"Самый знаменитый Шерлок Холмс" Василий Ливанов, отмечающий 80-летие, не ищет лёгких путей, а ищет, как и полагается гениальному сыщику, правильных. Тем более, как однажды заметил сам актёр, он ничего не играл, он и есть Шерлок Холмс. Подобно персонажу английской классики, Василий Ливанов досконально осваивает смежные области своей деятельности помимо актёрского направления - и находит новые способы выразить себя в искусстве и сказать своё значимое слово. В частности, он известен как писатель, автор книги «Невыдуманный Борис Пастернак», написанной на основе личных воспоминаний о поэте, автор мемуаров о других выдающихся личностях – Рине Зелёной, Виталии Соломине[?] Первый сборник воспоминаний, вышедший в 2013 году, называется «Путь из детства. Эхо одного тире»: находясь на вершине славы, он не забывает, где берет начало любая самая яркая судьба и, словно отдавая дань прошлому, всегда помнит о нем. Кроме этого, Василий Ливанов – автор повестей, рассказов, эссе, пронизанного поэзией сказания о скифах «Агния. Дочь Агнии».

Вполне закономерно и в то же время знаменательно обращение Ливанова-писателя к детскому жанру. Ведь на это поприще его благословил сам Самуил Маршак. Однажды Василий Борисович провёл у него весь вечер и всю ночь, до утра читая ему свои сказки: «Слушал я Самуила Яковлевича, конечно, открыв рот, и очень многие слова запомнились. Пришёл под утро домой и сразу записал. Мне хотелось бы привести некоторые: «Смотрите, голубчик, – говорит Маршак, – вот Луна. Она то в полнолунии, то на ущербе, то ее совсем не видно. А если бы было всё время полнолуние, то это не настоящая Луна, это бутафория, крашеная фанера. То же самое и талант».

Секрет уникальности книг Василия Ливанова для детей – прежде всего в уникальности личности самого автора. «Наследный принц», как его называли за аристократическую, утончённую внешность, он действительно являлся им – по воспитанию, высокой культуре, образцами которой с детства был окружён. Михаил Булгаков, Борис Пастернак… были частыми гостями в доме Ливановых, друзьями отца, Бориса Ливанова. Эталоном в культуре для Василия Борисовича был и остаётся его отец.

Наверное, отсюда – стремление не научить, а рассказать: он пишет так, чтобы было интересно, а вся «мораль» передаётся произведению по принципу наследования – от его создателя.

Отсюда и «многослойность» его произведений: сказки Ливанова о животных по традиции русской литературы могут восприниматься и как пародия на власть, на устройство общества и как невыдуманная история, подсмотренная у обитателей лесного царства.

В отличие от других сказок в книгах Василия Ливанова сильно лирическое начало. Герои его сказок – трогательные, немного наивные, искренние, но главное – любящие. Таков царь зверей из сказки «Самый, самый, самый, самый». Его мир дрожит и готов рассыпаться как карточный домик, пока герой живёт во лжи, и только узнав правду, он, чувствуя её всем сердцем, становится по-настоящему прекрасным и находит любовь. Характерно, что «любить правду» оказывается синонимом «любить других», а также то, что героем этих событий оказывается львёнок, а не взрослый лев, уже, по-видимому, утративший способность отличать правду от лжи.

Казалось бы, что нового можно написать о дружбе. Но в сказке «Любимая игрушка» эти ценности представлены в каком-то новом свете. Автор настолько уверен в душевных качествах своего героя – маленькой девочки, что допускает саму мысль о её «предательстве» только в голове у куклы.

Писать для детей – трудное дело, но этот труд и благодарен, и благодатен. Неслучайно самой известной книгой Экзюпери стала сказка, хотя в основном он писал «взрослую» прозу. Детская книга – это квинтэссенция мудрости, жизненного опыта, той самой культуры, без которой невозможно развитие таланта. И талант в творчестве для детей должен достигать апогея, то есть быть полной луной, пользуясь терминологией Самуила Яковлевича. И в этом отношении юным читателям книг Василия Ливанова повезло.

Наталья КАУЛИНА

Взгляд из картины

Всеми любимый актёр не только пишет детские книжки, но и хорошо разбирается в живописи. Предлагаем отрывок из его книги мемуаров «Помни о белой вороне», посвящённый В.И. Сурикову.

Люблю ли я Сурикова? Ну какой толк говорить: я люблю кислород, воздух, которым дышу? А если не люблю, значит, просто не существую.

