Нескладуха
Литература / Поэзия / Мастер-класс
Мнацаканян Сергей
Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ
Теги: современная поэзия , Сергей Мнацаканян
* * *
Шпана нахальная,
холодная война
и музыкальная
Лариса Фомина…
На старой Сретенке –
позёмка и февраль,
и этот трепетный –
из форточки рояль!
Звенит гитарочка,
кончается кино,
пропала Ларочка,
и глупо, и смешно.
А мне всё помнится
фоно или гобой,
и возле «Форума»
свидания с тобой…
ОРНИТОПТЁР «ТИТАНИК»
Белая птица «Титаник»
на роковых скоростях –
в клюве запрятался пряник,
плётка зажата в когтях…
Адреналиновый ратник:
со стороны – НЛО,
это – воздушный Летатлин
с хрустом встаёт на крыло,
Вот и несётся над бездной,
шлейфом павлиньим пыля,
орнитоптёр мой небесный
птица-«Титаник» – Земля…
ВОСТОЧНЫЙ БАЗАР
Бахытжану Канапьянову
Когда, как бы отмечены Аллахом,
чуть светятся кишмиш и курага,
топор взлетает над мясным прилавком,
от туши отделяя потроха...
Кипят, как лава, рыночные страсти
в круговороте выходного дня,
и разрубает на четыре части
мясник литую голову коня...
А очередь застыла у прилавка –
и умиротворилась эта давка.
Под сапогом темнеет кровь, как грязь.
Ревёт базар. Грозит дороговизной.
И смотрит с непонятной укоризной
прекрасный мёртвый чёрно-синий глаз.
РЕТРОСПЕКТИВЫ
И тут пошёл такой дербент,
и непонятно, кто враги:
кто протестующий, кто мент:
копыта, клювы и клыки...
Резцы, и когти, и рога, –
и каждый весел или пьян,
гудит по улицам пурга,
и тут пошёл такой майдан!
Такой болотный ураган,
такая страсть, как божий дар!
тягай из пазухи наган,
такой чудовищный гайдар!
Костлявая, как рыба хек,
впотьмах таращится толпа…
И тут пошёл такой бишкек,
что затрещала скорлупа…
Хоть плюй, хоть плачь, хоть бей, хоть режь!
Такие нынче времена.
А вдруг пойдёт такой манеж,
но только этого не на…
РОМАНС
Милая женщина, по мановенью
жизни ознобной – пустыни бесплодной
ты постепенно становишься тенью –
тенью прозрачной, тенью бесплотной.
Незабываемы эти мгновенья,
этот печальный момент узнаванья,
невыразимые прикосновенья
этой осенней тоски без названья…
Милая женщина, что же творится
в сердце, которое бьётся смертельно?
Но перевёрнута эта страница –
вот и две жизни тоскуют отдельно.
ТЯЖЁЛАЯ ЛИРА
Я взял её в ладони, как берут
за два крыла подраненную птаху,
измазанную в пепел и мазут,
открытую погибельному мраку...
И так она дрожит в моих руках!
А каждая струна – как пуповина...
Её насквозь пропитывал сквозняк
и пачкала кладбищенская глина.
Заброшенная в сумерки и чад,
замаранная вьюгами и кровью,
она привыкла вкрадчиво звучать,
она смирилась с тайною любовью...
Но так она в моих ладонях жглась,
как Божий отсвет на пожарах мира,
столетиями втоптанная в грязь
и с ужасом подобранная лира...
Она звучит, а в сердце тишина,
она дрожит, как тёмная химера,
она давно от горя онемела –
переживая наши времена...
Но отчего, не оскверняя слух,
почти не различаемый сначала,
всё громче разносился чудный звук? –
А это грязь отечества звучала!
* * *
Мы попали в метель мировых потрясений,
хоть и выжили всем предсказаньям назло…
Где гордец Мандельштам?
Где похмельный Есенин?
Прахом эти места навсегда замело.
Тени гениев спят в евразийской пустыне,
гастарбайтер прекрасных стихов не прочтёт,
человек измельчал, и страна опустилась…
Где ты нынче, великий советский народ?
ПЕРЕДЕЛКИНО
Здесь жил когда-то Пастернак
и власти поражал наивностью,
он выбегал в осенний мрак,
встречая свежую Ивинскую…
Здесь жил Катаев, как певец
своей эпохи беспримерной и,
кривясь, алмазный свой венец
без ложной скромности примеривал.
