Пристальный взгляд

Пристальный взгляд

Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели

Теги: Сергей Войтиков , Армия и власть Корнилов , Вацетис , Тухачевский , 1905–1937

Сергей Войтиков. Армия и власть Корнилов, Вацетис, Тухачевский. 1905–1937 М.: Центрполиграф 2016. 784 с.: ил. 2000 экз.

Московский историк Сергей Войтиков предпринял интересную и даже, можно сказать, смелую попытку раскрыть тему взаимоотношений армии и власти, военного строительства за период немногим более трёх десятилетий. Но они вместили и 1905 год, и Первую мировую войну, и войну Гражданскую, и период строительства Красной армии.

К числу важных достоинств книги стоит отнести то, что Войтиков вводит в массовый оборот новые исторические документы и свидетельства, а также касается судеб и роли не только известных фигур (Корнилов, Сталин, Троцкий, Вацетис и других), но и фигур менее известных, без которых многое в истории могло бы пойти по-иному. Картина военного строительства в стране получает более полную и объективную картину.

Автор убедительно показывает, что «армия и власть – важная научная проблема. Как только власть ослабевает, армия поднимает голову. Большевистская партия и ленинское правительство смогли накинуть «узду» (выражение Сталина) на руководство созданной ими в 1918 г. Красной армии, что стало одной из главных причин удержания большевиками государственной власти» . На многие острые вопросы отвечает эта книга.

 

За что рубали белых?!

За что рубали белых?!125 назад родился писатель Дмитрий Фурманов

Политика / Первая полоса / Главная тема

Фото: ХудожникСсергей Малютин

Теги: Фурманов , гражданская война , литература

Гражданская война – всегда народное бедствие. О том, что в ней нет ни правых, ни виноватых, никто не спорит. Но в любой войне есть справедливость и несправедливость. Равно как и в её последующей оценке. Получилось так, что самые правдивые книги о Гражданской войне в России были написаны советскими писателями вскоре после её окончания. А одними из лучших произведений о том драматичном времени по праву считаются романы Дмитрия Фурманова «Чапаев» и «Мятеж». Перечитывая их сейчас, поражаешься не только точности языка и достоверности деталей, но и тому, сколь объективна эта проза и сколь независима от каких-либо идейных установок. Это уже потом, спустя десятилетия, началась по­этизация «господ офицеров», мол, белая армия сплошь состояла из культурных, утончённых и благородных людей, а Красная – из маргинальных головорезов. Но сколько бы сил ни тратилось на искажение правды, как бы её ни топили в мутных водах демагогии, она всплывёт и вернёт свой облик… И он будет таков: при всём трагизме братоубийства белогвардейцы сражались вовсе не за будущее России, а за свои утраченные привилегии эксплуататоров. А красноармейцы бились за то, чтобы от эксплуатации освободиться и позволить народу самому решать свою судьбу. Всем миром была создана новая Россия, ставшая при этом единственной и легитимной преемницей старой в лучших её державных про­явлениях.

Истории не нужны трактовки. Ей необходимы выводы. А выводам требуется объективность. Дмитрий Фурманов – один из тех писателей, кто дарит нам возможность знать исцеляющую историческую правду.

Продолжение темы на стр. 6

 

Революция и идеология

Революция и идеология

Колумнисты ЛГ / Очевидец

Рыбас Святослав

Теги: общество , политика , государство

Исполняется 100 лет сговору против порядка госуправления в России, который созрел в 1916 году. Его участники хотели сделать управление эффективнее и – всего-навсего – посадить на трон подконтрольного царя. В этом переустройстве участвовали только «свои» – великие князья, промышленники-олигархи, банкиры, генералы, депутаты Госдумы, члены Государственного Совета, профессора.

