; на следующий год окажется надобность ограничить и того, который приставлен для ограниченья, и тогда ограниченьям не будет конца». («Выбранные места из переписки с друзьями». Письмо XXVIII).

На этом месте кто-нибудь непременно возразит: ну не все же помешаны на деньгах. Есть масса людей, которые вовсе не придают им значения, отказываются от карьеры, даже становятся дауншифтерами и т.п.

Да, люди разные бывают. Вопрос лишь в том, какие люди делают погоду. Так вот погоды дауншифтеры не делают. Погоду делают самые энергичные, деловитые, «витальные». Они определяют господствующую общественную мораль; именно из их среды рекрутируются депутаты и министры. Так вот они, те, что «делают погоду», целиком заточены на деньги. И не просто на деньги – на большие деньги. Таков сегодняшний тренд.

НЕИНТЕРЕСНОЕ БОГАТСТВО

Значит, что же – коррупция непобедима? В рамках капитализма и всепроникающего рынка – однозначно нет. Именно эта система довела денежный фетишизм до последних пределов.

При этой системе можно только более-менее мастерски маскировать коррупцию и имитировать борьбу с ней.

Чтобы победить или хотя бы существенно потеснить коррупцию, людям нужен другой интерес – больший, чем деньги. Нужно создать иную цель жизни – столь высокую, что рядом с ней личное обогащение – просто смешно и нелепо. Это должна быть, несомненно, религиозная цель – находящаяся далеко за пределами бытового существования. Построение коммунизма – царства божьего на земле – это была, несомненно, религиозная цель. У современного прогрессивного человечества такой цели нет.

Как-то раз идя вдоль бесконечного кирпичного забора одного из наших поселковых богатеев, чья усадьба тянется на пол-улицы, я неожиданно подумала: «А была бы такая цель – он бы с радостью отдал свою виллу под детский сад». Потому что нужна она ему просто для самоутверждения и больше ни для чего, ведь жить в огромной вилле с кучей персонала – это работа, а вовсе не смехи-потехи, как мнится обитателям «панелек». Да и не живёт он в ней, а содержит… – вот для того и содержит, что нечем больше себя проявить и утвердить. Нет сегодня иных средств заявить о себе в мире, а были б – очень вероятно, он бы инвестировал свою жизнь совсем иначе. Огромность имущества, того, что Маркс называл «отчуждённой жизнью», – это всегда проявление дефицита смысла и цели. Западноевропеец и россиянин в этом печально схожи.

Пока этой идеи не будет, в центре интереса будут оставаться имущество и деньги, деньги, деньги. И коррупция будет только возрастать. Победить её законами и правилами, даже и самыми изощрёнными, нельзя, невозможно. Об этом знали ещё давно. Екатерина II в своём «Наказе» будущим законодателям остерегала от попыток исправлять законами то, что коренится в нравах. Мысль эта восходит к «Духу законов» Монтескье и очень верна.

Это утопия? Возможно. Но ничуть не меньшая, чем побороть коррупцию проверками и перепроверками.

ПЛАТОН И КПСС

Сегодня важность этого вопроса растёт, потому что объективно растёт и роль государства. Везде и всюду. Государство – ночной сторож, который не вмешивается в хозяйственную жизнь, возможно (да и то в ограниченных пределах) только при самых незатейливых технологиях. Сегодня, когда роль хозяйственной инфраструктуры растёт, требуется колоссальная работа организации и планирования многообразнейших процессов. А это – колоссальное количество чиновников всех рангов. Так происходит в любой стране мира, где хозяйственная жизнь сложна и многообразна. В перестройку мы романтически воображали, что это при социализме всем заправляют казённые управленцы-бюрократы, а при рыночной экономике осуществлён-де завет Маргарет Тэтчер «Меньше государства!». На самом деле везде бюрократов становится всё больше. В Америке бытует такой сельскохозяйственный анекдот. Чиновник Министерства сельского хозяйства мрачнее тучи. «Мой фермер разорился, – объясняет он свою печаль. – Работы нет. Наверное, меня сократят».

Сейчас жизнью всё больше руководят международные корпорации – это нынче своего рода современное государство. Там тоже сидят мириады наёмных управляющих. И они тоже подвержены коррупции, названной в нашем УК «коммерческим подкупом», ровно как чиновники; да они и есть чиновники. Так что с какой стороны ни зайди – важность вопроса о коррупции возрастает.

Можно ли устроить так, чтобы и соблазна коррупции не было? Над этим вопросом умные люди размышляли с седой древности. Платон сразу взял быка за рога. В его конструкции идеального государства сословие «стражей» – тех, из которых рекрутировались руководители общества,– не имело частной собственности. Вообще.

В сталинской красной монархии было осуществлено нечто подобное. Сталинская идея партии как «ордена меченосцев» – видимо, это своеобразная версия платоновского сословия стражей. Руководители государства в то время не имели не то что богатства – имущества-то не имели. Их квартиры были казённые, что-то вроде служебной гостиницы – часто с металлическими бирочками номерков на мебели. Эти квартиры тогда прилагались к должности – не к человеку. Кончилась должность – освободи помещение. Я однажды видела такую мебель с номерками в одной из квартир в высотке на площади Восстания. Сегодня, возможно, это неосуществимо, но в любом случае советский опыт профилактики коррупции нельзя сбрасывать со счетов.

Уж как только не стебались в перестройку над руководящей и направляющей ролью КПСС! А в ней была заложена важная антикоррупционная функция. Все начальники рекрутировались из членов КПСС, а член КПСС обладал повышенной ответственностью, притом ответственностью внепроцессуальной. То есть его можно было вызвать, что называется, «на ковёр» и спросить о весьма многом: почему живёт шире предусмотренного зарплатой, почему плохо смотрит за детьми, которые практикуют чуждые нам нравы золотой молодёжи и т.п. Притом презумпции невиновности не было: вопрошающий не обязан был это доказывать процессуально корректным образом; напротив, доказывать, что ты не верблюд, должен был руководитель-коммунист. И нельзя было, как говорят итальянцы, «спрятаться за палец» – переписать дачу на тёщу и т.п. И это до некоторой степени сдерживало коррупционные порывы.

Но главное, что их способно сдержать, – это неинтересность личного обогащения. Когда других интересов не осталось – мы, советские люди, поднатужились и свалили докучный совок. И чиновники, партийные и хозяйственные, шли в этом деле в первых рядах.

Так что самое действенное средство борьбы с коррупцией – новые ценности и новые смыслы. Новые интересы. И создать их можем только мы сами: «списать» не у кого. Никто их не знает.

Теги: политика , экономика , развитие

 

Пружины, явные и скрытые

"Господа и слуги «Бильдерберга" (беседа с философом Никитой Чалдымовым), Владимир Сухомлинов, № 10, 2015

[?] —Верно говорит собеседник. Но многое оставляет в стороне. Развиваясь, капитализм дошёл до известной степени совершенства в сохранении и увеличении частной собственности. Умело манипулируя общественным сознанием народов западных стран с использованием либерально-буржуазной риторики, совершенствуя политические и экономические процессы, применяя в необходимых случаях вооружённую силу против строптивых и недовольных, финансовые магнаты Запада продолжают и дальше действовать в своих интересах. И как мы видим, наши политологи неплохо разбираются во многих хитросплетениях действий воротил буржуазного мира. Только вот незадача: как только дело касается России, так сразу же понимание и заканчивается. Где подлинный анализ скрытых и явных пружин политических событий в нашей стране?

Сергей Копылов

♦ —Вряд ли возможна хотя бы минимальная самостоятельность во внешней политике при столь сильной зависимости страны в области экономики и финансов от Запада. Именно поэтому большинство попыток нашей властной элиты играть самостоятельную роль в международных делах выглядит подчас беспомощными и половинчатыми. Странно смотреть эти почти ежедневные ток-шоу, обличающие марионеточность украинского режима, когда сами по большому счёту от них недалече ушли[?]

Николай Барболин

♦ —Надо поаплодировать Чалдымову, человеку военному и, судя по всему, верному присяге и верховной власти. Храбрости ему не занимать, что тоже ясно, тогда как многие отставные генералы предпочитают помалкивать… Хочется думать, что генералу, который является профессионалом в военном деле, доступны обширные сведения и знания в области военной тактики и стратегии нашей страны, а не только хитросплетений закулисья Бильдербергского клуба. Хотелось бы знать, что генерал думает о противостоянии правящей российской власти с западноевропейскими «партнёрами», а также по поводу дальнейших угроз со стороны США и их покорных сателлитов в адрес всех народов, проживающих тысячелетиями на своих исконных территориях.

Сергей, Алматы

 

Ушлые ребята,

В последние годы на нашем ТВ произошли перемены, которые не заметить нельзя, и предсказать их последствия - тоже. Оставим в стороне информационно-политическое вещание, которое сейчас на подъёме, – оно существует по законам политической жизни и отвечает на поставленные государством задачи. В условиях холодной войны, которую против России ведут за рубежом и некоторые СМИ внутри страны, это естественно и необходимо: государство обязано защищаться и защищать своих граждан. Удивительно то, как эти перемены восприняты телезрителями, – оказывается, они давно ждали нормальной российской государственной пропаганды.

А всё остальное ТВ? Оно жило и живёт по законам рынка. Рынок сам всё управит? Известно, как он управил в экономике, и что было бы, если государство не стало вмешиваться в дела большого бизнеса. Ну а на телевидении как? Что оно пропагандирует? К чему пришло развлекательное ТВ? Какие изменения произошли с его творцами, что стало со зрителем? Философы и социологи, наверное, когда-нибудь напишут диссертации на эти темы. Попытаемся помочь им, рассмотрев свежий пример, – сериал "Орлова и Александров" на Первом канале.

Многих людей, особенно имеющих отношение к искусству, он до крайности возмутил. Для старшего поколения Любовь Петровна Орлова и Григорий Васильевич Александров, а также многие другие персонажи фильма – важная часть жизни. Взаимоотношения между героями – сложные, романтические, драматические – требуют внимательного, бережного отношения и заслуживают адекватного великой эпохе воссоздания. Но эпоху эту свели в шутку. Глупую шутку. Актёры почти никто ни внешне, ни внутренне не похожи на изображаемых исторических персонажей, многое, если не всё, в их биографиях переврано.

Олеся Судзиловская – актриса с отличными данными, но какое отношение она имеет к Орловой? Она с самого начала как будто играет Анюту из «Весёлых ребят», прислугу, капризную субретку, а не героиню.

Трудно представить более непохожего на Александрова актёра, чем Анатолий Белый. С чего создатели взяли, что Григорий Васильевич служил в цирке акробатом? Чтобы показать, как он угодливо кувыркается перед Сталиным и Горьким? А что в этом фильме с париками, почему они такие куцые?

Как тут выглядит Эйзенштейн? Кажется, что кучерявый мелким бесом, вертлявый, толстенький Виталий Хаев играет не гениального русского режиссёра-первооткрывателя, а местечкового ловчилу, вовремя примкнувшего к большевикам, которого партия бросила со снабжения высшего командного состава на кинематограф.

В фильме сцены съёмки «Броненосца «Потёмкина» присутствуют как пошлейший фарс. После того как обиженный Александров предложил Эйзенштейну самому прыгать в холодную воду вместо отказавшихся актёров, игравших офицеров, Сергей Михайлович говорит ему с одесским прищуром: «Гриша, ты прекрасно знаешь, евреев на флот не принимали». Между тем Эйзенштейн имел не только буйную шевелюру (в молодости) и могучий темперамент (всегда), но и совсем «не одесское» происхождение. Сын действительного статского советника и внук купца первой гильдии, он, кстати, в армии служил, весной 1917-го поступил в школу прапорщиков... Но главное, что удручило: съёмки легендарного фильма представлены как затея мелкотравчатых прохиндеев.

В сериале есть и Владимир Иванович Немирович-Данченко. Здесь он – похотливый старик, домогающийся Орловой. Стыдно и больно было смотреть. На самом деле в Любочку был влюблён сын основателя МХАТа Михаил, и отказала она ему, а не великому сподвижнику Стани­славского.

В одной из серий мы слышим диалог бывшей жены Александрова с Орловой: «Что, актрисулька, под режиссёра легла? Передком карьеру делаешь?» – и перечисляет тех, под кого «актрисулька ложилась». Орлова, попивая винцо, как прожжённая куртизанка, цинично и честно признаётся во всём, кроме одного: «Под Немировича – не-а!»

Придумали сценаристы зачем-то (потом понятно стало – зачем) коварного грузина из ГПУ, который во время съёмок «Весёлых ребят» в Гаграх стучит на группу и провоцирует пьяного Эрдмана на исполнение антисталинских басен. Но на самом деле было не совсем так. Злосчастные басни исполнял не Эрдман, а Качалов, и не в Гаграх, а на правительственном приёме. И почему красавец, любимец женщин Николай Робертович Эрдман в сериале так плюгав и зануден?

Сталин, который всё-таки не только «изверг, тиран и кровавый палач», но и создатель великого советского кинематографа, его, так сказать, генеральный продюсер, здесь – как будто загримированный под вождя Вольф Мессинг.

Евгений Князев, игравший их обоих, и все другие участники фильма – хорошие актёры, но что они играют? То, что им предложил режиссёр и сценарист Виталий Москаленко. А что он мог им предложить вместе с продюсерами Анатолием и Наталией Чижиковыми?

И тут мы подступаем к ключевому вопросу: зачем обычно снимается сериал? В первую очередь, чтобы канал его купил и показал, чтобы режиссёр и актёры заработали прилично, а продюсеры – много. И всё это может случиться, если у фильма будет высокий рейтинг. А что сейчас нужно рейтингу?

Этот вопрос главный для телевидения. Никто не знает на него ответа. Ориентируются на тех, у кого рейтинг уже был. И все хотят вступить на протоптанную кем-то правильную рейтинговую дорожку. Потому и покупают лицензионные проекты. Потому и воруют (или перекупают) друг у друга форматы, которые приносили успех. Дублируется, калькируется всё. От идей до атмосферы и людей. Тотальное пародирование и копирование. Точь-в-точь, один в один, тютелька в тютельку. Даже юные исполнители в шоу «Голос. Дети» копируют какую-нибудь Шер.

Всегда в тренде байопики. Для того чтобы снять действительно хороший биографический сериал, нужны талант, время и деньги. Всего этого, как правило, не хватает – вот и делаются в прямом и переносном смысле дешёвки. Рынок, понимаете ли. Обязательно надо залезть героям в постель, покувыркаться там, приврать что-нибудь подлое, чтобы герои были понятны и близки воспитанной телевизором мещанской аудитории, и рейтинг будет.

В тренде после «Оттепели» – «кино про кино», значит – будут реконструкции съёмок. После «Ликвидации» – одесский колорит, ну вот и «даёт одесского типа» очень хороший актёр Николай Добрынин, но очень скоро его Утёсов начинает раздражать, в тренде – глумливое ржание в стиле «Комеди Клаб», и вот, пожалуйста, – мерзость про передок...

Великая эпоха оболгана, её герои оклеветаны и опошлены! Иногда кажется, что это сознательная атака на наши «духовные скрепы», что на ТВ засела «пятая колонна», но скорее это рынок так всё управил.

В первых сериях разыгрывался пошлый капустник «в постельных тонах», основанный на сплетнях про великих деятелей культуры России, а далее создатели принялись «шить героям политику». Да как беспардонно и глупо!

Последние дни съёмок «Весёлых ребят», Орлова и другие сниматься не могут. Почему? На съёмочную площадку в слезах прибежала возлюбленная Эрдмана Ангелина Степанова и рассказала, что он приговорён к шести годам ссылки в Сибирь. Она просит заступиться за любимого. Александров не решается вмешиваться в это дело, намекая на то, что обстановка в стране сложная.

– Над Кировым сгущаются тучи, – говорит он Орловой.

– Я не могу петь, веселиться, когда наши друзья на краю смерти, – чуть не плачет она.

Что за гомерический бред? Какие тучи над Кировым? Какой край смерти у Эрдмана? Убийство Кирова было полной

неожиданностью для всех, или у Александрова какая-то эксклюзивная информация о готовящемся теракте? Что касается Эрдмана, то ему очень повезло – он получил всего три года ссылки. За Николая Робертовича просил великий Москвин, письмо Сталину в защиту коллеги писал Булгаков, сама Ангелина Иосифовна Степанова ходила на приём к Енукидзе – при чём здесь начинающий кинорежиссёр Александров?

Министр кинематографии (не было никогда такой должности в СССР!) Борис Захарович Шумяцкий приезжает к вислоусому Горькому (в сериале он более похож на ветерана УНА-УНСО, чем на великого пролетарского писателя). Алексей Максимович, очень много сделавший для того, чтобы «Весёлые ребята» вышли на экран, теперь почему-то беспощадно костерит их, а потом и[?] Сталина. Какая глупость! Даже если бы у Горького что-то диссидентское накипело, он никогда не стал бы это высказывать партийному функционеру третьего ряда.

Орлова снимает номер в роскошной гостинице, чтобы уеди­ниться с Александровым на трое суток, и предаётся там с ним любовным утехам, а ГПУ… их прослушивает! Зачем? Какая безвкусная бредятина!!! И зачем Утёсова показали редкостным жмотом, недоплатившим Дунаевскому и Лебедеву-Кумачу обещанных денег. Вообще все герои сериала (а это лучшие люди страны!) либо подонки, либо приспособленцы, либо жертвы режима, но все – с червоточиной. Если никакого компромата на персонажа нет, его придумывают.

Шумяцкий перед премьерой «Весёлых ребят» просит Александрова съездить к ссыльному Эрдману в Калинин (почему в Калинин, когда он отбывал ссылку в Енисейске?), чтобы тот подписал отказ от упоминания его фамилии в титрах. Идиотизм. Для этого ничего не было нужно: вычеркнули, и всё. К чему это неуклюжее враньё? А к тому, чтобы в кадре Эрдман обвинил Александрова в предательстве и отважно называл свою родину «страной стукачей и подлецов». На самом же деле Александров через три года очень поддержал Эрдмана, пригласив его писать сценарий «Волги-Волги», Николай Робертович вернулся в кино, а в 1951 году получил Сталинскую премию.

И наконец, после потрясающе успешной премьеры «Весёлых ребят», которая в фильме почему-то никак не отражена, Шумяцкий показывает Александрову подаренную ему Сталиным огромную квартиру с видом на Кремль, вручает ключи от «персональной машины с водителем» и сберкнижку с открытым счётом. То есть с неё можно снимать сколько угодно денег. Ложь, ложь, ложь. Ничего этого не было и не могло быть, тем более в 1934 году! Потом рабочие вносят в квартиру радиоприёмник, его подключают, и он сообщает об убийстве Кирова. Да, тучи сгустились донельзя. Борис Захарович скорбно смотрит в окно на Кремль, предчувствуя, видимо, свою скорую гибель. Занавес.

Досматривать эту спекулятивную наглую халтуру не буду. И никому не рекомендую.

Мне кажется, что на ТВ надо наконец начать делать то, что уже делается в Министерстве культуры с кинематографом. Прекратить финансирование телефильмов – бездарных, безвкусных, фальсифицирующих историю, позорящих великих людей нашей страны. Без вмешательства общества и государства развлекательный сектор ТВ, озабоченный только рейтингом, деградирует окончательно, а вместе с ним и телезритель, да так, что никаких скреп потом не соберёшь.

Теги: Орлова , Александров , Сталин , Эрдман , Немирович , Чижиков , Москаленко , Эйзенштейн

 

Дом как синдром

"В Москву! В Москву! В Москву!" Сколько всего было написано и отснято на эту тему[?] И вот канал «Рен-ТВ» в рамках своего проекта «Москва. День и ночь» предлагает нам не то современную версию осуществления чеховского призыва, не то вариации на тему «Москва слезам не верит». Впрочем, особого упора на слёзы нет. Нынешняя Москва, считают авторы, - «это место для тусовки», в котором «нужно жить и отрываться». Каждый выпуск шоу, венчающийся посещением очередного клуба с девчонками, выпивкой и танцполом, должен убедить телезрителя в том, что страдания советской лимиты давно ушли в прошлое. В памяти всплывает читанное ещё в советское время в журнале «Вокруг света»: «Ночной покой города разрывают яркие огни и грохот дискотек. К клубам съезжаются лимузины. Это собираются попрошайки со всей Аддис-Абебы». Вот теперь, похоже, Москва так же манит огнями ночных клубов всё молодое поколение, не имеющее отношения к производительному труду и не обладающее квалификацией. Если верить тому, что показывают, клубы просто трещат по швам от громадного количества неквалифицированной рабочей силы, заваливающейся туда толпами расслабиться после «изнурительного» рабочего дня. Секс, вечеринки, свободное сожительство нескольких человек в квартире, напоминающее коммуну хиппи, необременительная работа официанткой, инструктором по фитнесу или танцам – вот что такое Москва, вот почему сюда стремятся люди. Жить свободно и прожигать жизнь – все мечтают об этом, и только в Москве можно развернуться на всю катушку.

По сути, перед нами работа на укрепление мифа о том, что вся провинция мечтает жить в столице. С первых же минут делается заявка на то, что Москва – это предел мечтаний. «У неё свой ритм, свой драйв. В Москве всё есть, а теперь ещё и я». Заявка многообещающая, однако весь драйв сводится к неспешному разгуливанию по огромной квартире полуголых девиц, бесконечным сварам и скандалам, которые без всякой логики сменяются дружескими посиделками и доверительными беседами между теми, кто ещё пять минут назад был готов порвать друг друга на части.

Увы, ни созерцание девиц, разгуливающих в кадре, ни атмосфера вечного праздника жизни, который скандалы лишь оттеняют, не могут избавить от чувства скуки, накатывающего едва ли не с первого выпуска. Мелкая возня, сводящаяся к бесконечному обсуждению «отношений», выяснению, «кто взял мой йогурт» и «куда сегодня пойдём», начинает раздражать, как зудение надоедливой мухи. Постановка по заданному сценарию, поданная как реалити-шоу, содержит старый добрый телевизионный коктейль всех молодёжных шоу последних лет из молодости, тупости, пьянок и каж­додневной грызни. При этом искренне удивляешься: неужели продюсеры канала полагают, что ежедневное кружение вокруг темы секса и пережёвывание свар между персонажами сериала и есть «яркое молодёжное шоу»? Сегодня ругаются Настя с Яной, завтра – Юля с Ирой, послезавтра – Ира с Дэном, и так в разных вариациях. Стоило ли ради этого стараться? Трансляция любого семейного скандала или разборок в школе и на работе, если уж канал «Рен-ТВ» решил делать себе рейтинги именно на этом, много дешевле, привлекательнее и эмоционально насыщеннее по драматургии. А так на экране даже не броуновское движение, а какая-то хаотичная россыпь ртути, подвижной и ядовитой, вредной с точки зрения душевного и духовного здоровья.

Впрочем, не стоит называть шоу «Моск­ва. День и ночь» аморальным. Напротив, морали там хоть отбавляй. Все персонажи без исключения – записные моралисты, все считают себя специалистами по этике и с наслаждением поучают друг друга, наставляя в вопросах дружбы, правил общежития, половой морали и семейной жизни. Правда, мораль при этом используется как своего рода рычаг, как отмычка, всякий раз пускается себе во благо, ибо её нормы распространяются только на других, а не на того, кто пускается в морализаторство.

Долго приспосабливаясь к действу, в какой-то момент находишь нужный ракурс и начинаешь взирать на происходящее как на аналог одной из передач канала Animal Planet. Вот самка ищет самца, вот самец метит территорию, а вот идёт бурное выяснение отношений особей между собой по поводу пищи, самок и территории.

Однако лишь стоит переключить на этот самый Animal Planet и посмотреть, к примеру, программу «Симпатичные котята и щенки», как приходишь к неутешительному для канала «Рен-ТВ» выводу. Жизнь кошечек и собачек, даже нескольких дней и недель от роду, смотрится намного глубже и содержательнее того, что мы можем увидеть в сериале «Москва. День и ночь». А уж о нравственной стороне и говорить не стоит.

Наблюдая за похождениями героев, не можешь отделаться от мысли, что перед тобой телевизионный продукт, произведённый людьми, поражёнными в тяжёлой форме синдромом «Дома-2». Москва предстала перед зрителем в новом сериале канала «Рен-ТВ» «школой», «окном», «стеклом» и «домом» одновременно. Видимо, такова, по его мнению, визитная карточка столицы России. Видимо, так теперь следует воспринимать «дорогую мою столицу, золотую мою Москву»?

 

Хорошо

Очень понравился выпуск программы "Политика" на Первом канале 18 марта. Он был посвящён первой годовщине воссоединения Крыма с Россией. В первую очередь тем, что состав участников был непривычным для политических ток-шоу на российском ТВ последнего времени. Хорошо, что отсутствовали такие персонажи, как американский журналист Майкл Бом, часто использующий русские пословицы и поговорки, Борис Надеждин и Сергей Станкевич, которые без пословиц и поговорок действуют на нервы не только участникам передач, но и телезрителям вечными прозападными советами, а также украинские политологи Вячеслав Ковтун и Олеся Яхно с их привычной клеветой на Россию. Эти явно не дружественные нам персоны испортили бы праздничный настрой участников передачи.

Атмосфера выпуска была приподнятой, все вспоминали об исторических событиях годичной давности. Жириновский был необычно спокойным и торжественным, он не кричал, ни с кем не ругался, рассказывал о действиях Запада, планировавшего диверсии и убийства крымчан, чтобы искусственно создать ситуацию для вмешательства НАТО. Константин Затулин, занимавшийся многие годы Крымом, выступал, как всегда, умно и аргументированно. Наряду с постоянными участниками политических ток-шоу Константином Костиным, Сергеем Кургиняном, Андреем Карауловым и Сергеем Доренко, были и новички, крымчане - директор Музея Тавриды, директор завода сельхозмашин в Крыму, адвокат из Бахчисарая, представители администрации Крыма. То есть в программе наконец появились новые лица, и это очень важно. Выделялся Алексей Чалый – благородный красавец, он прекрасно держался и уверенно говорил. Обсуждались интересные, до сих пор не известные подробности об американских планах на Крым, которые оказались сорваны.

Пётр Толстой тоже был хорош, почти не «экал», чем грешат многие телеведущие. В конце передачи все с воодушевлением присоединились к одному из участников, назвавшему главных героев этого исторического проекта, – Чалый, Аксёнов и Путин. Редкий случай, когда после эфира повысилось настроение. Спасибо!

