Восторженна жизнь и болезненна память

Литература / Поэзия

Волковец Владимир

Теги: Современная поэзия

А снег шёл…

Холода крещенские ослабила

И в режиме видеописьма

Город переписывала набело

Пуховейным почерком зима.

И непроходимы стали в городе

Перекрёстки с улицами, где

Думал о себе, как белом вороне, –

Как найти такого в светлоте?

Разминулись.И уже не встретиться.

Город нам обоим незнаком.

Снег неумолим. Планета вертится –

Пухнет одуванчиковый ком.

Стали сосны мехом оторочены,

Острые углы – закруглены,

Жители спросонья озабочены

Облачным обвалом тишины.

Начали откапываться истово

Из дремот, привычек и проблем,

Чтобы в благодати независимо

Жить, любить и верить…Между тем

Снегопад густел, сужая улицы,

Будто бы подталкивал плечом

Нас друг к другу:

встретятся, мол, слюбятся…

Встретились.

А снег, как ни при чём,

Шёл.

Гуманоиды

Не опознаны, не поняты

В перестроенной стране,

Что-то часто гуманоиды

Попадаться стали мне.

В меру бриты и ухоженны,

Под очками пряча взгляд,

Быть обычными прохожими

Гуманоиды хотят.

И примерным поведением

Намекают, чтобы их

В наших людных заведениях

Принимали за своих.

И вина не пьют ни капельки,

Чтоб по пьяни не сболтнуть,

Из какой они галактики

И как долог Млечный Путь.

Но повадки иноземные

Не укрыть им всё равно:

То уступят место женщине

В переполненном метро,

То заступятся за слабого,

То помогут перейти

Через улицу Курчатова

Деду с внуком лет пяти.

То спасут из дыма бабушку

С перепуганным лицом,

То украденную лампочку

Вам заменят над крыльцом.

То в музее, то на выставке,

То возьмутся отыскать

То ли в Туле, то ли в Витебске

Близнецам родную мать.

То туристу иностранному

Простодушно объяснят,

Как пройти к Святому Храму и

Съездить в Сергиев Посад.

То псалмы поют на инглише,

То бомжу дадут взаймы…

В остальном они такие же

Человеки, как и мы.

Осенний дым

Тени шикуют в заплатах,

Сброшенных березняком.

Рябь на речных перекатах

Тонко разглажена льдом.

Или дождём остограммен,

Или напуган снежком,

Дым с огородных окраин

Катится в лес кувырком.

То расклубится, то прянет

В рожу – аж слёзы из глаз!

В роще от запаха станет

Сумрачно-горько тотчас.

Дымом и город подкрашен.

Дремлет пожарный расчёт…

Долго живу во вчерашнем,

Позавчерашнем ещё,

Помню медовую горесть

Мягких объятий и губ,

Жесты прощания, то есть

Поезд на Санкт-Петербург.

Держит с ранимым наивом

Прошлое душу мою,

Будто сосну над обрывом,

На одиноком краю.

* * *

Осень оттепельна. Хлопья

Валом валят, не кружась.

Лес до самого Приобья

Перепончат и ушаст.

И река до подбородка

Натянула простыню,

Где прореха посерёдке

Превратилась в полынью.

Берега сошлись покато.

Ни на этот, ни на тот

Нам ещё спешить не надо.

Да и нас никто не ждёт.

Мы нашли себя на кромке

Светлой северной земли,

Наши сумерки в потёмки

Постепенно перешли.

В непроглядно снеговое

Благолепье на версту

Прячем шёпот поневоле

Да сапожек переступ…

И летим, не слыша даже,

Запелёнатые сном,

Как уходит время наше,

Исчезает подо льдом.

Золотое полено

И свистит, и поёт, и стреляет

Золотое полено в костре.

Кто его положил, верно знает,

Как угрюма тоска в ноябре.

И невольно мы повеселели,

Снова чай на троих кипятим.

Оживились замшелые ели,

Отгоняя назойливый дым.

А наутро беспомощно редким

Стал огонь на останках седых.

И не помним, а кто же был третьим

Среди нас, одиноких, двоих.

* * *

Следы на снегу превратились в подмётки,

Ажурно истлеют при выше нуля.

На лапах еловых клубкам без подсотки,

Комкам без подпитки морозной нельзя.

И тают без удержу. Встал муравейник

Медвежьим загривком, и мне как на грех,

Где тени легли вроде клавиш-ступенек,

Ведущих по просеке прямо и вверх,

Никак не пройти. Коренные сельчане –

Ворона с сорокой – повздорили вслух.

И снова крошенье, сверканье, журчанье,

И капли весёлой кротенький плюх.

Весна как весна, ни отнять ни прибавить.

Дороги болтливы, а вербы рябы,

Восторженна жизнь и болезненна память

Затерянной в юности первой любви –

Когда обнажённей тоска и привычней,

Возносят тебя над землёю крыла,

И грозы клубятся с упёртостью бычьей,

И ты бесшабашен – была не была.

Мятежен в неволе, на воле – в смущенье

Не в меру зажат и подчёркнуто сух…

А всюду шуршанье, журчанье, крошенье

И капли протяжной коротенький плюх.