Россия находилась одномоментно в двух исторических временах: и в передовом капитализме, и в позднем Средневековье (подавляющее большинство крестьян). Соединить времена попытался Столыпин, но реформы не были завершены. Чтобы пресечь хищническое доминирование банков (две трети – иностранные) и перекупщиков зерна, он потребовал перевести в своё ведение крупнейший государственный Крестьянский банк, чтобы оградить проводимые реформы от влияния частных интересов. Но вскоре был убит. Василий Шульгин считал: убит на почве борьбы за бюджетные деньги.

Кстати, всеобщая забастовка 1905 года финансировалась крупным капиталом: бизнес вышел на тропу войны с государством.

Экономические проблемы, борьба за бюджетные деньги и конкуренция на международных рынках – лишь часть революционных обстоятельств. Главное – в идейном состоянии общества, которое острее всего выражали молодёжь и деятели культуры. По числу людей со средним образованием Россия обогнала Францию, а по числу студентов не уступала Великобритании. В идейном плане это был кадровый резерв либеральной оппозиции. Молодые ощущали себя «лишними людьми» (вроде того, как в 1980-х годах масса выпускников советских вузов, став невостребованной, была в роли вечно недовольных «младших научных сотрудников»).

Философ С.Л. Франк объяснял политический и социальный радикализм русской интеллигенции её склонностью «видеть в политической борьбе, и притом в наиболее резких её приёмах – заговоре, восстании, терроре и т.п., – ближайший и важнейший путь к народному благу».

И литературный барометр тогда указывал на «бурю». Доминировало явление, именуемое Серебряным веком. Его «герои» испытывают колоссальное давление переломной эпохи. Их мир поражён эпидемией самоубийств. Расцвели богохульство, сексуальная распущенность, культ греха, утрата инстинкта самосохранения. Литература отражала крах дворянской России с её идеалами самоотверженного служения Отечеству. (Задумайтесь о современной театральной практике дискредитировать, иначе не скажешь, классические пьесы.) Дворяне как сословный хребет государства с их очаровательными «вишнё­выми садами», продавая под давлением экономической реальности усадьбы, превращались в служащих. Перерождалась их психология. Надо ли удивляться, что многие бывшие дворяне стали героями будущих потрясений?

И вот что крайне важно в оценке эпохи. Государство, начиная колоссальные великие реформы, не имело идеологических союзников. Положение церкви, выполнявшей также задачи государственной идео­логии, было крайне тяжёлым. В сельских приходах, например, священники были в полной экономической зависимости от крестьян, нужда их заставляла угодничать перед богатыми прихожанами, уничтожался авторитет церкви. Начав модернизацию, власть не поддержала своих культурных и идеологических агентов на местах. Подвигая подданных к индивидуализму, развитию предприимчивости, правовой грамотности и другим основам рационального жизнеустройства, власть не подготовила идеологии обновлённой России.

 

Русским нужно обрести уверенность

Русским нужно обрести уверенность

Политика / События и мнения / Взгляд

А. Карелин, Герой России, трёхкратный олимпийский чемпион

Фото: Константин Круглянский

Теги: Александр Карелин , смутное время , 4 ноября , общество

4 ноября 1612 года в истории России – пример внесословного объединения людей, когда организующим началом послужили гражданская мудрость и православная вера. В преодолении Смутного времени была явлена новая суть русской силы. Не столько беспощадный и бессмысленный бунт, сколько организованное, сплочённое движение к справедливости.

Мы должны осмыслить те давние события, чтобы понять, откуда берутся сегодняшние внешнеполитические конфликты. Во многом они из начала XVII века, когда происходил упадок русской государственности, когда формировалась традиция взаимоотношений западных и восточных славян.

День народного единства – один из хрестоматийных примеров любви к Родине, способности и потребности русских создать суверенное государство. После страшной катастрофы – утраты советской государственности – мы до сих пор находимся в растерянном состоянии. Пытаемся примерить в себе чужие лекала, использовать чуждые рецепты. Но сильная страна, как и сильная личность, должны обладать уверенностью в собственном опыте, способностью к созиданию. Неважно, к какой сфере это относится: к духовному, физическому или интеллектуальному труду. Уверенность и убеждённость сильных людей позволяет совершенствовать систему, изменять страну к лучшему.

