В зеркалах кривых, и не только
Книжный ряд / Обозрение / Книжный ряд
Теги: Владимир А. Торин , Амальгама
Владимир А. Торин. Амальгама. – М.: Вече, 2015. – 368 с. – 5000 экз.
Владимир А. Торин написал вещь, похожую на переливающееся разными тонами венецианское стекло. Это беллетристика, выдержанная по всем законам жанра, но никак не снижающая уровень текста. Ведь следование законам жанра – это условие, обязательное для успеха, а если к этому добавить немного вкуса и чутья, какое у Торина присутствует в достатке, получается то, что получается. Массовая литература? Нет. Это игра с очень серьёзными правилами, где судьёй выступает воображение. А если воображение берёт бразды правления в свои руки, то пошлость сразу же отступает. Ведь воображение всегда привносит в авторский замысел категорию особенного, то есть предмет для романтизма. А где есть романтизм, там исчезает понятие массовости, поскольку полёт фантазии – дело эгоистичное, благородное и индивидуальное. Всё это очень свойственно роману «Амальгама», который читается на одном дыхании, а по прочтении заставляет задуматься над тем, что всё-таки движет нашей историей, откуда в ней столько парадоксов и от чего зависит тот или иной исторический исход. Уверен, что автора, человека образованного и интеллектуально неравнодушного, все эти вопросы интересовали всегда. И вот он решил предложить свою версию. В ней он ни в чём не пытается никого убедить, просто старается придать тайнам истории некую стройность, разгадать их последовательность и скрытый смысл.
Нас окружает немало предметов. Мы часто воспринимаем их привычно, как непосредственную часть антуража современности. Но только избранным дано в простой вещи увидеть нечто, из чего можно вытянуть безмерные нити таинства. Почти в каждой квартире или доме есть зеркало или зеркала. Но мало кто задумывается, из чего они сделаны и сколько в рецепте зеркал содержится загадок. Владимир Торин с писательским любопытством посмотрел не в зеркало, а на зеркало как на некое философское стекло и пришёл к удивительным выводам: про зеркала нам на самом деле мало что известно… В «зеркальной истории» много тёмных пятен, которые иногда просветляются в форме символов и странных обычаев, как, например, завешивание всех зеркал в доме усопшего или необходимость посмотреться в зеркало, когда про что-то забываешь и возвращаешься…
Сюжет Владимир Торин строит весьма изобретательно, по всем рецептам захватывающего литературного блюда. Здесь и загадочная завязка на венецианской улице, где герою, современному молодому человеку по имени Сергей, вручают некий фолиант, а вручивший сразу становится жертвой загадочных убийц. И неожиданный экскурс в ближайшую историю, в 1991 год, и ещё более неожиданный – в давнюю эпоху, когда всю Европу держал в страхе свирепый германский император Фридрих Барбаросса.
В центре повествования оказывается тайна венецианских зеркал, часть из которых имеет разные магические свойства и способна существенно менять историю, если в них будут смотреться или не смотреться те, кто эту историю призван творить. Тайну зеркал по приказу знаменитого венецианского Совета десяти оберегают Хранители, отряд прекрасно обученных воинов – бывших беспризорных детей, которых растят и воспитывают как элитное воинское подразделение... И конечно, есть силы, много веков пытающиеся эту тайну разгадать, чтобы подчинить себе мир. Такая вот фабульная парадигма. Кто-то скажет: обычное авантюрное фэнтези, каких много. О чём тут говорить? Но говорить на самом деле есть о чём. Книга Торина не так проста, как кажется. И в жанровом, и в смысловом, и, если угодно, в идеологическом отношении. Во-первых, Торин обладает прекрасным даром рассказчика. Он умеет рассказать историю. Что я под этим подразумеваю? То, что он выстраивает события в таком порядке, чтобы перед читателем возникла цельная и объёмная картина происходящего. Этим даром, увы, обладают немногие нынешние писатели. А некоторые либеральные начётчики, вроде Слаповского или Иличевского, отсутствие этого дара выдают едва ли не за художественную доблесть. Во-вторых, Торину удаётся избежать так часто встречающихся в данном жанре «ходульных» персонажей, которые предназначены только для осуществления сюжетной идеи. Торину удаётся создать характеры, со своими особенными тонкостями, живые и яркие, запоминающиеся и нелинейные. В поступках героев нет ни одной неубедительной мотивировки, а их сочленение друг с другом выписаны естественно и без натяжек. Благодаря этому даже самые невероятные мистифицированные коллизии не воспринимаются вычурно. В-третьих, автор обладает серьёзной историографической подготовкой, и потому то коловращение, которое он придаёт персонажам, перемещая их во времени и пространстве, не пугает и не отталкивает шарлатанской неточностью, все событийные ландшафты и временные перспективы выписаны весьма точно и основываются на фактологической работе, не приемлющей никаких передержек.
Особо хочется остановиться на стиле автора. Многие полагают, что для таких романов, как «Амальгама», отточенность стиля не так уж необходима… Достаточно держать читателя на привычном поводке разгадывания тайны и успешно довести его до конца повествования. Мнение это всегда представлялось мне вульгарным. Думаю, таким же вульгарным оно видится и Торину. Текст его стилистически выверен, лексически богат и местами демонстрирует словесную изобретательность.
Обилие географии романа позволяет автору вовсю порезвиться в описаниях Венеции, Вильнюса, Москвы, Брюгге, Лондона. Также необходимо отметить очень похвальную топографическую прилежность романа. Конечно, знаменитое джойсовское письмо с просьбой уточнить отдельную деталь дублинского пейзажа стало уже притчей во языцех, но, признаться, когда встречаешься с условностью в описании города или каких-то знакомых мест, сразу рождается недоверие ко всему остальному. Текст Торина такого недоверия не вызывает. Все улицы и дома у него находятся там, где они должны быть. И это дорогого стоит.
Для чего писать такой роман в наше время? С коммерческими целями? Нет. Здесь такой задачи явно не ставится, поскольку нет ни одного персонажа, который принадлежал бы к какому-нибудь этническому меньшинству и был бы обижен в детстве русскими или коммунистами. Более того, Сталин и Берия не показаны в книге вурдалаками с клыками, мечтающими только о том, как бы погубить свой народ. Зачем же тогда? Для авторского самовыражения? Едва ли! Торин для этого, очевидно, слишком умён. Позволю себе предположить, что сверхзадача «Амальгамы» в том, чтобы утвердить некоторые моральные ценности, закрепить человеческие и нравственные ориентиры. Ведь несмотря на всю жёсткость и циничность показанных в романе сил, заправляющих миром, несмотря на выявленную автором несомненную фатальность развития векторов мировой цивилизации, всё-таки любовь и справедливость первичны и непреложны, несмотря на все фокусы, что с ними проделывают обстоятельства. В фигуре главного героя и главной героини, в их любви, победившей все тайные братства и приговоры, великое торжество не только идеи романа, но и его текста как хронотопного феномена, способного делать со временем и с его ощущениями всё что угодно. И ещё этот роман о чудесах… о том, что чудеса возможны. Надо только уметь их разглядеть. А уж будут эти чудеса связаны с венецианским стеклом или с чем-то иным, в конце концов не так уж важно.
Никита КУТУЗОВ