Звезда Сумбуле

Спецпроекты ЛГ / Евразийская муза / Проза

Олжас СУЛЕЙМЕНОВ

* * *

Где ты,

город, задавленный лавой садов,

с юга пенные горы,

как волны прибоя,

много,

много найдётся таких городов,

где за чёрными вишнями

небо рябое.

Где ночами над крышами

месяц-петух

топчет в тёмном гареме

хрустальных хохлаток.

На заре алый гребень

устало потух,

и орды петушатся,

зовут куропаток.

На асфальте ленивая смуглая тень –

Это ветер насмешливо бродит

под солнцем,

и колышутся тени бетонных стен,

так завистливых блики в бездонных колодцах.

Алмата,

твой ледник обжигающе бел,

твои реки щекочут

лавинные горы,

не прощай, Алмата,

если кто-то пропел

раньше нас твоё имя,

моя белогорлая.

ЖАРА

Ах, какая женщина,

Руки раскидав,

Спит под пыльной яблоней,

Чуть журчит вода.

В клевере помятом сытый шмель гудит.

Солнечные пятна бродят по груди.

Вдоль арыка тихо еду я в седле.

Ой, какая женщина! Косы по земле!

В сторону смущённо

Смотрит старый конь.

Солнечные пятна шириной в ладонь…

АРГАМАК

Эй, половецкий край,

Ты табунами славен,

Вон вороные бродят

В ливнях сухой травы.

Дай молодого коня,

Жилы во мне играют,

Я проскачу до края,

Город и степь

Накреня.

Ветер раздует

Пламя

В жаркой крови аргамака,

Травы

сгорят

под нами,

Пыль

И копытный цок.

Твой аргамак узнает,

Что такое

атака,

Бросим

робким

тропам

Грохот копыт в лицо!..

ВОЛЧАТА

Шёл человек.

Шёл степью, долго, долго.

Куда? Зачем?

Нам это не узнать.

В густой лощине он увидел волка,

Верней, волчицу,

А точнее, мать…

Она лежала в зарослях полыни,

Откинув лапы и оскалив пасть.

Из горла перехваченного плыла

Толчками кровь, густая, словно грязь.

Кем? Кем? Волкoм? Охотничьими псами?

Слепым волчатам это не узнать.

Они, толкаясь и ворча, сосали

Большую неподатливую мать.

Голодные волчата позабыли,

Как властно пахнет в зарослях укроп.

Они, прижавшись к ранам, жадно пили

Густую холодеющую кровь.

С глотками в них входила жажда мести.

Кому?

Любому.

Лишь бы не простить.

И будут мстить

В отдельности,

Не вместе.

А встретятся –

Друг другу будут мстить.

И человек пошёл своей дорогой.

Куда?.. Зачем?..

Нам это не узнать.

Он был волчатник,

Но волчат не тронул,

Ребят уже не защищала мать…

КАРАГАЧ

В низине – осины

негромко растут

Под шорох степной тишины,

Прохладным ручьём тихо годы плывут,

курганом защищены.

Смотри, на кургане, где ветер поёт,

где слышится волчий плач,

вцепившись корнями в сердце моё,

шатаясь, стоит карагач.

В глубоких морщинах коричневый ствол,

В низине – кора гладка,

Там каждый листик водою полн,

Здесь – бьются из-за глотка.

Ломают бури, но он упрям –

Маяк пустынных степей,

Стоит, развернув навстречу ветрам

Плечи чёрных ветвей.

МОЛИТВА БАТЫРА МАМБЕТА

ПЕРЕД КАЗНЬЮ

Бисмилля!

Я в далёких походах забуду себя.

Я в битвах – по году.

В обидах – по горло,

Я родился в седле,

Умираю в цепях,

Меня водят пешком, как собаку, по городу.

Я забуду, как пахнет запаленный конь,

Я забуду в зиндане¹ гортанные кличи, –

Утром тело разрубят и бросят в огонь,

Моё темя забудет былое величье.

Я забуду, как жёны боялись меня,

Я как меч обнажённый,

Но ржа меня режет.

Сердце в горле как яростная змея.

