Человек будущего – эгоцентрик?Выпуск 1 (20), 2016

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Угол зрения

Шапошникова Ирина

Бумажный оборот начинает приравниваться в сознании занятых им людей к тем самым прорывным технологиям, о которых мечтают общество и власть

Теги: филология , образование , мышление

Образование как сфера воспроизводства смыслового поля культуры

Лучшие мыслители российской гуманитарной науки понимали, что образовательная среда порождает и воспроизводит смысловое поле, в котором созревает личность, будущее страны. Обучение призвано сформировать такой образ мира, который был бы аде­кватен реалиям этого мира и служил бы ориентиром для эффективной деятельности человека в нём (А.А. Леонтьев). Насколько наша «отреформированная» система соответствует этому гуманитарному идеалу?

Кризис подлинности

Любая реформа начинается при определённых запросах общества, ответ на которые она должна дать идеологически и организационно. Основные установки реформы образования созрели в смутное время, в кризисные 90-е годы, в период утраты своей страны и цивилизационных приоритетов.

Смыслоутратность сопровождается рождением на первых порах различных неподлинных смыслов, снижающих общие возможности этнокультурной среды, приводит к гуманитарному кризису с потерями экономического, идеологического, политического, в широком смысле культурно-цивилизационного плана. Одним из таких неподлинных смыслов был утилитаризм, дилетантски сводящий образовательную деятельность к «рынку образовательных услуг». В этом – гуманитарная несостоятельность реформы образования, отсутствие в ней стратегических перспектив для российской цивилизации.

Неподлинность основополагающих смыслов порождает кризис подлинности, который усугубляется по мере обретения детьми смутного времени всё большего влияния на общественные процессы. Ситуация в мире сильно поменялась с начала XXI века, но наша реформаторская система продолжает инерционно реализовывать свои установки эпохи смыслоутратности. Главная из них заключается в примитивно-потребительском импорте идеологем с Запада.

Диалог западничества с укоренённой в православии традиционностью русской культуры всегда был одной из движущих сил российской цивилизации. Однако импорт идеологем в смутные периоды истории придаёт этому диалогу социально деструктивный характер. В советском прошлом подражательно-догонятельная вестернизация активно поддерживалась партийной и технической элитой. В перестройку она была подхвачена неолибералами и оказалась выгодной компрадорской элите, чьи интересы вне России. В настоящее время такая ценностная ориентация полностью исчерпала свой ранее обновляющий потенциал. Её дальнейшее бытование приведёт к неоправданному сужению поля культуры российского суперэтноса и утрате им своей подлинной значимости в мире. Мы уже наблюдаем примеры культурного развоплощения на Украине.

Для зрелой России более актуальным становится уход от нигилистически упрощённого подросткового подражательства к подкреплённому новым опытом диалогу с различными силами в мире. Последнее не умещается в колыбели выродившегося в потребительство западного очарования, но может найти подкреп­ление в матрицах вселенской православной культуры. Поэтому стоит присмотреться к критическому анализу последствий идеологической и экономической вестернизации, выполненному, например, в работах А.С. Панарина.

Куда нам точно не нужно идти

Посмотрим, какие смыслы и образы порождаются в нашей нынешней системе. Что представляет собой деградирующая модель сужения смыслового поля культуры? На личностном уровне – безответственный, ценностно отстранённый, по словам А.С. Панарина, «не вкладывающий свою идентичность в гражданские роли эгоцентрик – индивидуалист». Такому образу соответствует гедонистическая модель жизни, которая свободно и активно транслируется нашими СМИ. Вот только некоторые установки лозунгового оформления наших городов и учебных заведений: «Мы не научим тебя работать, мы научим тебя зарабатывать!» Теперь можно «зарабатывать», не работая?! Но ведь это лозунг мошенника! Студенты строят карьеру, а не овладевают мастерством, в поте лица создают имидж профи, копят рейтинги в виртуальной реальности, а не воплощаются в профессии.

Десятилетиями насаждался образ потребителя гедонистического склада, ценящего собственный гламурный досуг превыше всех социальных обязательств. Тупиковая модель, которая, однако, согласуется с мифом рыночного общества эпохи перестройки. Тот ли это, кто совершит прорыв в новое качество? Куда и зачем ему прорываться? Только в сторону дремучей расслабленности и пара­зитизма.

Такой социально кастрированный человек в нашем обществе уже воспитан, его образ, выгодный рыночному «либеральному» экстремизму, подаётся как естественный тип. Что можно ожидать от такого проекта на уровне коллективного сознания? Народ предстаёт как толпа с разношёрстными мнениями и цинизмом при недостижимости общественного согласия. Прямой путь к гражданской войне.