Конечно, у нас есть сильные люди: это и русский солдат, и труженик села, и шахтёр, многие другие – ответственные, верные профессии, призванию. Как правило, немногословные, незаметно творящие историю России.

Трудно сказать, откуда эта способность к скромному героизму у русских людей. Один из примеров – мой земляк, Герой Социалистического Труда Юрий Фёдорович Бугаков. Он руководит сельскохозяйственным предприятием в Сибири, помогает обрести уверенность в будущем сотням поверивших ему людей. Бугакова уважают, ему подчиняются, за ним идут, потому что он наполняет жизнь созидательными смыслами, важнейший из которых – счастье трудиться на родной земле.

Чтобы обрести уверенность, важно понять, кто мы такие. Приняв христианство, русские смогли согласовать его принципы с нашими особенностями. Сумели терпение, аскетизм соотнести с широтой души, с нашей природно-климатической сутью. В православии сложился союз христианских догматов и русского мировосприятия.

Мы не должны упрощать уроки истории. Но не будет нации победителей без связи поколений. Мы обязаны следовать принципу исторической преемственности, а не бросаться с завидным рвением обучать наших детей тому, что такое Хеллоуин. Изучая многообразие мира, обогащаясь достижениями человечества, надо помнить, из чего скроен русский народ, какие зигзаги истории сформировали наши традиции и мировоззрение.

При множестве национальностей, населяющих территорию современной России, мы остаёмся общностью. Русские щедро делятся возможностями с другими народами, это наш российский феномен. Во многом он сформировался вследствие победы, одержанной осенью 1612 года.

Александр Карелин

 

Фотоглас № 44

Фотоглас № 44

Фотоглас / События и мнения

 

Не учите нас толерантности!

Не учите нас толерантности!

Политика / Новейшая история / К 100-летию Октября

Замостьянов Арсений

Интернационализм был основой советского образа жизни. Кадр из фильма «Цирк» (1936 г.)

Теги: политкорректность , общество , негр , политика , толерантность

Зачем отказываться от политического капитала СССР?

Пришли вести о новом веянии: слово «негр» отныне и в России предлагается считать непристойным. Предлагается заменять его на «чёрный» или «африканец». Вроде бы здесь просматривается доброе намерение: не обижать людей за врождённые качества – дело чести и воспитания. Но в русском языке слово «негр» звучит без негативных оттенков, а неологизм «афророссиянин» воспринимается только иронически. То есть нововведения приведут к противоположному результату. Такая «политкорректность» вызывает изжогу.

А ведь это не только языковой вопрос, но и политический. Когда-то мы по части борьбы за права угнетённых народов и рас были «впереди планеты всей». Об Октябрьской революции в последнее время принято рассуждать с высокомерием. В этом едины либералы и националисты, космополиты и патриоты. У каждого – свои соблазны, но от залпа «Авроры» уши затыкают почти все и свою генеалогию ведут от аристократов и кулаков – хотя тридцать лет назад гордились предками-политкаторжанами или красными партизанами… Наша элита слишком безоглядно сдала в архив советскую идеологию. Недавние комсомольские активисты и преподаватели научного коммунизма убедили себя, что «учение Ленина» опровергнуто, что оно обесценилось, как прошлогодний снег. Поторопились вычеркнуть всё советское из повестки дня, даже из запасников души. Но именно революция открыла для нас возможности нового мира. Она была жестоким, но умелым учителем. Отматывать кинопленку назад, отменяя целую эпоху – опасное предприятие. Если мы забываем о завоеваниях революции – значит, скорее всего, нам суждено снова испытать на себе мытарства, которые были издержками этих достижений… Кто забывает уроки, тому предстоит повторение пройденного. С розгами.