А первозданный запах трав
окутывал потёмки начисто
над дачей – словно книжный шкаф! –
Чуковского Корней Иваныча.
Здесь стихотворцы, чуя крах
стихов о жгучей современности,
пеклись о новых временах,
но не скрывая острой ревности…
Наверно, довелось и вам
пройтись аллеями ветшающими,
там, где от старости по швам
трещит музей Булата Шалвовича.
Воистину здесь был приют
советской верности и классики,
по вечерам гуляли тут,
а по ночам от страха квасили!..
Тиранов славили не зря,
слова на ложь и клятвы тратили
и предвещали втихаря
победу русской демократии.
Сбылись пророчества – и что?
Как бы смеясь над «генералами»,
водой времён, как в решето,
смывает судьбы легендарные.
Литературный шёл процесс
в Кремлём намеченном фарватере,
и не подозревали здесь,
что всех пошлют к едрёной матери.
Пришли иные времена –
победа оказалась пирровой:
литературная шпана
пенаты эти оккупировала…
* * *
Русь, ты вся поцелуй на морозе!
Велимир Хлебников
Расплескалась в снегах, чаруя, –
не тюрьма, так в решётках храм, –
вроде снежного поцелуя
приникая к моим губам…
Ты не создана для уюта,
а для скорби и похорон –
и раскручиваешь почему-то
офигительный лохотрон…
Где твои расписные бабы
и непьющие мужики?
Государственные масштабы
ломят рельсы и позвонки.
Ты, кряхтя, размыкаешь веки,
в домотканном своём гнезде,
ты уже в двадцать первом веке,
но ещё неизвестно где…
Ты рыдаешь среди пожара
на безжалостном сквозняке,
Председатель Земного Шара
отзывается вдалеке...
Сонм предательств твоих – бессонный!
Олигархи твои – на бис!
В Книгу Гиннесса не внесённый –
миллион заказных убийств.
Вы хотели всемирной славы,
а достались тлен да печаль,
и следы, что в снегах кровавы,
как помада от «Л ореаль»...
И в трагических тьмах эфира
снова царствует, как и встарь,
Лик Пресветлого Велимира
и бессмертный его словарь…
2005, 2015
ТРЕПЕТ
Ох, как время идёт, и всего не успеть,
хоть ты отроду крепок и прочен,
но всего не понять, не увидеть, не спеть,
даже если торопишься очень...
Осади, подожди – торопиться, глупец,
бесполезно сейчас и отныне,
всё равно не успеть за погоней сердец,
посреди принародной пустыни...
Не измерены судьбы, дрожа на весах,
умираем от водки и рака,
счастья нет на земле, Бога нет в небесах,
и однако, мой милый, однако...
Что-то есть в этой трепетной жизни, что вдруг
заставляет застыть до озноба,
то ли белые крылья стремительных вьюг,
то ли слово, что чище озона...
То ли точный размер и крепленье строфы,
этот горький отвар изумленья,
не отпустит вовек от зелёной травы
и от чистого звёздного пенья.
Эта боль и любовь, этот вой бытия,
этот щёлк, этот цокот и лепет,
это всё соловьиная песня твоя,
это пьяного времени трепет...
Это было всегда, это будет всегда
и вовек ни за что не убудет,
даже если тебя самого – не беда –
в этой жизни когда-то не будет.
Пусть когда-то прервётся великая связь
и умолкнет запретная лира,
но останется тайна, незримо виясь
в непостигнутом трепете мiра…
Три картины из книги экфрасисов*
«ОБНАЖЁННАЯ В ЗЕЛЁНЫХ ЧУЛКАХ»
Грачи прилетели
(Алексей САВРАСОВ)
Когда наконец отшумели метели,
очнулся с похмелья художник Саврасов:
– Грачи прилетели, грачи прилетели,
пора выколачивать блох из матрасов!..
О, бедный пейзаж Среднерусской равнины,
сквозят на ветру обнажённые ветки,
а души печальны, а души ревнивы
к тому, что бывает стремительно редко…
О, нищая роскошь весеннего взгляда:
грачи прилетели, а что ещё надо! –
лишь только б грачи прилетали на ощупь
в пустыню весенней берёзовой рощи…
Грачи прилетели, и сердце на деле
от счастья щемит до скончанья недели!
И милый пейзаж вдруг становится вечным,
прекрасным, родным и до боли сердечным.
Подсолнухи
(Винсент Ван Гог – 1)
Он чувствует себя, как Бог,
он выдул свой стакан абсента,
Гоген, наверное, не плох,
но он не превзошёл Винсента!
