Живые и мёртвые
Колумнисты ЛГ / Дневник учителя
Кабыш Инна
Теги: Сямозеро , трагедия , дети
Сообщение о том, что на Бородинском поле русские потеряли 44 тысячи человек, не рвёт душу, а над сценой гибели Пети Ростова – 15-летнего, доброго, любившего «что-нибудь сладкое» и потому приехавшего на войну с мешочком изюма – нормальный человек плачет.
К чему я это?
На Сямозере погибло 14 детей. Одним из погибших был ученик нашей гимназии Арсений Балакирев – 12-летний, отзывчивый, умевший дружить.
Я не работала в классе, где учился Арсений, но однажды замещала в нём заболевшую учительницу литературы. Обсуждали книгу «Чучело».
– Как вы думаете, – спросила я шестиклассников, – кто виноват пусть в маленькой, но трагедии, которую пришлось пережить главной героине книги?
– Димка!
– Железная кнопка!
– Одноклассники!
– И всё? – уточнила я.
– Нет, – вдруг сказал кто-то, – виноваты взрослые, что вовремя не заметили, не вмешались, не помогли…
На извечный русский вопрос, кто виноват (в частности, в страданиях или смерти детей), есть извечный русский ответ: взрослые.
Всё своё пионерское детство я провела в лагерях и походах. До сих пор помню свою вожатую Свету Фёдорову, которая нас не то чтобы спасла, а воскресила бы, случись в том нужда.
Мой сын – уже совсем в другое время и, по сути, в другой стране – со второго по десятый класс ездил в лагерь и ходил в походы на байдарках.
Дело не в лагерях как неэффективной системе отдыха детей – дело в нас, взрослых. Мой сын, например, всегда ездил в один и тот же – корчаковский – лагерь.
Все взрослые этого лагеря – от начальника до пионервожатых – были воспитаны на идеях великого польского педагога, который не для того, чтобы спасти (это было не в его силах), а только для того, чтобы просто поддержать своих воспитанников – взять за руку, улыбнуться, шепнуть доброе слово, – пошёл с ними в газовую камеру.
Вопрос в лоб: почему на Сямозере не погиб ни один взрослый?
Не было Светы Фёдоровой – была Елена Решетова, владелец лагеря «Парк-отель «Сямозеро», организовавшая систему, при которой путёвок в лагерь продавалось в 2–3 раза больше, чем он мог вместить, и все «лишние» дети в любую погоду отправлялись в походы; не было Корчака – был Вадим Виноградов, во время бури высадившийся на остров и до утра гревшийся у костра (что спасать – он даже в МЧС струсил позвонить!).
Это самое страшное: 11–13-летние дети оказались совсем одни перед лицом смерти. Если бы их спасали, но не спасли или погибли вместе с ними, ей-богу, было бы легче. Но никто – из взрослых на Сямозере – не хотел умирать.
Только не говорите мне, что во всём разберётся прокуратура, – во всём уже раз и навсегда разобралась русская литература.
Кто виноват в смерти «маленького человека» Акакия Акакиевича Башмачкина? Мороз, то есть бездушная стихия, или значительное лицо, то есть человек?
Гоголь отвечает однозначно: человек, потерявший свою душу, а потому переставший быть человеком, человек-стихия.
Без-душные люди, мёртвые души – потому и сквозная тема Гоголя (и всей русской литературы), что это вечная тема русской жизни.
Дети на Сямозере погибли не из-за «равнодушной природы» – бури, а из-за людей с мёртвыми душами. Это даже «человеческим фактором» не назовёшь.
И последний вечный русский вопрос: что делать (с этими людьми)?
Русская литература устами смиренного Алёши Карамазова на вопрос брата Ивана, что делать с генералом, затравившим ребёнка собаками, ответившего: «Расстрелять!», ответила и на него.
Но что толку расстреливать мёртвых!
…А наш Арсений пойдёт в 7-й класс. И 1 сентября у него будет, и место за партой. Так решили его одноклассники, потому что, хотя его больше нет в школьном журнале, он для них не мёртвый.
Потому что мёртвый – это вовсе не тот, кого нет.