Интеллигенция гнушается родством с Октябрём. О революции вспоминают если не с ненавистью, то со стыдливостью. Вот, мол, было такое помрачение умов. Самая удобная версия известна: прилетели какие-то инопланетяне, нагрянули бесы – и заварили кашу. Главное – не признавать, что в советской истории – наши корни. Что попытка жить не под властью дельцов и феодалов – это не ересь, а черновой прообраз будущего. Вместо осмысления – солженицынские проклятия или страусиный манёвр головой в песок. 25 лет назад Россия отказалась от политического капитала Октябрьской революции. От наших достижений по части «освобождённого труда», равноправия, дружбы народов, народного просвещения… Мы слышим о «подсоветской оккупации», о «большевистском иге». Столь затейливый поворот совестливой мысли выгоден тем, кому выгодно обнуление нашей государственности, распад и дипломатическое унижение. Ведь высокий международный статус нашей страны до сих пор обеспечивается главным образом отзвуками давних побед и советской дипломатической прытью. Когда-то мы были конкурентоспособными и провозглашали свою правду для всего мира… Влиятельных адвокатов у Октября не будет: юристы не работают бесплатно, а хозяевам жизни выгодно, чтобы «советчину» боялись и ненавидели. Чтобы видели в революции только трагедию, причём бессмысленную.

Самое печальное, что нам всё равно придётся осваиваться в «новом мире», который развивается во многом именно по намёткам Октября. В том числе и на негритянском направлении. Много лет именно наша страна была лидером по части прометеевской веры в человека. Именно за это на памятном слёте евангелистов Рональд Рейган назвал серпасто-молоткастую сверхдержаву империей зла. Потом те, кому это материально выгодно, постарались спровоцировать всеобщее разочарование в этой вере. И во многом мы впали в сладчайшие предрассудки образца примерно XV века. Но советская оснастка в нашенских амбарах всё-таки осталась, и не Западу учить нас толерантности. Уж мы по этой части – маэстро! Нужно только вспомнить кое-какие навыки, отказаться от слепого заимствования и сформировать систему ограничений, которая отвечает нашим интересам. А мы всё отбрасываем «крамольные революционные» традиции.

Об интернационализме в СССР вспоминали не только на симпозиумах и в отчётах по грантам. Он был основой советского образа жизни. Да, механизм часто давал сбои. Но в Америке в те годы не раз полиция забрасывала бомбами негритянские кварталы – и это не пропагандистская байка. По-русски слово «негр» звучало сочувственно, его произносили с симпатией, а иногда и с восторгом. Про Поля Робсона так и писали – выдающийся борец за права негров. И такое определение Робсона не обижало, он был другом Советского Союза. А Сергей Михалков то и дело декламировал стихотворение-быль о случае в театре, когда на спектакле «Хижина дяди Тома» московская девочка вышла из зала и…

«Кто купит негра? Кто богат?» –

Плантатор набивает цену,

И гневно зрители глядят

Из темноты на эту сцену.

«Кто больше?.. Раз!.. Кто больше?.. Два!»

И вдруг из зрительного зала,

Шепча какие-то слова,

На сцену девочка вбежала.

Все расступились перед ней.

Чуть не упал актёр со стула,

Когда девчушка пять рублей

Ему, волнуясь, протянула.

И воцарилась тишина,

Согретая дыханьем зала.

И вся Советская страна

За этой девочкой стояла…

И это не выдумка, не пропаганда. Как и кинофильм «Цирк», когда в апофеозе весь советский народ поёт колыбельную песню чернокожему мальчику. Картина, немыслимая в Штатах в те годы. Представьте себе такой сюжет в гитлеровской Германии! А ведь сталинский режим приравнивают к Третьему рейху. На Западе это стало хорошим тоном. За такими декларациями следует ущемление в правах, а мы даже не пытаемся показать, что первыми на государственном уровне боролись против расизма.

А разве не начинался наш лучший в мире кукольный театр спектаклем «Джим и Доллар» про негритёнка? И наконец, разве не наша страна помогала африканским государствам освободиться от колониальной зависимости? А почему герой повести Виля Липатова, комсомолец Столетов коллекционировал фотографии стариков-негров – неужто из презрения к ним? А ёлочные игрушки – негритята? Неужто на них поглядывали с колонизаторским высокомерием? В конце концов, за какие ценности товарищ Хрущёв размахивал ботинком в ООН?

