Художник и его музаВыпуск 5
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Рассказ
Теги: современная проза
Галина ЯКОВЛЕВА,
лауреат литературной премии им. А.И. Домбровского, Феодосия
Светлой памяти Галины Киркевич
Зная, что в Феодосийском Доме культуры открылась выставка работ местных художников, Ирина решила заглянуть туда в свой выходной день.
Она прошла вдоль стен и остановилась у трёх акварелей – нежных, наполненных воздухом и светом пейзажей средней полосы России. Она долго стояла у этих работ, ей хотелось разделить с кем-нибудь свою радость от встречи с прекрасным. И тут невысокий светловолосый мужчина подошёл к ней, спросил застенчиво:
– Нравится?
– Не то слово! Это чудо какая нежность! Это мог написать только очень хороший человек. А вам нравится?
– Я художник. Это мои работы.
Так произошла их встреча.
– Я бы хотела купить вашу акварель, если она продаётся!
Через две недели после закрытия выставки они встретились снова. Художник пришёл с большой сумкой в руках – принёс несколько своих работ.
В зале готовили другую выставку, везде сновали люди.
– Давайте поднимемся на второй этаж, – предложил он и быстро пошёл вверх по лестнице.
Ирина поспешила за ним.
Следом за ней поднималась ещё какая-то женщина.
– Вы тоже поклонница таланта? Хотите выбрать себе подарок?
– Нет, я жена!
– Это моя муза! – подал сверху голос художник.
Ирина смутилась, но женщина улыбнулась так приветливо, что смущение растаяло. Ирину поразили глаза спутницы художника: они были чисты и глубоки, как лесные озёра. Они смотрели с доверием и лаской.
Домой Ирина возвращалась как на крыльях. Она вспоминала подробности встречи: вот художник расставил у стены свои работы. Он стеснялся роли продавца и с трепетом ждал оценки своих трудов. Ирина выбрала пастель «Карантин» в тёплых коричневых тонах: ночной пейзаж, спящее Чёрное море, лёгкие облака, силуэт старинной башни, плывущая в небе луна.
– Нет-нет, не возьму я с вас денег.
– Но я же не могу просто так забрать эту картину… – огорчилась Ирина.
– Тогда… подарите мне что-нибудь, – ответил он.
Ирина и её муж подружились с семьёй художника.
Художник и его жена оказались неутомимыми путешественниками, они исходили, кажется, весь Крым. Однажды художник пригласил Ирину с мужем на экскурсию в Карадагский заповедник. Этот день стал замечательным подарком для всех: густые майские травы, аромат цветов, седые ковыльные пряди, туман, ползущий в долине, вздыбленная застывшая лава потухшего вулкана, нетронутая тишина, волны у подножия причудливых скал. Ирина не могла не заметить и тёплых отношений между Художником и его женой. Это было понимание без слов, душевная гармония.
– Какая вы чудесная пара!
– А знаете, Ирина, я ведь чуть не прошёл мимо своего счастья, – признался художник. – Хотите, я расскажу вам о нас?
…Он, молодой инженер-мелиоратор, приехал однажды к другу в небольшой белорусский городок, окраина которого напоминала село: одноэтажные уютные домики, палисадники, цветы. Оказалось, что в домах по соседству жили две подруги: одна – застенчивая, тихая, с огромными чистыми глазами и смущённой улыбкой, другая – бойкая озорница, острая на язык, смелая в поступках. Художнику понравилась скромница, которой он постоянно назначал свидания, но та так и не отважилась приходить одна, приводила с собой подругу, которая в конце концов ослепила его своей яркой красотой, покорила смелостью. Художник и сам не понял, как случилось, что он сделал ей предложение и… женился. На свадьбе ему запомнились огромные, налитые слезами глаза тихони.
«Что я делаю? Зачем?» – порой эти мысли не давали ему покоя. Но было уже поздно. Прошли годы. Художник уехал с женой на строительство Северо-Крымского канала. Работа, дом, рождение сына, увлечение живописью… Но казалось, ему всегда чего-то не хватало для их общего счастья: не было ощущения семьи, единства. Иногда о тихоне он узнавал из рассказов жены: вышла замуж, родила двух дочек, живёт трудно, несчастлива в браке, а затем семья распалась.
Однажды холодной осенью жена художника заболела, простудившись, и после серьёзных осложнений умерла. Он был потрясён, раздавлен, опустошён, винил себя за то, что не мог дать ей того тепла и любви, которых она ждала. Понимание хрупкости и краткости жизни пронзило его.
Время приглушило страдания. В отпуск он решил поехать в Белоруссию, ещё ничего не планируя, не зная, как повернётся колесо судьбы. Но первая же встреча с его знакомой скромницей взволновала художника: те же открытые глаза, милая улыбка, застенчивость. Годы почти не изменили её.
– А я тебя ждала! – сказала она. – Судьба быть нам вместе.
Это было так неожиданно смело при её скромности, что он почувствовал: слова её шли от сердца. Он обнял женщину.
– Мы будем счастливы. Ты едешь со мной.
И она пошла по жизни рядом с ним, разделяя его взгляды и увлечения, поддерживая его в трудные минуты, не жалуясь ни на что. Была ему женой, верным и преданным другом, его музой. Она любовно, ненавязчиво, почти незаметно опекала его, устраняла ненужные преграды, отбрасывала мелкое и пустое. Её замечания были тактичны и уместны. Казалось, что просто тенью следовала за ним, но напротив – именно она освещала его жизнь, его дорогу.
Шли годы, но беда всё же подкралась незаметно. Болезнь понемногу стала отнимать у музы силы. Вначале она лишила её дальних счастливых походов. Тогда художник стал нанимать такси и возил жену на открытие выставок, на презентации новых книг, на концерты. Преодолевая её слабость, приводил в зал, заботливо усаживал в кресло. Он не позволял ей сдаться перед болезнью, защищал как мог. Однако прогулки становились всё короче, только по двору, да сидение на скамье у дома.
И вот настал день, когда она вообще не могла больше выходить из квартиры: силы оставили её. Художник по-прежнему рисовал для неё акварели: в высоком синем небе облака, плывущие над белыми парусами, тропинка, вьющаяся по старокрымским холмам, убегающая вдаль, Форосский храм, просвечивающий сквозь туманную дымку, море, несущее свои вечно живые жемчужные волны. Всё в них было пронизано светом и любовью, наполнено воздухом, всё несло тепло воспоминаний, согревало нежностью ее зябнущую душу.
Критики стали отмечать возросшее мастерство художника, какую-то особенную трепетность его акварелей, их тонкую музыкальность. Они не знали только одного – всё это предназначалось его музе, было вдохновлено ею.