Фото: РИА "Новости"

Санкции, падение цен на нефть вынудили государство озаботиться наконец проблемой импортозамещения и создания собственного конкурентоспособного высокотехнологичного производства. Для выполнения этой задачи требуется полное соответствие трёх базовых структур: государственной научно-технической политики, прикладной науки и высшего технического образования. Все эти структуры должны быть связаны между собой как сообщающиеся сосуды, наполненные до самого верха. Если хотя бы в одном из них дыра, нужного результата не добиться.

Термин "технологическая безопасность" звучит у нас крайне редко. А ведь он обозначает способность страны самостоятельно производить все технические средства, необходимые для обороны и безопасности: продовольственной, энергетической, информационной. Казалось бы, что-то в этом плане у нас делается, но успех может быть достигнут только на фундаменте развитых базовых отраслей - машиностроения и приборостроения, а они в большинстве своём разгромлены, и мы по-прежнему рассчитываем на те источники, которые могут быть в любой момент перекрыты.

Всё это приводит к печальному выводу: государственной научно-технической политики у нас пока просто нет. Второй «сосуд» – прикладная наука – превратился просто в груду черепков. Те организации, которые ещё имеют название НИИ (не считая академических), на самом деле представляют собой КБ оборонного или космического направления, и если не принять меры к восстановлению прикладной науки, никакого научно-технического прогресса не будет. Кто должен отвечать за её наличие и жизнеспособность – Минпромторг, Минобрнауки, Ростехнология? Пока что за неё не отвечает и соответственно о ней не заботится никто, и единственным решением видится образование отраслевых государственных научных центров на бюджетном финансировании. Их задачей должно быть проведение исследований вплоть до разработки и изготовления экспериментальных образцов, а также анализ мирового состояния соответствующей отрасли техники, и ни в коем случае не по договорам (если не считать возможных заказов промыш­ленности).

Я 46 лет проработал в научно-исследовательском тракторном институте НАТИ, из них 35 лет в ранге руководителя подразделения, и более 15 лет преподаю в государственном техническом университете – сначала по совместительству, а после разгрома НАТИ как штатный преподаватель. Как ни странно, труднее всего писать про третий «сосуд». Все новации последних лет почему-то носят отпечаток намеренного унижения профессорско-преподавательского состава. Даже повышение зарплат в государственных вузах имеет малоприятные особенности. В одних университетах всех заставляют писать заявления о переходе с полной ставки на 0,6; в других половину сотрудников вынуждают перейти на 0,3 ставки; а в-третьих – просто массово сокращают, сводя роль учёных в управлении жизнью и деятельностью учебного заведения к нулю.

Самая острая проблема высшего технического образования – пагубные последствия введения болонской системы, особенно по конструкторским специализациям. Я каждый год работаю с группой бакалавриата, и мне искренне жаль мальчиков и девочек, которых мы обрекли быть недоучками. Приведу только один пример. Курс «Устройство и принципы действия машин» по пятилетнему (инженерному) циклу мы преподаём два семестра по четыре часа в неделю, а этим студентам – только один семестр и по два часа, т.е. в четыре раза меньше. И так во всём. В результате эти бакалавры по уровню квалификации ниже, чем былые выпускники техникумов, которые были научены хотя бы практическим делам (кстати, я знавал многих высококлассных специалистов только с таким образованием).

Сегодня о практике и стажировке мы вообще забыли. НИИ практически прекратили существование, количество действующих в промышленности КБ снизилось в разы, и посылать студентов некуда, да и средства для этого у вузов крайне ограниченны, а действующие стандарты и программы отводят на практику очень малые сроки, стажировки же не предусматриваются вовсе. Образовательный стандарт начинается с длиннющего перечня «компетенций», в котором отсутствует главная – а что должен уметь человек, получивший соответствующий диплом?

Стандарт делит все изучаемые дисциплины на три группы: базовые, вариативные и факультативные. Первые должны изучаться в обязательном порядке, и с этим всё ясно. А вторые и третьи? Вуз из-за отсутствия (сокращения штатов-то продолжаются) в его профессорско-преподавательском составе нужного специалиста может не обучать студентов чему-то, отнесённому в эти разделы? А какова процедура выбора студентами дисциплин из третьей группы? И как быть, если какую-то дисциплину захочет изу­чать только один студент?

Государственный заказ на издание учебников действует только на предметы из первой группы. Остальное – учите, как хотите. Да, мы обязаны отслеживать развитие техники в своей области, чтобы иметь возможность передавать студентам те знания, которые ещё не описаны в учебниках. А ещё лучше, чтобы мы сами вели исследования и разработки. Но это дело недешёвое, особенно в машиностроительных направлениях, где зачастую не обойтись без изготовления и испытания образцов, а средств на это вузы не получают, если не считать редких случаев заказов от промышленности или государственных структур. Правда, существуют гранты Минобрнауки. Но они довольно скудны, даются редко, а формально-отчётная документация по ним часто по объёму превосходит ту, где описываются результаты. Самое же неприятное в том, что всё это носит, по существу, издевательский характер. Структура заявок недвусмысленно указывает, что на грант может претендовать тема, по которой уже есть заделы (а их в машиностроении на голом энтузиазме не получить), процедура принятия решений по заявкам абсолютно непрозрачна, и очень похоже, что и здесь влияют связи, знакомства, а возможно, и более грязные мотивы. А ещё оказывается, что каждый из нас может претендовать только на один грант, и даже если откажут, в других участвовать не имеешь права.

Это всё об условиях, в которых мы должны учить студентов. А теперь о них самих. Считается, что каждый поступивший в вуз абитуриент может стать конструктором, однако здесь, как и в любой творческой специальности, нужно обладать определёнными задатками, порядок же приёма на базе ЕГЭ не даёт возможности выявить, есть ли они. В результате нередко уже на младших курсах обнаруживается, что человек просто не способен усвоить нужные знания, но мы вынуждены тащить его аж до пятого курса. Если избавляться от таких студентов раньше, это неминуемо потащит за собой сокращение штатов.

И в заключение о тенденции, которая, по существу, направлена против носителей уникальных специфических знаний, учёных и преподавателей со степенями кандидатов и докторов технических наук. Своё право преподавать и участвовать в работе диссертационных советов они должны доказывать публикациями в изданиях, включённых в перечень ВАК, и индексами цитирования. Но задача учёного-технаря – не статья в журнале, а новые конструкция или технология, которые могут создаваться не один год и требовать конфиденциальности. Я, например, пять лет вёл работу по заказу Главного ракетно-артиллерийского управления Министерства обороны, очень непростую, и успешно её сделал. Но о каких-либо публикациях здесь и речи быть не могло.

Все эти несуразности поправимы. Нужна только воля. Некоторые глупости можно отменить сразу, достаточно только распорядиться, что-то потребует раздумий и поиска разумных форм. Ресурсы (и материальные, и профессиональные) для развития пока есть, нужно только приложить к ним побольше здравого смысла. И тогда все три сообщающихся сосуда начнут наполняться живительной влагой.

Теги: образование , общество