Да, сегодня мы превратились в страну, в которой на футбольных стадионах молодые ребята ухают, намекая на расовую неполноценность чернокожих атлетов. Но эти ухающие подростки – результат уже антисоветского воспитания, самого духовного, самого вариативного в мире. Вполне предсказуемый результат.

Последние двадцать лет в России «политкорректность» и «толерантность» прививали на официальном уровне как американскую диковинку. И конечно, ничего, кроме конфуза, из этого не вышло. Фальшь чувствовали даже школьники. Мы впали в «обратное общее место»: теперь у нас считают доблестью демонстративную нетолерантность. Показать презрение к «малым сим» – за милую душу! Вот профессор Александр Асмолов, один из идеологов истребительных школьных реформ, частенько вворачивает в свои проповеди такой каламбур – «быдл-класс». Должно быть, приятно ощущать собственную расовую и социальную полноценность, припечатывая «недочеловеков». Вот где уж точно нужна «нашенская политкорректность» – в ограничении такого социального расизма. Но главная беда даже не в грубом снобизме профессора, а в том, что система, основанная на генетической или социальной розни, неэффективна. Тот же Асмолов, наверное, без лицемерия мечтал, чтобы у нас больше любили, скажем, стихи Мандельштама, которые он нередко цитирует. Но интерес к высокой словесности пробуждала как раз советская «уравниловка». А элитарные изыски тешат самолюбие, но не приводят к намеченной цели, как сломанный компас.

И это не парадокс, а простая арифметика. Государство и его система просвещения в наше время должны обращаться к массовому человеку, а не к двум тысячам аристократов. В противном случае мы получаем торжество контрпросвещения и, как следствие, стратегическое поражение. Это как ружья кирпичами чистить. Законы новейшего времени хорошо понимали и Луначарский, и Потёмкин, и Прокофьев – наши министры-просветители с их установкой на всеобщее бесплатное обязательное образование… Об успехах нашей системы просвещения на Западе в годы противостояния систем говорили и открыто, и кулуарно. И они понимали, что эти успехи связаны не только с учебниками и методиками, но и со стратегией развития.

После вьетнамской войны американцам поднадоело проигрывать, и они взяли на вооружение лучшие советские политические технологии, чтобы приспособить их к собственным реалиям. Им удалось спасти свою державу от межрасовой гражданской войны. И помогла в этом по-сусловски осторожная и догматичная внутренняя политика, во многом лицемерная, но всё-таки изменившая американский дух. Американцы изучают советский опыт со времён Вудро Вильсона, обратившего внимание на первые ленинские декреты… И многое перенимают, хотя никогда в этом не признаются. Когда-то Голливуд противопоставлял левацкому коллективизму агрессивных одиночек. Но в последние десятилетия политкорректность привела их к почти ждановскому идеалу: оказалось, что идея страны, идея прогресса важнее ретивой личности. В американской идеологии, которую у нас принято бранить, сегодня больше социальной ответственности, чем когда-либо.

Технический прогресс, войны, пропагандистские технологии и демографические качели каждое столетие до неузнаваемости меняют мир и человека. Можно презирать товарища Маркса, но гораздо труднее выйти за пределы его законов. Отказавшись от наследия марксистов, социалистов и прочей неблагонадёжной публики, мы опрометчиво разоружились. Советская идеология во многом соответствовала вызовам новейшего времени. О нынешней нашей системе ценностей этого не скажешь: она пёстрая, в чём-то – музейная, где-то – вороватая, во многом – благородная, но не имеющая отношения к будущему. Потому и учат нас толерантности наши недавние ученики. Поделом бьют, между прочим. Уж больно легкомысленно мы относимся к собственному наследию. К чему приводит отказ от политического капитала, наработанного в советские годы? Да просто мы останемся вечными студентами, да ещё и с запьянцовской, криминальной репутацией. А наш Октябрь был прорывом в будущее – и его влияние ещё долго будет проявляться не только явно, но и подспудно.

