Бумажный резерв империи

ТелевЕдение / Телеведение / ЛИТЕРАТУРА В ЯЩИКЕ

Морозов Сергей

Теги: телевидение , литература , история

Искусство создавать кумиров – едва ли не единственное, в чём мы преуспели в последние годы. Сколько их было, не перечесть! Идолов тёмных и светлых. Первых создавали, приписывая им самое ужасное, омерзительное, окружали аурой страха, наделяли могуществом. Культ других образовывался тоже по несложной схеме: совесть нации, цвет культуры …

«Т алантливый человек талантлив во всём!» Эта фраза, судя по всему, руководила и Сергеем Дебижевым – создателем фильма об Иване Солоневиче, который был показан по каналу «Культура». Вместо рассказа о незаурядной, противоречивой личности – перед зрителем очередной истукан для обожания. Всё, как обычно в таком случае: лучший борец, блестящее перо, первый разоблачитель, вождь, пророк, рыцарь империи. Боролся со Сталиным, полемизировал с Гитлером. Интересно, а они-то знали?

Что остаётся после человека? Его дело. Солоневич был журналистом, публицистом, идеологом. Этим он замечателен. Страстная борьба с социализмом всех мастей и марок, проповедь монархизма были содержанием его деятельности. Обзору, анализу идейного наследия Солоневича в фильме уделено, однако, не так много места. Их потеснило живописание «ужасов Лубянки». «Задолго до Солженицына», «удар по системе» – к этим двум нехитрым формулам свелось всё значение Солоневича. Образ голодной крестьянской девочки, которая, по воспоминаниям Солоневича, приходила к зэкам выпрашивать объедки – как вишенка на торте, сильный эмоциональный удар по публике, конкретизация карамазовской слезинки ребёнка, опровергающая мировую гармонию социализма и демократий.Любовь автора фильма к своему герою, чем-то похожая на любовь обезьянки из басни Толстого, задушившей в объятиях собственных детей, заслонила подлинный образ Солоневича – человека, прожившего сложную жизнь и оставившего после себя неоднозначное идейное наследие. Всё свелось к схеме: гениальный, благородный Солоневич, сволочи и палачи вокруг.

Что ж, «ужасы Лубянки» были, и девочка, вполне возможно, тоже была.

Но был и другой Солоневич. Тот, что собирался отстоять девочку и империю, о которой грезил всю свою жизнь, объединившись в едином антибольшевистском порыве с русскими фашистами. Тот, который писал в конце 30-х годов XX века: «Гитлер спасает Европу от коммунизма», «Национал-социализм – это не угроза культуре, это защита этой культуры от большевистского варварства», «У нас человек калибра Гитлера – Пётр I – появился за всю нашу историю только один раз, – люди такого калибра появляются раз в столетие», «В современной Германии возрождается Священная Римская Империя Германской Нации».

Конечно, сам Солоневич был далёк от нацистской идеологии, он отказался от сотрудничества с нацистами в годы войны. Но, как и многие другие в эмиграции, он не прочь был оседлать чёрта, воспользоваться нацизмом в антикоммунистической борьбе. То, что ему это не удалось, не его заслуга, а отражение нацистской самоуверенности.

«Победа Гитлера обошлась бы Франции дешевле, чем обошлась бы победа Тореза». Вот такое резюме Солоневича по поводу итогов Второй мировой.

Был Солоневич, открыто называвший русскую литературу ложью, введшей в заблуждение немецкого солдата, а Альфреда Розенберга – учеником Максима Горького. Был Солоневич, отрицавший ценность гуманитарного знания, ненавидевший интеллигенцию. Солоневич – апологет невежества и инстинкта. Солоневич, называвший себя голосом массы (мещанина?), мечтавший о построении государства для неё, не в шигалевском ли духе?

Впрочем, стоит ли быть серьёзным в отношении к эмоциональной публицистике Солоневича? Писавший о Гитлере как воплощении исторического пути немецкого народа, выразителе его интересов до войны, он без труда отказался затем от своих слов, повёл родословную фюрера от ненавистной философской культуры (Гегель, Шпенглер), уже противопоставляя его массе.

Гитлер, Сталин, монархия и демократия – всё это лишь слова, которыми жонглировал ловкий газетчик, сплетая из них бумажную версию большого и сложного мира. Солоневич – лишь колумнист, любитель острого словца и парадокса, он – то, что осталось в распоряжении империи после того, как от неё открестились строители, воины, пророки и поэты. Судьба Солоневича этим и поучительна. Колумнисты редко бывают созидателями. Они скорее плакальщики над трупом, последний, бумажный резерв империи. За треском газетных фраз не стоит пламень созидания. Это следует учитывать сейчас, когда колумнисты снова зовут на бой. Бойкие, языкастые, они с лёгкостью переметнутся на любую сторону ради красивого жеста и яркой фразы, увлекая за собой тех, кто пленяется простыми лозунгами, тех, для кого история – лишь партия, разыгрываемая между собой идолами света и тьмы. Такова их природа, таково их предназначение.