Окрест оптический обман,
и в этом он готов поклясться…
Он кистью, словно бы шаман,
мазки наносит на пространство.
Его «Подсолнухи» глядят
глазами, полными наива,
а нищенский его уклад
зачем-то выглядит счастливо.
Вся жизнь – такая нищета,
что светит вечность сквозь личины,
и потому его цвета
очищены от мертвечины,
чтоб через полтораста лет
за полтораста миллионов
смогли загнать его букет
дельцы крутых аукционов…
Что ж, такова цена тщеты,
чтобы в неведомое верить
и стоимостью нищеты
в бесценность истины поверить.
Всю жизнь за жёлтый лепесток
отдать, чтоб жизнь и кисть едины,
всего ещё один мазок,
всего ещё одна картина…
…А где-то в Арле сквозь холсты
рябит ухмылка Мефистофеля,
и на тебя из темноты
взирают «Едоки картофеля».
Обнажённая в зелёных чулках
(Эгон Шиле)
Эгон Шиле – порочный австрийский гений,
что для него человек? – похоть ли, слизь и тлен,
как эта страстная женщина из сновидений
в зелёных гетрах, натянутых до колен…
и эта женщина с раскинутыми ногами,
и эта женщина с надкусанными губами,
с лицом похмельным, перекошенным от экстаза,
«вон!» говорящим, а может быть, и «останься…»
соски разбросаны в стороны, рот раскрытый,
такую можно выкрасть или украсть,
и нагло смотрит в вас тот лобок небритый –
черноволосый куст перед входом в страсть.
Всё остальное – канет во время оно,
и остаётся, как повелел Господь,
бесстыдное это, горячее это лоно,
порочная эта и ждущая жадно плоть…
_____________________
* Экфрасис (искусствоведческий термин) – словесное описание произведений живописи.
* * *
Л.
Ни любви, ни судьбы, ни лада,
всё напрасно, как на войне,
никому ничего не надо
в безыдейной моей стране.
В анфиладах земного ада,
где не веруют в красоту,
ничего никому не надо,
кроме зелени на счету.
Да и мне ничего не надо
в час смятения и тоски,
кроме нежности, кроме взгляда
и прелестной твоей руки…
ФАНТАСМАГОРИЧЕСКОЕ
Вокруг парламентские страсти –
демократический бедлам:
посмертный бред советской власти
с капитализмом пополам…
Мир, как витрина, раскололся –
его ломает и знобит! –
и смотрит мордою «роллс-ройса»
на опрокинутый гранит…
* * *
Я безумно, мой ангел, тебя любил,
но, когда взглянул на твоё чело,
но прислушался к всплеску небесных крыл,
то в душе не дрогнуло ничего…
Всё проходит в мире – даже любовь,
от неё остаётся запах духов,
от неё остаются дурные сны,
из которых ангелы устранены…
Но когда по скверам цветёт акация,
мне, хрипя признанья, как во хмелю:
остаётся прекрасная капитуляция:
я безумно, мой ангел, тебя люблю…
ПЕСЕНКА
А дело – табак,
и на сквозняке
и роза в зубах,
и пуля в башке…
А дело – труба,
и слышно тебе,
чтó шепчет судьба,
как ветер в трубе.
С нетленных высот
слетает снежок,
но не занесёт
на сердце ожог…
НЕСКЛАДУХА
Если на сердце лютый холод,
что поделать с горячей речью?
Ты прекрасна, а я немолод,
вот такое противоречье…
В мире сыро и неуютно,
за трамваем метёт позёмка,
а в душе зазвучала лютня
упоительно и негромко.
В этом вихре неразрешимых
и безмолвных вопросов властно
возникает при всех режимах:
я немолод, а ты прекрасна…
И поётся, как в старой песне,
что судьбина весьма опасна:
мол, к другому уйдёт невеста,
и неведомо, кто попался...
Ты прости мне, мой ангел, горечь,
просто это до боли ясно,
что с реальностью не поспоришь:
я немолод, а ты – прекрасна!
Перекрёстки разят бензином,
шар земной на куски расколот,
в этом мире невыносимом
ты прекрасна, а я немолод…
Я не знаю, как жить на свете,
ангел мой, в суматохе страстной
я попался в такие сети:
я немолод, а ты – прекрасна.
