Гендерный холокост

Политика / Новейшая история / Взгляд

Ливри Анатолий

Этим молодым москвичкам в загсе было отказано в заключении однополого брака

Фото: РИА «Новости»

Теги: Евросоюз , политика , общество

Сразу хотел бы заявить, что осмелься я опубликовать эти заметки в моей стране, во Франции, власти Пятой республики имели бы право преследовать меня в уголовном порядке уже лишь за то, что в своих рассуждениях я не признаю онтологического равенства перед человеческой природой, с одной стороны, эротических отношений между мужчиной и женщиной, с другой – половой практики, не способной даровать новые жизни.

Ибо сексуальные отклонения, возведённые государством в норму, разъедают рамки социума, его внутреннюю структуру. Посему настойчивая, даже остервенелая во Франции, «нормализация» половых извращений приводит к постепенному установлению тиранического режима и всепроникающей коррупции (в изначальном смысле слова – растление). Индивидуум уже по существу не располагает семейной крепостью – последним убежищем, ещё как-то охранявшимся до недавних времён.

Ведь даже авторитарному режиму всё-таки нужна реальная, плодоносная человеческая база, без которой немыслима реализация пусть даже утопических национальных проектов. Всеобщий же «гендерный» гнёт – детище деспотов ХХ столетия, во многом превзошедших своих отцов, парижских революционеров и вандейских палачей, – напротив, не способен содействовать хотя бы примитивному планированию, поскольку представление о каком-либо конкретном будущем не требуется психически регрессирующим особям, этим рабам мгновения, прозябающим вне нации и истории. Поэтому педерастия с трибадизмом, подхваченные на грязной обочине общества и возведённые в статус госдоктрины, превращаются в коррупционные вирусы, способные довести не только отдельную страну, населённую высокоразвитым этносом, но и целые цивилизации до летального исхода.

Основным источником распространения подобного фанатизма является историческая безграмотность – всякая нация с отсечёнными корнями легко манипулируема. Например, в современной Франции – в её правительстве, университетах и редакциях – Владимира Путина часто пытаются приравнять к Гитлеру... лишь по причине принятия Российской Федерацией здорового закона, запрещающего агитацию среди детей деяний всяких «сексуальных левшей», как их назвал один литератор.

При этом французские «правдолюбы» запамятовали (а скорее всего и не знали, ведь невежество, в том числе и университетское, во Франции повальное!), что колыбелью германского национал-социализма стала в немалой степени педерастия. И штурмовики Эрнста Рёма, приведшие Национал-социалистическую немецкую рабочую партию к демократическому избранию, вовсе не чурались, как и сам будущий рейхсляйтер, содомии.

Публичное напоминание о ничтожности главенствующей доктрины опасно не только для карьеры, университетской в моём случае, но и для здоровья: немногие во Франции осмеливаются нарушать заговор молчания, вступившись не столько за достоинство российского президента, сколько за выживание евразийской культуры, всего индоевропейского человечества. А речь идёт именно об этом!

Какова же – хотя бы вкратце – генеалогия коррупции, которая привела к установлению в Пятой республике подлинной диктатуры безнравственности?

Уже в начале XXI века само слово famille, «ceмья» (в смысле семья традиционная, хотя я предпочёл бы термин «нормальная»), стало бранным, ассоциирующимся у парижских газетчиков и многих университетских служащих с понятием «нацизм». Между тем атака против человечества и его главных естественных ценностей во Франции началась куда ранее – после принятия закона 1975 года, разрешающего аборты.

То есть легализовалось дето­убийство в чреве матери: «правое» правительство не смогло противопоставить троцкистам, захватившим после мая 1968 года информационный рупор, подлинную власть демократии. Правда, официально закон подразумевал его исполнение лишь при наличии «бедственного положения» будущей матери – нюанс, о котором вскоре постарались позабыть. С тех пор аборт стал одним из основных «противозачаточных средств» Франции – за 40 лет было по сути убито более шести миллионов зарождавшихся детей. Что это, как не холокост, содеянный с одобрения и при финансово-идеологической поддержке различных французских правительств и их спонсоров, крупнейших американских фондов – оплотов «прав человека»?

Наступление на французскую семью на этом не прекратилось. Через год после разрешения абортов те же власти предержащие провели закон о «воссоединении семей». В соответствии с ним любой иностранный рабочий имел право пригласить к себе всех – сколько бы их ни было! – матерей своих детей, а пункт о необходимости материальной самодостаточности приезжающих выполнялся не более чем уже упомянутый артикул о «материальном бедствии» женщин, убивающих будущего ребёнка.