Наталия ПОКРАС

Теги: Первый канал

 

Торгаши и Победа

Сколько стоит Победа? Тогда, 70 лет назад, об этом не думали, не изнуряли себя точными подсчётами. Знали, что дорого, дороже всякого золота, дороже человеческой жизни. Нынче времена другие - рыночные, поэтому нет ничего удивительного в том, что наш главный рыночный канал РБК решил поинтересоваться, "какова она, себестоимость Победы?", в целом цикле передач, объединённых общим названием «Экономика Победы».

Каждая программа в цикле иллюстрирует цифрами и процентами абстрактное нравственное сознание высокой цены подвига всей страны в годы Великой Отечественной. И всё бы ничего, если бы не скрытый за всем этим торгашеский подтекст: а может, и платить не стоило? Может быть, можно было купить Победу за полцены, по дешёвке, как на распродаже, дождаться скидок, поторговаться с историей?

Особо «отличилась» в этом плане программа «Немцова. Взгляд», посвящённая теме индустриализации, её вкладу в Победу. Оказалось, что и делали-то её не так, народу тьму только за­зря загубили. Развязали войну с крестьянством. Завалили, мол, трупами, не только на военном, но и на трудовом фронте. Постоянный участник передачи Ян Мелкумов не жалел чёрной краски. Из всей сталинской индустриализации, по его мнению, вынесли мы прежде всего привычку к туфте, припискам, очковтирательству, страсть к поиску врагов-вредителей и хрестоматийное «мы за ценой не постоим», с которыми потом развернулись в 26 миллионов людских жертв. Да и нужна она была не для обороны, а для захватнических планов СССР, стремившегося раздуть мировой пожар и добившегося этого своей внешней политикой в 1939-м.

Что ж, всё остаётся по-прежнему. Для одних Победа – это предмет гордости и веры. Для других – предлог для глумления над той высокой и благородной жертвой, которая была принесена всем народом во имя Победы. Для одних Победа – символ единства нации, для других – она повод для раздоров и политических спекуляций. Да, разделение есть. С одной стороны, жертвующий народ, с другой – торгующие в храме.

Борис НИКИТИН

Теги: телевидение , история

 

Скорострельная информация

У слабослышащих, к которым я принадлежу, особое отношение к телеэкрану. Для "полноценных" главное - «картинка». Для нас важны бегущие или сменяемые телестроки, позволяющие в течение дня быть в курсе происходящих событий. И посему текстовые огрехи более заметны.

Не буду называть информационные каналы (в целом искреннее спасибо им за заботу), порой грешащие сверхскоростной прогонкой информационных сообщений, субтитров. Когда нормально до этого продвигаемые тексты или сменяемые телестроки вдруг начинают нестись галопом, прочесть не поспеваешь.

А то и вовсе в строчной полосе возникает пустота. Чаще всего почему-то при появлении зарубежных политиков. Вот и догадывайся, о чём там шевелят губами Ангела Меркель, изнемогающая под напором опять-таки безвестных журналистов, американка Псаки или тот же Порошенко. Где субтитры?

Плохо быть «телеглухарём», когда даже современный слуховой аппарат не помогает. Вдруг да упустишь что-нибудь для себя этакое информационно-судьбоносное[?]

Владимир ВЕЛЬМИЗОВ

Теги: телевидение

 

Кино про успешных

В зале, где автор статьи смотрел "Духless" три года назад, находилось семь человек. На «Духlessе 2» (при ресурсе в 268 посадочных мест) - три зрителя. В 2012-м четверо подростков ушли, не досмотрев до середины, в 2015-м все досидели до конца. 

Итого: трое зрителей тогда, трое сейчас – стабильный, можно сказать, результат. 

Создателям «Духlessа» не стоит расстраиваться, ведь, в конце концов, не ради баснословной прибыли затевался проект. Очевидно, творческий коллектив руководствовался важной целью, не побоимся этого слова – миссией. Просматривалась она и в первом фильме, а во втором проявилась с плакатной определённостью. «Духless 2» – это грёзы о капитализме с человеческим лицом.

В центре повествования – человек успешный, со всеми атрибутами образа: свободой в выборе наркотиков, экзотических автомобилей и девушек модельной внешности. Поначалу он развратен и подл, однако постепенно начинает эволюционировать, как бы доказывая, что небезнадёжен. Демонстрирует социальную ответственность (в первом «Духlessе» жертвует крупную сумму онкобольным ребятишкам, во втором вступает в борьбу с коррупцией). Проявляет способность любить по-настоящему (глубокая привязанность иллюстрируется страстной сценой в общественном туалете). Раскрывает себя как натура, остро реагирующая на несправедливость (картинно разбивает дорогостоящий компьютер).

Однако главное средство, с помощью которого зрителя убеждают, что перед ним не просто эгоистичная тварь, – это актёрское обаяние Данилы Козловского. Талант артиста заполняет и драматургический вакуум, и режиссёрские пустоты. Так когда-то Пётр Вельяминов играл партийных руководителей, создавая притягательные образы коммунистов, – как будто лишь только за счёт мягкой обходительности, природной душевности.

Незримых связей с советским кино в «Духlessе 2» множество (это при том, что авторы стоят на цыпочках, стараясь дотянуться до «голливудского уровня»). Если оставить за скобками формальные признаки современного кино, зрителю, по существу, предлагают «фильм на производственную тему», нечто от Гельмана-старшего, с неожиданными сюжетными поворотами и апелляцией к совести. Само собой, с учётом изменений в государственном строе. Перед нами предстаёт эдакий актуализированный бригадир Потапов, который вопреки всему отказывается от «золотого парашюта».

Надуманные ситуации, фальшивые конфликты, вымученные «смыслы» – всё это создаёт удивительный по своей искусственности мир. В котором город – это карикатурно вторичные небоскрёбы «Москва-Сити», а люди – плоские силуэты с дорожных знаков.

Когда под колёсами автомобиля драматично погибает одна из героинь, переживаешь эту утрату с такой же остротой, с которой сочувствуешь какому-нибудь оранжевому ромбу на полотне нефигуративной живописи. А ведь сценаристы старались заставить зрителя принять девушку за свою, в тусовке успешных она как будто нечто инородное, приехала покорять столицу из хрестоматийной глуши – Саратова. Однако даже стоя́щим на краю гибели шоколадным шарикам из рекламы эмэндэмса и то сочувствуешь больше[?]

Вот, кстати, перед «Духlessом» анонсировали премьеру комедийного мультфильма «Миньоны» – про странных жёлтых существ, которые с доисторических времён занимались тем, что прислуживали самым страшным злодеям мира, а в ХХ веке уединённо поселились в Антарктиде всей своей многочисленной популяцией. Галлюциногенная надуманность и самих миньонов, и анонсируемых сюжетных перипетий мультика всё же в сравнении с «Духlessом» выглядит реалистичней. Хотя, конечно, реалистичность не самая главная добродетель искусства кино, но лишь в том случае, если речь не идёт о жанре социальной драмы.

В экспозиции фильма нам дают понять, что картина претендует на злободневность. В «Духlessе 2» главный герой Макс уже не менеджер высшего звена, а дауншифтер. Он уеди­нился и медитирует в экзотической стране, где, по его словам, «не знают, что такое шесть месяцев долбаной зимы, новый айфон втридорога и неизбежное русское хамство». Возможно, этой фразой о «русском хамстве» авторы проявляют свои собственные взгляды. Возможно, демонстрируют критическое отношение к дауншифтингу, определяют точку отсчёта, с которой главный герой будет становиться всё совестливее и совестливее.

И вот высокомерный фрукт, беззаботный красавчик волею авторов отправлен на родину, где под влиянием экстремальных обстоятельств должен проявить человечность и гражданственность. В рамках представлений о человечности и гражданственности, присущих сценаристам.

Вообще в «Духlessе» главный интерес представляют не сюжетные ходы, не развитие характеров, а отражённое в драматургии авторское мировоззрение. Сценаристов трое: Сергей Минаев – создатель «гламурного бестселлера 2000-х»; Михаил Идов – приехавший из Нью-Йорка бывший главред гламурного журнала GQ; Фуад Ибрагимбеков – выпускник университета Южной Калифорнии, сценарист гламурного боевика «Антикиллер». Все они на разных поприщах, но с одинаковым успехом укореняли в России модные западные веяния, включали Россию в контекст глобалистской культуры. Именно у них в ««Духlessе 2» ключевой мелодраматический диалог сопровождается репликами, услышав которые невольно задумываешься: а не пародия ли это? Нет, не пародия, драматурги вполне серьёзно заставляют очень хороших артистов позориться, повторять заплесневелые американские штампы.

Он. …Нам…

Она. Нет никаких «нас»!

Он. Ты нужна мне!

Сегодня эта генерация гламурных интеллектуалов смотрится, мягко говоря, архаично. Похоже, они сами понимают, что поезд ушёл в Крым. В этом смысле «Духless 2» – это попытка запрыгнуть в последний вагон, успеть забросить в тамбур многочисленный скарб: зачехлённые приталенные пиджачки с непреложным капюшоном, который даже из пенсионера сделает лёгкого на подъём молодца; ритуальные ноутбуки от верховного жреца гаджетов Санта Джобса; обязательные саквояжи Луи Виттон, внутри которых уютно примостился томик Бродского…

Литературные аллюзии возникают в «Духlessе», чтобы удостоверить серьёзность авторских намерений. Вот герой Данилы Козловского ссылается для солидности на Салтыкова-Щедрина, цитирует: «Разбудите меня через сто лет и спросите, что сейчас делается в России, и я вам отвечу – пьют и воруют…» Правда, ничего такого Салтыков-Щедрин никогда не писал и не говорил, но ведь продвинутые сценаристы черпают вдохновение из интернета – там «крылатая фраза» прочно закреплена за классиком.

Этим афоризмом авторы как бы демонстрируют, что они вместе с главным героем думают о стране, с горечью в сердце наблюдают за русским хамством, пьянством и воровством. Намекают, что с ними, успешными ребятами, Россия обязательно сдюжит, преодолеет наконец неизживаемые пороки. Нужно только положиться на их профессионализм.

Толкая друг друга, семенит за последним вагоном симферопольского поезда группа сценаристов, а за ней и режиссёр Роман Прыгунов (сын видного антисоветчика Льва Прыгунова), следом продюсер Фёдор Бондарчук (потомок великого советского режиссёра). Бегут, сопят московские мажоры, экспаты, гламурные беллетристы – успешные люди. Кричат проводнице: «Свои, свои! Возьмите! Мы умные, ловкие и совестливые! У нас даже есть душа – мы любим стихи Бродского!»

В «Духlessе 2» они сделали из Бродского целый саундтрек. Иосиф Александрович мощно звучит за кадром гламурным грассированным рэпом. Узнаваемый речитатив положен на приятную музыку. Этот впечатляющий микс создаёт неповторимую атмосферу торжества гуманистических идеалов. «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?»... Удивительный поэт: услышишь даже маленький отрывочек – и тотчас попадаешь под влияние магических ритмов. Эта навязчивая шарманка звучит в голове часами, сопровождает тебя всюду, кажется, поедёшь к участковому писать заявление и обязательно сформулируешь как-нибудь в его манерной манере…

Не доверяй успешным: у этих ребят нет сердца, их мозги состоят из холодца и зельца.

Теги: искусство , кинематограф

 

Пациенты советуют медикам

В столичном правительстве подвели итоги краудсорсингового проекта

Реформирование городских поликлиник - забота самих москвичей, а дело властей – учесть и по возможности воплотить в жизнь каждое рационализаторское предложение. Как сделать запись к врачу более доступной, а уровень комфортности пребывания в поликлинике – более высоким? Как сократить очереди и уменьшить количество ненужных визитов к врачам? Эти и многие другие вопросы, связанные с работой столичных поликлиник, обсуждали участники шестого краудсорсингового проекта правительства Москвы, проходившего в начале марта на постоянно действующей площадке crowd.mos.ru.

По числу участников краудсорсинг "Московская поликлиника" побил рекорд среди аналогичных проектов по всей России. «Мы надеялись на активное обсуждение со стороны граждан и врачебного сообщества, но результаты превзошли все ожидания, – поделился новостью руководитель столичного Департамента здравоохранения Алексей Хрипун. – Зарегистрировались и приняли участие в обсуждении 58 тысяч человек – в пять раз больше, чем в предыдущих проектах». Глава ведомства пояснил, что его педагоги придерживались формулировок «врач для пациента, а не наоборот» и «пациент всегда прав», поэтому медики обязаны учитывать разумные замечания тех, кому «со стороны виднее».

В течение двух недель москвичи внесли 27 тысяч предложений по улучшению работы районных поликлиник; более тысячи из них оказались уникальными, т.е. не повторявшими по содержанию остальные. По информации руководителя ГКУ «Московский центр «Открытое правительство» Натальи Климовой, около семи тысяч отзывов касалось повышения комфортности обслуживания посетителей, более шести тысяч были направлены на укорачивание очередей у кабинетов врачей. Ещё 10 тысяч ноу-хау поровну распределились между повышением доступности записи и уменьшением количества ненужных для пациентов визитов в медучреждения, остальные четыре тысячи затронули возможность оценки работы поликлиник и конкретных врачей.

«ЛГ»-досье

К раудсорсинг  (от англ. сrowd – «толпа» и sourcing – «использование ресурсов») – это  поиск   решения   общественно значимых  задач   силами   добровольцев .  Суть метода заключается в том, что вопросы предлагаются  неопределённому  кругу и неограниченному числу людей, вне зависимости от их профессиональной, возрастной и статусной принадлежности. Участники краудсорсинга образуют сообщество, которое путём обсуждения, часто с помощью информационных технологий, отбирает наиболее удачное решение.

Термин введён в 2006 году писателем Джеффом Хауи (Jeff Howe), хотя сам метод существует ровно 300 лет: в 1714 году английское правительство учредило приз за открытие точного способа измерения географической долготы. Примечательно, что к решению важной задачи приглашали всех, кто был на это способен.

В частности, чтобы усовершенствовать электронную запись к врачу, москвичи предлагают расширить сервис напоминаний о приёме с использованием смс-рассылок и уведомлений по электронной почте, облегчить для пациентов отказ от сделанной записи и перезапись к врачу на другое время. В случаях вызова врача на дом есть мнение создать систему записи на повторный приём непосредственно из дома пациента.

В целях борьбы с очередями предложено увеличить время работы поликлиник по вечерам и в выходные дни; разделить потоки посетителей, выделив дежурного врача для срочного приёма больных; создать отдельные кабинеты «здорового пациента» для выдачи справок и других документов без врачебного осмотра. Кроме того, многие считают необходимым установить в поликлиниках электронные табло с информацией о движении электронной очереди, как это сделано в МФЦ (многофункциональных центрах государственных услуг); ввести электронные амбулаторные карты и расширить применение электронных рецептов; организовать врачебные консультации по телефону; продлить срок рецептов на лекарства при хронических заболеваниях и молочную кухню.

Участники проекта высказали и другие полезные идеи, например освободить участковых врачей от визитов на дом к пациентам, создав для этого специальные выездные бригады, или разрешить врачам в часы приёма не участвовать в совещаниях и других мероприятиях, отвлекающих от пациентов. Интерес экспертов вызвало предложение провести информационную кампанию, направленную на сокращение потери времени амбулаторного приёма, под названием «Не можешь прийти на приём к врачу – не забудь отменить запись».

Беспокоясь о комфорте посетителей, жители предлагают разработать в поликлиниках «навигацию», создать информационные брошюры и маршрутные листы пациентов, оборудовать медучреждения кулерами с питьевой водой, пеленальными столиками и предметами личной гигиены. Чтобы повысить транспортную доступность отдельных поликлиник, предписано организовать 26 новых остановок по требованию на существующих маршрутах и продлить 45 маршрутов общественного транспорта.

Медицинские работники, также участвовавшие в опросе, в основном обсуждали необходимость сокращения объёмов «бумажной» работы, отвлекающей от приёма пациентов.

«Мы получили огромное количество предложений, все они очень толковые, конкретные, «по делу». Поэтому впереди у нас большая работа – и по осмыслению полученных предложений, и по планированию последующей работы», – подытожил Алексей Хрипун. Пожелания участников краудсорсингового проекта «Московская поликлиника» рассмотрят специалисты Департамента здравоохранения, после чего обсуждение продолжится при помощи системы «Активный гражданин» – проекта для тех, кому важно, что происходит в Москве. В дальнейшем идеи, получившие поддержку горожан, будут реализованы на практике и войдут в основу первого «стандарта московской поликлиники».

Прямая речь

Наталья Катаева , заместитель руководителя аппарата мэра и правительства Москвы:

– Мы понимаем, что 58 тысяч человек – это не все москвичи, поэтому предложения, которые формируются на краудсорсинговых площадках, мы выставляем на обсуждение на площадку «Активный гражданин», где сегодня миллион пользователей.

Наталья Климова, руководитель ГКУ «Московский центр «Открытое правительство»:

– Около двух недель длился проект, в круглосуточном режиме люди комментировали всё то, что происходило на площадке. Они отвечали на заданные вопросы, вели блоги на портале проекта, высказывая своё мнение о работе учреждений здравоохранения. Участники проекта выдвинули целый ряд весьма разумных предложений, которые планируется воплотить в жизнь.

Лариса Картавцева, первый заместитель директора ГКУ «Дирекция по координации деятельности медицинских организаций Департамента здравоохранения города Москвы»:

– Я считаю этот проект крайне важным. Правильно, что сегодня жители города и медицинское сообщество совместно обсудили эти острые вопросы. Только так мы сможем добиться целей, которые ставим перед собой. Из 27 тысяч предложений более 8 тысяч были повторяющимися – значит, людей заботят схожие вопросы.

Алексей Тернавский, главный врач городской поликлиники № 175:

– Мне проект дался тяжело – работы было действительно очень много. Но с уверенностью могу сказать, что удовольствия от этой работы получил не меньше. Некоторые идеи доходили до абсурда, например, было предложение создать интернет-сообщество, где пациенты будут описывать свои симптомы, а специалист будет на основе описаний ставить диагноз – такого быть не может. Но были и вполне применимые на практике предложения. Я считаю, что пациент должен доверять своему участковому врачу и получать адекватное лечение. Мы врачей «заадминистрировали». По-моему, будет правильным забрать у врачей «бумажную» работу и дать им возможность лечить.

Алексей Островерхов : активный участник проекта «Московская поликлиника»:

– Я впервые принимал участие в подобном проекте и считаю, что не зря потратил время. Мне понравилось, что в обсуждении принимали участие и обычные москвичи, и медработники, – таким образом, обсуждение велось с обеих сторон. Теперь будем ждать результатов.

Елена Комарькова , участница всех крауд-проектов на портале crowd.mos.ru:

– Мною всегда двигало неравнодушие, желание, чтобы мои идеи дошли до властей. У меня не было сомнений в том, чтобы принять участие и в этом проекте. Он дал возможность высказаться по такой животрепещущей теме, как работа городских поликлиник. Теперь у нас, простых москвичей, есть возможность контролировать процесс реализации наших идей. Самое ценное в данном случае – что наши идеи были услышаны.

Департамент здравоохранения Москвы: сокращений врачей не будет

В Департаменте здравоохранения Москвы опровергли сообщение СМИ о том, что в предстоящие три года число врачей в столице уменьшат на 14 тысяч человек.

Согласно позиции Минздрава России и ВОЗ об уровне обеспеченности врачами, в мегаполисах она должна быть ниже, чем в сельской местности. Об этом говорится в сообщениях на сайте Департамента здравоохранения Москвы.

«Следовательно, все ваши последующие расчёты и выводы о перспективах на ближайшие три года не верны», – сказал глава ведомства Алексей Хрипун. «Приведённый вами показатель (40,9) отражает количество врачей, работающих только в наших государственных учреждениях. В целом показатель обеспеченности врачами населения в Москве существенно превышает не только указанную цифру, но и показатель в среднем по России», – отметил чиновник, комментируя данные РБК.

Ранее сообщалось, что в ближайшие три года власти Москвы могут сократить около 14 тыс. врачей, это якобы следует из некоего соглашения между федеральным Министерством здравоохранения и правительством Москвы, оказавшегося в распоряжении РБК.

Теги: здравоохранение

 

Свет в предчувствии красоты

www.slipenchuk.ru

В издательстве "Эксмо" вышла новая книга Виктора Слипенчука «Зигзаг».

Виктор Слипенчук - поэт, прозаик, публицист, автор поэтических книг: «Свет времени», «Путешествие в Пустое место», «Чингис-Хан», «Тринадцатый подвиг Геракла», а также книг прозы: «Огонь молчания», «Зинзивер», «Звёздный Спас» и других. Его произведения переведены и изданы в Японии, Китае, на Украине, в Монголии, во Франции, Вьетнаме и в Сербии.

Главный герой новой приключенческой поэмы «Зигзаг» – юный романтик. Пересекая огромную страну из Владивостока в Сочи, грустит в купе, мечтая о подвигах, спортивных достижениях и славе. Конечно, он готов всё это совершить ради прекрасной девушки Анюты. Судьба не заставляет себя ждать, сделав невероятный зигзаг, она перемещает главного героя на таинственную планету Нибиру, населённую монстрами, где любой неосторожный шаг приводит к непредсказуемым последствиям.

Кто такой? Откуда взялся?

Для чего в наш ров забрался –

Революцию смастрячить,

Чтобы нас переиначить?!

В калейдоскопе зеркальных отражений, превращений и нелёгких испытаний герою является суть вещей. Он видит человеческие пороки, которые приобретают уродливые обличия. На странной планете самодовольство и трусость рождают ложь, зашоренность, фатальную неспособность различать и видеть красоту. За остроумными находками автора каждый без труда угадает реалии современного общества и острую, порою грустную сатиру. Героя от кошмара спасают только истинная вера, красота и любовь.

О, красота! Её виденье

Таит в себе прикосновенье

И дуновение побед,

Которые рождают свет.

Она – предвестница любви –

Нам дарит образы свои.

И где её как будто нет –

В предчувствии найдёте свет.

Автор посвятил поэму внукам. Хотя, по его собственному признанию, это была нелёгкая задача, поскольку для детей надо писать так же, как и для взрослых, только немножко лучше. Супруга и муза писателя, Галина Слипенчук (в девичестве Г.М. Южанина), выступила качестве редактора издания. Полтора месяца жизни не хватило Галине Михайловне, чтобы подержать книгу «Зигзаг» в руках. «Хорошо помню, что некоторые страницы макета книги она читала с улыбкой, а на странице «Посвящается внукам» всегда задерживалась, и лицо её озарялось трепетным светом нежности», – вспоминает автор.

На вопрос, что его сближает с главным героем, Виктор Слипенчук ответил: «Каждый из нас в какое-то время был романтиком. Существует такое понятие – «романтический возраст». Конечно, романтический возраст свойствен юности, но мы, родившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке, местах всесоюзных ударных комсомольских строек, избегали быть романтиками. Мы смотрели на окружающий нас мир с чувством тонкой иронии, но и надежды. Именно это и роднит меня с главным героем поэмы «Зигзаг»».

Язык поэмы яркий, сочный: нежные лирические отступления соседствуют с меткими, ироничными четверостишиями, порою даже сленговыми оборотами. Персонажи поэмы оживают в радиоспектакле «Зигзаг», диск с которым включён в издание.

Сопровождают книгу красочные иллюстрации Алексея Дурасова. Это уже не первая работа над книгой автора и художника в творческом тандеме. Алексей Дурасов проиллюстрировал поэмы Виктора Слипенчука «Путешествие в Пустое место» и «Тринадцатый подвиг Геракла», которые также вышли отдельными изданиями. Теперь вместе с поэмой «Зигзаг» книги составят поэтическую трилогию о спасении мечты.

Ольга ЯСНОПОЛЬСКАЯ

Теги: Виктор Слипенчук , «Зигзаг»

 

«Чистый лист бумаги требует правды»

Союз писателей Якутии и в советские времена считался одним из крупных творческих союзов на Дальнем Востоке страны. Имена многих якутских поэтов и прозаиков были известны всесоюзному читателю. О том, как сегодня существует СП Якутии, рассказывает его председатель Наталья ХАРЛАМПЬЕВА.

- Особенность литературы Якутии в том, что она у нас развивается кроме русского на пяти языках – якутском, долганском, эвенском, эвенкийском и юкагирском. Литературоведы называют наши литературы младописьменными, ибо письменность и издательская деятельность на наших языках стали возникать на рубеже ХIХ и ХХ веков. Если обратиться к якутской литературе, то, к счастью, её основоположники начали с такой высокой планки, что их произведения встали вровень с лучшими образцами национальных литератур России, имевших куда более ранний старт. Феномен этот, на мой взгляд, заключается в том, что наши классики – Алексей Кулаковский, Анемподист Софронов, Николай Неустроев – были взращены на примере русской классики, с одной стороны, а с другой – имели мощную подпитку в народном творчестве и эпосе олонхо. Вот эти два крыла позволили им стать настоящими пророками, предвидящими будущее своего народа, выражающими его чаяния и надежды в художественном слове. Последующим поколениям авторов было на кого равняться. Держать заданный уровень, может быть, получалось не всегда, всё-таки репрессии и гонения в национальных республиках первым делом обрушивались именно на писателей. Первый председатель Союза писателей Якутии Платон Ойунский погиб в тюрьме НКВД в 1939 году[?]

Если посмотреть с высоты сегодняшнего дня на историю нашего союза, то становится и горько, и смешно. Долгие годы писатели Якутии прожили под гнётом партийного постановления о "буржуазном национализме". Первые обвинения в нём предъявили ещё в 1928 году, и только в 90-е годы ХХ века эта формулировка приказала долго жить. Самые честные, правдивые писатели боролись, чтобы снять нелепое клеймо с литературного наследия классиков, но в то же время были и такие, кто строчил жалобы в ЦК КПСС. Большой друг якутских поэтов и прозаиков, литературный критик Вадим Дементьев как-то пошутил: «Ну, вы, ребята, даёте! Буржуазных националистов тут развели! Я понимаю – во Франции, там буржуазия… Ладно бы, просто национализм, так у вас ещё и буржуазный»…

Так что история нашего союза складывалась вполне в духе истории нашего государства…

Самый расцвет национальных литератур России пришёлся на 70-е годы. Тогда в СССР была прекрасная школа перевода, и, хотя произведения переводились с подстрочников, тем не менее особенности слога нерусских поэтов, своеобразие поэзии разных народов каким-то чудом в русском переводе сохранялись. Не было в Советском Союзе человека, кому неизвестны имена Расула Гамзатова, Давида Кугультинова, Мустая Карима. Наравне с ними по-русски звучали стихи народного поэта Якутии Семёна Данилова. Он был не только прекрасным поэтом, но и общественным деятелем, долгие годы возглавлял Союз писателей Якутии...

