Я – беркутёнок пленённыйВыпуск 3
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Поэзия
Евгения Баранова,
Ялта
Ожидание гражданской войны
Каждый день всё хуже предыдущего.
(В чашке чай, на блюдечке герань.)
Господи, пожалуйста, послушай их!
Или этих.
Только перестань.
Мне же страшно!
Понимаешь, страшненько,
как любому дереву в печи.
Не хочу, чтоб говорил калашников,
если Бах предательски молчит.
Не хочу – ни якобы, ни вроде бы.
Всё как есть – не бойся, говори!
Помолитесь кто-нибудь о Родине.
У меня закончился тариф.
О Родине
Когда власть изменяется чаще, чем расписание,
когда в центре столицы бесплатные дарят гробы,
моя Родина – женщина с пепельными глазами –
устаёт оттирать от крови отвердевшие лбы.
Они могут быть глупыми, злыми, смешными, жестокими.
Всё равно они люди – что в нео-, что в палеолит.
Моя Родина – женщина в доме с разбитыми стёклами.
Она плачет и плачет, и, кажется, даже скулит.
Ни любви, ни тепла, ни пощады, ни позднего знания.
Только гром, только горн, согревающий всех до костей.
Моя Родина – женщина. «Женщину, женщину ранили!
Пропустите кого-то! Хотя бы кого-нибудь к ней!»
Любовь Василенко,
Керчь
Ответ на стихотворение
Евгении Бильченко (Киев) «Кто я?»,
посвящённое деятелям майдана.
Я – беркутёнок пленный.
Под «щеневмерла»
меня пытали,
на части рвали,
потом в подвале
четвертовали.
Верните руку,
что отсекли.
Пришить бы ухо,
да не с руки.
И поднимите
пустые веки
солдату долга,
нечеловеки!
А после ада
я вернусь к медбрату
и спрошу:
молился ль на ночь ты
Гиппократу?..
И напоследок я
спрошу аптекаря,
девчонку-лекаря,
поэта ветреного,
глупышку мальчика,
фашиста-зайчика:
где моя Родина,
за евро проданная?
Под кем –
бесславная?
Чья –
верноподданная?
Татьяна ДУГИЛЬ,
Евпатория
КОРВЕТ «КРЫМ». ПОТЕРИ
Безоружные Андрей Федюкин, 1972 г. р. – старший прапорщик (спецподразделение «Беркут»); Дмитрий Власенко, 1982 г. р. – старший лейтенант; Виталий Гончаров, 1989 г. р. – старший лейтенант, командир роты (оба – спецподразделение «Тигр») были застрелены бандеровцами на киевском майдане. Ни щиты, ни бронежилеты не защитили их от пуль, выпущенных из нарезного оружия. У коренного евпаторийца Андрея, жившего на улице Эскадронной, остались двое сыновей и жена-инвалид. Содержать детей до совершеннолетия, а вдов – пожизненно взялся Крым.
Уже в команде – первые потери.
Уже глаза скупые слёзы жгут.
Беда стучится в запертые двери
И кубриков, и дорогих кают.
Над морем вознеслись
орлами души.
Над палубой зависла
тишина,
Которую пытается
разрушить
Чужая – «свой против своих» –
война.
Картечь в упор –
удел не для корвета.
А экипаж морально не готов,
Чтоб «грузом 200»
получать приветы
От «матери всех русских городов».
Решение – теперь не под вопросом.
Кто первым был –
тому не стать вторым.
И вспенивает волны гордым носом
Непокорённый, мирный,
русский «Крым».
Руфина Максимова,
Феодосия
* * *
Стихи, написанные
в разгар событий
на майдане
Время осыпается кусками
Из какой-то временной стены,
И сжимают голову тисками
Мысли о безбожии войны.
Вот она ещё не рядом, где-то,
Но всё ближе гул её шагов.
В воздухе, душевностью согретом,
Веет приближением снегов.
Вот экран, остуженный словами,
Волнами безумства расплескал,
И тревоги выбросы сковали
Воду вдоль границы крымских скал.
Словно понимая суть надежды,
Отвергая опасений суть,
Время воплотилось где-то между
Дней, что наши помыслы несут.
В них любви безмерные потоки
Сотворил небесный чародей.
Каждый век, по-своему жестокий,
Пробует на прочность нас, людей.
* * *
Да, я боюсь за тех, кто дорог,
Ещё за тех, кого не знаю.
Хочу, чтоб спал спокойно город,
Не приспуская жизни знамя,
И чтоб любовь его накрыла
В ночи, как покрывалом чистым,
И день был белым и лучистым,
Как лебедей парящих крыла,
И чтобы все мои желанья
Летели к тем, кто может слушать...
О, Господи, своею дланью
От ярости очисти души,
Очисти совесть от налёта
Внушений алчных и безбожных,
Дай каждому на разум квоту,
Пока ещё такое можно,
Соедини с душою тело
Толпы, встречая солью с хлебом,
Чтоб не металась оголтело
Греховность меж землёй и небом.