Появляясь на свет во Франции, дети иммигрантов являлись де- факто её гражданами, получавшими при достижении совершеннолетия паспорт презираемой ими страны. Как следствие, рождение иностранцами детей на французской земле становилось гарантией не только – по сравнению с их положением на родине – колоссального богатства, но и натурализации всей семьи, чей отец доселе беззастенчиво нарушал уголовный (конечно, никогда не применявшийся) запрет на полигамию. И вот уже не одно десятилетие и «правые», и «левые» правительства Франции, в упряжке с заокеанскими миллиардерами, щедро субсидируют медийную и образовательную пропаганду абортов среди коренного населения. Одновременно в обход секулярного принципа, через мэрии, впрыскиваются гигантские суммы французских налогоплательщиков в возведение сотен мечетей, где нередко проповедуют ближневосточные имамы, близкие ИГИЛу. А пособия по бедности дарят новым «французам» свободный досуг для углублённого изучения экстремистских форм ислама, категорически запрещающих «противозачаточные аборты».

Развал экономики, бегство национальной элиты за границу, повальная безграмотность населения, квазимолниеносное (в рамках истории) уничтожение религиозно-этнической структуры, царящие во Франции, а это, по существу, симптомы неминуемой гражданской войны, – таковы плоды легализации африканской и ближневосточной иммиграции и холокоста коренных жителей в чревах французских женщин.

Более того, за прошедшие 40 лет во Франции был искусственно выведен не только новый, я бы сказал, откровенно скотообразный, тип гражданина, но и доселе невиданный подвид политика. Реальной властью он не располагает: страна как член Евросоюза послушно принимает законы, спускаемые из Страсбургского парламента. Ко всему, собственной валюты во Франции нет; её государственные границы – виртуальные; а последняя победа Франции как военной державы, если считать с эпохи наполеоновских баталий, – это частичное изгнание из Мали нескольких сотен талибов.

Такого рода французский политик не знаком с прошлым страны, даже презирает его: история нации Карла Мартелла и Святого Людовика начинается для него с... парижского путча 1789 года. Однако избранный «демократ», этот, если перефразировать Моммзена, имперский служащий франкоязычного земства, твёрдо усвоил рефлексы, привитые ему профессорами-журналистами. И он инстинктивно воспроизводит субсидируемый дискурс, прославляющий браки между извращенцами, на мизерном пространстве, оставленном ему гуру брюссельской секты. Способностей муниципальному функционеру не нужно, наоборот, талантливый управленец нижнего уровня столь же подозрителен, как «чрезмерно образованный преподаватель университета» (как мне пришлось услышать в свой адрес на защите докторской диссертации в университете Ниццы). Главное, что требуется от такого «политика», выражается просто: беззаветная верность гендерно-иммиграционному катехизису, без чего ему не пробраться в верхи Пятой республики. Именно поэтому любое правительство Франции (независимо от партийного ярлыка) смело можно характеризовать как сообщество «коррумпированных шизофреников» или догматическую ржавчину, которая разъедает остатки здравомыслия великого народа и исступлённо уничтожает его последний бастион – нормальную семью.

А вся эта «гендерная свистопляска», рекламируемая, естественно, за мзду университетскими подёнщиками и их политическими подельниками, постепенно отвратила коренных французов от необходимости самим рожать детей: пришельцы из Африки, получающие уже три десятилетия за сей доблестный труд «государственное жалование», – «такие же французы». При этом проведение этнических статистик карается во Франции Уголовным кодексом: парижские высокоморальные демократы в одеянии правозащитников, поучающие политиков Евразии (а то и разрывающие с ними, «движимые высокой моралью», договоры на поставку военных кораблей), просто устроили у себя очередной «террор», вроде того, что был подарен миру тем же парижским путчем 1789 года. И тем самым отняли у своих, французских же, учёных право анализировать симптомы почти неотвратимого рака общества. А раз коррупционеры запретили академическому миру Франции заниматься проблемой, следовательно… сей проблемы не существует! Именно так и повелевает деспотическое кредо коррупционеров, успешно угнетающих остатки народа самой крупной западноевропейской страны.

И как следствие, теперешний поток беженцев в Европу – пасынок гендерной коррупции, модной болезни, завезённой на «старый» континент десятилетия назад. Раз каждый может стать «французом», а «французские граждане» (читай – будущие потребители глобального рынка) рождаются большей частью от африканских мусульман, то отчего бы не впустить очередную волну будущих «французских граждан», призванных улучшить в стране дозволенную Уголовным кодексом статистику рождаемости?! «Наследник демократии» – тиранический человек – психически опасное для полиса животное, – не это ли главенствующая мысль и платоновского Государства, и аристотелевской лицейской педагогики?

Более того, каждый преподаватель университета, каждый исследователь, поэт, прозаик и философ, чтобы избежать пошлой цензуры, обязан стать хотя бы пассивным, но лучше активным пособником описанного выше геноцида. Ни один из ныне действующих профессоров Франции не осмелился публично заклеймить гендерную коррупцию, процветающую на Западе.

Ведь всякое отклонение от генеральной линии организаторов политкорректного холокоста европейцев молниеносно карается изначально идеологической – давно ставшей воистину религиозной – полицией, нагло отрицающей своё существование. Такого камикадзе-еретика просто уволят из французского университета, состряпав против него по очередному доносу доцентов-профессоров уголовное дело, и, смотришь, посадят в тюрьму.

Базель, Швейцария