– Какие, на ваш взгляд, существуют трудности в развитии национальных литератур России?

– В принципе проблемы везде одинаковые. Это коммерциализация издательского дела, отсутствие системы распространения книг, падение статуса писателя в обществе.

Издательства теперь частные, и ориентированы они на быстроокупаемую литературу. В этом плане мы живём несколько лучше – в бюджете республики предусмотрены субсидии на социально значимую литературу. При нашем издательстве «Бичик» создан общественный совет, который утверждает тематический план на год. Таким образом, практически все новые произведения всё-таки издаются за счёт бюджета. Ну, кроме этого, есть десятки частных издательств, где за деньги можно издаться. Центральные издательства давно взяли курс на чтиво – детективы, женские романы или же серийные романы, которые иные умельцы «пекут» по пять штук в год. У нас эта тенденция только начинает проявляться. Она страшна тем, что отучает читателя от настоящей литературы, предлагает относиться к книге как к развлечению.

Советская система книготорговли давно разрушена, книжные магазины у нас существуют только в крупных городах, их совсем нет в глубинке. Наши расстояния – камень преткновения для частного бизнеса в книготорговле: грузы перевозят только самолёты, а книга – тяжёлый по весу товар. В результате даже книги нашего издательства с трудом доходят до республиканского читателя.

Всё это привело к тому, что сегодня в России статус писателя упал. Труд литераторов сегодня почти не оплачивается, они вынуждены сами издавать и продавать собственные книги. Из представителя интеллектуальной элиты писатель превращается в неудачника, не вписывающегося в современное общество. В нашем народе очень сильны традиции уважения к вещему слову, преклонения перед теми, кто им владеет. Писатели Якутии сегодня всё ещё живут в ореоле пророков, и народ ждёт их откровений. При существующих условиях это очень сложно делать...

– А как вернуть былой всенародный пиетет к писателям?

– Первым делом мы обязаны сами уважать друг друга. В былые времена писатели общались в домах творчества, дружили, охотно переводили друг друга, ездили в творческие командировки по линии Литфонда. Издавался журнал «Дружба народов», и под его эгидой выходила многотомная библиотека национальных писателей СССР. Теперь перевод на русский язык и выпуск книги в Москве стал недостижимой мечтой национальных писателей России. Наши культуры в силу общего прошлого и настоящего до сих пор сильно переплетены, но возможностей услышать друг друга стало намного меньше. Разве это нормально, когда аварец не может прочитать произведения бурята, а якут – стихи калмыка? Ведь не зря в своё время Расул Гамзатов сказал: «Я был певцом великой страны, а стал поэтом одного ущелья». Мы давно не читаем друг друга, за редким исключением. Разве не литература должна стать основой нашего взаимопонимания? Русский язык сегодня является государствообразующим фактором, и переводы произведений национальных литератур должны быть делом государственной важности. Мне кажется, что для федеративного государства это даже вопрос безопасности. Ведь как было бы здорово восстановить серию «Поэтическая Россия», начать издавать что-то вроде библиотеки журнала «Дружба народов» на основе госзаказа?

– Как начался Год литературы у вас и чего ждут писатели?

– Ожидания большие. В Год литературы в России нужно, на наш взгляд, обратить внимание на нацио­нальные литературы, на организацию их выхода на всероссийский уровень, возможно, надо утвердить концепцию переводческого дела, поддерживаемого государством. Насколько я знаю, сегодня агентство «Роспечать» считает делом первоочередной важности переводы русских авторов на европейские языки и обратно. А сколько нерусских народов в России, сколько литератур создаётся на других языках, кроме русского? Игнорировать это – всё равно что забыть о прошлом. Переводя, мы научимся понимать друг друга и сделаем наше государство крепче.

Открытие Года литературы у нас состоялось в конце января. Мы почувствовали, что народ соскучился по хорошим книгам, он хочет говорить с писателями. Но мне иногда кажется, что некоторые не понимают глубинного смысла Года литературы – ведь нашему обществу дан шанс повернуться лицом к нравственным и духовным принципам, которые проповедует русская литература. Найти на примерах классики то чистое, светлое, общечеловеческое, которое мы утеряли. Год литературы объявлен не только для возрождения чтения, повышения статуса писателя, а для возвращения к нравственным истокам. И потому этот год имеет отношение ко всем – и читателям, и писателям.

– Каковы планы на этот год у Союза писателей Якутии?

– Планы большие. Среди крупных литературных мероприятий года хотелось бы отметить III Международный фестиваль поэзии «Благодать большого снега», который мы проводим в октябре. Он задуман опять же для расширения пространства поэтов Якутии, ведь именно на таких мероприятиях завязываются контакты, задумываются проекты, да и само живое общение поэтов многого стоит. По итогам предыдущих фестивалей мы с польским поэтом и издателем Александром Навроцким осуществили проект перевода и издания якутских и польских поэтов в двух антологиях, такой же проект запланирован с поэтами Вьетнама. Словом, этот фестиваль является для нас творческой площадкой для развития современного литературного процесса.

Запланировано много встреч, читательских конференций. Чтобы лучше координировать действия, приступили к созданию Ассоциации писательских союзов. Летом хотим провести у себя выездной пленум секретариата правления Союза писателей России. У нас в республике такое мероприятие имело место двадцать лет назад. Интерес писателей разных регионов к жизни россиян, живущих в разных уголках нашей необъятной Родины, явно возрос, а значит, назрело время восстановить полноту общей картины жизни страны в наших книгах, статьях, пуб­ликациях. Чистый лист бумаги требует правды, откровения и предвидения. Наш читатель в нынешнее неспокойное время ждёт от нас именно этого.

Беседу вела Аита ШАПОШНИКОВА

Теги: литературный процесс

 

Поэзии печальный старожил

Жизнь свою, как прежде[?]

Признаться, жизнь свою, как прежде,

впустую тратить не хочу,

её планирую в надежде,

что этот план мне по плечу.

Не всё идёт по плану строго,

но всё ж приходит результат:

Я успеваю нынче много,

и этому, как мальчик, рад.

Не так, как в юности - в гордыне,

поспешно, с искрами из глаз…

семь раз я отмеряю ныне,

чтобы отрезать только раз.

Жизнь у меня теперь иная:

лишь в те улусы езжу, где

есть то, чего ещё не знаю,

но то, что знать так важно мне.

Из тьмы друзей и взвода даже

не наберёшь теперь… Ну что ж,

есть десять закадычных, скажем…

Те, за кого на смерть пойдёшь.

Приближали долгожданную Победу

С тех пор как грохот бомб и пушек смолк,

не забывать отцов и братьев старших,

на поле павших, – наш священный долг…

И в каждом нашем доме помнят павших.

Враг был повергнут в мае, и потом,

скатав свои прогорклые шинели,

вернулись те, в сиянии золотом,

что не вернуться права не имели.

Но в День Победы – видишь, вон стоят

там, вдоль дорог лесных, не то берёзы,

не то всех не вернувшихся солдат

седые мамы… Ветер сушит слёзы.

Я думаю, не звёзды надо мной

сияют в небе в этот день под вечер,

а души не вернувшихся домой

и всё ещё с живыми ждущих встречи.

И льётся на родные города

тот свет. И на полях сражений павших,

Великую Победу приближавших,

живые не забудут никогда.

Твоё сердце

Стихи, что от любви к тебе сложил,

понятны и близки и тем, и этим…

Поэзии печальный старожил,

не люб я лишь одной тебе на свете.

Иное, видно, сердце у тебя:

не приняло, оставив без ответа,

оно любовь поэта, не любя

ни строк его, ни самого поэта…

Но, может быть, причина всё же в нём,

в поэте этом, если приглядеться,

что не сумел любви своей огнём

хотя бы твоего коснуться сердца.

Перевёл Евгений КАМИНСКИЙ

Теги: современная поэзия

 

В сердцевине морозов жестоких

Сотворение саха

В сердцевине

Отчаянной схватки

Морозов жестоких,

Там, где холод неслыханный

Громоподобно трещит,

В центре, там, где

Сшибаются смерть и

Рожденье;

Там токи

Тьмы и мрака врезаются

Стрелами в светлого щит,

Там, ниспосланный

Благословением

Матери-Стужи,

Разорвав

Ледяное чрево

Родимой Землицы,

Дух якутов на

Гребень Срединного мира,

Наружу,

Говорят,

Вдруг прорвался двуногим

Саха желтолицым.

* * *

Ты меня любишь, мой милый,

и ныне.

Ты меня ждёшь и сегодня.

Да.

Мрачное небо любимого

стынет:

Светит в нём только

моя звезда.

В дом твой раскаяние

дверь отворяет.

Образ мой смутный

оно растворяет.

Но растянуло на тропах

незримых

Жертвы девичьи мои салама.

Стройный в аласе твоём,

мой любимый,

Столбик сэргэ я вкопала сама.

Ты меня ждёшь и сегодня. Да.

Перевела Ирина ДМИТРИЕВА

Теги: современная поэзия

 

Торжественный облик далёких веков

* * *

Я смотрю на хребты - косяки лошадей молодых,

Вижу мощный их бег – от Байкала до моря,

В гривах лиственниц пряча снега,

поднимаетесь вы на дыбы,

О, суровые горы, о, вечнозелёные горы!

Реки, словно поводья.

Кто их крепкой рукой натянул?

Вот вы замерли, горы.

Мгновенье – и снова в дорогу.

Облака распростёрлись над вами.

Это белые крылья души,

Это белые крылья души моей, доброй и вечной.

Так впитайте ж мне в кровь

драгоценное ваше чутьё

На нескудную жизнь,

что упрятана в эти просторы.

Я – ваш сын. Не оставляйте меня одного,

О, суровые горы, о, вечнозелёные горы!

* * *

Словно упустил я нужных мне людей,

На закате солнца, добрых и любимых.

Медленно они прошествовали мимо

По зелёной радуге в окоём огней.

В качающую звёзды колыбель вселенной

Ушли они, красивые, по солнечной золе...

И я один остался – заложник или пленник –

На неизвестной, старой, совсем пустой земле.

Ты так же от меня ушла, тревожно и жестоко,

На закате солнца, на исходе дня.

Откуда ждать сочувствия, стою я одиноко,

Как будто люди всей земли покинули меня...

* * *

Ты – торжественный облик далёких веков,

Отзвук песен моих, уводящих в страну Олонхо.

Никуда не уйти. Я стою, околдован тобой,

Потому что твоей приворотной водою омыт.

Ты – река. Ты тиха после паводка, после весны.

Я – утёс, полный сил и желанья борьбы.

Никуда не уйти. Я стою, околдован тобой.

Будут снова врагами мне тёмные воды твои!

Но меня не сломает по новой весне ледоход.

Мы всегда будем вместе – река и утёс!

Разобьётся ли солнце в осколки на глади твоей,

Проклянёшь ли ты ночью меня навсегда –

Всё равно, ожидая твой яростный, злой ледоход,

Буду крепко стоять,

к испытаньям готовый утёс.

Перевёл Ростислав ФИЛИППОВ

Теги: Современная поэзия

 

Северное притяжение

О якутской литературе нового столетия

В стихотворении Анемподиста Софронова "Разговор" из сборника «Северная ночь», блестяще переведённого Владимиром Солоухиным в 1984 году, есть описание того, каким должен быть писатель:

[?]Всё он видит, всё слышит

И знает подробно.

И все мысли людские

Его слову подвластны.

Правду он воспевает,

Добро восхваляет,

Темноту и туман

Светом он разгоняет (…),

Он святых, вековых идеалов  носитель,

Он родного, забытого  воскреситель. (…)

Слова эти вполне согласуются с принципами великих русских писателей, на чьём наследии выросло не одно поколение литераторов народов Якутии.

Если до 90-х годов все новинки прозы и поэзии якутяне читали на страницах «толстых» журналов, а писатели ждали годами очереди на издание заветной книги в Госиздате, то ныне такой проблемы нет: компьютерные технологии позволяют за пару месяцев выпустить любую книгу. Издательств сейчас много, и книг выпускается немало. Только Национальное издательство «Бичик» имени С.А. Новгородова в год выпускает до 500 наименований книг, что для национальной республики очень много. За 10-15 лет, получается, в свет вышло почти 5000 книг. Найти подлинный жемчуг в изобилии беллетристики, львиную долю которой занимают детективы, мистика, женские романы, охотничьи рассказы и мемуары, – задача непростая, а обозреть такой объём в одной статье – вовсе непосильное дело.

О настоящем через призму прошлого

Попробуем начать с самых маститых авторов. Остался верен своей теме народный писатель Николай Лугинов, заявивший о себе книгами «Таас тумус», «Кустук» и завоевавший интерес читателя романом-эпопеей «Тайна Чингисхана». Завершив роман, он ещё больше погрузился в глубь веков. В его «Хуннских повестях» он размышляет о долге воина, границе Добра и Зла, Верности и Предательства, Любви и Ненависти, Неба и Земли.

В эти годы завершил свою большую работу Павел Харитонов-Ойуку, в 2011 году вышла четвёртая, завершающая книга романа «Дорога с бубенцами». Роман охватывает большой отрезок времени и завершается показом трагедии якутских конфедератов. Писатель, по сути дела, создал эпопею, где показал становление общественной мысли народа саха, историю освоения Якутии, возникновение дружественных и кровных уз русского и якутского народов.

В это же время закончил роман «Исповедь матери» молодой прозаик Семён Маисов. Его произведение стало событием в якутской литературе. Во-первых, он раскрыл жизнь якутского села во время Великой Отечественной войны, во-вторых – удивил жизненностью событий и характеров.

К исторической тематике также обратился Василий Егоров-Тумарча, который опубликовал первые книги романа «Дух предков», читатель с интересом ждёт продолжения. Романом назвал свод своих повестей «Родня» Уйбаан Ойуур. Есть над чем задуматься современному читателю, когда он прослеживает судьбы членов одного семейного клана, их путь в современном обществе. Современному селу посвящён роман Фёдора Постникова-Арчы «Речной волк». Дух скорой наживы меняет человека, он становится безжалостным не только по отношению к природе, но и к людям…

Русским словом о Якутии

Русская проза представлена Владиславом Авдеевым, написавшим романы «Камень заклятия», «Запретная любовь», книгами Ариадны Борисовой, творящей в самых разных жанрах. Если эпическое полотно «Земля удаганок» она называет романом-олонхо, приключенческие «Записки для моих потомков» созданы для детей, то романы «Змиев столб» и «Бел-горюч камень» рассказали о драматической истории семейной пары, благодаря сильной любви не сгинувшей в островном лагере посреди моря Лаптевых, а также судьбе их дочери Изольды.

К сегодняшним проблемам, хотя действие происходит в 90-е годы, обратился в романе «Заклятый камень» русский писатель Владислав Авдеев. Произведение написано в жанре детектива, но проблемы в них поднимаются не легковесные – главный герой всегда находится перед выбором между Добром и Злом, здесь присутствуют размышления об ответственности журналистов за своё слово, обрисованы проблемы заброшенных дальних посёлков. Захватывающ и сюжет повести «Запретная любовь», где репрессированный коммунист Алексеев влюбляется в лагере в спецпереселенку Марту.

Событием стала книга стихов и танка «Последнее тепло» поэта Ирины Дмитриевой. Радовали новыми произведениями Софрон Осипов, Ольга Пашкевич, Виктория Габышева, Айсен Дойду. Активно работал в эти годы Сергей Москвитин, у него изданы книги «Нюансы красоты» и «Иконостас». Открытием прошлогоднего совещания молодых писателей стал Кирилл Долинский, поразивший зрелостью своей поэтики и чистотой восприятия. Независимое жюри ныне удостоило его премии имени Алексея Михайлова.

Русскоязычная литература Якутии всегда пополнялась талантливыми авторами за счёт литературных объединений, успешно действовавших в промышленных городах и посёлках. Сейчас активно работают «Перекрёсток» в Томмоте под руководством Елены Овчаровой, «Фламинго» в Ленске под началом Сергея Москвитина.

Национальный колорит

В литературах северных народов в этот период плодотворно работал народный писатель Республики Саха (Якутия) Андрей Кривошапкин. У него вышло несколько прозаических книг. Он был верен своей теме – его проникновенный рассказ о судьбе писателя Николая Тарабукина, славного сына эвенского народа, не может оставить равнодушным. Также издали свои книги Николай Курилов, Улуро Адо, Василий Кейметинов-Баргачан, Мария Федотова-Нулгынэт и Галина Варламова-Кэптукэ.

Повесть «Томмоо» маститый эвенкийский писатель Николай Калитин вынашивал долгие годы. Героем этой небольшой книги является молодой охотник, эвенк Томмоо. Автор ставит его перед жёстким выбором – сохранить родную природу, которая становится заложницей промышленного освоения, или морально сдаться...

Женские истории

Сегодня в якутской литературе работает плеяда женщин-прозаиков, что само по себе явление не­обычное и требующее пристального взгляда читателей и критиков. Уверенно работают Елена Куорсуннаах, Татьяна Находкина, Галина Нельбисова, Евдокия Иринцеева, Александра Константинова, Христина Хабарова. Крепко скроенные, содержательные рассказы Татьяны Находкиной всегда имеют отклик у читателя, и это неудивительно: ведь работа в качестве главы администрации наслега даёт ей множество сюжетов и коллизий. Галина Нельбисова тяготеет к психологической прозе, к раскрытию внутреннего мира женщины в различных житейских ситуациях.

Откровением для читателя стали книги Евдокии Иринцеевой «Благодаря и вопреки», «Бывает же такое». В них видна рука хорошего стилиста, умело владеющего изобразительными средствами якутского языка и умеющего построить захватывающий сюжет с неожиданной концовкой. Её повести и рассказы полны доброго юмора, а некоторые коллизии словно подсказывают пути преодоления нарастающей пропасти между городом и селом, родителями и детьми, совестью и интересами бизнеса.

Анна Варламова-Айысхаана, как бывший учитель, в романе «Ростки на ветру» следует в фарватере произведений Софрона Данилова «Пока бьётся сердце» и Далана «Дивная весна». Но её юные герои живут в XXI веке, и их на пути к взрослению подстерегают иные социальные проблемы. Это расслоение общества, больно отражающееся на самолюбии подростков, и вытекающие оттуда конфликты.

Уроки прошлого

Наряду с современной тематикой писателей продолжает увлекать история. Процесс переосмысления прошлого, скрытого «за ускользающей далью древних бедственных лет», так и ближней истории, которая сокрыта в архивах других городов, иных стран, в семейных бумагах, имеет реальную цель – возвратить народу забытые достойные имена, раскрыть подлинную, настоящую подоплёку исторических событий. Такой исследовательской работой занимались Елена Слепцова-Куорсуннаах и Василий Васильев-Харысхал.

Роман Елены Куорсуннаах «Аан талга» носит название ураганного ветра из эпоса олонхо, который свергает устои старого мироздания, чтобы из крови и праха создать ценности иной эпохи. Роман стал данью писательницы тысячам погибших в Гражданской войне и застенках ГУЛАГа, среди которых было немало её предков по матери и отцу, людей известных, состоятельных, активных. Кропотливая работа в архивах Архангельской области, Омска, Томска и Иркутска, Бодайбо имела ещё один побочный результат. Елена Васильевна обнаружила и издала талантливые произведения писателя Петра Оросина-Хайыкы и его жены, детской писательницы Веры Давыдовой, долгое время остававшихся в забвении.

Василий Васильев-Харысхал также долгие годы занимается судьбами представителей первой якутской интеллигенции, он также совершил немало поездок для работы в архивах разных стран. Итогом этой работы стало завершение романа, публикацию которого начал журнал «Чолбон».

В 2013 году вышла в свет серьёзная исследовательская работа – монография Семёна Тумата о поэте и переводчике Г.И. Макарове-Дьуон Дьанылы. Полная биография поэта, разбор его произведений, история работы над переводом «Евгения Онегина» Александра Пушкина – всё это потребовало от автора вдумчивого анализа большого свода документов и рукописей.

Трендом в какой-то степени стала мемуарная проза. Среди таких книг можно отметить книги Николая Винокурова-Урсуна «Встречи. Размышления», Иннокентия Сосина «Наперсники ранимой души». Это явление в нашей литературе сравнительно новое, но необходимое: ведь в них история становления якутской литературы, нюансы взаимоотношений между писателями, история создания тех или иных произведений.

Строки из чистого родника

Поэзия Якутии пополнилась новыми именами. Членами Союза писателей России стали Гаврил Андросов, Рустам Каженкин, Александра Попова, Яна Байгожаева, Елизавета Мигалкина, Иосиф Кобяков. Это, безусловно, даровитые, глубоко чувствующие люди, пришедшие в литературу неслучайно. Новые книги стихов в этот период издали уже известные стихотворцы: Анатолий Старостин – «В огне тишины», Умсуура – «Сердца нить», Дархаана – «Без тебя», Семён Капитонов – «Любовь Амги», Виталий Власов – «Мужчина смельчак», «Мой пояс из тальника», Наталья Харлампьева – «Древних тюрков притяженье», «После ысыаха».

Лирика начала ХХI века стала более исповедальной, иносказательной. Поэты предаются раздумьям о жизни, судьбах страны и народа, о прошлом, настоящем и будущем, отказываясь от гражданской риторики. И это нормально. Когда эфир и пресса разрываются от накала политической борьбы и скандалов, когда идеология дикого рынка выбивает почву из-под ног рядового человека, поэтам хочется искать чистые, незамутнённые источники в перекличках с классическими образцами высокой лирики.

От подмостков до большого экрана

Якутию в шутку называют самой театральной республикой. Ведь в одной её столице – семь профессиональных театров! Прибавим к ним любительские коллективы и набирающий обороты кинематограф. Потому драматурги Василий Харысхал, Семён Ермолаев, Иван Иннокентьев, Айсен Дойду уже пожинают плоды популярности. Лидером в этом роде творчества можно назвать Василия Харысхала, чьи произведения с успехом идут на сцене Саха академического драмтеатра имени П.А. Ойунского, Русского академического театра имени А.С. Пушкина и только что родившегося Театра коренных народов Севера.

Верность теме духовных исканий красной нитью проходит через книгу драматурга Ивана Иннокентьева «Колодезь Познания». В одноимённой пьесе его символические персонажи, олицетворяющие долг, мудрость, веру и любовь, идут к вечному источнику Истины, чтобы разгадать тайну смысла человеческого бытия.

Чтобы понимать – надо переводить

Сильным стимулом развития словесности в своё время в Якутии, как и везде, были «толстые» литературные журналы, такие как «Чолбон» и «Полярная звезда». Последний играл роль катализатора для литератур народов Севера и Дальнего Востока. До 90-х годов его выписывали все регионы России, так как треть журнального портфеля составляли переводы стихов и прозы с языков народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. С развалом Советского Союза интернациональные связи распались, и это имело весьма печальные последствия для журнала.

В последние десятилетия переводческое дело в России почти заглохло. Лучом света стал выход в 2010 году «Антологии якутской поэзии», изданной на двух языках – русском и якутском. Книга вышла в серии «Поэзия народов кириллической азбуки «Из века в век», задуманной московским поэтом Сергеем Гловюком. Издание примечательно тем, что в него вошли лучшие стихи якутских авторов, начиная с классика Алексея Кулаковского-Ексекюляха и заканчивая Еленой Куорсуннаах в профессиональных переводах Владимира Солоухина, Ильи Фонякова, Михаила Львова, Якова Козловского, Анатолия Преловского, Анатолия Парпары, Николая Переяслова и многих других.

Следующий шаг совершил якутянин Семён Попов-Тумат. Им в эти годы переведены и изданы рубаи Омара Хайяма и изречения Конфуция. Он следовал примеру писателей Платона Ойунского, Ивана Арбиты, Семёна Данилова, Григория Тарского, философа Авксентия Мординова, которые в Якутии были первыми «почтовыми лошадьми просвещения».

У литературы народов Якутии есть хорошие перспективы для развития. За последние двенадцать лет прошло шесть совещаний молодых писателей, которые дали десятки рекомендаций в Союз писателей начинающим авторам. Молодёжь пришла энергичная, с интересными замыслами и идеями. По своей инициативе молодые люди не только пишут книги, они открыли литературный салон, ездят в творческие экспедиции, снимают кино, ведут радио- и телепередачи, задавая тон и темп общественной жизни. Литература вновь становится влиятельной силой.

Теги: литературный процесс

 

Побратимы

Серафим третьи сутки один блуждал по тайге...

А началось с того, что они - пятеро казаков и толмач – набрели как-то утром на стойбище тунгусов и, обрадовавшись зело, стали требовать с них положенный государев ясак: по соболю с семейства. То ли хитрил глава инородного племени, то ли правду баял, только выходило, по его словам, что дань они "царю белому" за год этот уже сполна выплатили. Строгие, говорил старикан, люди приходили, такие же носатые, как и вы, и так же одетые.

– Неужто опять енисейские побывали?! – в сердцах воскликнул тогда десятник Степан.

Да только делать было нечего. И так они собрали ясаку с гулькин нос. (За что атаман по головкам их кудрявым вряд ли погладит.) Отошли в сторонку, посоветовались и попросили тунгусов миром отдать им пять шкурок соболей со всего стойбища. В три раза аж скостили положенную цифирь.

Не получилось. Разъярились мирные было спервоначалу инородцы, схватились за копья свои да луки, и – пошла сеча смертная. Полегли дружки Серафима, утыканные стрелами, исколотые копьями. Свинцом безжалостным сражённая, порубленная саблями, осталась лежать на снегу и добрая половина стойбища.

Вот и тащился подраненный в бедро Серафим с последним зарядом в пищали. Хватал то и дело горстями снег, пихал в рот: жар пытался сбить манером таким. В глазах темнело временами, и всё чаще. Чуял Серафим – не видать ему более благодатных родных краёв...

Чу! Что это? Рык звериный, и рык зверя большого, разбуянившегося. И вскрик человеческий, затем – стон протяжный, будто зовущий на помощь. Припадая на раненую ногу, Серафим побежал по неглубокому весеннему снегу.

