Торжество предательства - 2Есть ли жизнь на Майдане?
Политика / Новейшая история
Попов Вадим
Теги: Россия , Украина , Евросоюз
Российский режиссер и украинская художница сошлись во мнениях
В канун годовщины Евромайдана режиссёр Иосиф Рейхельгауз, выступая в программе «Структура момента» на Первом канале, так отозвался об украинских реалиях: «Меня там одно качество радует. Они живые! При том, что они стреляют, убивают друг друга, в этом есть некое живое состояние!»
Одессит Рейхельгауз даже не рефлексирует, как его слова будут восприняты земляками, пережившими массовое убийство в Доме профсоюзов. Не стесняется он и рассказывать о встрече с Саакашвили, об обсуждении культурных перспектив Одессы. Это как бы само собой разумеющееся мероприятие. Ну а что – съездил режиссёр на родину, пообщался с мэром. Правда, в контексте событий 2008 года это не просто мэр, а военный преступник, по вине которого погибли российские миротворцы. Но Иосиф Рейхельгауз – творец, и это, видимо, даёт ему какое-то особое право на нетрадиционные представления о человечности.
Вполне возможно, рассуждения Рейхельгауза о «живом состоянии» – это выпендрёж. Театральная публика склонна к подобного рода публичным акциям. Эгоистическая природа профессии побуждает демонстрировать парадоксальность, указывать аудитории, что перед ней личность особенная. Однако скорее всего посыл «они живые!» – мировоззренческая позиция, характерная для широкого круга творческой интеллигенции. И здесь, и на Украине.
Два года назад, 20 февраля (дата имеет значение) в соцсетях появился знаковый текст украинской художницы Олеси Драшкабы. Её эмоциональное высказывание широко распространилось не только в украинском сегменте интернета, но и в российском (почти 4000 перепостов только в «Фейсбуке»).
Напомним, 18 февраля 2014 года майдановцы разгромили в Киеве офис Партии регионов, там было убит охранник. На Западной Украине националистами захвачены тысячи единиц огнестрельного оружия. 20 февраля – ключевая дата. В Киеве – гибель людей, в украинских СМИ укореняется культ «Небесной сотни». Спустя два года некий «активист» Иван Бубенчик рассказал украинским СМИ, что в этот день первыми жертвами стали бойцы «Беркута», что он лично стрелял им в затылок. Под Корсунем националисты останавливают автобусы, в которых крымчане возвращаются с киевского «Антимайдана», – погром, избиения, унижения, убийства.
И вот того же двадцатого числа появляется текст Олеси Драшкабы:
«Ни один нормальный человек не может без боли смотреть на то, что происходит сейчас в моей Украине! Все эти прекрасные лица убитых (вы специально самых красивых отстреливаете, суки), вся эта кровь, все эти взрывы и стрельба. Это ужасно!!! Ужасно!!! И я плачу и скорблю о каждой капельке крови этих людей! (Речь, естественно, о гибели сторонников Майдана. – Прим. авт. )
Но я бы хотела сказать о том, что именно сейчас, именно рядом с этой смертью я вижу очень много Жизни!
Крутейшие юные ультрас, которые так грациозны на баррикадах и ещё успевают немного пококетничать… это Жизнь!
Взрослые и богатые мужики, загружающие свои дорогие машины ящиками с лекарствами… это Жизнь!
Изысканные девушки «модельной внешности», которые передают в линии брусчатку на передовую… это Жизнь!
«Лютые» бабушки: которые стоят без респираторов под газами для того, чтобы «вы, молодые, хорошо жили»… это Жизнь!..
«Секс-символы» современного Майдана – «Правый сектор», которые становятся нашей надеждой в сложных ситуациях с чисто военной организованностью, которые таааааак радуются сникерсам и шоколадкам… это Жизнь!..
Домохозяйки, которые носят по палаткам домашнюю еду и даже чуть стесняются, что её «мало»… это Жизнь!
Все жители пригородов, про которых принято было говорить «моя хата с краю», которые палками останавливают автобусы вооружённого «Беркута»… это Жизнь!
Дедушки, которые бросаются под «Беркут» в атаке, чтобы «не досталось молодым»… это Жизнь!
Это всё НОВАЯ, БОЛЬШАЯ, НЕПОНЯТНАЯ И ПРЕКРАСНАЯ ЖИЗНЬ!..»
Получается, спустя два годя российский режиссёр использовал терминологию украинской художницы. Речь идёт, конечно, не о плагиате, а об общности подходов.
Что же это за явление? Почему они подменяют понятия, называют смерть жизнью? Это ведь не просто обычный для нынешнего украинского общества ложный пафос, проникший во все сферы коммуникаций – от политики до журналистики. Что они вообще считают «жизнью»?
Под «жизнью», скорее всего, подразумевается «воля к смерти», «инстинкт смерти». Смерть не только эстетизируется, но преподносится как коллективный акт. Смерть перестаёт быть персональным тленом каждого, превращается в яркое действо, в которое вовлечено большое количество добропорядочных людей. Находясь в этой общности, и умереть не страшно. Красивая смерть – это жизнь. А то, что раньше считалось жизнью, – прозаичная, непривлекательная повседневность, – собственно, и является смертью. Все эти бабушки, дедушки, девушки модельной внешности и богатые бизнесмены вырвались из цепких когтей смерти, когда пошли умирать вместе с «крутейшими юными ультрас».
Конечно, художник может находиться в эйфорическом состоянии. Говорят, именно его испытывают самоубийцы, пока летят с крыши в направлении земли. Но одно дело, когда творец использует суицидальные мотивы в искусстве или, скажем, поэтизирует агрессивные инстинкты, другое дело – пропаганда.
Спустя два года выясняется, что модная художница-график не просто девочка-припевочка, а ещё и специалист по рекламе, занимает должность креативного директора в крупном сетевом агентстве. То есть человек профессионально владеет технологиями воздействия на массовую аудиторию.
Очевидно, что идея «торжества жизни» образца 2014 года, да и свежие формулы Иосифа Рейхельгауза по своей сути чудовищно антигуманны. За ними скрывается и холодный расчёт, и цинизм. Концептуально эти идеи находятся в одном ряду с практикой запрещённой в России террористической организации ИГИЛ. В устрашающих роликах исламистов – то же обусловленное режиссурой примирение витальности и убийства. Сверхзадача понятна: именно с помощью этой психологической манипуляции игиловцы рекрутируют в свои ряды новых сторонников.