 

Будапешт-1956: восстание обречённых

Будапешт-1956: восстание обречённых

Политика / Настоящее прошлое / Годовщина

Славин Алексей

Памятник Сталину разрезали на части

Теги: смерть Сталина , Венгрия , военный переворот , политика , общество , трагедия

Как Венгрия оказалась в эпицентре холодной войны

10 ноября 1956 года закончилась войсковая операция «Вихрь». 17 советских дивизий приграничных военных округов и воины расквартированного в Венгрии Особого корпуса подавили Венгерское национальное восстание, длившееся 19 дней. Это были поистине кровавые дни, которые даже через 60 лет невозможно оценить однозначно.

Размытый ландшафт

После смерти Сталина стал меняться политический ландшафт союзных восточноевропейских государств. В Венгрии в июне 1953 года от власти был отодвинут «верный сталинец» диктатор Матьяш Ракоши, сохранивший тем не менее пост первого секретаря Венгерской партии трудящихся (ВПТ). В соответствии с реалиями того времени руководство страной перешло к премьер-министру – ставленнику Л. Берии и Г. Маленкова Имре Надю, участнику Гражданской войны в России и, как и Ракоши, коминтерновцу. Берия хорошо знал Надя, который с 1933 года был осведомителем Лубянки (псевдоним Володя).

Была проведена амнистия, сведены к минимуму политические репрессии, что пробудило среди венгров надежды. В экономике Имре Надь ослабил давление на крестьян, свернул строительство ряда крупных предприятий, уменьшил налоги, снизил цены на продукты, поднял зарплаты. Это сделало его популярным.

Однако в 1955 году, вскоре после падения Г. Маленкова, Надь был смещён с поста премьера, а позже исключён из ВПТ как «правый уклонист». В народе же он по-прежнему считался символом реформ.

После ХХ съезда КПСС в Венгрии вновь началось брожение. Катализатором послужило июньское восстание рабочих в польской Познани на заводе имени Сталина, где, по разным данным, погибло до 80 человек. Брожение, правда, имело не только внутренние корни.

Ещё 8 сентября 1954 года руководство американского комитета «Свободная Европа» утвердило «Директиву № 15, Венгрия, операция «Фокус». В соответствии с ней была разработана программа «движения национального сопротивления» из 12 пунктов. Радио «Свободная Европа» в специальном цикле передач разъясняло программу.

С того же 1954 года англичане и американцы начали готовить в Австрии и ФРГ из эмигрантов и перебежчиков кадры «подрывников» и «боевиков». А в январе 1956 года американская разведка выпустила доклад «Венгрия: активность и потенциал сопротивления». В нём рассматривался «перевод недовольства в фазу активного сопротивления».

С 1 октября 1954 года Венгрию начали забрасывать листовками при помощи воздушных шаров. Их вскоре стали запускать тысячами, каждый нёс от 300 до 1000 листовок.

Подключилась венгерская интеллигенция. Члены «кружка Петёфи», преподаватели будапештских вузов, члены Союза писателей посещали предприятия с лекциями о «преодолении культа личности», требуя возвращения к власти «истинного венгра» Имре Надя. Здесь нелишне заметить, что в радиопередачах на Венгрию муссировалась идея о засилье в руководстве страны «инородцев» и о возвращении к власти «национальных кадров» – многие в окружении Ракоши, как и он сам, были евреями.

18 июля 1956 года М. Ракоши был, наконец, смещён и отбыл вместе с женой-якуткой Феодорой Корниловой на «лечение» в СССР. Его место занял верный сподвижник, бывший глава МВД Эрнё Герё. Руководил смещением Анастас Микоян.