Прогалинка... Громадный медведь с торчащим из спины остриём копья, под ним – ужом извивающийся человек. Он вслепую шарит руками в поисках оброненного охотничьего ножа. Напрасно. Шага полтора отделяют его от спасительного оружия. Некогда раздумывать, медведь вот-вот растерзает человека. Но... последний ведь заряд! Серафим смачно сплюнул, досадуя на себя, приложился к пищали. Бах! Предсмертный рёв косматого чудища огласил на мгновение окрестности.

Что-то бормоча на своём, из-под туши звериной выбрался здоровенного роста якут. Весь залитый кровью – своей и медвежьей. Молча подобрал нож, вложил в ножны и так же молча наскоро умылся снегом: руки, лицо. Подошёл к Серафиму, поклонился в пояс, сказал: «Быыhаатынг, догор!»1

О том, как разделывали медведя, как делили добычу: казаку – шкуру, якуту (звали его, как богатыря олонхо, Нюргуном) – желчь, как жарили на прутиках жирное мясо – долго рассказывать. Главное, что, совершая всё это, славные охотники ухитрялись поддерживать меж собой подобие беседы – больше знаками, междометиями. Нюргун обещал довести своего спасителя до Якутского острога, но поскольку тот был ранен, измождён и вряд ли мог потому осилить дорогу, предложил ему пока отдохнуть в своей охотничьей заимке. Отлежаться, подлечиться.

За те несколько дней, что провели вместе в заимке, якут и русский крепко подружились, выучили каждый по нескольку десятков слов чужого языка. И теперь довольно-таки сносно общались.

Серафим окреп, рана заживала и не так уже мешала при ходьбе. Набрали друзья снеди на дорогу и отправились известными лишь Нюргуну потайными тропами напрямик к острогу. Неделю провели в пути. Ещё крепче стала их дружба. Предложил Серафим Нюргуну побрататься. И отказа не встретил. Братались по-якутскому обычаю – кровью.

Когда вдали завиднелись башни острога, Нюргун остановился как вкопанный. И дальше – ни шагу. Вытащил из-за пазухи нечто, завёрнутое в ровдугу, бережно развернул обмотку и вложил в раскрытую ладонь Серафима прозрачный камешек размером с крупную ягодку брусники. Показал рукой на солнце, потом на свой подарок: мол, «солнечный камень».

Взыграла казацкая кровь Серафима. Понял он, что побратим подарил ему самое дорогое, что у него было. Достойно ответить он мог только одним – куском самородного золота, пять лет таимого ото всех после похода на далёкую стынь-реку. Протянул он его Нюргуну недрогнувшей рукой, обнял крепко-накрепко друга-побратима. Поцеловал его по-христиански три раза, легонько оттолкнул от себя и побежал, прихрамывая, к острогу.

Нет, остановился. Помахал шапкой, прокричал: «Встретимся обязательно, брат!» Разжал ладонь и посмотрел на подарок побратима: «Камушек, конечно, занятный, и на солнце играет дивно. Да вот толку-то с этого... Хотя, кто знает, при надлежащей обработке вдруг самоцветом засияет, познатнее изумруда-рубина окажется, ась? Покажу атаману... Нет, не покажу! Никому даже не вякну про него... Наследник родится – будет ему от отца подарок. Так тому и быть!»

А в это время Нюргун озабоченно рассматривал дар побратима: «Больше на алтан2 похож, да блеск иной. Будто изнутри светится, сам по себе. На серебро смахивает, да цветом не тянет... Покажу кузнецу, он-то должен знать. Небось что-нибудь да и сработает для сынишки будущего – Саргы вот-вот должна родить... Нет, не отдам я подарок друга в чужие руки. Подрастёт сын, сам решит, что с ним делать. Его будет камень...»

* * *

И пришёл недоброй памяти 1642 год...

Осаждённый казацкий гарнизон предпринял отчаянную вылазку, чтобы оттеснить якутские отряды подальше от острога. Роями взбесившихся ос носились над полем битвы тяжёлые боевые стрелы, весело посвистывала картечь, хриплыми, осипшими голосами кричали сражающиеся и стонали жалобно раненые...

Десятник Серафим приметил в серёдке вражьих рядов высокого воина в сверкающих доспехах и старательно навёл на него дуло пищали: «Видать, из тойонов. Покончу-ка с ним...»

Нюргун к тому моменту тоже высмотрел себе жертву: «Не меньше чем сам воевода!» и натянул тугой лук.

– Ты, догор?! – вскричал вдруг Серафим, признав в рослом якуте-тойоне побратима. Но приклад пищали уже знакомо ударил в плечо, и свинец уже летел, нацеленный не знающей промаха рукой.

– Эн, дуруг?! – запоздало признав в мнимом воеводе побратима, в отчаянии вскричал и Нюргун. Но тетива тройного лука успела пропеть свою краткую победную песнь, чтобы остановить, остудить горячее Серафимово сердце.

Не увернуться от свинца, не уклониться от стрелы... Пали оба побратима замертво. Набрав один из последних сил пригоршню родной земли, прошептав другой мертвеющими губами: «Государев наказ[?]»

* * *

И рос-подрастал в остроге парнишка Нюргун. Ясно дело, не попом наречённый сим бесовским именем (тот прозвал его Иваном), а своим покойным батюшкой Серафимом. И не было для него лучше забавы, чем любоваться игрой солнечных лучей на подаренном отцом камне. «Подрасту, стану самоцветы резать, а не людей», – говаривал он товарищам-казачатам. И те над ним смеялись.

И рос-подрастал в одном из хангаласских аласов парнишка со странным для слуха якутского именем Сэрэпим. И мечтал он о том великом дне, когда подрастёт и самолично закажет кузнецу украшение для матери из странного и мягкого жёлтого железа – подарка отца. И будет это витой, удивительной красоты обруч – знак бесконечного Мира и Добра...

__________________________

1 «Быыhаатынг, догор» – спас, друг (як.).

2 алтан – медь (як.).

Теги: Современная проза

 

Прощай, Шерляга…

Фото: ИТАР-ТАСС

[?]Дим Димыч, как зовут старика Толчеева знакомые, захандрил. Не то чтобы телом заболел, а - душой заметался. Бранил незлобиво, по-стариковски власти за то, что по своему недомыслию развалили всё вокруг – работу, налаженный быт, посёлок, да саму жизнь, наконец. Упрекал время, на которое выпала его старость, одинокого и безродного старика, который, как и все здесь, подался на Север за длинным руб­лём, а тот на деле оказался фальшивой купюрой. Некоторые из оставшихся в умирающем посёлке Шерляга мужиков, ещё не старых, значительно моложе Дим Димыча, бичуют, пьют горькую не просыхая. Старик Толчеев тоже в молодости крепко закладывал, но уже давно отказал себе в этой слабости и оттого переносить хандру было ещё тяжелее.

Последняя баржа

В конце концов не выдержал, собрал котомку и подался через реку Печору в райцентр. На пароме и встретила его бывшая завуч, самая старшая из бывших учителей бывшей Шерлягской школы Галина Прокопое, проработавшая в ней 36 лет.

– Тоска зелёная съедает, Дмитриевна, – пожаловался ей старик. – А ты никак на родном пепелище была?

– Была, – вздохнула учительница. – Дети и муж не пускали, да и правда, лучше б не ездила. Школа порушена, мой кабинет химии тоже. Я даже ничего оттуда не вывезла…

– Ты ведь той же баржой, на которой увозили детей, уезжала?

– На той. Пока жива буду, не забуду. Вы на берегу сбились сиротливой кучкой, как овцы без пастуха, и махали нам вслед. А мы стояли, обнявшись, кружком и плакали. Я всю дорогу проревела. Жалко Шерлягу.

– Жалко…

Лесной посёлок Шерляга Троицко-Печорского района Республики Коми умирал не сразу, не вдруг, не с уходом той баржи, которая увозила последних ребятишек – и детдомовских, и своих, родившихся и выросших здесь. Умирал медленно, постепенно, как тяжелобольной человек, угасая год за годом и уже не веря предписаниям врачей и нарочито бодрым заверениям родственников. "Врачи" давно вынесли ему приговор – неперспективный. Потому что вся экономика его, а значит, и жизнь, впрочем, как и жизнь всего здешнего края, до 90-х годов держалась исключительно на лесе. По подушевым спискам жило в посёлке Шерляга в советское время около 400 человек. Одни валили лес, другие его сплавляли. Было две организации – по заготовке и сплаву леса, и как бы отдельно друг от друга существовало два посёлка, хотя по административному делению числился один, но разделённый на две половины. В каждой – свой садик, клуб, магазин, столовая, контора. Даже молочно-товарная ферма была. Только школа одна на всех.

Нельзя сказать, что люди здесь жили веками. Этот таёжный край когда-то был местом ссылок и лагерей. Затем заключённых сменили приехавшие по вербовке и оргнабору. За ними потянулись добровольцы – те, кто хотел заработать: денег на машину или кооперативную квартиру, северный стаж, северную пенсию. Словом, временщики. Они разбавили и отодвинули дальше в тундру местное население. И жили по временной схеме – в домах барачного типа без газа, воды и санузлов, с завистью глядя на болгар, которые по межгосударственному соглашению валили лес по соседству, но жили, хоть и временно, в благоустроенных поселениях. И когда после распада СССР и социалистического блока болгары уехали, местные жители наперегонки кинулись занимать оставленные ими в соседних районах благоустроенные квартиры.

Это был хотя и первый, но уже смертельный удар по Шерляге и другим подобным посёлкам, которые в одночасье покинули 30–40-летние – самая молодая, работоспособная и перспективная часть жителей. Небольшие селения почти совсем обезлюдели, а весь Троицко-Печорский район, насчитывавший в начале 90-х годов около 30 тысяч жителей, потерял в ту пору почти 13 тысяч человек.

Шерляга, как утопающий за соломинку, ещё держался за школу. Школа, почта, магазин, медпункт оставались единственными точками притяжения. Больше всё-таки школа и её директор Анастасия Фоминична Юшина, которая в отсутствие реальной власти взяла на себя ответственность за посёлок и его жителей. Школа была практически новая. Жители гордились тем, что поставили её с фундамента до крыши за одно короткое северное лето. Это было за год до перестройки. 10 июня 1984 года после выпускных экзаменов бульдозером снесли старое здание, стройотряд из Сыктывкара за месяц поставил стены, а внутренние работы и крышу доделывали сами родители. 1 сентября в школе уже звенел первый звонок.

После той миграционной волны, когда в бывшие болгарские посёлки уехали самые крепкие семьи, в ней оставалось несколько десятков учеников, и она непременно была бы закрыта, если бы в Шерлягу не перевели детский дом. Школа и детдом и были основным местом работы для большинства оставшихся в посёлке жителей.

Но однажды родителям и учителям сказали, что школу всё же будут закрывать. Люди забеспокоились, засуетились. Кто начал спешно строить жильё в райцентре. Кто бросился покупать квартиры (тогда это ещё можно было сделать по сходной цене) в Троицке или Мылве (центре сельского поселения), кто писал письма в редакцию местной газеты и главе районной администрации, призывая власти не закрывать школу. Но вот пришло лето, приближалась осень, а начальство молчало, и жители опять успокоились. Своими силами сделали ремонт в школе, все выкрасили, выбелили, разбили цветники. Ученики пошли в школу…

А через несколько дней к причалу пришвартовалась баржа. На неё погрузили и увезли на другой берег, в посёлок Нижняя Омра, детдомовцев вместе с их нехитрым скарбом и… учителями. Господи, что делать-то? Ведь уже учебный год в разгаре, все добрые люди учатся, а наши?

– Мы ещё какое-то время раздумывали, увозить из Шерляги детей или нет, – рассказывал мне тогдашний глава района, кстати, бывший учитель, Виталий Широтов. – В распуту или метель туда не добраться. А ну как что случится? И случилось. Однажды лодка с детьми налетела на топляк и перевернулась, мы потом ребятишек по всей Печоре отлавливали.

Это и переполнило чашу терпения властей, решили: надо вывозить. В Нижней Омре были пустующие дома и новое здание начальной школы. Вложили в него большие деньги, переоборудовали под детский дом и предложили учителям: вот вам работа, вот жильё. Многие согласились.

Своих детей жители Шерляги в авральном порядке принялись пристраивать в райцентр – кого к бабушке, кого к родственникам или знакомым, многие сами уезжали с детьми, снимая квартиры или покупая то, что ещё можно было купить. Следом закрылся ещё остававшийся к тому времени единственный клуб. Библиотеки, детские садики исчезли ещё раньше. Навсегда потушила свои печи пекарня. Вместе с учителями уехала фельдшерица, оставив медпункт сиротой.

Всё это походило на бег. Одни бежали в неизвестность, как от войны или эпидемии. Другие оставались, обрекая себя на ещё большую неизвестность. Беглецы какое-то время приезжали на лето в свои дома, но скоро и приезжать стало некуда. Пустующие здания оставшиеся жители быстренько разобрали на дрова. И некогда развитой, многолюдный и многоулочный посёлок превратился в два хутора. Исчез и с карты района, и даже из избирательных списков.

«Новые» хуторяне

Но в умершем посёлке, как в разорённом улье, ещё теплилась жизнь. Она концентрировалась вокруг двух семей – белоруса Янушкевича и молдаванина Матей. С тогдашним главой сельского поселения Василием Коротковым мы добрались вначале до дома Михаила и Лилии Янушкевич.

– Сколько нас теперь осталось-то? В той Шерляге три семьи, да у нас человек 15, – подводит невесёлый итог Лиля.

– Больше, – утверждает Коротков и начинает считать. – Вас двое, Борисовы, у Батуева брат, он не живёт, но прописан, я видел его здесь. Потом Ануфриевы, Галя Ефремова с дочкой, Дим Димыч, Овчинниковы…

– Нам здесь нравится, чего там, – признаётся Лиля. – Дорога, свет, сотовая связь есть, охота, рыбалка. Тетерева прямо к дому прилетают. Машины не ходят, так мы недавно снегоход купили. Зимой в райцентр на «Буране» ездим, летом на моторке, без лодки здесь нельзя. Коров, телят держим. Молоко, творог, сметана свои. На грядках тоже всё растёт. Хлеб сами печём. Излишки вывозим в райцентр, продаём. Да и местный народ вокруг нас кормится.

Янушкевичи живут своим большим хозяйством, и, по всему видать, справно, потому всё бросать и уезжать отсюда добровольно в неизвестность не хотят, что и понятно. Они нашли себя в этом таёжном безлюдье, как отшельники или староверы, им нравится свой хутор, тот образ жизни, которым они живут. Их отсюда не выковырить.

…Наталья Матей, центральная фигура на другом краю посёлка, ставшего вторым хутором, шелушит кедровые шишки. Муж уехал в Троицк навестить прихворнувшую мать. Одна. Но дверь не заперта. Бояться здесь некого.

– У нас речка рядом, рыба, грибы, ягоды, орехи. И всего-то три семьи. Живём – не скандалим, друг за дружку держимся.

Вспомнила, как вывозили детдом и закрывали школу.

– Я своих только 10 сентября устроила в школу. В Троицке какую-никакую квартиру взяла. Сейчас бы не купила, ветхая, валится всё, а тогда куда деваться? Переселили бабушку с детьми, сами тут остались – всё-таки хозяйство, огород. А без родителей дети – сами знаете. Какая бы бабушка хорошая ни была, они начинают хуже учиться, от рук отбиваются.

Помолчала. Как будто ниточка оборвалась. Но вот опять заговорила:

– Страшно за будущее. Сидим как-то с мужем, размышляем. «Давай, – говорю, – всё бросим и уедем в Троицк, какая-никакая квартира есть. Мы ж ещё не старые, хотелось бы и праздников, и общения». «Ну, выедем, – отвечает, – а в районе-то работы нет. Тут я на мясе да на картошке своей проживу, а там? Жизнь-то не из праздников состоит». Пожилым ещё страшней, они же все одинокие. Медпункт приезжает раз или два в месяц. Привезут таблеток, ампул, а уколы уж сами делаем. Правда, здесь нас ни грипп, ни ОРЗ не берут. Но если пурга заметёт или распута на реке, ни нам никуда, ни к нам никто – хоть ложись и помирай.

Потрескивают дрова в печи. Шелестит ореховая скорлупа под руками Натальи Матей. Тепло, уютно, тихо.

– Приезжало начальство из Сыктывкара, – делится новостями глава поселения. – Чтобы построить дороги на Ухту и Якшу, которые мы просим, надо три миллиарда руб­лей – это весь дорожный фонд республики. Обещают 150 миллионов, но это так, дырки залатать.

– А насчёт ЦБК?

Целлюлозно-бумажный комбинат – это как сказка о светлом будущем, как коммунизм, в который мало кто верит, но который, однако, греет сердца северян.

– ЦБК – это же частные инвесторы, всё удовольствие стоит где-то девять миллиардов долларов. Но всё равно они сюда придут – не сегодня, так завтра, – поддерживает эту надежду Коротков. – Больше такой комбинат воткнуть некуда. Потому что лес остался только здесь. У нас река, а им надо воды 59 тысяч кубов в сутки, да сброс 37 тысяч кубов.

– Всё, испоганят речку.

– У нас в районе самое большее два миллиона кубов леса рубили при советской-то власти, – продолжает гнуть свою линию глава поселения. – А им нужно будет минимум три миллиона в год. Работы хватит для всех, не только для нашего района. Но ты права, тишина-то твоя закончится.

Упрямые старики

Такими разговорами они как бы обходят главное. А оно состоит в том, что посёлок Шерляга по программе неперспективных должен уйти в небытие: люди должны быть вывезены, а площадь рекультивирована, сровнена с землёй. Бульдозерами. Как когда-то старая школа. Но как это сделать, пока никто не знает.

– Таких посёлков, ещё хуже Шерляги, у нас много, – рассказывали мне в районной администрации. – Первыми мы оформили и отправили в Министерство экономического развития документы на посёлок Речной. Там всего-то прописаны семь человек, и нет не только дорог, но и электричества. И под этих людей, точнее, под их переселение, получили живые деньги. Но не освоили. Задача, казалось, была простой: находим жильё, от имени жильца заключаем договор на покупку. Жильё-то нашли. Но у одного поселенца оказался ещё советский паспорт, у второго в паспорте обнаружилась ошибка в фамилии. Пытались вытаскивать по одному, чтобы деньги не пропали. Купите, уговариваем, квартиры, а потом, если надо, продадите. Даже этого не хотят.

Вторая проблема – в статусе райцентра. По проекту «Доступное жильё» власти хотели в Троицко-Печорске построить хорошие квартиры для людей из лесных хуторов. Но в своё время какая-то умная голова сделала его городским поселением, и он в эту программу не попадает.

– Рядом с Нижней Омрой был посёлок газифицированный, где пустовало порядка 40 благоустроенных квартир. Привезли оставшихся жителей Шерляги – выбирайте на вкус. Стояли, языками цокали, но ведь никто не поехал. Там, в Шерляге, у всех свои бани, сараи, хозяйство – обжились.

Была попытка переселить хотя бы ветеранов и участников войны, вдов погибших. Выделили для них семь квартир в новом доме в Сыктывкаре. И что же? Ни один не переехал. Или продали, или детям отдали, а сами остались в своих домах в умирающих посёлках.

…Потолкавшись по Троицко-Печорску, сел старик Толчеев в автобус и подался в Мылву – большое село, издавна являвшееся центром их поселения и приютившее ныне немало его земляков. Заходил к одному, другому. Жаловался:

– Тоска у меня.

– Да у тебя депрессия, Дим Димыч, – поставила диагноз Люба Борисова, жившая когда-то по соседству с Толчеевым в Шерляге, где до сих пор коротала свою старость и её свекровь. – Отдохнуть бы тебе надо. Поживи-ка пока у нас.

Здесь, под крышей дома Борисовых, казалось бы, совершенно чужих ему людей, но ближе которых теперь и не было у одинокого старика, и лечил Толчеев свою депрессию. А залечив, заторопился обратно в Шерлягу. Там тоже оставались далеко не чужие ему люди, которые заботились о нём и нуждались в нём и в которых нуждался он сам. Среди которых судьба уготовила ему доживать свой век. Нельзя сказать, что здесь, в Мылве, не нашлось бы угла старику. Сам не хочет. Только спросит у главы поселения:

– Николаевич, электричество не обрежут, дорогу будут чистить?

– Будут, Дим Димыч, и свет не обрежут.

– Ну тогда и ладно. Как-нибудь доживём.

Республика Коми

Теги: общество , мнение

 

Щит от гибельного вранья

Игорь Гамаюнов. Щит героя: Роман, повести, рассказы. Послесловие Льва Аннинского. - М.: Изд-во МИК, 2015. – 358 с. – 1000 экз. 

В эпоху перестройки казалось: достаточно громко сказать всю правду, и жизнь мгновенно изменится. Сказано было много, но всё ли правда? Жизнь изменилась, да так, что многие не дожили до ответа на вопрос: где же она, правда-то, какова на вид?.. Слово – это ведь тоже Дело , но, быть может, для Дела мало слова, и не обойтись без их совпадения: жить как пишешь и писать как живёшь?

При всём богатстве тем новой книги Игоря Гамаюнова "Щит героя", включающей в себя одно­имённый роман и несколько повестей и рассказов, эта – сквозная, жгучая, самая отчаянная.

В юности будущему знаменитому журналисту Степницкому мечталось о копье и щите Спартака, о разоблачениях Зла и защите Добра (роман «Щит героя»). Щит тут выступает атрибутом победителя. И журналист действительно прославился своими громкими разоблачительными очерками, которые зачастую восстанавливали попранную справедливость и выявляли преступные действия чинуш и их кланов, сект и их покровителей.

Однако цензура тех лет требовала представлять расследованные дела как частный случай, нетипичный казус на фоне общего благополучия. И в этом была та самая кривда, которой так стремился избежать Степницкий. Эта лживость пронизывала и служебные отношения людей в редакциях, и личные взаимоотношения. Но власти, откликаясь на публикации, принимали меры, справедливость торжествовала, пусть и в отдельных случаях под флагом «искоренения отдельных недостатков».

А потом пришли времена, при которых преступления прежних лет показались мелкими грешками. Журналистам стали угрожать, а случалось, и убивали .

Щит, как и копьё, прежде выступал атрибутом героя-победителя, а ныне – побеждённого. Образ жертвы теперь оказывается эскапистским щитом для неудачливой деревенской девушки Насти, в которую влюбляется герой, самооправданием для лишившихся работы мужиков, называющих себя « жертвами перестройки », психологической защитой, раковиной для улитки.

Щит, как и меч, становится картонным, бесполезным:

«[?]И лица, лица кружили над его головой. Равнодушные, высокомерные, усмешливые, они злорадно ждали от него жалких слов, покаянных признаний: да, я такой же, как все, так же лгу близкому человеку, лелею свои подростковые комплексы; воображаю себя, размахивая мечом картонным и прикрываясь таким же щитом, воителем с житейской нечистью – то ли Георгием Победоносцем, то ли ещё одной модификацией Дон Кихота; живу по инерции, непонятно – зачем. Понимаю лишь, что ложкой моря не вычерпать, на смену одним разоблачённым и обезвреженным мастерам хапужных дел придут другие – хищные, лживые, цепкие».

Герою одинаково дороги обе его женщины: жена, с которой прожиты 30 лет, и молоденькая Настя-«Галатея», деревенская девушка, ставшая актрисой, судьба которой устроилась благодаря Степницкому. И это правда. Но такая правда, которая ставит его в ложное положение и перед той, и перед другой. Щитом для депутата-преступника становится неправедный суд и неприступные двери Госдумы.

А сам Степницкий теперь ощущает себя щитом только по отношению к своей «Маленькой Вселенной» – к семье и в финале – к нежданно возникшему собственному младенцу. Мир атомизировался (рассказ «Попутные жертвы»), сузился, возможности действия иссякают, утекают, как вода сквозь пальцы, никто ни за что и ни за кого не отвечает (повесть «Ночная охота», рассказ «Вытеснение соперника»), будничным стало отношение к человеку как к средству – использовал и выкинул (рассказы «Бывшая моя грёза», «Загадка бытия»). Наступило безгеройное время, время «жёлтой» прессы и телевидения, скинувшего с себя, со своего «парохода современности» художественный вкус. И опять, опять – время оговоров и предательств (повесть «Лунный пёс»), отношения к зигзагам политической линии внутри страны как к погодной аномалии (повесть «Идея свободы»).

В русской традиции издавна различали правду-истину и правду-справедливость . Так, у знаменитого социолога Николая Михайловского правда-истина – это объективное видение окружающего таким, каково оно есть, а правда-справедливость – представление о том, какова реальность должна быть. Н. Михайловский ставил задачу такого их соединения, в котором бы они дополняли друг друга. Есть законы исторического развития, но правда-справедливость требует от людей действия.

Позже в «Вехах» Николай Бердяев упрекал интеллигенцию в том, что ради правды-справедливости она забывает правду-истину, т.е. игнорирует реальность ради идеала. Поэтому и Георгий Федотов характеризовал русскую интеллигенцию как идейную и беспочвенную. Философское обсуждение этих категорий возобновилось в России лишь в 1990-е годы. Однако люди своей жизнью как-то решали – или не решали – проблему понимания объективных реалий и их изменения.

Да, российская история часто ходит по кругу. Да, она движется рывками. Однако это не значит, как пишет в послесловии к книге Лев Аннинский, что «врут все», а виноватых нет, ибо виновата-де «сумма исторических обстоятельств». Лев Аннинский, таким образом, отрицает правду-справедливость, трактует её как иллюзию, связывает царящую в социуме атмо­сферу абсолютной подделки с характером народа и призывает терпеть и быть готовым к рывкам и взрывам, свойственным русской истории.

Конечно, рывков и взрывов в истории России достаточно. И крови пролито с избытком. По словам Григория Померанца , « дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело» . И « когда хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходят к желанию перебить их всех », как сказал Анатоль Франс .

Означает ли это, что, видя несправедливость, надо относиться к ней как к погодной аномалии? И вся жизнь Степницкого, небезгрешного человека, но делавшего то, что было возможно, то, что получалось изменить к лучшему, потому что на том стоял и не мог иначе (а в романе много автобиографического) – бессмысленна? Согласиться с уважаемым критиком Львом Аннинским тут никак не могу. Не согласятся с ним и те, кому в жизни помог автор, а в романе – журналист Степницкий.