Думается, что Суриков – такая же эпоха в русской живописи, как Пушкин в литературе или Шаляпин в театре. И, очевидно, никакой человек, воспитанный в русской культуре, не представляет себя вне связи с творчеством этих гениальных вдохновителей.

Многие художники обращались к русской истории, но мне кажется, что Суриков в этом обращении – явление совершенно особое. Через творчество Сурикова становится понятно, что исторические картины таких, например, выдающихся живописцев, как Васнецов или Репин, – это, пусть высококлассная, но все же только иллюстрация к ис­тории.

Суриков не иллюстрирует историю, он ее как бы заново воссоздаёт. И в этом потрясающая сила его таланта. Творчество Сурикова возникает из глубочайшего перевоплощения. Не просто изображение того или иного персонажа – художник, как великий актёр, умеет на холсте зажить жизнью созданного им образа, а значит, и всей картины в целом.

Это поразительное проникновение во время, в характеры, безошибочное ощущение исторического пространства.

Репин, желая потрясти зрителя трагичностью убийства Иваном Грозным своего сына, заливает холст потоками крови. Самое страшное уже произошло, мгновение остановлено, время не движется. Ужасающее зрелище скорее отвращает зрителя, чем вызывает сострадание. Зритель не может представить себя соучастником происходящего – только невольным свидетелем.

В суриковском «Утре стрелецкой казни» крови нет, она ещё не пролита. Но мы присутствуем при страшной трагедии, ужасающей. Мгновение не остановлено, время течёт через возникшее перед нами изображение, бередит нашу фантазию, во­влекает в происходящее. И мы становимся не просто свидетелями какого-то исторического события, но вдруг являемся как бы его участниками.

Необыкновенна и одновременно обыденна фигура молодого царя – Петра. Это единственный и неповторимый образ в искусстве о Петре Великом.

В живописи (Серов, Ге) царь Пётр – всегда главное действующее лицо, всегда на первом плане. В литературе то же самое: «Медный всадник» у Пушкина, у А. Толстого совсем однозначно – «Пётр Первый». А у Сурикова он на заднем плане. И можно, если не знать достаточно хорошо историю, вообще не увидеть, что этот всадник – Пётр.

Суриков никогда не «творит кумира». Происходит огромная народная трагедия. Суриковский Пётр – часть этого народа, и мы, зная, что этот всадник на заднем плане – молодой царь, понимаем, через какие людские страдания, через какую народную трагедию он прошёл, прежде чем «Россию поднял на дыбы».

Суриков не только живописец, не только актёр, дарящий нам безмерное богатство индивидуальных образов. Он привлекает себе на помощь все искусства. И, как ни странно, звук. Всматриваясь в живописное полотно «Утро стрелецкой казни», начинаешь слышать колокольные перезвоны, глухой говор толпы, и сразу – тишину, гробовое молчание вокруг фигуры Петра, там, в глубине, где торчат бревна – виселицы между зубцами Кремлёвской стены. Осознаём мы это или нет, но это эффект нашего соучастия в происходящем на полотне, это наше воображение, но ведь благодаря Сурикову – музыканту, композитору. Это наши эмоции воссоздают внутри нас это звучание.

А какой Суриков режиссёр! Как организована толпа, как точно выстроены мизансцены! Даже с точки зрения кинематографа: внутрикадровый монтаж, выверенное сочетание крупных, средних, общих планов, подчиняющих нас единственно верному восприятию авторского замысла.

Неожиданное развитие, завершающий итог получает петровская тема в картине Сурикова «Меншиков в Берёзове». Ближайший сподвижник Петра, человек из народа, ставший рядом с царём, предстаёт перед нами опальным, развенчанным, обречённым. И то, что Суриков окружает его детьми, дочерьми, усугубляет безвыходность отчаяния самого Меньшикова. Приём тот же, что и в «Утре стрелецкой казни». Только на месте безымянного стрельца – «полудержавный властелин». И снова время течёт через картину, оживляя прошлое, констатируя настоящее, предвещая будущее. Так народная трагедия фокусируется Суриковым в трагедии личной. Человек, жизнь человеческого духа – вот что занимает художника прежде всего.

Композиционная группа Меншикова с дочерьми могла бы очень органично вписаться в картину «Утро стрелецкой казни». Такова для сподвижника Петра расплата за содеянное, за пролитую народную кровь. Таков промысел Божий, угаданный и воплощённый Суриковым. Мощное поэтическое обобщение, равное пушкинскому в «Борисе Годунове». А мы помним, что в роли Бориса Шаляпин потрясал публику.

Теги: литература , литературный процесс