Э, не так!

Моё сердце – ощипанный кречет.

Всё забуду.

Молитвы – спасенье своё,

И пожары, и битвы, Аллаха забуду…

Аруах!..² 

Ясный месяц в пустынях встаёт, –

И уходят в барханы

За самкой верблюды…

И в казахских казанах шипит молоко…

И собаки рвут шкуры друг другу от скуки…

Я в зиндане лежу глубоко-глубоко,

А луна, как лепёшка, мне катится в руки.

¹ Зиндан – яма-тюрьма.

² Аруах – дух-предков.

КОЧЕВЬЕ ПЕРЕД ЗИМОЙ…

Когда расцветёт, сверкая,

Звезда Сумбуле,

Косяки кобылиц

Отдадут своё белое молоко,

Тонко-длинные гуси над степью моей

пролетят,

И печально-печально в ночи прокричат

Мои бедные, белые гуси.

Это значит – трава постарела

на пастбищах.

Поднимайся, кипчак…

Пусть умрёт у меня на руках,

Сверкая, звезда Сумбуле.

ОН БОРМОЧЕТ СТИХИ

Слова – медленный блик человеческого поступка,

Высоту, глубину и цвета извергает язык.

Повторятся в словах и глоток,

И удар,

И улыбка,

Стук копыт через век

И наклон виноградной лозы.

Эту чёрную ночь

Я опять принимаю в сообщницы.

В эту ночь я услышал неясный луны монолог,

А на красный язык,

Как на свет,

Пробирается ощупью

И полощется в горле

Белого слова клок.

Я сейчас закричу,

Я нашёл!

Я хочу его выставить!

Пусть луна продолжает на тенях

Судьбу гадать.

Этот матовый свет,

Будто вспышка далёкого выстрела,

Обнажает лицо,

Опаляя меня на года.

Не нуждаюсь в пощаде глупцов,

Не покорствуя мудрым.

Слово бродит в степи,

Чтоб нечаянно встретить меня.

…Он бормочет стихи. Так молитву читают курды.

На скуластом лице отсвет медленного огня.

НОЧЬ СВЕРШЕНИЯ ЖЕЛАНИЙ

Ночь.

Тепло.

На ковриках шепчут старики.

Месяц бровь приподнял,

Словно в удивлении.

Камни на стремнине

Бешеной реки

День и ночь свершают

Обряды омовенья.

Люди Аллаху приносят

Дозволенные желанья,

Люди настойчиво просят

Свершенья ночных молитв,

Немного земного счастья

Вымаливают мусульмане,

В ночь Лейля-ули-кадр

Свет над землёю пролит.

Пыль поредела на тротуарах,

Как борода.

Люди шагают.

Саманные стены мечети молчат.

Дети проходят мимо мечети,

Словно года.

В дряхлой руке минарета –

Гнутая тень меча.

Шёлком чалмы развитой

белеет в траве арык,

Яблони моют корни

в седой воде,

В ночь Лейля-ули-кадр

Я, как старик,

По бетонным коврам площадей

Брожу и шепчу о тебе,

Да свершится моё желанье!

ПОСЛЕДНИЕ МЫСЛИ МАХАМБЕТА,

УМИРАЮЩЕГО НА БЕРЕГУ УРАЛА

ОТ РАНЫ

Мне удивительно: когда я весел,

что ни потребуется – все дают,

когда захочется унылых песен,

мне их с великой радостью поют.

Бываю рад, и все –

бывают рады,

я убегу, и все за мной в кусты.

Когда в жару я вижу дно Урала,

мне кажется, что все моря пусты.

И потому, когда кочевье выманит

всё моё племя, –

я один пашу,

когда никто не смеет слова вымолвить,

мне рот завяжут –

я стихи пишу.

Эх, если бы сказали мне:

«Великий,

прости людей, уже пора – простить,

мир будет счастлив

от твоей улыбки!»

Тогда бы я старался не грустить.

Сказали бы смущённые мужчины:

«Моря полны водой, пока Урал

не высохнет.

Пока ты жив, мы – живы…»

Тогда бы я, клянусь, не умирал.