И несколько слов – о любовной линии. Так случилось, что я начала читать роман в тот же день, когда по ТВ показывали передачу, посвящённую внебрачным связям известного и многими любимого артиста, ныне покойного. Такие публичные сплетни «на лавочке» вызывают лишь отвращение. Но сам феномен адюльтера существует реально, однако обсуждать его, на мой взгляд, можно и нужно, не задевая известных людей и лишь тет-а-тет: книга и читатель. Все мы знаем, что так нередко случается: женщина и мужчина много лет состоят в браке, но возникает новая любовь, у него или у неё, хотя супруга или супруг остаётся родным человеком. Мне показалось, что Лев Аннинский написал об этой коллизии как-то небрежно: мол, раз всё смутно и живём мы в эпоху «серого квадрата», то и эрос тут – то ли любовь, то ли похоть… «Спасение от безлюбья?» Однако Степницкий любит жену. Любовь к «Галатее» просто другая. В другом «кармане сердца». Мне представляется, что тут критику захотелось правильного примера для подражания. То есть забыть о правде-истине и читать только о правде-справедливости. Чтоб молодёжи было делать жизнь с кого… Игорь Гамаюнов, однако, верен обеим правдам, и тут он прав.

Книга Игоря Гамаюнова располагает к неспешному чтению, к вглядыванию в его персонажей и в себя, ставит вопросы, которые остаются вопросами для многих из нас.

Теги: Игорь Гамаюнов , Щит героя

 

Классики живительная сила

Азы журналистики: чтобы написать очерк, надо как минимум иметь информационный повод. У меня их два, но я, конечно, допускаю, что и сама по себе личность популярного и запомнившегося зрителю театра и кино актёра интересна. Начну с повода ближнего, а здесь потребуется некая картинка.

В конце прошлого года на большой доске в Литинституте, где обычно сразу висит до десятка разных объявлений, появилась афишка: "Авангард Леонтьев в Музее Толстого на Пречистенке читает Толстого и Лескова". Здесь же было и все, что в подобном случае положено. И «народный артист», и время, и что вход бесплатный. Хорошо помню, что афишка появилась во вторник - это у нас в институте день творческих семинаров.

Мне предстоит невероятное и в принципе невыполнимое: описать словами, как читает Авангард Леонтьев прозу Толстого. Здесь сразу пахнуло чем-то несовременным, полузабытым. А ведь кого я только за свою жизнь не слышал! И Дмитрия Николаевича Журавлёва, и Дмитрия Орлова, и Михаила Ульянова, «сыгравшего» на радио почти весь «Тихий Дон», и Татьяну Доронину, неожиданно и невероятно ярко прочитавшую на том же Всесоюзном радио «Анну Каренину», и даже Елизавету Ауэрбах, прекрасную чтицу и актрису, как и Леонтьев, МХАТа. Театр, правда, тогда ещё не делился.

Леонтьев читал отрывок из «Хаджи Мурата» – сцена, где Николай Первый, Николай Павлович, принимает новогодним утром министра, который докладывает ему, что легендарный горец вышел к русским и сдался. «Что с ним теперь делать?» – вопрошает царя министр. Отрывок, в принципе, известный, включающий в себя и предыдущую ночь императора, и бал, и интриги министров – всё, как и бывало у Толстого, удивительно плотно, ярко и до мистики достоверно. Но как это Леонтьев читал!

Восторженные эмоции очеркиста никогда ничего не прибавляли к сути материала. В чтении Леонтьева меня поразило – уже как педагога – нечто иное. С какой невероятной точностью актёр разделывал текст, как ясно становилось значение каждого толстовского определения, малейшего поворота, как на мгновенье появлялись детали!.. Появлялись, исчезали, и из всего этого выплетался образ и самого царя (не очень симпатичный, но объёмный и живой), и царского окружения. Прекрасный актёр оказался ещё и талантливейшим литературоведом. Мои замечательные балбесы-прозаики с первого курса, которых я набрал в этом учебном году, должны обязательно Леонтьева услышать! Я абсолютно был уверен, что Толстой в интерпретации этого потрясающего актёра лучше меня расскажет о силе глагола в русской прозе.

Отрывок читался минут сорок. Потом интеллигентная публика не устояла от оваций, а потом с не меньшим блеском, широко, размашисто, не упуская ни одной сочной детали, Леонтьев прочёл Лескова – «Чертогон». Возможно, даже лучше, чем читал Толстого.

Через три или, может быть, четыре недели, во вторник Авангард Леонтьев читал эту же программу в конференц-зале Литературного нашего института, утром. Это был мой эксперимент как педагога. Человек тридцать сидело ребят из моего семинара, и кое-кто прибежал из других, зал был почти под завязку. Я волновался. Сколько раз по разным нужным и ненужным причинам сгоняли мы своё студенчество в этот зал, со стен которого глядели барельефы Блока, Есенина и Маяковского! Здесь, правда, не нашлось места для барельефа Мандельштама, который тоже выступал здесь и читал стихи в последний раз в жизни на публике. И вот пока взрослые «на публике» решали свои карьерные или производственные дела, «выступали» или «делали доклады», наше студенчество – сколько раз я это видел! – играло в задних рядах в морской бой, переписывалось эсэмэсками, спало, уткнувшись в рукав, или читало.

Авангард Николаевич вышел на сцену в той же в мелкую полоску тройке, в костюме, в котором читал в Музее Толстого. Я уже знал, что чуть стилизованный этот костюм, где пиджак казался скорее сюртуком, был сшит для него Славой Зайцевым. Ребята перестали перешёптываться. Я вспомнил из Пушкина, из «Египетских ночей»: «Импровизатор взошли на сцену».

Читал народный артист России знакомые мне тексты, естественно, гениально и не хуже, чем это могли бы сделать народные артисты СССР ещё старого разлива, когда звания давались несколько по другому принципу. Читал здорово! Но дальше произошло то, что меня просто потрясло.

Отзвучал Николай Павлович Романов, молодая публика не хуже, чем просвещённые любители в музее Толстого, отхлопала в ладоши свою благодарность, а дальше я сказал: «Ребята, у нас перерыв минут на десять, можете погулять, выйти, если кому-нибудь надо позвонить. Потом будет Лесков». О, сколько раз я наблюдал этот энергичный лом из конференц-зала, когда объявляли перерыв! Уйти, чтобы не вернуться. И рычи здесь или не рычи декан или ректор, отменить этот исход было невозможно. На этот раз никто и не двинулся, не вышел ни один человек: все терпеливо ждали, пока актёр передохнет.

Собственно, здесь и отыскался повод, чтобы и взглянуть и на репертуар актёра и подумать, как иногда складывается жизнь, посвящённая призванию.

Уже после триумфального – полагаю, для Леонтьева привычного – выступления перед студентами в Литинституте, уже за круглым столом, на кафедре литмастерства, за тем самым столом, за котором беседовали со студентами и посетителями Паустовский и Лидин, мы почти два часа проговорили с Авангардом Николаевичем, перебирая счастливые моменты общего театрального прошлого: я – зритель, он – молодой актёр. Но как много оказалось общего и в нашем давнем юном быте! От коммунальных квартир с полудюжиной столов на общей кухне, до Дома пионеров у него, а у меня, прогульщика, – детского читального зала Библиотеки им. Ленина. Тогда был и такой, на Знаменке, как раз напротив Галереи Шилова.

Я, почти троечник, окончивший школу экстерном, не рискнул поступать в Литературный институт. По моим давним представлениям, надо было быть или гением, или писательским сыном, – ах, уж эти творческие династии! Авангард Николаевич сразу пошёл на конкурс в мхатовскую школу. С невероятной признательностью он говорил о знаменитой студии художественного слова городского Дома пионеров в переулке Стопани и его руководительнице Анне Гавриловне Бовшек. Она ученица Станиславского и Вахтангова, значит есть и поразительный нюх – кто актёр, а кто нет. Это как же нужно ощущать себя в профессии, чтобы признаться, что поступал, ощущая некоторую поддержку! А потом признаться, что на первом курсе по основному предмету, по мастерству, имел лишь четвёрку. Мы оба прекрасно знали, что четвёрка по мастерству на первом – это почти тройка. «Я не сразу въехал в то, что называется этюдом», – это говорит о «своих университетах» народный артист. А я, повинуясь признаку удачи, это слово «этюд» оставляю здесь, потому что сбираюсь покомбинировать с ним в дальнейшем. Но беседа бежит: какой курс замечательный, какие преподаватели – Виктор Монюков и Павел Массальский. Как удивительно разворачивается судьба: ещё вчера возникали трудности с этюдом, но дипломный спектакль – это уже заглавная роль в пьесе Алексея Толстого «Царь Фёдор Иоаннович»[?]

Меня иногда восхищает бесстрашие молодых актёров, тем более что я знаю, как в те, уже неблизкие времена, на мхатовские училищные показы сбегалась вся труппа. Я бы на месте Леонтьева умер от страха только от вида сановного зала. Да ещё играть приходилось пьесу, с которой, собственно, МХАТ и начинался. Не притаилась ли где-нибудь в складках кулис дипломного спектакля легендарная тень Москвина?

Театральные слухи по Москве, да ещё в своей, специфической среде, и в то время распространялись со скоростью нынешнего интернета. Любой театр, даже с переполненной труппой, всегда ищет нового талантливого актёра. Кто-то рассказал, кто-то шепнул – и на следующий просмотр худрук самого востребованного тогда и самого тогда, наверное, перспективного московского театра «Современник» Олег Николаевич Ефремов привёл всю свою уже тогда звёздную труппу. Остаётся воскликнуть: да, было время! В «Современник» молодого актёра тогда могли принять только после голосования именно целой труппой. Современники – они тогда были ещё и соратники.

Голосование-то состоялось, но надо помнить и об эпохе. Что случалось со студентом ещё до получения им диплома? Правильно, он получал распределение. А во МХАТе (это был ещё другой, до Олега Николаевича Ефремова, театр) как раз некому было играть Лариосика в булгаковском спектакле «Дни Турбиных». И опять – после легендарного исполнения этой роли другим легендарным корифеем, Яншиным. В этом случае в битве за актёра преимущество было за МХАТом – наш выпускник!

Я уже не помню и не знаю, как всё это разрядилось, но здесь самое время перечислить невероятное количество ролей Леонтьева уже в «Современнике». Люди моего поколения помнят, пожалуй, каждый спектакль этого театра, как помнят постановки Гончарова, Товстоногова, Плучека и молодого тогда Вилькина с его знаменитой «Чайкой». Это были наряду с прозой Бондарева, Астафьева, Трифонова и Распутина долговременные духовные ориентиры. Все были молоды и делали своё дело искренне, легко, а порой и весело. И тут самое время напомнить читателю, что у меня есть и ещё один информационный повод, чтобы написать очерк или статью о Леонтьеве.

Тогда я находился в состоянии дружбы с Олегом Павловичем Табаковым. Я уже ушёл из журнала «Кругозор», где тоже была подходящая компания – Визбор, молодая Петрушевская, маститая Шергова, поэт Женя Храмов, Людмила Кренкель, тогда ещё не предполагавшая, что её квартира на улице Чаплыгина окажется над драгоценной «Табакеркой», которая тогда только определялась. Я тогда работал редактором литдрамы Всесоюзного радио и старался сложившуюся «актёрскую радиомафию», вившуюся вокруг нескольких «работодателей», заменить действительно и по-настоящему крупными актёрами. Я настоял, чтобы Олег Павлович на радио читал и «Обломова». И, видимо, не зря, потому что именно у меня в кабинете (тогда на улице Качалова) решалось, быть ли Табакову Обломовым в кино. Приехали сценарист, художник Александр Адабашьян и сам режиссёр, тогда ещё Никита Михалков, впрочем, очень скоро ставший Никитой Сергеевичем. Они приехали, я поставил тяжёлый блин с магнитной плёнкой на один из двух стоявших у меня в кабинете студийных магнитофонов...

Итак, мы вроде бы дружили, и однажды Табаков позвал меня на спектакль по пьесе Александра Вампилова «Провинциальные анекдоты». Может быть, Олег Павлович предполагал уже тогда, что однажды я окажусь в Литинституте? Вампилов, как и многие крупные писатели, был когда-то студентом Лита. Я уже здесь сказал, что и в тяжёлые времена умели играть и жить весело. Хорошо помню (может быть, настоящее «письмо» и состоит из постоянных отвлечений), как однажды, уже много позже триумфального михалковского шествия фильма «Обломов», у меня дома за праздничным столом Олег Павлович показал, каким образом у него, тогда ещё очень стройного, в фильме оказалось такое обширное русское помещичье пузцо. Расстегнул рубашку и надулся. Я ещё подумал: какова диафрагма, как у баса в Большом театре!

Мы спокойно сидели с женой где-то в седьмом или восьмом ряду, похохатывая по ходу действия. В это время Олег Павлович и молодой ещё тогда Леонтьев крутили какую-то изысканную вампиловскую словесную карусель. Леонтьева, несмотря на свою плохую память на лица и имена-отчества, я очень хорошо запомнил: лёгкий, изящный, по­движный. И вдруг Табаков, обращаясь к своему партнёру, весело кричит, меняя, вероятно, имена: «Помню, как мы в Серёжкой Есиным на Камчатке...» Валя вцепилась мне в руку. Как ни в чём ни бывало, Леонтьев тоже что-то сплёл в ответ на непривычную реплику. Какое милое театральное хулиганство! Так я их и запомнил, двоих... Виртуозы. Согласимся, не с каждым зрителем такое случается в театре.

Через много лет я снова увидел Леонтьева, но уже на сцене МХАТа. Как он туда перешёл, это тоже целая история. Для состоявшегося актёра всегда трудно броситься в новое плаванье. Это я пишу, имея в виду обоих – и Табакова, и Леонтьева. Ведь за кормой остаётся наигранный репертуар, положение в труппе, поклонники театра. Это всегда мучительно, и далеко не деньги решают здесь все. Правда, существуют понятия «родительский дом», «ученики». К тому времени, когда Леонтьев оказался во МХАТе, там уже вовсю орудовали его оказавшиеся знаменитыми ученики. То, что Леонтьев профессорствовал в Школе-студии МХАТ (раньше писали – на правах вуза), – это вполне естественно, потому что в школе ректорствовал Табаков, которому очень хорошо известен сценический опыт своего партнёра по сцене, его пунктуальность, порядочность и редкое терпение в работе. Опыт, конечно, опытом, но выясняется, что ещё был и педагогический талант. Две невероятно ярких звезды нынешнего времени Владимир Машков и Евгений Миронов – выпускники Табакова и Леонтьева.

Миронова и Леонтьева я увидел на основной сцене в тогда самой шумной постановке Москвы – Рэй Куни, «Номер 13». Спектакль, на который рвалась Москва, и не только из-за авантюрного сюжета: эта спевшаяся парочка Леонтьев и Миронов творили чудеса актёрской игры, комедийного дара и акробатики. Билеты на спектакль мне тогда, кажется, заказывал Миронов. Мне это было особенно интересно, потому что именно во время последних репетиций «13», чуть ли не во время первых прогонов, буквально в перерыве, в актёрском фойе МХАТа мне пришлось вручать Евгению Миронову премию Гатчинского кинофестиваля «Литература и кино», которую учредил мой товарищ и издатель Сергей Кондратов. Деньги по тем временам были довольно большие. Это тоже целая театральная история, которая характеризует не только Миронова, но, наверное, и его профессора.

Стоя почти за кулисами, я слышал отдельные реплики и вдохновлённое «га-га-га» зала (наверное, костюмеры, рабочие сцены, рабочие цехов, неожиданно собираясь в зале, предрекают успех или неуспех спектакля). Здесь явно был успех, правда, коммерческий и расхожий автор меня смущал...

Наконец, потный и разгорячённый, вылетел Евгений Миронов, а потом торжественно, с улыбкой Кота Матроскина вплыл Олег Павлочич Табаков. По мановению его царственной руки, будто из рукава, появилось шампанское, я вручил деньги, выпили, рядом, кажется, улыбался Леонтьев. Через несколько дней ко мне в институт приехал Миронов. Мы потом покупали телевизоры и видеомагнитофоны для детского дома в Белоруссии – Миронов пожертвовал большую часть свой премии на эти покупки. Отправляли все через посольство. Неужели я всем этим занимался?

На один из первых спектаклей «Последняя жертва» Островского меня пригласил Олег Павлович. Всё было сделано не без помпы. Я тогда сидел, кажется, на седьмом ряду, в проходе, на кресле была табличка «В.И. Немирович-Данченко». Тогда же я обратил внимание, что Табаков играет то, что невероятно трудно вообще-то играть на сцене и что редко у кого получается, – любовь к своей партнёрше. Это была Марина Зудина, Москва ещё не утихла от разговоров о новой женитьбе Табакова. Он был счастлив.

Уже совсем недавно я ещё раз ходил на этот же спектакль. С Олегом Павловичем мы почти ровесники – мне необходимо было увидеть и себя. Вот тогда я рассмотрел, что вопреки легендам, похожим на сплетни, старый актёр ничуть не потерял в силе своего влияния на зал: мне показалось, что игра его стала крупнее и значительнее. Тогда же я рассмотрел и поразительные вензеля, которые в небольшой роли Дергачева, приживалы и компаньона основного героя, выделывает Леонтьев. Как ничтожна и жалка жизнь бедного рядом с богатым! Но я не был бы профессионалом, если бы не разглядел и те уроки по этюду, которые совершенно бесплатно давал Авангард Николаевич Леонтьев в этой роли. У кого там на первом курсе что-то не получалось? Я вот тоже, с детства зная, что хочу стать писателем, долго, уже получив первые премии за журналистику, не понимал, почему же не приходит проза. Здесь не стремление покомиковать и потешить публику, когда Дергачев томительно долго надевает галоши или старательно и дотошно обтряхивает со своей бедняцкой одежды снег. Здесь жизнь, обозначенная великим драматургом и доигранная замечательным актёром. Воистину, нет маленьких ролей...

Но я, кажется, добрался до текущего репертуара.

У Леонтьева, как я считаю, в репертуаре театра две главные роли. Одна – уже безусловно, потому что это Башмачкин в поразительном спектакле «Шинель» на Новой сцене МХАТа, а вторая – актёр Аркашка Счастливцев в «Лесе» всё того же Александра Островского. У нас в литературе два Островских, и оба по-своему велики.

Со мною можно спорить, потому что «Лес» вроде бы не о том – о деградирующем дворянстве, а если подходить к пьесе, так сказать с литературоведческой стороны, то это начало смыслов «Вишнёвого сада». В тайнах пьес иногда лежит и основа актёрских интерпретаций, они часто на уровне интуиции, но чрезвычайно дотошные люди.

Леонтьев выходит здесь на сцену, вооружённый не только текстом Островского, но и всем прошлым актёрским бытом своего героя: старым паричком, набором водевилей и даже (современная придумка, думаю, режиссёра) металлической складной сеткой, в которой хозяйки носят с рынка клубнику и другую ягоду. Сцена и коллизия хорошо известны – «из Костромы в Астрахань» и «из Астрахани в Кострому». Сначала, конечно, текст (и параллельно упоительная в своей изобретательности игра с предметами). Милый, добрый, суетливый, но только вдруг за всей этой комической чепухой, как предчувствие трагедии в музыке, начинают звучать жёсткие и хищные ноты, созвучные и сегодняшнему крутому дню, и растленной атмосфере усадьбы Гурмыжской. Не пара ли он ей в своей циничной правде простака? Вот это, пожалуй, то новое, что принёс Леонтьев в эту бенефисную роль, сыгранную в своё время Щепкиным.

Во всём текущем репертуаре, который играет Леонтьев, пожалуй, не хватает действия самого героя. Он всегда не кремень, а оселок, по которому кто-то непременно бьёт, стремясь высечь искру. И ты попробуй как актёр, вывернись в таких обстоятельствах, наполни образ. Но я уже упомянул великолепный спектакль ранее неизвестного мне режиссёра Антона Коваленко «Шинель» на новой сцене МХАТа. Леонтьев играет Башмачкина. Здесь все хороши, у каждого актёра почти бенефисная роль, каждый играет себя, а Башмачкин порой лишь объект этой игры. Это как брызги в лицо маслом с раскалённой сковородки. Взгляд, поднятые плечи, дрожащая спина. «За что вы обижаете меня?» Слов Гоголь не так много дал своему герою, постоянно рассказывая о его мытарствах, да и зритель всю коллизию знает со школы почти наизусть. Зритель вообще любит героев ярких, подвижных, по возможности молодых. Что ему Башмачкин и протёртое сукно на его шинели? В этих обстоятельствах Леонтьев работает с ювелирной точностью, будто впитывая в себя возникающее сочувствие зала. Эта ломкая под белой рубашкой спина, интонация этой знаменитой фразы: «за что вы обижаете меня?» – разве забудется? А сочувствие к униженному и оскорблённому герою растёт. В конце концов, все мы лишь компьютерщики, продавцы, бухгалтеры, библиотекари и учителя – те же самые писцы, что и Акакий Акакиевич Башмачкин, и обидеть нас, как и героя Леонтьева, может каждый.

Но пора, пожалуй, заканчивать. Очень уж я расписался, упиваясь собственными воспоминаниями! На финал у меня припасена гоголевская «Женитьба» в «Табакерке», где Леонтьев играет морячка Живакина и в какой-то момент разводит такую удивительную тишину в зале, где привыкли к первоклассной игре, что её хоть ножом режь. Я намеревался здесь опять вспомнить Табакова времён «выбивания» у партийного и советского начальства этого подвала. И Табакова с Ольгой Яковлевой, примадонной Эфроса, когда на этой же сцене в горьковских «Последних» они раздували тот же дьявольский огонь. И все тоже замирали, и тишину можно было резать ножом. Мы ведь почти отвыкли в театре от товара исключительно «первой свежести».

Всё у меня было почти написано, как вдруг на мхатовской афише появилось название нового спектакля – «Могучее веселье». «Новая сцена» – это же здание, соседний с «чайкой» подъезд. Спектакль с одним актёром. И сразу добавлю: с полновесной, как будто это довоенная «Анна Каренина» и сочной овацией.

Начал я с Толстого и Лескова, заканчиваю Бабелем. Исааку Бабелю, классику русской советской литературы, исполняется 120 лет. Думаю, не МХАТ внимательно следит за календарём, а сам Леонтьев набрёл на эту удивительно сочную русскую прозу. Она, правда, и русско-еврейская, но в той же мере, в какой и проза Шолом-Алейхема. Сначала, уверен, была проза, сладкая и густая, как мёд, а уж потом и трагическая судьба, и поразительная панорама южной, русско-украинско-еврейской жизни, двадцатые годы, Конармия! Как же это Авангард Леонтьев читает!

Здесь уже нет строгой зайцевской «тройки», автор почти сливается с залом: пиджачок, брючки, костюм разночинца и конторщика. Слева на сцене что-то вроде стола или конторки, а справа одинокое кресло, той простой справы, которая характеризует эпоху – чего на мебельном складе театра только нет! Я прочёл Бабеля почти одновременно с Платоновым, когда их только разрешили. Что же станет Леонтьев читать со сцены? В программке были названия рассказов, но я-то помню их скорее по образной и сюжетной структуре.

По своему (видимо, неизменному) обыкновению Леонтьев всегда начинает, вводя своего зрителя и слушателя в историю и писателя, и его литературы. Это полуэкспромты, замешанные на точном литературоведении.

Леонтьев начал с рассказа «Пробуждение». Что-то в моем сознании сразу щёлкнуло. Вот что обязательно надо прочесть ребятам на моём семинаре в Литинституте. Некто Никитич просвещает еврейского мальчишку.

Сценическое повествование, которое тянет артист на сцене, движется по знакомым с юности рельсам. Милая жуликоватая Одесса, глава одесских биндюжников Беня Крик справляет свадьбу своей престарелой сестры, пожар в полицейском участке как предощущение скорого пожара в царской России, и вот уже – бабелевская Конармия, лучше школьного учебника и монографии учёного разъясняющая, что же происходило на юге Русской империи. Как, кстати, символичны эти сцены и для нашего времени!

Ну что же, Авангард Николаевич, будем прощаться. Нам ведь теперь с вами, народный артист, всё время надо сопоставлять количество прожитого с количеством сделанного. Но только объясните мне сначала, пожалуйста: как вы умудряетесь в хрестоматийные тексты вставлять ещё и диалог со зрителем? Это готовые репризы, специально подсаженные на места для публики персонажи или тот пламень мастерства, когда литература, актёр, публика и время сливаются в общий поток текущей жизни?

Теги: литература , искусство

 

Лариса и её «Фёдор»

Согласитесь: существует зазор между звонокипящей тяжестью государственных наград и недоумённым эхом в обществе. Скажу даже так: чем больше тщится государство в прокручивании орденских дырок, тем укоризненней и чаще всплывает из общественных глубин единственно возможный вопрос: "За что?!" Получается, у государства - одни предпочтения, а у общества – другие? И нередко – полярные? И кому сие расхождение выгодно?

Только выстраданным желанием стянуть и «заштопать» эту чёрную дыру можно объяснить возникновение (заметьте: не в Москве, а в глубине России!) награды общественного признания – ордена Достоевского трёх степеней. А зародилась эта идея в Перми – на перекрестье солидарных мнений правления краевой организации Союза писателей России и президиума здешней организации профсоюза работников культуры. Затем отчеканили сам орден и, как сказали бы во времена Фёдора Михайловича, мановением руки начали отмечать им подвижников русской культуры – писателей, художников и биб­лиотекарей.

Вы спросите: почему орден – именно Достоевского? И отчего – в Перми? Ну, во-первых, Пермь – этакий город-транзит: здесь по сибирскому тракту в разную пору проходили этапом все строптивцы – от Радищева и декабристов до будущего автора «Братьев Карамазовых». А во-вторых, недаром астролог Павел Глоба нарёк Пермь «благим местом», где всё время что-то возникает впервые. Вы полагаете, первый велосипед придуман в Париже? Нет, его изобрёл уроженец Пермской губернии, крепостной Пожвинского завода Ефим Артамонов. Точно так же – с изобретением радио и, к примеру, электросваркой. Это – опять-таки преломление пермских дарований: Александра Попова и Николая Славянова. Посему не спрашивайте – отчего идея учреждения орденских «Фёдоров» родилась в Перми.