На уровне государства неолиберальная «рыночная» доктрина привела к резкому сужению социальной базы государства и его ответственности в образовании. Широкая социальная база образования была сильной стороной советской системы и дала качественный человеческий ресурс для развития советской цивилизации и последующего сохранения её основы в российском варианте. На «постсоветском пространстве» насаждается идеологема минимальной государственности, а ведь русский народ показал себя на исторической арене государственником «большого стиля».

Высший уровень смысло­утратности – уничтожение образа будущего. «Оптимальная» система образования готовит кандидатов на эмиграцию в поисках «лучшей» жизни. На чём всё время настаивают управленцы? На придании товарного вида «продуктам» сферы «образовательных услуг», на импортной упаковке в западные «компетенции», формальном соответствии упаковки содержанию «товара». За импортными стандартизациями хорошо просматривается болванчик мигранта, заточенного под евроцентричную модель занятости. Невольно возникает вопрос: кто оплачивает такую реформу?

Какая идеологема стоит за такой политикой? Похищение Европы на хромом троянском коне русской потребительской эмиграции? Но там уже вовсю резвится молодой арабский скакун! Нам никуда не деться от необходимости укреплять свою цивилизацию (идентичность) и её привлекательность для самих себя.

Ещё одно очень сомнительное достижение реформы – погружение специалистов в освоение процедур бюрократических формализаций. Человек не может заниматься открытием и освоением инновационных технологий, которые требуют колоссальной мобилизации и напряжения сил, и одновременно осваивать концептуально чуждые форматы. Особо опасным следствием таких практик, становятся перевёртыши профессиональной идентификации, когда постоянно обновляемый бумажный оборот начинает приравниваться в сознании занятых им людей к тем самым прорывным технологиям, о которых мечтают общество и власть.

Сиюминутные «рыночные» приоритеты не делают ставку на будущее, им не нужно заглядывать так далеко. Стратегический вопрос о личности будущего и о статусе личности, взращиваемой рынком, не решён текущей реформой, но напрямую связан с тем, что лишает нас возможности «выйти на прорыв».

Бакалавриат плюс англификация всея Руси

Рыночное опрощение смыслового поля цивилизации через гипертрофию внешних форм проявляет себя не только в безусловном принятии чуждых российским задачам стандартов, но и в упрощённом отношении к языку, его функциям и роли в обществе. Так, в ходе реформы высшего образования обнаружилась новая установка – так называемая англификация, которая как будто имеет поддержку в лучших вузах страны через финансирование и подразумевает обучение не на русском, а на английском языке.

Его придётся осуществлять, не имея ни англоязычной культурной среды, ни английских библиотек. Такие разрушающие идентичность модели, из каких бы лучших побуждений они ни исходили, под репрессивным давлением номенклатурного сознания могут дать хорошую пищу для нового поругания «неспособного» к нормальному освоению «мирового» языка народа. А какие сигналы подадутся при этом говорящему на русском языке, культурно и цивилизационно связанному с Россией евразийскому миру? От зрелых, состоявшихся специалистов как-то вдруг, но всерьёз требуют освоения иноязычного формата организации и ведения преподавательской деятельности в родной стране совсем иной базовой лингвокультуры. На выходе – ни толкового познания предмета, ни нормального английского, ни даже русского языка.

Соответствующие новым англификационным амбициям «компетенции» зрелым преподавателям ни обрести, ни поддержать, а главное – это совсем не нужно: невозможно всю страну превратить в дипломатов, постоянно проживающих вне своих пределов в иноязычной среде и культуре и поэтому способных чувствовать себя в ней относительно свободно. Людям с устойчивой идентичностью нет никакого смысла становиться бóльшими европейцами и американцами, чем они сами. Для нормальной конкуренции с внешними угрозами необходима поддержка отечественных школ профессиональных переводчиков, переводы трудов российских мыслителей на английский и другие языки мирового и межкультурного статуса. Государство могло бы системно организовать их деятельность и по переводу научно значимой литературы на русский язык, так как рынок склонен закрывать доступ к ценной информации.

Реформа образования принесла не только горькие плоды. Она неплохо мобилизовала жёсткий ресурс системы. Но главная задача – мобилизация гибкого ресурса, способного реа­гировать на изменение условий, на решение сущностных, творческих задач, связанных с проектом нового человека и будущего для народов российской цивилизации, – не имеет решения только внутри самой системы образования, поскольку нуждается в опоре на социальную детерминацию через все публичные сферы деятельности гражданского общества.