Беспощаден любовный голод,
что же, будет тебе наука…
Ты прекрасна, а я немолод –
вот такая вот нескладуха…
ТРИ СВЕЖИХ ОТТИСКА ИЗ КНИГИ «ДАГЕРРОТИПЫ»
Метрика
(Афанасий ФЕТ)
Привет, старик, великолепный Фет,
ну что тебе терзаться напоследок,
когда с утра непревзойдённый свет
стекает вниз с черёмуховых веток…
Ну что за бред – сердиться на судьбу,
на голос крови и происхожденья
и прятать в непредвиденном гробу
свидетельство о собственном рожденьи.
Вот, видимо, вопрос, который год
терзающий поэта: или – или…
Шеншин иль Фет, а лучше просто Фёт,
поклонники про «ё» навек забыли…
И снова прорывается из тьмы
не то что морось, но, конечно, ересь:
какая мелочь мучает умы,
вот вроде гений, а терзает мелочь…
В бессмертье нет ни рака, ни ангин,
и жаль не жизни – тайного страданья,
когда горят «Вечерние огни»
и с плачем озаряют Мiрозданье…
Бюст Аполлона
(Александр БЛОК)
Снова воспомним великого Блока,
снова душой обратимся к нему,
веет непереносимо высоко
голос поэта в ознобном дыму…
Ну а дела-то поистине плохи,
сер Петроград – и смириться изволь…
Где он, трагической тенор эпохи,
может утишить великую боль?
Где-то Венеция и сувениры,
дух мировой безмятежен и прост,
минуло время – из душной квартиры
виден поэту безмолвный погост…
Он, чтоб на волю попасть из полона
перед последней заветной чертой,
в ярости мраморный бюст Аполлона
вдребезги чёрной разнёс кочергой…
Брызнули крошки божественной рожи –
и по квартире рассыпалась брызнь,
эти кривые осколки похожи –
в точности – боже! – на бедную жизнь…
Музыка замерла, музыки нету,
значит, бессмысленно верить и ждать, уже
время пришло распрощаться поэту
с миром… которого нету в душе…
Парижский муравей
(Владислав Ходасевич)
Счастлив, кто падает вниз головой:
мир для него хоть на миг – а иной.
В. Ходасевич
Кто-то дальше, а кто-то ближе,
кто в Берлине, кто кое-как,
Ходасевич осел в Париже –
рядом с небом его чердак…
Рядом с небом его мансарда,
в сигаретном парит дыму,
здесь пока что не знают Сартра
и не ведают о Камю…
А пока на глазах поэта
проходила чужая жизнь,
надо было платить за это –
за оставленный коммунизм.
Инвалиды и эмигранты,
над Европою деловой
вылетая из окон – в завтра,
приземлялись вниз головой…
Жил убого, но ум не пропил,
в этой беженской нищете
непосильно писал «Некрополь»
о забвении и тщете.
В человеческом мире лютом,
как старательный ученик,
всё расписывал по минутам
свой «фурьерский» скупой дневник.
Он дышал и питался адом
эмигрантской галиматьи,
пропитав муравьиным ядом
иронические статьи…
Жил презрением и любовью
с отвращением на лице
человек с муравьиной кровью,
как его называли все…
ВАН ГОГ – 2
Из зелёной бутыли
на ветхой холстине Ван Гога
на два пальца абсента
плесни-ка в гранёный стакан…
Верно, время пришло
дотянуться душою до Бога
и понять, что и ты –
безнадёжно седой старикан…
Разве может душа
с этой мыслью жестокой смириться?
Можно в стельку упиться
и мордой уткнуться в асфальт,
только вот никогда не получится
даже с полицией
в закоулках времён
твою молодость вдруг отыскать…
* * *
Другу
Ты потерянный человек,
постаревший, безумный, брошенный,
сединой вовсю припорошённый,
как бессмысленный соловей.
Пусть потеряны смысл и цель,
пусть окрест потрясают копьями,
ты стоишь под густыми хлопьями,
и заносит тебя метель…
Ты не виден уже в ночи –
всё равно не услышат в сумерках
голос твой, этот крик об ýмерших,
хоть кричи, а хоть не кричи…
Ты потерянный навсегда,
и терзает тебя бессонница,
муки нежности, муки совести,
прочий бред и твоя беда.
А над миром несётся снег,
пролетают пришельцы тайно,
жизнь чудесна и чрезвычайна…
Так проходят за веком век.
* * *
Жизнь меняется – и вдруг
в мировых телеэкранах
мир взрывается вокруг,
весь в развалинах и ранах.
А когда-то был кремень!
Не боялся высшей меры!
– Вы хотели перемен?
Получайте перемены!