Самое главное: не только родилась, но и покатилась в широком охвате своего осуществления. И из регионального давно приобрела общероссийский статус. Чем начался на Пермской земле объявленный Год литературы? Правильно: вручением награды общественного признания. Среди её нынешних кавалеров или – кавалерш (если речь о женщинах) – приглашённая в Пермь из Москвы известная отечественная писательница Лариса Васильева, а также хранительница классических традиций русской поэзии и главный редактор выходящего в Красноярске литературно-художественного журнала «День и Ночь» Марина Саввиных.

Здесь, во многом благодаря поэту и собкору «ЛГ» Юрию Беликову, «приговорившему» Ларису Васильеву к «Фёдору» высшей пробы, внимательнейшим образом был прочитан и, соответственно, оценён главный и многолетний труд Ларисы Николаевны – книга об устройстве мироздания «Василиса». Посему в озвученном при большом стечении благодарной пермской публики наградном рескрипте прозвучало: «За создание выдающихся произведений литературного искусства, снискавших общенародную любовь и признание[?]» Но безусловным откровением для вручавших Ларисе Васильевой орден Достоевского I степени стало её признание, что, оказывается, на заре туманной юности совместно с прозаиком Сергеем Антоновым она написала пьесу именно о Фёдоре Михайловиче. Так земные пути сходятся с небесными.

Сергей ЧИЛЕЙШИН

Теги: литературный процесс

 

Не стало Аркадия Арканова

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Есть грустная ирония в том, что буквально в прошлом номере мы вспоминали Григория Горина, аркановского соавтора и друга, ушедшего 15 годами раньше. Оба они были в числе первых и любимых авторов "Клуба 12 стульев", оба - с небольшим временным разрывом – стали лауреатами премии «Золотой телёнок». И оба начинали как врачи; шутка о медицинских вузах, где готовят кадры для отечественной юмористики, была когда-то благодаря им весьма популярна.

В дальнейшем дороги друзей разошлись. Арканов пошёл не то чтобы совсем другим путём – главное, он пошёл своим. Вспоминается звезда немого кино американский комик Бастер Китон, доводивший зрителей до колик тем, что все свои уморительнейшие гэги исполнял с каменным выражением лица. Подобно ему, Арканов тоже никогда не улыбался перед камерой. Да и когда камеры не было, Аркадий Михайлович традиционно оставался мрачен и нелюдим на вид. Насколько последнее не соответствует действительности, могут подтвердить десятки (если не сотни) его друзей – как из мира большой литературы, так и трудящиеся на ниве шоу-бизнеса.

А ещё Арканову приписывается фраза, которую ему, говорят, никак не могут простить женщины: «Каждый мужчина имеет право налево».

Женщины, простите Аркадия Арканова! Ведь это только шутка. А на неё каждый сатирик имеет право.

Администрация «Клуба 12 стульев»

P.S. Особое место в творческом наследии Аркадия Михайловича занимает пародийный песенный цикл «Ликбез для попсы», в котором он в о-о-очень доступной форме перелагает для полуграмотных слушателей содержание нетленных литературных шедевров. Ниже мы приводим один из его текстов. Слова Аркадия Арканова, музыка Левона Оганезова.

ПИКОВАЯ ДАМА

(По-девичьи, алёно-апински, с огоньком)

С бабушкой-графиней Лизонька жила,

Повстречала Германна – сизого орла.

Не читал он книжек, не ходил в кино,

Только в карты резался ночью в казино.

Припев:

Ах, девочки, девочки, девочки, дево"чки!

Не садитесь к мальчикам вы на их сучочки.

Мальчики азартные, как сучки, ломаются.

Лишь бы знать три карты им, а девчонки маются.

Ночью и днём только о нём!

Ах, истомилась, исстрадалась я!

У канавки Зимней девочка стоит.

На ресничках иней, и усталый вид.

Истомилась Лизонька – не идёт корнет.

Вот уж полночь близится, а Германна всё нет.

Припев

В спальне у графини прячется корнет:

«Бабушка, откройте карточный секрет!»

Вынимает пушку – у неё инфаркт.

Раз – и нет старушки с тайною трёх карт[?]

Припев

Всех игра-игрушка завела в тупик:

Германн наш в психушке бредит дамой пик,

Лиза утопилась, жизнь не удалась…

Вот к чему приводит пагубная страсть!

Припев

Теги: Аркадий Арканов

 

Земляк Айвазовского

Владимир ГОРБАНЬ, СЕВАСТОПОЛЬ

Сегодня в гостях у "Клуба ДС" долгожданные гости - писатели-юмористы из Крыма!

Администрация сердечно поздравляет крымских коллег с годовщиной возвращения в родные пенаты (во всех смыслах) и желает всем крымчанам хорошего настроения и добрых улыбок в любой сезон и на вечные времена.

Теги: карикатура

 

Афористишия

Почти по Ньютону

Закон записан был недрогнувшей рукою,

С тех пор картина мира всем ясна:

Любое тело - в состоянии покоя,

Пока его не выведет жена.

Почти по Чарльзу Дарвину

И обезьяне было б не до смеха,

Произойди она от человека.

Почти по Альберту Эйнштейну

И хоть судьба нам корчит рожи,

Не злонамеренна она:

Обходится жены дороже

Лишь только бывшая жена.

Почти по Пифагору

Разве важно копаться в отличии,

Где большой, а где маленький катет?

Вот и судим о нашем величии

Лишь по тени своей на закате.

СИМФЕРОПОЛЬ

Теги: ироническая поэзия

 

ИЗ КРЫМСКОГО ЖЭКа

Некий слесарь из газовой службы

Ждал от женщин любви, а не дружбы.

Получая отказ,

Отключал дамам газ

Некий слесарь из газовой службы.

Некий слесарь в душе был поэтом.

И клиенты узнали об этом.

И просили его 

не чинить ничего -

Доверять разве можно поэтам?!

Слышал слесарь, пришедший на вызов:

"Почини заодно телевизор".

Отвечал слесарь наш:

«Может быть, и массаж

сделать вам, починив телевизор?!»

Некий слесарь ходил с «дипломатом»

И стихи издавал «самиздатом».

Удивлялись порой:

Что за слесарь такой?

И он выглядел чуть виноватым.

Александр ФЕДОСЕЕВ, СЕВАСТОПОЛЬ

Теги: ироническая поэзия

 

Высшее образование

Безработный Алексей Цыпочкин плёлся в Центр занятости по улице, со всех сторон завешенной баннерами и постерами одинакового содержания: "Высшее образование - всем и каждому!", «Все как один – в вуз!» От созерцания их ему стало совсем грустно, и с этим настроением он вошёл в помещение центра.

Лица находившихся там людей были мрачны и насуплены. Алексей высмотрел наиболее скромного на вид паренька и поинтересовался, не могут ли тут подыскать ему какую-нибудь работу, чтобы не пропасть от безделья и безденежья.

– А по образованию ты кто? – спросил паренёк.

– Да никто. Я после школы на стройке некоторое время подсобником работал, пока не сократили.

– А охранником не пробовал?

– Пробовал. В кафешке, рядом с домом. Не берут. Диплом нужен. У нас, говорят, посудомойка и уборщица иняз окончили. У барменши Лёли – два высших образования. Управляющий – доктор экономических наук.

– Да-а-а, вряд ли что тебе здесь светит. Только что одна девушка получила направление на работу лаборанткой в сан­эпидстанцию. Так у неё гуманитарное образование. А женщину с дипломами политолога и юриста устроили нянечкой в детский сад.

– Я не хочу в нянечки[?]

– Это понятно. А ещё тут в бригаду сантехников нужен стажёр. Сам бы пошёл к ним, но у меня диплом астрофизика, а бригада выдвинула условие, что возьмёт только выпускника филфака. Мой тебе совет: не теряя времени поступай-ка ты в вуз, хотя бы на заочное отделение…

Перед подъездом дома, где со своей мамой жил Алексей, красовался незнакомый «крузак». Его хозяин стоял рядом, тут же суетилась Алексеева мама.

– Познакомься, Алёша, это мой кузен и твой, стало быть, двоюродный дядя Игорь Петрович. Двадцать лет о нём ни слуху ни духу. И вот объявился… Генеральный директор, между прочим. Представляешь, он свою фирму переводит в наш город!

– Привет, племянник! – поздоровался с Алексеем дядя. – Как жизнь? Чем занимаешься?

– Да так… Безработный я.

– Ко мне работать пойдёшь? Свои люди – они и в Африке свои. Читать-писать умеешь?

– Среднюю школу окончил.

– Годится. Будешь директором лицея для особо одарённых детей сотрудников моей компании...

Лев РЯБЧИКОВ, СИМФЕРОПОЛЬ

Теги: юмористическая проза

 

Мимикрия глупости

[?] Наивность - глупость от чистого сердца.

• Назидательность – глупость с претензией на ум.

• Многозначительность – глупость с претензией на мудрость.

• Доверчивость – глупость ленивая.

• Бесцеремонность – глупость равнодушная.

• Ненависть – глупость патологическая.

• Графомания – глупость бескорыстно-деликатная, достойная снисхождения.

Фарид ШАМГУЛОВ, СЕВАСТОПОЛЬ

Теги: юмористические заметки

 

Обмен

Меняете трёхкомнатную квартиру в Мурманске на жилплощадь в Крыму?

Всё ясно: вид цветущего дерева в марте радует вас больше, чем снег в июне.

Но здесь нет лета - есть курортный сезон.

Уже в середине этого самого сезона вы, добрый и мягкий человек, станете смотреть на приезжих, как на неприятелей, оккупировавших ваш город.

В парикмахерскую не попасть, к морю не пробиться, в троллейбусе не сесть, на рынке не сдержаться.

Ещё весной вы начнёте получать поздравительные открытки с пожеланиями крепкого здоровья и весёлого летнего отпуска.

Оказывается, кроме мамы с папой у вас есть родные в Свердловске, Омске и других отдалённых от моря городах.

Проводив очередных гостей, вы будете вздрагивать от каждого звонка в дверь и чужим голосом отвечать по телефону, что ваша квартира занята друзьями, а сами вы в длительной командировке.

Правда, догадливые приедут "на пару дней" без предупреждения, и весь месяц по ночам вы будете шёпотом ругаться с женой из-за своей бритвы, которой пользуется её дядя из Житомира.

В собственном доме вы начнёте ходить на цыпочках, потому что у тёти Любы из Москвы болит голова.

Ванная будет постоянно занята, утюг сломан, жена взвинчена.

Вы полюбите зиму с её осиротевшими пляжами и пустынными магазинами.

И настанет, наконец, такой вечер, когда вы, измученный жарой и племянниками жены брата, засыпая у телевизора, услышите, что «в Мурманской области плюс одиннадцать градусов, дожди», и поймёте, что лучше холодное лето на севере, чем тёплая зима на юге.

Вы всё ещё не передумали? Предлагаем двухкомнатную. Со всеми удобствами для гостей.

Маргарита КРАВЧУК , ЯЛТА

Теги: юмористическая проза

 

Мухо-творчество

(из жизни насекомых)

Философское

"И на старуху бывает проруха", -

Свалившись в варенье, подумала Муха.

Любовное

Крутилась у зеркала тучная Муха:

Ни мужа, ни талии – сплошь невезуха.

Застольное

Отпив из стакана две капли сивухи,

Судачат «про жизнь» разомлевшие мухи.

Лидия ОГУРЦОВА, СИМФЕРОПОЛЬ

Теги: ироническая поэзия

 

Иллюзия реальности под музыку Pink Floyd

Более 100 работ российских, украинских, эстонских, армянских художников представлено на выставке в Государственной Третьяковской галерее "Гиперреализм. Когда реальность становится иллюзией". В экспозиции в здании галереи на Крымском Валу показаны живописные полотна, слайды, фрагменты анимационных фильмов, созданные в конце 1970-1990-х годов.

Гиперреализм (или, как его называли в Америке, фотореализм) возник в конце 1960-х годов в США. В СССР это художественное течение, в котором натурой становились фотографии, слайды, видео, мультфильмы, широко распространилось спустя десятилетие, с конца 1970-х годов.

Ведущими проводниками гиперреализма в СССР были эстонские художники, которые не делили искусство на официальное и неофициальное. Среди них – Андо Кесккюла, Рейн Таммик и другие живописцы и аниматоры, чьи произведения представлены в экспозиции. Эстонские мастера стали предтечей группы «Шесть», которая состояла из художников Сергея Базилева, Сергея Шерстюка и Сергея Гета. Именно они преобразовали движение гиперреализма в СССР в эстетическую платформу.

Советский гиперреализм отличает от американского очень авторский, персональный почерк. Российские художники выбрали свой путь развития: характерного для американского движения отстранённого мышления, так же как и чёткого деления на жанры, у отечественных гиперреалистов не было.

У советского гиперреализма были большие амбиции – мастерам было недостаточно фотографии как средства выражения или рефлексии на тему тривиальных мотивов. Отчасти поэтому одним из источников вдохновения для российских авторов стал сюрреализм.

Примером служит работа Сергея Базилева «Однажды на дороге» 1983 года. Она была создана на основе слайд-серии, запечатлевшей путешествие пяти художников в Крым в начале 1980-х годов. Базилев изобразил туристов, застывших в эмоциональных позах так, что зритель должен решить сам – то ли это дружеское общение, то ли конфронтация. Другим и, пожалуй, даже, главным «героем» картины стало небо, выполненное в эстетике сюрреализма, созданное, как отметил сам автор, под впечатлением от полотен Сальвадора Дали. Цветовая гамма, линии, стилистика, в которых выполнен небосвод, служат отсылками к картинам знаменитого испанского живописца.

Настроение выставке задаёт слайд-шоу из архивов Шерстюка и Гета, которое демонстрируются под музыку Pink Floyd. Именно композиции этого британского коллектива стали своеобразным гимном для российских мастеров, служа им вдохновением во время творческих поисков.

Выставка в Третьяковской галерее состоит из шести тематических разделов: «Реальность – абстракция», «Город», «Мастерская», «Вторая природа» и других. Среди ведущих художников-гиперреалистов, чьи работы показаны на смотре, – участники уже упомянутой группы «Шесть», а также Семён Файбисович, Эрик Булатов, Олег Васильев, Эдуард Гороховский и другие.

Среди знаковых работ в экспозиции – произведение Сергея Шерстюка «Отец и я». В галерее показаны два варианта этой работы – оригинал 1983 года и авторская копия 1984 года. Картина представляет собой автопортрет художника, совмещённый с фотопортретом его отца. Поскольку фотографическое изображение осознавалось гиперреалистами как «вторая природа», такое сопоставление становится для автора картины моментом самоопределения.

На выставке также можно увидеть несколько произведений Эрика Булатова 1960-х годов. Так, работа «Разрез» изображает пейзаж в традиционном узнаваемом стиле мастера, в котором неожиданно, словно на глазах у зрителя, возникает чёрная дыра. Таким образом посетитель, глядя на изображение, сомневается в его реальности. Этим приёмом Булатов показывает, что изображение фиктивно. Именно с такого сомнения, когда зритель понимает условность ситуации, и начинается гиперреализм.

Сюжетами картин художников-гиперреалистов зачастую становились заведомо «скучные» бытовые мотивы – улицы города, машины, витрины магазинов. Но благодаря отстранённости в фиксировании предметов и совмещению различных техник авторы добивались «сверхобъективности» изображения, увлекая зрителя в совершенно новый мир искусства.

Среди экспонатов смотра – «Тир ДОСААФ» Сергея Базилева, «На пограничном корабле» Андрея Волкова, «Мастерская. Центральная часть» Георгия Кичигина и другие.

В создании выставки помимо Третьяковской галереи приняли участие РОСИЗО, Международная конфедерация союзов художников, Музей кино, частные собрания.

Анна НЕХАЕВА

Выставка работает до 26 июля.

Теги: искусство , скульптура , живопись

 

Восточная мудрость российского разлива

Майя Бадалбейли. «Фантазия»

Творчество азербайджанских писателей, живущих в Москве, - особенное явление в литературе. Конечно, это не только искусственное объединение авторов по месту проживания. Любая литературная школа обусловливается единством стиля, идей и эстетических принципов. И тут возникает вопрос: а может ли единое место проживания обеспечить единство стилистических особенностей, создать единую творческую группу и национальную литературную среду? На мой взгляд, вполне. Вспомним веймарскую литературно-музыкальную школу, возникшую в начале 50-х годов XIX века в Германии, объединившую немецких литераторов, музыкантов и других представителей художественной интеллигенции. Можно вспомнить одесскую музыкально-литературную и тифлисскую азербайджанскую литературные школы XIX – начала XX века.

Пребывание группы людей одной культуры на другой территории и в иной культурной среде имеет свои особенности, создаёт специфические условия для художественного творчества, мобилизуя потенциальные возможности всех участников литературного процесса. Изучение этого феномена интересно не только с историко-литературной точки зрения, а также потому, что обнаруживает немало любопытных культурологических факторов. Творчество азербайджанских литераторов, проживавших в столице СССР, а позже – в Российской Федерации, оказывало и оказывает существенное влияние на развитие азербайджанских и российских литературных связей в целом. Начало этого взаимного литературного процесса происходило на общем благоприятном фоне мощного взаимодействия двух национальных культур в послевоенное десятилетие, когда русский читатель знал азербайджанских поэтов Самеда Вургуна, Сулеймана Рустама, Расула Рзы не меньше, чем русских поэтов Николая Тихонова, Константина Симонова, Александра Твардовского. И азербайджанский читатель был знаком не только с творчеством русских поэтов, но знал и русских прозаиков Александра Фадеева, Леонида Леонова, Георгия Маркова не хуже, чем азербайджанских - Сулеймана Рагимова, Абульгасана, Мехти Гусейна.

Конечно, сегодня геополитические проблемы активно влияют на историко-художественный процесс. В результате азербайджанская художественная интеллигенция в московской литературной среде сталкивается с определёнными объективными и субъективными трудностями. После распада великой державы все проживающие в Москве представители научно-художественной элиты "нерусских" автоматически становились «чужими», «пришельцами». И духовно, и физически долгие годы являясь полноправными гражданами единой страны, воспитанными на одних и тех же общечеловеческих культурных ценностях, эти люди в одночасье стали членами общины разных национальных диаспор.

К сожалению, исторические катаклизмы никогда не происходят, не оставляя глубоких и болезненных следов в жизни всех людей, без исключения, а тем более в судьбе творческих личностей, создателей культурно-духовных богатств. Территориальный отрыв от своей национальной культуры в истории мировой литературы происходил во все времена и будет происходить в грядущем. Такой отрыв провоцировал иногда отчуждение от национального языка и национальных литературных традиций. К счастью, подобная участь не постигла московских азербайджанских писателей. Смело можно утверждать, что в целом творчество москвичей-азербайджанцев – образец межлитературного диалога и как явление играет огромную роль в развитии литературных связей. Культурное разнообразие – это, безусловно, фактор единения, а не разъединения, ибо многогранность обогащает культуру, а не лишает её уникальности. Творчество азербайджанских писателей-москвичей ярко представляет национальную культуру, но не в монологическом, а в диалогическом звучании. Оно является посредником между азербайджанской и русской литературами, поскольку принадлежит обоим культурным контекстам. Азербайджанская литература, созданная писателями-москвичами, должна рассматриваться именно в контексте литературной компаративистики, поскольку это культурное явление показательно диалогично, его историческая судьба предполагает сравнение, сопоставление, причём с несколькими культурными ареалами: западного, восточного, русского, азербайджанского и другими национальными литературами, с русскоязычными авторами других народов, наконец, со словесностью и культурным наследием всей советской эпохи.

Современный человек, приобщаясь к общечеловеческим культурным ценностям, становится духовно богаче, являясь истинным носителем ценностей общемировой культуры. По мнению патриарха российского литературоведения академика Д.С. Лихачёва, «движение и обогащение мировой литературы происходит путём постепенного расширения и её понимания всем цивилизованным миром, также изучением культурных наследий прошлых лет всего человечества[?]».

Каждое национальное искусство – важно и существенно в первую очередь для своего народа, но одновременно оно интересно и значимо для всех народов мира. Естественно, любая культура имеет свою национальную специфическую окраску, а через специфическое, национальное проявляется общечеловеческое. У талантливых творцов литература – способ создания художественной реальности, неразрывно связанной с исторической художественной памятью и мечтами своего народа о будущем. Истинная литература посредством образов анализирует, выделяет ключевые моменты реальной жизни, раскрывая суть бытия, определяет художественную концепцию мира и личности. Гениальные творцы, невзирая на национальную и языковую принадлежность, издревле считаются главными носителями художественно осмысленных общечеловеческих ценностей. Именно такие мастера слова составляют мировой культурный генофонд и принадлежат всей мировой цивилизации…

Лауреат Нобелевской премии Нильс Бор прав в том, что «в мировой культуре одна культура дополняет, а не отрицает и не повторяет другую». Происходит взаимодействие разных культур, обмен духовными ценностями. Чтобы понять, в чём суть мировой культуры, нельзя не учитывать всё многообразие мировых национальных культур. Общечеловеческая культура – результат взаимодействия разных культур.

Азербайджанские писатели, живущие в Москве, по происхождению, национальному менталитету, домашнему воспитанию относятся не к русской культуре. Вступая во взаимодействие с ней, бесспорно, они вносят в этот диалог собственный духовный мир: фольклор, национальную мифологию, народные и семейные обычаи, традиции и воспоминания, национальные духовные ценности и религиозные представления. И в своих произведениях создают то, что обозначается термином «иноэтнотекст», выступают представителями собственной культуры в среде русской ментальности и в то же время являются участниками диалога культур. Известно, что именно в художественной литературе создаётся образ национального характера. В основе его – национальная психология, в которой воплощаются не только обычаи, элементы народного быта, особенности национального менталитета, но и общечеловеческие духовные ценности. Так или иначе писатели москвичи-азербайджанцы ощущают себя прежде всего представителями своего народа, островком родины, олицетворением и носителями национального менталитета.

Начиная с 40-х годов прошлого века и до наших дней в Москве образовалась мощная творческая группа азербайджанских писателей: литературоведы, публицисты, драматурги, прозаики и поэты. И каждый из них считает своим долгом быть ответственным в московской культурной среде за всю азербайджанскую литературу. Потому они и осуществляют, помимо собственных творческих поисков, важную общенациональную культурологическую миссию как распространители и пропагандисты не только литературы, но и в целом родной культуры. Они занимались и занимаются и переводом, и редактированием, и комментированием, и изданием, и множеством других, казалось бы, вспомогательных дел, которые на самом деле и важны, и нужны, потому что так или иначе служат представлению азербайджанской литературы в московской культурной среде.

Несомненно, азербайджанская литература, созданная в Москве, одновременно является и неотъемлемой частью азербайджанской национальной литературы, и фактом русской литературы. Её можно назвать поликультурным феноменом, в котором, как в линзе, становятся очевидными особенности культур, находящихся в поиске адекватного диалога.

Поэзия, как в классической, так и в современной азербайджанской литературе, прочно занимает доминирующее положение. В этом контексте московская азербайджанская литературная среда не исключение. В творческой группе московских азербайджанцев более двадцати профессиональных поэтов. Все они представители различных творческих союзов и организаций. По базовому образованию среди них есть и филологи, и историки, и физики, и инженеры, и врачи, и лингвисты, и юристы, и журналисты. Но всех их объединяет тяга к образному поэтическому слову, обращение к вечным темам: любви, родины, добра, зла и другим общечеловеческим чувствам, в которых проявляется сущность гуманистических идей человечества. Некоторые из этих поэтов писали и пишут только на азербайджанском языке: Ибрагим Кебирли, Фаиг Мамед, Тофик Меликли, Ашраф Гусейнли, Тахир Асланлы, Сабир Абдулла, Насиб Набиоглы, Алиш Аваз, Аббас Агдабанлы, Афаг Шыхлы и Яшар Сулейманлы. А другие писали и пишут только на русском языке: Алла Ахундова, Илхам Бадалбейли, Изумруд Кулиева, Майя Бадалбейли, Валех Рзаев, Валех Салех и Лейла Шекили. Среди московских азербайджанских поэтов есть и билингвы: Султан Мерзили, Явер Гасан и Нилуфер Шыхлы. Отрадно, что традиции перевода с азербайджанского на русский язык, заложенные представителями старшего поколения – Аллой Ахундовой, Илхамом Бадалбейли, Изумруд Кулиевой, Майей Бадалбейли, продолжают и молодые поэтессы Лейла Шекили и Нилуфер Шыхлы, успешно переводя на русский язык произведения своих коллег.

Творчество московских азербайджанских поэтов в целом, как уже говорилось, с одной стороны – выражает прежде всего национальный менталитет, с другой – вполне соответствует высокопробным литературным образцам, проповедующим общечеловеческие ценности, пробуждая в душе читателя самые благородные, добрые чувства, желание жить достойно и творить благо.

Хотелось бы предложить вниманию читателей «ЛГ» избранные произведения поэтов москвичей-азербайджанцев. Кроме того, готовится к выходу книга под названием «Поэты москвичи-азербайджанцы», которая увидит свет в издательстве «Художественная литература» и позволит ценителям насладиться восточной мудростью московского разлива.

 

Злобу пои добротою

Ибрагим КЕБИРЛИ

(1918-2001)

РОДНИК

В пути к тебе, мой ледяной родник,

Я стал огнём – неистов и бесстрашен.

Но отчего, когда к тебе приник,

Не я тебя зажёг – был сам погашен?

Сижу на камне, всматриваюсь в дно,

Что дно души прожгло в бреду ночей мне.

А ты кипишь, но холода полно

Твоё голубоватое свеченье.

В тот миг, когда родится из потом –

Сейчас, в котором всех надежд всецелость,

Ужели то, что найдено с трудом,

Теряет тут же всякий смысл и ценность?

Нет! Видишь, тихо тает лёд.

Прости меня, хоть, может, кары стою.

Я слишком много видел мутных вод.

Я ослеплён твоею чистотою.

СТЫЖУСЬ

Стыжусь дороги, если наугад

Шагнув, неверным шагом путь кончаю.

Стыжусь вопроса, если невпопад,

Ответа не обдумав, отвечаю.

Стыжусь речей, разбухших от воды,  

Страшусь, что долго будут не забыты.

Стыжусь пути, когда мои следы

С него дождём бесцеремонно смыты.

Стыжусь ветвей, обидев хоть листок,

Ведь сколько тайн подслушал у листвы я!

Стыжусь земли, коль с лугом был жесток,

Топтал траву и мял цветы живые.

Стыжусь и гор, когда хотя б одна

В году дорога в горы не приводит.

Стыжусь и родника, когда мутна

Вода, с которой жажда не проходит.

Стыжусь, когда смеюсь наедине,

Ни с кем не поделив минуты эти,

Стыжусь людей, стоящих в стороне

От бед чужих, – немало их на свете.

Стыжусь и хлеба, уронив зерно

И растоптав его, пусть ненароком[?]

Стыжусь, и на душе моей темно,

Коль день прошёл в смятенье одиноком.

Стыжусь я молний, если слов грома

Вдруг с опозданьем неуместно грянут,

И я горюю, если до ума,

До сердца не дойдя, в пути застрянут.

Стыжусь вершин, коль голову клоню

Пред каждым встречным всё смирней и ниже.

Стыжусь и далей, если изменю

Им, предпочтя всё, что гораздо ближе.

Стыжусь себя, соврав хотя бы раз,

Когда язык другого обличает.

Стыжусь, когда мой не безгрешный глаз

В чужом глазу соринку замечает…

Перевод Риммы КАЗАКОВОЙ

СТАРЫЙ ОКОП

Над Тереком, в ущельях, день за днём,

За шагом шаг среди щербатых скал,

Сгибаясь, как разведчик под огнём,

Тебя глазами жадными искал.

И по-солдатски стал мой шаг тяжёл,

Когда, почти что выбившись из сил,

Тебя, травой поросшего, нашёл,

Твой полустёртый профиль различил.

Руками эту землю я вскопал,

Тебя отрыл перед восходом дня,

А для накатов не нашлось ни шпал,

Ни даже ветхих брёвен у меня.

По брустверу исхлёстанный свинцом,

Объятый орудийной немотой,

В тот ранний час ты мог бы стать концом

Моей дороги краткой и простой.

Избыть воспоминанья не могу –

Так пусть же не смутят они собой

Колосья в поле, тр[?]вы на лугу

И облака на глади голубой.

Ты помнишь ли, как в праведном бою

Со всех сторон вставала смерть стеной,

И опирался я на грудь твою –

О грудь отчизны милой и родной!

И если годы начисто сотрут,

Изгладит время твой последний след, –

Ты в сердце у меня найдёшь приют

До дней последних, до скончанья лет.

Перевод Александра МЕЖИРОВА

ЗАБЫТАЯ ТРОПА

Ты всё-таки была ко мне строга.

Не примирюсь я до сих пор с разлукою.

Иду один в заречные луга –

Ищу следы, зову тебя, аукаю.

Сбиваю с листьев капельки воды.

Надеюсь – не надеюсь на везение.

Найду ли те далёкие следы,

Глубокие, знакомые, весенние?

Топчу росой омытую траву –

Она стоит, высокая, не кошена.

Ищу тобой забытую тропу –

Давно уже, давно она не хожена.

Найти следы любимой не могу,

Одна трава высокая качается.

Тропинка затерялась на лугу,

А в сердце – всё бежит и не кончается!

Перевод Юрия ЛЕВИТАНСКОГО

ЗЛОБА

Злоба рождает злобу,

У злобы туманны пути.

С нею и слава не в славу,

Любви не заслужишь по праву.

Со злобою, брат, не шути.

Злоба рождает злобу.

Крепок её узелок.

Из сети, сплетённой ею,

Вырваться всё тяжелее,

И – нет для неё дорог.

Злоба рождает злобу.

Чаша её полна.

Злобу согрей теплотою,

Злобу пои добротою,

Чтобы зачахла она.

Злоба рождает злобу.

Вражде их не видно конца.

Обе – желчью чреваты,

Между ними зажаты,

Раскалываются сердца.

Перевод Льва ОЗЕРОВА

ЖЕЛАНИЕ

Спросил меня товарищ как-то раз:

– На что тебе признание поэта?

Всю ночь ты бьёшься, не смыкая глаз,

Бубнишь стихи до самого рассвета.

А может быть, напрасен этот труд,

И ты впустую переводишь время?

Пройдут года, и в прошлое уйдут

Твои стихи, навек забыты всеми.

– Послушай, друг, – ему я говорю, –

Вся ночь прошла в работе кропотливой,

А утром, как вино, я пил зарю…

И значит, эта ночь была счастливой!

Река огню враждебна, но она,

Трудясь, жилища озаряет светом.

Моя душа желания полна

Свой век прожить, ей подражая в этом.

И может быть, желаньем этим пьян,

Я тяжкий путь избрал себе на горе:

Поэзия – безбрежный океан,

И волны в нём огромны, словно горы.

Не думай, что в мечтах я заношусь,

Лелея столь высокое желанье.

Я буду счастлив, если окажусь

Хоть малой каплей в этом океане.

Перевод Юрия ВРОНСКОГО

Фаиг МАМЕД

(1924–1987)

МОЙ КРАЙ

Воздух прекрасен и чист, как любовь,

В этих местах.

Солнце сплелось с бахромою хлебов

В этих местах.

Розам влюблённо поёт соловей

В этих местах.

Плечи красавиц хлопка белей

В этих местах.

Косы красавиц – два тёмных дождя –

Льются до пят…

Резвые реки равнинам даря,

Горы стоят.

Горы сто раз повторяют вслух

Сказанное тобой.

Здесь у природы бунтарский дух:

Горе – долой!

Только посмеет явиться зима –

Снежная тьма, –

Выстрелит почка листком по зиме,

Грохнет река,

Забарабанят дождём по земле

Белые облака.

РОССИЯ

Россия, Россия милая,

Для любви своей слов не найду.

Ты похожа на девушку белую,

Склонившуюся к пруду.

Берёзы под тяжестью снежною

Средь безбрежных твоих полей

Склоняют головы нежные

К подолу шубы твоей.

И все думы свои заветные,

И юность свою, Россия,

Своё сердце, Кавказом согретое,

Тебе отдаю, Россия.

В твои тяжёлые дни

Я от гнева метался, Россия.

В твои весёлые дни

Я от счастья смеялся, Россия.

Ты – мой мир и моё вдохновенье,

И ясна и светла твоя даль,

Как глаза голубые Есенина

И пушкинская печаль…

А было когда-то –

Тебя разбудили копыта

Коней Чингисхана.

И, словно озёра большие,

Зияли раны,

Казалось, рухнет планета,

Но ты выстояла, Россия,

Изгнала и Чингисхана,

И орды Батыя.

О, скольких врагов ты видала, Россия,

И скольких врагов побеждала, Россия!

Твоя Победа – наша Победа!

Твоя Победа – спасение века!

Россия!

Когда ты была ещё в колыбели,

Качалась под ветрами земля твоя,

И сколько враги похоронных тебе ни пели –

Не одолели тебя.

И в каждой капле крови российской

И наша кавказская кровь горит,

До сих пор в степи закаспийской

Гимн победный звучит.

И когда над фашистской бронёю

Запылала твоя земля,

Мы приняли битву вместе с тобою,

Твои сыновья.

Солдаты твои под градом свинцовым

К земле приникали,

Чтоб снова встать,

В крови и ранах,

Чтоб, может быть, снова

На землю твою упасть.

Через равнины и горы

Милой твоей земли,

Через страданья и горе

Всю мы Европу прошли.

Запомнили навсегда мы

Дороги с переселенцами,

И людоедов Дахау,

И душегубки Освенцима.

Вот снова надела ты шубу снежную,

Стоишь величаво, хозяйкой времени.

И чуть шевелятся берёзы нежные.

Как будто читают

Стихи Есенина.

ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ

Всего сильнее первая любовь.

Об этом все писатели писали,

Об этом все читатели читали,

Об этом в книжке сказано любой.

И вот ты горю не находишь слов.

Любимый твой сейчас уже с другою.

И ты с невыразимою тоскою

Оплакиваешь первую любовь.

Что говорить, горька твоя любовь!

Но будь горда! Пройди бесслёзно мимо.

Ещё, я знаю, будешь ты любима,

Да и сама ещё полюбишь вновь.

О, девочка! Поклясться я готов,

Сильней всего – последняя любовь!

Перевод Инны ЛИСНЯНСКОЙ

ДЕВОЧКЕ

О девочка, я снял с твоих ресниц

Горячих слёз прозрачную капель –

А сам смеюсь… И споря с пеньем птиц,

Звучит мне плач твой, тонкий как свирель.

Тебя замучил за день этот зной?

А может быть, отец сегодня злой?

Ушиблась? Перепачкалась золой?

Ах, девочка!.. О чём я говорю?

А воздух пахнет морем и весной.

В веснушках-звёздах небо надо мной,

И кажется, что для тебя одной,

О девочка, живу я и горю.

Перевод Аллы АХУНДОВОЙ

СОНЕТ ШОПЕНУ

Не молкнет сердце чуткое Шопена,

Звучит громоподобно, как орган,

В "Святом кресте" вмурованное в стену,

Не для одних лишь здешних прихожан.

И нощно слышит сердце всё, и денно, –

Оно недремно, словно океан, –

Прах гения покоится над Сеной,

Но он живой для всех людей и стран!

Великий сын земли многострадальной,

Мир покорили до окраин дальних

Навеки звуки музыки твоей.

То сердце, что стучало в лад с народным

Во имя жизни светлой и свободной,

И камнем взято, всех живых – живей!

Перевод Музы ПАВЛОВОЙ

Алла АХУНДОВА

(1939)

ПОЛУКРОВКА

Да, полукровка! Да, отсевок,

Больной дичок среди дерев.

Пою заплачки русских девок

И песни азиатских дев.

Меж двух отчизн – моё сиротство,

Безродность – между родин двух.

Их двуединство, двунесходство,

Как двоедушия недуг.

И в две земли пуская корни,

Судьбы своей не назову,

И две струны нащупав в горле,

Я ни одной не оборву.

Мне две даны. И я не смею

Одну из горла вырывать.

И пусть одна звучит сильнее,

Но той без этой не звучать.

Ни двуязыкой, ни двукровкой

Я называться не боюсь…

Ужель боюсь, что чёрной коркой

Я к хлебу белому леплюсь?

ВИНОГРАД

Лезет, лезет лоза виноградная

По забору, на крышу, вверх…

Агитация эта наглядная,

Как заклятие на успех.

Вы локтями так поработайте,

Как работает виноград!

Против ветра пробиться попробуйте,

Заведя оба локтя назад…

В каждой плети – по сотне вывихов,

В каждой плети – по сто локтей.

Вот попробуй, как этот, вымахай,

Не сломав по пути костей.

Виноградину рвёшь. Украдкою

Оцени в его жизни гроздь,

Он и в ягоду свою сладкую

Локтевую положит кость.

Чтоб потомству взойти не растерянно,

Не свернуть с полпути назад,

Помни вьющееся растение,

Дикий, гибкий, как змей, виноград.

БОГ ЕДИН

Какая кровь какую судит?

В какой крови сгорает кровь?

Что Мухаммед Христа не судит?

А если судит, за любовь…

А мне какое назначенье

В скрещенье крови этих двух?

И от какой неотреченье?

И от какой единый дух?

Мы все друг другом не судимы…

Но каждый будет тем судим,

Что и пророки не едины,

Но, слава богу, Бог един!

ПОКАЯНИЕ

Люблю, без памяти люблю.

Люблю до головокруженья.

И только Господа гневлю.

Не слыша слов богослуженья.

Уж год, как в храме не была…

Любовь земная сокрушила.

Пока душа белым бела

И мысленно не согрешила.

Не любит человек. Но Бог…

Так любит. Что не осуждает,

За что и наказать бы мог,

Ещё любовью награждает.

Способной и врагов прощать,

И нищих духом не смущать

Своим несметным подаяньем,

И никогда не обещать

Купить спасенье – покаяньем.

СИМПАТИЯ

Беспричинное влеченье,

Безотчётная любовь.

Слова старого значенье

Повторяю вновь и вновь.

Не такой уж ты наивный,

Если слово это знал,

О симпатии взаимной

Кто мне первый рассказал?

Слово греческое, верно,

Но сказал его не грек…

А теперь смеётся нервно.

Но симпатия – не грех.

Симпатичное значенье

Повторяй, не прекословь:

Беспричинное влеченье,

Безотчётная любовь.

БАРАН

Чтоб безумный Авраам

Не зарезал Исаака,

На заклание баран

Дан был Господом…

Однако

Почему баран-баран?!

За ответ прошу прощенья…

Был в отечестве Байрам –

Праздник жертвоприношенья.

Шла священная резня

С разрешения Господня,

Обещанием дразня –

Сыты будете сегодня!

И бараны шли гурьбой,

Как на праздник торопились…

Обречённых на убой

Накормить не поскупились.

И пока, подняв на крюк,

Туши первых свежевали,

Остальные, сбившись в круг,

Корм рассыпанный жевали.

Если бык или козёл,

Чуя смерть, бежит из бойни,

То баран ни добр, ни зол,

Этот смертник всех спокойней.

Только виноватый вид

Безоружного солдата.

Ест и даже не глядит

На распятого собрата.

Он – баран! Не вор, не плут,

Разум в нём едва ли брезжит…

Он кричит, когда стригут,

И молчит, когда их режут.

Если это – не ответ,

И баран – не агнец всё же,

Если Ветхим стал Завет,

Обветшал и агнец божий.

То есть он давно баран,

Он самец, готовый к бою…

Где ж в отечестве Байрам –

Праздник – жертвовать собою?

СВЕЧА

Светло.

Свеча напрасно зажжена.

Но зажжена.

Вот истекаю воском.

Неоновым, иным ли новым войском

Проходит электронная война?

А речь моя тиха и горяча.

А речь моя безумна и опасна.

Да, с белым светом

Я во всём согласна,

Но я нежна и с мраком,

Как свеча.

Меня обожествлявшие во тьме

Там… поклонялись не огню,

А свету!

Но кто теперь

Поверит в небыль эту?

Что нынче с языка,

То на уме.

Ещё горит мой радужный зрачок,

Ещё слеза бежит на угол среза…

Да, я не силах растопить железа

И жаркий глаз накроет пятачок.

Но если я

Последняя жена

Огня бесплодного –

И не рождён потомок

Для будущих, невиданных потёмок,

Тогда я не напрасно

Зажжена.

Тофик МЕЛИКЛИ

(1942)

ПАМЯТНИК РАЗЛУКИ

Их двое на пустынном перроне –

Он и всевластные вокзальные часы.

С каждым движением

Их проржавевших стрелок

Растут и растут

Ненасытные расстояния.

Сошлись в прошедшем времени глагола

Прожитые вместе годы,

Встречи и расставания,

Улыбки,

слёзы,

Радости,

горести,

грёзы.

Стук колёс

Удаляющегося поезда

Проржавевшие стрелки

Всевластных вокзальных часов,

Картины глагола прошедшего времени,

Знаком вопроса застывшие звуки

Создают на пустынном перроне

Доселе неведомый

Памятник разлуке.

ДОЖДЬ ИДЁТ

Дождь идёт, дождь идёт,

И зимой, и летом льёт.

Паром в небо устремляясь,

Вновь на землю проливаясь.

Дождь идёт подобьем жизни

От рождения до тризны.

Орошаются поля,

Возрождается земля.

Чем-то с человеком схож,

Мир одаривает жизнью

Даже после смерти дождь.

Дождь идёт, дождь идёт,

И зимой, и летом льёт.

Паром в небо устремляясь,

Вновь на землю проливаясь.

О ЖАЛОСТИ К ДОМАШНИМ СОБАКАМ

Много зверей повидал я на свете.

В городском зоопарке

Встречался с медведем.

Аплодировал тигру,

Будучи в цирке.

Видел лису

Возле курятника летом,

А однажды ночью,

Признаюсь, натерпелся я страху,

От волчьих глаз прикуривал сигарету.

Жалко мне этих несчастных зверей,

Ночью и днём в поисках пищи,

Голодные, жалкие, бегают, рыщут.

Иные в страхе проводят всю жизнь.

– Только б не съели, –

Их главный девиз.

Но больше всех жалко домашних собак,

И тех, что дамочки в сумочках носят,

И тех, что на привязи дом сторожат.

Я в мире несчастней зверей не встречал.

Вы замечали,

Сколько грусти

И тоски одиночества

Глаза их струят.

Перевод Илхама БАДАЛБЕЙЛИ

Илхам БАДАЛБЕЙЛИ

(1945)

В ЧАЙХАНЕ

Эта встреча была неслучайной,

Хоть казалась случайной вполне.

На бульваре, у Каспия, в чайной…

Ах, простите. Не так… в чайхане.

С непритворным радушьем встречая,

Вам чайханщик всегда будет рад.

И подав «армуды» с терпким чаем,

Он других не предложит услад.

Да, пожалуй, других и не надо.

Здесь никто никуда не спешит.

Волны плещут внизу, за оградой,

Море плещет,

А время бежит.

Только выпит стакан, тут же следом

Вам чайханщик уж полный несёт,

Чтобы не прерывалась беседа,

Что неслышно и плавно течёт.

Друга встретил я…

Вот так удача.

А случайно ли?

То-то оно.

Сколько лет не видались мы, значит?

Сколько лет?

Да не всё ли равно.

Я его не замечу морщины,

Он – в висках моих нить серебра.

В чайхане повстречались мужчины,

Что мальчишками были вчера.

Ах, чайханщик, парнишка проворный,

Как же так, ты про нас позабыл?

Где твой чай? Ароматный и чёрный?

Чтоб вина горячее он был.

Видишь, вновь опустели стаканы?

Завари нам от полной души

Чай и крепкий, и благоуханный.

Впрочем, знаешь,

Не очень спеши…

Ах, дороги, дороги, дороги…

Я ли в вас, вы ль живёте во мне.

…Вот чайханщик стоит на пороге,

Друг заждался меня в чайхане.

ВЕСНА

Как гость с богатыми дарами,

Из дальних странствий возвратясь,

Прошлась московскими дворами

Весна, хозяев не спросясь.

С хорами птиц, звеня капелью,

Вскрывая почки у берёз,

Весна окутывала землю

И прогревала всю, насквозь.

Весне распахивались настежь

Деревья, люди и дома.

Собрав свои пожитки наспех,

Катилась кубарем зима.

И только трогательно было

Снег почерневший наблюдать –

Как он глядел на мир уныло,

Пред тем как лужей грязной стать.

СЛЕДЫ НА ЗЕМЛЕ

Умереть не страшно, страшно – умирать.

Мне гореть не страшно, страшно – догорать.

Всё, что я задумал, – не успеть вовек.

Но хоть что-то должен сделать человек,

Прежде чем покинуть землю навсегда.

Страшно – не оставить на земле следа.

Пусть пройду бесследно…

Во сто крат страшней,

Землю покидая, наследить на ней.

Изумруд КУЛИЕВА

(1947)

ГОСТЬЯ

Сама себя я в гости приглашу,

Самой себе о бедах расскажу…

А в синей чашке

с трещинкой

простынет чай…

Ты только,

моя гостюшка,

не заскучай.

Всё было: слёзы, горести,

тоска, печаль…

Дарила мне судьба любовь –

так, невзначай…

Я той любви поверила –

всё весточки ждала.

Ах, были раскрасивые

у той любви слова.

Их радужность повысушил,

развеял ветерок…

Что загрустила,

гостюшка,

иль нехорош чаёк?..

ОТРЕШИСЬ

Отрешись, отрекись, открестись…

И на вечные веки простись.

Уходи от меня, из меня –

Я дарю тебе, милый, коня…

Не звони, не вини, не зови –

Не клянись в своей вечной любви.

Позабудь навсегда мой порог,

Чтоб и душу ты выкрасть не мог.

Камни с громом срываются вниз,

Так лети же, скакун, торопись!

ПЕСНЯ

Пой, мой саз!

Греми, мой саз!

Звени, мой саз,

Ты в руках

моих горячих

пел не раз…

Как блистал

струной дрожащей,

ликовал!

Как друзей

на шумный праздник

созывал!

Плачь, мой саз!

Греми, мой саз!

Звени, мой саз!

Я – ашуг,

начну сердечный

свой рассказ.

Что ж папаху

не решилась я надеть?

Без неё

ашугу песен

не петь!

Но со скрипом

у ашуга сапоги

И подкованы

надёжно

каблуки.

Вскину саз я

и прижмусь

к нему щекой…

Что ты так разволновался, дорогой?..

Пой!

Ашраф ГУСЕЙНЛИ

(1947)

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Промчится эта жизнь подобно птице,

И след её простыл, и шелест крыльев стих.

И вот уж прядь седая приютится

Предзимним инеем на волосах моих.

Но, колесо судьбы, ты неизменно

Вращаешься, и чёрт тебе не брат!

И космос заколдован – всё здесь бренно,

И выхода никто не видит, брат.

Любимая, тебя уносит поезд,

Откликнись, отзовись мне, как ты там?

Была весна, была печальной повесть,

…Ушла, а я всё льну к твоим устам.

Любимая, оставь свою гордыню,

Я жду тебя все ночи напролёт.

Ты там, на родине, я и поныне

Зову тебя, чтоб растопила лёд.

Порой готов я на колени падать,

Прося тебя среди весенних струй.

На высохших губах моих на память

Запечатлеть прощальный поцелуй.

НУ ЧТО ЖЕ ТЫ МОЛЧИШЬ?

Длинноволосая красавица моя,

Любовью пылкою твоей пронизан я,

Глядишь в глаза мне, изумленья не тая.

О, черноглазая, ну что же ты молчишь?

Все мои помыслы обращены к перу,

Но без тебя нет вдохновения в миру

И без тебя, сказать по правде, я умру.

О, черноглазая, ну что же ты молчишь?

Молчишь ты, словно бы закрылась на замок.

Глядишь задумчиво на тающий дымок.

Ну, улыбнись же, проглоти обид комок.

О, черноглазая, ну что же ты молчишь?

Ежеминутны мои мысли о тебе,

Твой мир таинственный теперь в моей судьбе.

Проси – я жизнь готов отдать не в похвальбе.

О, черноглазая, ну что же ты молчишь?

Меня полюбишь ты – скалу свалю плечом,

И солнце снять могу, стянув его лучом…

Рай для тебя создать мне будет нипочём.

О, черноглазая, ну что же ты молчишь?

Перевод Сергея КАРАТОВА

Султан МЕРЗИЛИ

(1948)

НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ

Слёзы матерей в глазах застыли,

И уже давно, за годом год,

Кажется, что кто-то на могиле

Песню колыбельную поёт.

Так и спишь ты, раненый, усталый,

Жизнь твоя осталась позади.

Та звезда, что над могилой встала,

Засиять могла б в груди.

Даже годы прыть свою свернули

Перед твердью подвигов твоих.

На ступеньках в тихом карауле

Замирают розы от живых.

Звуки смолкли, шорохи застыли,

И среди прощальной тишины

Кажется, что ты в своей могиле

Всё воюешь с призраками войны.

Перевод Надежды ВЕСЕЛОВСКОЙ

ЖИЗНЬ – СЛАДКАЯ ШТУКА!

Жизнь – эта сладкая штука,

На пальцах торговца мёдом.

Жизнь – эта такая сладкая,

Знает даже рыбка

На крючке рыбака.

Жизнь весной так сладка,

Что опьянеет пчела,

От цвета цветка.

Эх, какая сладкая!

Когда первый поцелуй

Обжигает губы подростка.

И когда все надежды,

Столетнего дерева

У последнего листа.

Светит солнце в небе,

Вся вселенная наша.

Жизнь такая сладкая!

Как сахарный петушок

сладок

в руке малыша.

Перевод автора

Тахир АСЛАНЛЫ

(1951–1995)

ТРАУРНЫЙ ДЕНЬ ЦВЕТОВ

Народному художнику Азербайджана

Саттару Бахлулзаде

С тех пор

как взял в руки кисть,

ты за всю свою жизнь

иссякший родник

не писал.

Когда ты умирал,

не мог я смотреть

прямо в твои глаза,

в их иссякающий свет.

Цветы

говорили с тобой,

бутоны

раскрывались,

увидев тебя.

Для них ты был землёй,

весь –

с головы до ног –

родной плодородной землёй.

И были зёрна цветов

рассыпаны по тебе,

цветы росли из тебя,

цветы росли...

Пришла смерть.

В почётный караул

первыми цветы встали,

и только за ними – люди.

А дальше –

дальше в последний путь.

Цветы не могли умолкнуть,

оплакивая тебя.

Откуда было цветам

ещё раз тебя найти?

Цветы не могли идти.

Люди тебя понесли...

УТРО

От птичьих криков,

от звуков шагов

вздрогнут во сне тротуары.

Ветер стряхнёт осколки снов

с ресниц пробудившихся улиц.

Терпение звёзд на исходе –

все погаснут,

кроме одной...

И тогда надо мной

капли росы повиснут на листьях,

снимут ночную рубашку холмы.

И в полутёмных комнатах

с трудом проснутся люди

и прорежется в мире заря...

ДЕРЕВЬЯ СТОЯ НЕ УМИРАЮТ

Вздрогнул лес

от звука топора.

И одно из деревьев

стало похоже на человека,

сердце, которого неожиданно

пронзила острая боль.

Разметались как волосы

листья этого дерева.

Корни вцепились пальцами

в землю,

раздался тяжёлый стон...

Корни дерева,

по которому бил топор,

уцепиться пытались

за побеги соседних деревьев,

за траву,

за стрекоз и бабочек,

за тропинку,

за чей-то далёкий голос...

Не удалось, увы!..

Удар шёл за ударом.

Не осталось сил у корней,

не осталось последней надежды.

Топор – острый.

Удары – крепкие.

Дерево – мягкое.

Лесоруб – безжалостный.

Рухнуло навзничь

и замерло на земле

одно зелёное дерево...

Кто говорит –

тот напрасно так говорит.

Нет! Не правда, это –

неправда!

Деревья стоя не умирают!

Перевод Виктора Коркия

Майя БАДАЛБЕЙЛИ

(1952)

ЧТО НАША ЖИЗНЬ?

О, как торопим мы года,

Когда к мечте своей стремимся.

В конечном счёте в «никуда»

Несёт нас жизни колесница!

И в этой гонке мчусь и я –

Куда? Зачем? А что там после?

Что наша жизнь? Она лишь остров

Средь океана Бытия...

Сегодня ты... а завтра я,

И все мы в эту вечность канем.

И лишь заветная мечта

Опять кого-нибудь обманет.

ЭТОТ МИР

Словно горсть земли 

Этот мир у меня на ладонях;

Столько же детства и любви,

Столько же радости и горя,

Материнского страдания,

Первой любви признание,

Встреч и расставаний,

Бессилия и силы...

Ровно столько, чтобы хватило

Этой горсти в моих ладонях.

ПАМЯТИ СОЛДАТА

Сердце больное, глаза воспалённые.

Сколько ж тебе было лет,

Когда, войной и огнём опалённый,

Видел ты тысячу бед?

Видел ли ты людские страданья

Или, сражаясь в бою,

Ты защищал Родины знамя,

Жизнь не жалея свою?

Сердце больное, глаза воспалённые,

Глубоких морщин следы,

Слышал ли ты бухенвальдские стоны,

Иль с ними был рядом ты?

Видел ли ты, как бомба взрывалась

И слышал, как с взрывом крик

Чудовищным реквием отзывался

И Жизнь замирала на миг?

Видел ли ты матерей и детей,

Зловещим огнём обожжённых,

Под чёрным небом сотни смертей,

В груду пепла людей превращённых?

Сердце больное, глаза воспалённые,

Сколько же, сколько бед

Тебе, войной и огнём опалённому,

В двадцать досталось лет?

– Я видел всё это своими глазами!

Был ранен, убит и сожжён я в огне!

Из мёртвых воскрес, и сегодня я с вами!

Я жив, пока память жива обо мне!

Сабир АБДУЛЛА

(1953–2012)

ЖИВИ И ПОМНИ

Коль грех совершил, того делать совсем не желая,

Оплошность исправь, – как велят тебе разум и стыд.

Но если в гордыню твой дух нарядился, ругая

Стыдливость других, – тебе путь к милосердью закрыт.

Бывает в дороге: споткнулся, упал средь дороги...

Что проку винить её – путь твой ещё впереди!

Богатство утратил? Уйми свои страсти-тревоги,

Глянь проще на жизнь – и покой ощутишь ты в груди.

Коль зависть – твой друг и гостит у тебя каждодневно –

Все хвори, недуги набросятся грызть твою плоть.

И если всё ж духом на них ты навалишься гневно,

Тебе эту свору не просто в пути побороть.

Коль разум твой плох, не печалься – всё стерпит житуха.

Дурак дураком вон иной, а верхом на судьбе!

Но если вдруг совесть твоя – и без глаз, и без слуха,

Вполне эта участь подходит тебе.

ЕСЛИ ВДРУГ...

Любимой моей Севде

Когда я умру, ты слезами себя не терзай.

Наш мир двухэтажен – ты помни о том, дорогая.

На верхнем живя, сколь отпущено будет, ты знай:

На нижнем – последняя наша обитель людская.

Пусть музыка плещется в доме твоём через край!

Живи – как живые живут... Но, меня вспоминая,

О встрече грядущей, любовь моя, не забывай:

Там всем мы поделимся – участь свою ожидая...

Живи на земле с твёрдой верой в своей правоте.

Средь тысяч дорог – избери ты дорогу одну.

Когда же вдруг грустно мне станет в земной темноте,

В окошко твоё освещённое я загляну.

И если увижу тебя я в печали по мне,

Вторично умру я – там, в тёмной глухой глубине.

РОДИНА

Мы – две живых души в одной святой груди.

Прости, коль путь мой был порой не прям

И труден...

Но после стольких бед,

Бесстрастно подойти –

И к камню не смогу, не говоря о людях.

Всего лишь горсть земли – и Родина со мной.

Так и стихи мои – судьбы моей подобьё...

И коль умру вдали,

Покину мир земной,

Мне хватит горсти той –

на саван и надгробье.

Перевод Николая ГОРОХОВА

Насиб НАБИОГЛЫ

(1954)

К РОССИИ

Детей я приведу

И встану у стены

Кремлёвской, на виду –

У всей моей страны.

Не мучимый хвалой,

Хулою не гоним,

Вот я перед тобой

Стою с узлом моим.

В узле весь скудный скарб –

С литинститутских лет...

Да, я вещей не раб –

Любви к вещизму нет.

Не беженец. Не бомж.

Есть где присесть, прилечь.

Не без куска. Но всё ж

О том же хлебе речь.

«Где лечь – там надо встать...» –

Сдаваемых углов,

Что довелось снимать –

Закон в Москве таков.

И всё ж я весел был!

Наверно, молод был...

Но флаг, что красным был,

Куда, скажи мне, сплыл?

Вся жизнь моя прошла

С тобой, моя страна...

И вот ты в лапы зла

Врунами отдана.

Коль знал бы чем – помог,

Чтоб не сошла с ума.

Но что тебе от строк?

Своих поэтов тьма.

И свары грязный нож –

Наш опозорил дом.

Я не о том, но всё ж...

Как много лжи кругом!

Всё можно оболгать –

Всё вытерпит земля...

Но как меня отнять

От древних стен Кремля

От горестной судьбы,

Высокой и святой?!

И хмурят дети лбы,

Печалясь здесь со мной,

Где я, почти седой,

Стою с узлом моим –

Не выгнанный тобой,

Но нищетой гоним...

ПОСТОЮ

Я, мусульманин, к храму подойду.

Храм на глазах вздымается так гордо,

Что у него величье на виду –

Светлей становится сам облик города.

Не первый год в столице я живу.

О русском духе кое-что я знаю.

Познал я в жизни холод и молву…

Теперь – красу Москвы я постигаю!

Могуч и мудр народ, чей белый храм

Здесь возрождён и светит куполами!

Я постою… И суру к небесам

Я вознесу – но русскими словами.

И в этом нет измены никакой.

И отступленья здесь от веры нету.

А есть слиянье сердца с красотой,

За что Аллах простит грехи поэту…

МОЛЮСЬ ЗА РОССИЮ

Не надо, прошу вас, не надо

Ни в чём эту землю корить,

Избитую горем, как градом…

А надо прощать и любить.

Когда её мяла и била,

Кроила кровавая мгла,

Она ведь нас всех приютила

И всем помогла – чем могла…

Гремит клеветы канонада –

С ума посходили лгуны…

Я знаю, что недругам надо.

Но брешут ведь дети страны,   

И я разобраться не в силе,

Беспомощно зренье моё:

Чего же хотят от России –

Вскормлённые грудью её?!

Она и сегодня их даже

Жалеет – как может лишь мать.

Но нету их злей и продажней,

И мстительней их – не сыскать.

Я с ужасом слышу их речи.

В предчувствии страшного дня,

Я, сын Азербайджана, под вечер –

Молюсь за Россию… Мне нечем

Помочь – приютившей меня.

Одна лишь надежда на свете

Утешит мой горестный взгляд:

Не самые лучшие дети –

Здесь мать свою нынче хулят…

ДЕВУШКЕ ИЗ ТЕБРИЗА

Поезд твой нынче будет – все мне о том твердят.

Девушка из Тебриза, приедешь ко мне в Баку,

В тёплую ночь у моря,

Где пахнет жасмином сад,

Косы твои красивые я расплести помогу...

Вспомни, что мной воспета давно гора Савалан,

Ибо Насиб отмечен небом свой край воспеть.

Место назначь для встречи...

Дорожный осилю туман,

Девушка из Тебриза, – чтоб на тебя посмотреть.

Имя твоё мне слаще славы мирской, поверь.

Пламя его меня греет, перемешавшись с тоской...

Девушка из Тебриза, как же мне быть теперь:

Всё, что искал по свету, – нашёл я в тебе одной?

Воды Аракса плещут в этот и в тот берег.

Ни тот и ни этот берег – врагу никогда не отдам!

Девушка из Тебриза, родине сердце верит.

Жаль, только это сердце разбито давно пополам.

Время пришло, и солнце нам путь озаряет единый!

Голос любви услышан на этой земле и на той.

Девушка из Тебриза, прости мне мои седины –

Это от долгой разлуки с дивной твоей красотой...

ХАРЫ БЮЛЬБЮЛЬ

Разлук не признаёшь – ты рвёшь их нежной силой,

И ароматом ты всю жизнь очаровал.

Нежней нет лепестков, чем в Карабахе милом,

И нет земли нигде, где б ты ещё сиял!

Цветок моей души – Шуши моей корона!

Таинственней всех тайн среди загадок ты.

Твой нежный шип цветёт, как сладостная крона,

Хотя изящней нет капризной красоты!

Но мир весь обойди, и средь любых дорог

Таить в себе средь тайн таинственность тревог.

Мы вместе и в плену средь Карабахских гор –

Любовью полон я и ароматом – взор.

Как в юности цветок, я нежностью горю!

Ты мой, «Хары бюльбюль!» в пылу я повторю.

В плену ты долго был и пил печаль разлуки.

Но через все пути к тебе тянул я руки.

Увянет аромат в торжественных глазах,

Он возродится вновь в текучих облаках,

Шушинских гор моих нетленной красоты

Ведь ты мой вздох в груди, когда зовут цветы…

Увянет лепесток, и аромат остынет,

И станет всё вокруг безлюдно, как в пустыне,

Но беды не пройдут, как раньше, стороной…

Не плачь, дружок, я рядышком с тобой.

Какая бы с небес ни угрожала боль,

Ты не один, мой друг, я рядом, я с тобой.

На помощь я приду, любой осилив путь.

Ты мой «Хары бюльбюль» – позвать лишь не забудь!

Перевод Николая ГОРОХОВА

Алиш АВАЗ

(1955)

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Твердят: в час смерти, напоследок

Лебедь песнь прощальную поёт.

О землю птица, словно камень, бьётся

Заканчивая песню и полёт.

Смерть неизбежна для всего живого,

Она начертана Всевышним, верьте!

Со дня рожденья песня лебединая

Звучит протестом жизни против смерти.

Страшишься ложки крови, человек,

Во имя цели головы лишиться.

Коль хочешь смысл бытия познать,

Ты мудрости учись у этой птицы.

Перевод Гии ПАЧХАТАШВИЛИ

ВОСКРЕСНУ СНОВА

Почему ты в любви не горишь, как и я?

Прошла как чужая, в глазах моих слёзы.

Ведь ты так нужна мне, родная моя,

Почему далека, как холодные звёзды?

Поверь, что чувства мои глубоки…

К тебе я дойду сквозь года и невзгоды.

Как путник в пустыне брожу я один,

И только надежда спасает от горя.

Ведь если вдруг вспомнишь меня, позовёшь,

Вернусь я, пленённый твоей красотою.

Пройду через время, пусть стану седой,

Чтоб быть с тобой рядом, воскресну снова.

Перевод Марии КРЫЛОВОЙ

Аббас АГДАБАНЛЫ

(1957)

КРАСАВИЦА

Завидев беломраморные груди,

Конечно же, лишаюсь я рассудка!

Творец хотел, чтоб восхитились люди, –

Все краски внёс, трудился не на шутку…

Красавица, меня ты покорила

Своим лучистым и волшебным взором;

А эти груди… в них такая сила:

Что ты легко возьмёшь меня измором.

Как мне добиться твоего вниманья,

Ты сатана иль ангел? – правишь нами!

Струной на сазе ты звенишь в тумане.

Как мне добиться твоего вниманья?!

ТАЙНЫ ЭТОГО МИРА

Бедняку здесь никто и руки не подаст.

Стань богатым, и жизнь забурлит, как весна,

А большая любовь, не для высших ли каст?..

Окунись в приключения этого мира!

Не меняй свою совесть на жёлтый металл

И друзей не сдавай ради вражьих похвал,

Начеку будь всегда, не наткнись на кинжал,

Дай постигнуть себе тайны этого мира.

В каждом времени года дыши красотой,

Наступленью весны помогая мечтой;

Да и зиму не сталкивай с горки крутой,

А прими все условности этого мира.

У отпущенных лет вдруг проглянет конец,

Чаша жизни полна и на сердце рубец;

О, Аббас, все страданья твои, как венец…

Как веленье последнее этого мира.

Перевод Сергея КАРАТОВА

Валех РЗАЕВ

(1960–2008)

В ГОРАХ МОЁ СЕРДЦЕ

В горах моё сердце,в горах,

чьих глубин никогда не встречал,

но только слышу,

как зовут со дна морского звёзды

в беспамятную даль парящих грёз,

где бессвязный шёпот счастливого

полуночника

устало мокнет под дождём,

где сны в глазах усопших улиц

жасминно обдают печалью

и дурачатся тени,

будто не доиграл последний спектакль

слепой клоун…

в горах моё сердце,

в горах,

где даже камни мёрзнут в безумный

знойный день,

где улочки припрятаны от взгляда облаков,

а одинокий ветер высвистывает долгий путь,

не замечая неба

…в горах моё сердце,

где в тёмных окнах горят цветы,

а в сумраке теснятся боли,

где люди, не видя темноты,

невинно,

босиком шагают

к морю…

ЧЁРНЫЙ КАМЕНЬ

Чёрный камень разлуки,

брошенный в пугливый колодец любви,

летящий со свистом безвременья,

отскакивающий эхом от холодных стен

чарующего таинства ночи,

так и остался между двумя слепыми,

которые ищут друг друга,

словно прозренья.

И только немые круги

да звёздные брызги

отразились в твоих глазах,

как на плещущемся ложе

далёкого

небосвода...

ИСТОПТАННЫЕ ТУФЛИ

Истоптанные туфли,

поношенные души

и человек в беспуговичном пальто

со шляпой, надвинутой на уши,

торопится на жизни

Ипподром.

Усевшись на берегу

страданий,

трясётся он всем телом и душой,

как озноб былых мечтаний,

что бродят за сиреневой душой,

и галька,

пересилившая холод,

дотронувшейся плотью

до него,

смеётся,

словно это память,

цветущая под ливнями

легко...

СЛЕПЕЦ

Слепец, отбрось палку –

Она тебе не поможет.

Тебе кажется,

что другие ползут без

палок...

да и тёмные очки,

подаренные судьбой,

сними тоже –

другие зрячи не более тебя...

не стыдись многословной дрожи

своих пальцев –

и у меня тени в немых глазах

не безмолвствуют...

Явер ГАСАН

(1960)

УЕЗЖАЙ В РАЗЛУКУ

Подходит поезд разлуки,

мы вдвоём одни на перроне.

Погребены голоса, звуки,

осень тоскливая на фоне.

Громко слышится вдали

тишины страшное эхо.

Мы друг друга не ведали,

и у тебя, и у меня Эго.

Ты задумчиво смотришь вдаль,

сверкает на подснежнике роса.

Признаюсь, никогда не видал

такие прекрасные глаза.

Не буду гнать прочь скуку,

я себя на истерзание дам.

Уезжай, уезжай в разлуку,

я тоже, я тоже буду там.

ЛЮБВИ НЕ ИЗБЕГАЙТЕ

Любви не избегайте,

Любовь – не чума.

К Любви прибегайте,

без Любви – свет тьма.

Отчего светит Солнце

неустанно веками?

Если влюблённое

у вас сердце,

ответ найдёте сами.

РАДУЙСЯ НА СВОЙ ВЕК

Радуйся, радуйся на свой век,

дорожи каждой лучинкой.

Иногда может быть человек

счастлив с одной спичинкой.

Твоя жизнь – богатство твоё,

живёшь, значит, ты богач.

Чо тебе не хватает, ё-моё,

живи и радуйся, не плачь.

И дождь красив, и снег, и град,

по ночам звёздный эфир...

Очищай свой мутный взгляд,

ясным солнцем смотри на мир.

Гуляй по вечерам под луной,

под дождём, под снегом гуляй.

Люби сердца каждой струной,

говори всем грустям «гуд-бай»!

Радуйся, радуйся на свой век

дорожи каждой лучинкой.

Иногда может быть человек

счастлив с одной спичинкой.

Афаг ШЫХЛЫ

(1969)

ТЫ – МОЁ ПЯТОЕ ВРЕМЯ В ГОДУ

Не забывай, как и я не смогу!

В сердце глубокий оставил ты след.

Память о встречах с тобой сберегу,

Места другому в душе моей нет.

Не забывай, я с тобою всегда,

Чувства мои не рассыплются в прах.

Если тебя не дождусь никогда,

Души сольются в далёких мирах.

Не мимолётные встречи в саду –

Чувства мои! Они крепче вина.

Ты – моё пятое время в году

Это отнюдь не зима, не весна…

Как изменился ты – гложут меня

Мысли мои, о минувшем скорбя.

Смилуйся, не забывай же ни дня!

Помни, что я не забыла тебя.

Перевод Сергея КАРАТОВА

ЖДУ

Он – солнце любви моей, я – лишь цветок,

Но встречи дождусь, не замёрзнув во льду.

Гляжу на него, хоть сейчас он далёк,

В разлуке себя я смиряю и жду.

В любви его – смысл моей жизни земной,

Награда за всё, что написано мной.

Я – в гневе, а он – от обиды дурной…

Отчаявшись, даль приближаю и жду.

Но разве с тобой мы знакомы едва?

Нужны ли нам клятвы, пустые слова?

Любовь здесь – не гостья, за ней – все права!

Терпенье иссякло, сгораю, но жду.

Пока не завеяло тропы пургой,

Пока твоё место не занял другой,

Быть может, мы встретимся вновь, дорогой?

Тоскую по дальнему краю и жду.

Перевод Михаила СИНЕЛЬНИКОВА

Я РАЗЛУКИ НЕ ЖДАЛА

Я разлуки не ждала…

Попрощаться нам не дали.

Счастье наше отобрали,

И сберечь я не смогла.

Я разлуки не ждала,

Я сказала «до свиданья!»

И, поверив в обещанья,

Клятву вечную дала.

В час разлуки я узнала

И тревогу, и сомненья.

Столько боли, огорченья…

Я же душу обожгла.

Нет уж нам пути назад,

Не ждала, но вот случилось.

Жизнь моя, как свет, лучилась,

А теперь – как страшный ад.

Не уйти нам от себя,

Сердце помнит, сердце знает.

Эта боль не утихает…

Не могу забыть тебя.

Я разлуки не ждала…

Попрощаться нам не дали.

Счастье наше отобрали,

А его так было мало…

Перевод Нилуфер ШЫХЛЫ

БЕЗ ТЕБЯ

Этой ночью, любимый, я снова одна...

Вот и солнце зашло, в небо всплыла луна.

Я тобой, как река в половодье, полна,

Океаном в пустыне смогла бы я стать.

Я душою чиста, и речист мой язык;

Ты услышь мой из сердца исторгнутый крик!

В смене дней и ночей только б ты не привык

Без меня зимы, вёсны и лето встречать.

Если мир – это сцена, то кто мы на ней?

Воздух свеж, отчего же дышать всё трудней?..

О Афаг, ты тоску свою в песне излей,

Ведь грустить о нём – для тебя благодать.

ГДЕ СЛИВАЮТСЯ МОРЯ

Не грусти, мой лучеглазый,

Вместе быть нам суждено.

И забудь о глупой фразе,

Что без нас всё решено.

Ты прекрасные мгновенья

В светлых думах оживи.

В них грядущего знаменья

Нашей радостной любви.

Мы в свидетели запишем

Землю, солнце, небеса.

Мы одной любовью дышим,

Слитны наши голоса.

Нам любовь подставит плечи,

В счастье двери отворя.

Милый, жду с тобою встречи,

Где сливаются моря.

Перевод Илхама БАДАЛБЕЙЛИ

ПРОСТИ

Прошу тебя, цени любовь мою.

Не спрашивай, за что тебя люблю.

Тебя я повстречала на пути,

Меня за это, глупую, прости.

Казалось мне, что время горечь лечит,

Но память до сих пор сгибает плечи,

Её прошу я – с миром отпусти,

Но образ твой всегда со мной, прости!

Тоска – моя сердечная подруга,

Казнит меня, как в непогоду вьюга.

Расстанемся мы в полночь, без пяти…

За всё, за всё, прошу тебя, прости.

Перевод Лейлы ШЕКИЛИ

Валех САЛЕХ

(1976)

ВОР

В саду горела луна.

Ты ждала меня,

притаившись за деревом.

Едва я приблизился,

ты обвила мою шею руками

и, не молвив ни слова,

усеяла поцелуями.

– Так ли было на деле?

Когда я пробрался в сад,

высоко в небе

стояла луна;

тебя нигде не было.

В тени грушевого дерева,

как было условлено,

я опустился на землю.

И понимая,

что нет больше смысла

ни входить в этот сад,

ни выходить из него,

горько заплакал.

Даже славы вора

я больше не имел.

ЕСЛИ

Если никуда не спеша

Однажды выйти из дома,

Ходить-бродить, идти

Дорогой светлой

В россыпях звёзд,

В радостном обещании дня,

А навстречу, дорогой

Тёмной, дорогой усталой,

Женщина бредёт одна

Или, может, с ребёнком –

Не смотри на неё глазами,

Что привыкли смотреть на женщин,

На то, как тяжелы её веки,

А плечи печально опущены.

Возможно, ты видел её вчера,

И прошёл равнодушно.

Задержись! Пусть охватит

Тебя волнение.

Это и есть та женщина,

Которую разыскивают

По всему миру!

ПОКОРИСЬ

Покорись, мужчина, той,

Которая тебя любит.

Ты, ни во что не ставящий жизнь,

Не верящий женщинам,

Широкой поступью отмеряешь

Просторы дорог.

Покорись, мужчина, той,

Которая тебя любит.

Той, которая не оставит

Тебя голодным, напоит,

Ничего не попросит взамен.

Которая ждёт тебя допоздна

И засыпает, лишь заслышав шаги.

День за днём тебя покидают силы.

Ты упрям, своенравен,

Ползёшь по знойной пустыне.

Пусть тебя ожидает участь

Сгоревших растений –

Ты не теряешь достоинства,

Ты вынес себе приговор.

Покорись, мужчина, той,

Которая тебя любит,

Она не унизит, не устыдится

Души ранимой.

Яшар СУЛЕЙМАНЛЫ

(1980)

ЗДРАВСТВУЙ, МОРЕ!

Вот снова встретились мы, море!

И близко ты, и далеко,

Шумишь, бушуешь на просторе,

Как дышится с тобой легко!

Вблизи тебя ищу покоя…

Величием твоим, о море,

Я восхищён и слёзы лью,

Мне не забыть мечту мою.

Я здесь, чтоб говорить с тобою,

Ты, только ты поймёшь меня!

Увы, мертва душа моя,

Верни дыханье ей, о море!

Ведь ты всесильно, как любовь,

Что дарит жизнью вновь и вновь!

БУДТО БЫ РОДИЛСЯ СНОВА

Будто бы родился снова,

Лишь увидел я тебя.

Мир чудесный, свежий, новый

Я открыл, любовь моя.

Под твоим небесным взглядом

Жизнь преобразилась вновь.

Словно сладким виноградом

Ты пьянишь меня, любовь,

Кружишь голову, по жилам

Разгоняешь жаркий хмель.

Сколько радости и силы!

Будто бы пришёл апрель.

Растопило моё сердце.

Улетаю в небеса,

Там живёт моя Жар-птица,

Это – ты, любовь моя.

Без причины петь, смеяться

Хочется, жизнь расцвела.

Мир стал радугой казаться

Разноцветного стекла.

Это я родился снова,

Лишь увидел я тебя.

Мир чудесный, свежий, новый

Я открыл, любовь моя.

А тебя, лихое время,

Волшебством остановлю,

Задержись, и ногу в стремя

Не спеши вдевать, молю!

Пусть продлится наважденье,

Этот чудный сладкий сон.

Ты, любовь, царишь над всеми,

И бессмертен, кто влюблён!

Перевод Нилуфер ШЫХЛЫ

Лейла ШЕКИЛИ

(1990)

ХОЧУ ЦВЕТОВ ОХАПКУ

Цветов так хочется охапку,

Чтоб шлейфом доносился аромат их тут и там,

Чтоб окунуться в это счастье без оглядки,

Щекой прильнув к их бархатистым лепесткам!

Так хочется, так хочется, став смелой,

Обнять букет роз алых, жгучих,

И пусть мурашек бег покроет моё тело

Прикосновений таких нежных и колючих.

Хочу цветов я целую корзину!

Утопать в красоте их безупречной,

Чтобы дополнили они прекрасную картину,

И настроенье оставалось окрылённым вечно!..

ОСЕНЬ В ГОРАХ

Уж падают листья в ущелье до дна –

Наряд золотой свой природа роняет...

Над снежной вершиной восходит луна

И рваные тучи собой озаряет.

А ветер-гуляка разбойно свистит!

И гнутся осины... И плачут берёзы.

И день напролёт уж кукушка молчит,

И пчёлы уж напрочь забыли про розы.

Уж осень вокруг...

А душа всё полна

Недавним весельем, надеждою светлой!

Но речка в ущелье грохочет до дна.

И плачет природа, и видит она –

Летит красота её летняя с веток.

Нилуфер ШЫХЛЫ

(1991)

МАСКИ

Нам раздали чьи-то маски,

Изменились мы с тобой.

Не узнать под тоном краски –

Кто родной, а кто чужой.

Не те роли мы сыграли,

И сценарий был не тот.

Друг за другом примеряли

Боль падений, пик высот.

Но прошло всё то, что было,

Тут второго дубля нет.

И друзей любовь остыла,

Нет, того, кто дал совет…

Знаю, что тебя так гложет…

Загляни, пустует зал!

Так зачем же, для кого же

Эту роль, мой друг, сыграл?

Мы аншлаги упустили,

Мы забыты: ты и я.

Так они нам отомстили –

Кому верили, любя.

И раскаянья излишни,

Тут иные времена.

На расклеенных афишах

Стёрты наши имена.

Я ЗНАЮ, КАК УХОДЯТ ПОЕЗДА…

Я знаю, как уходят поезда,

Любимых оставляя на перроне,

Как светит одинокая звезда,

Совсем одна на чёрном небосклоне.

Я знаю, как сменяются года,

Приходит осень, лето заменяя,

И знаю, не вернётся никогда

Ушедший поезд, да, я это знаю.

Я знаю, что приходят холода

В сердца людей, что стынут на вокзале,

Я знаю, что погибли те слова,

Которые тогда мы не сказали.

ПОДСТЕРЕГАЕТ СМЕРТЬ

Подстерегает смерть на этом свете

Любого, наяву или во сне.

В неё не верят разве только дети,

Да парочки влюблённых по весне.

Подстерегает смерть на этом свете

Всех равно – бедняка и богача,

Того, кто за себя всегда в ответе,

С ним наравне – кто рубит сгоряча.

Подстерегает смерть на этом свете

Всех, до единого, и разницы ей нет,

Как на земле провёл ты годы эти,

Она с тебя не требует ответ.

Подстерегает смерть на этом свете

Бродягу, праведника или игрока,

Со всеми смерть играет в игры эти,

Но эта ставка слишком высока.

Теги: литература , Азербайджан