Оружие оказалось даже в женских руках

Первая кровь

Перезахоронение 6 октября Ласло Райка, видного коммуниста, замученного в 1949 году по приказу Сталина, вылилось в огромную стотысячную демонстрацию. Прозвучали призывы к отставке Герё как одного из виновников репрессий.

Американские дипломаты сообщали: «Ситуация в Венгрии ухудшается быстро; бесспорно, быстрее, чем это предвидели в Москве».

13 октября прозвучал новый призыв «Свободной Европы»:

«Требуйте вывода частей Советской армии, обнародования соглашений и расчётов между СССР и Венгрией, требуйте демократии вместо демократизма, независимости вместо опекунства!»

Через три дня в Сегёде была создана независимая студенческая организация. А 22 октября к ней присоединились столичные студенты, сформулировавшие 16 требований к властям (немедленный созыв партсъезда, назначение Надя премьером, вывод советских войск, снос памятника Сталину, отказ от изучения марксизма-ленинизма и русского языка и пр.) и запланировавшие на 23 октября марш протеста в центре столицы.

Впоследствии пресс-секретарь советского посольства Владимир Крючков (будущий шеф КГБ) напишет, что послу Ю. Андропову тогда стало ясно, что «вопросы будут решаться теперь не в кабинетах, а на улицах». В шифротелеграмме Андропов предупреждает, что «венгерские товарищи вряд ли смогут сами начать действовать смело и решительно без помощи им в этом деле».

Демонстрация поначалу проходит мирно. По её ходу число участников достигает 200 тысяч человек. Неожиданно выделяются организованные группы с лозунгами возвратить старую национальную символику, старый гимн и изгнать коммунистов. Провоцируются нападения на объекты, где хранилось оружие. Солдат под видом братания разоружают.

Захватываются казармы «Килиана», где располагались три строительных батальона, и изымается их оружие. Стройбатовцы присоединяются к повстанцам.

Выступая по радио, Герё говорит о «контрреволюции» и грозит «последствиями».

В ответ большая группа демонстрантов идёт к Дому радио с требованием передать в эфир свои программные требования. Охранявшие здание сотрудники госбезопасности открывают огонь. Стреляют и со стороны демонстрантов. Появляются убитые и раненые. Повстанцы добывают оружие у подкрепления, посланного на помощь охране радио, а также на складах гражданской обороны и в захваченных полицейских участках.

В различных пунктах города появляются грузовики, с которых раздают оружие и боеприпасы.

Сносят памятник Сталину. Его разрезают сварочным аппаратом. Части статуи тащат до здания Национального театра, толпа оплёвывает их. Есть снимок: голова «вождя народов» на трамвайных путях. А на постаменте ещё долго и одиноко стояли его бронзовые сапоги…

Этой же ночью Имре Надь назначается главой правительства. Эрнё Герё звонит в Москву и просит помощи.

Разговаривать, пусть даже на высоких тонах, лучше,

чем стрелять

Спираль насилия

И её оказывают. В столицу вводится около 6000 военнослужащих, 290 танков, 120 БТР, 156 орудий. Но у войск приказ: «Открывать только ответный огонь!»

Во властных структурах неразбериха: оружие, отправленное рабочим заводов и партийному активу, попадает к повстанцам. Часть силовиков переходит на сторону восставших. Лозунги – вывод советских войск и многопартийное правительство.

24 октября в Будапешт прибывают члены Президиума ЦК КПСС Анастас Микоян и Михаил Суслов, председатель КГБ Иван Серов, заместитель начальника Генштаба Михаил Малинин. Они «рекомендуют» немедленно заменить Герё на посту первого секретаря Яношем Кадаром, который, помимо всего прочего, был одним из инициаторов создания антифашистского Венгерского фронта, а потом в 1964 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Замена происходит. Но – поздно, и через день Микоян и Суслов добираются на аэродром уже на танке.

Переломом стал митинг 25 октября у парламента на площади Кошута, где собрались тысячи людей. Во время мирной демонстрации с крыш и чердаков соседних домов по манифестантам и советским солдатам открыт прицельный огонь. Первой же очередью убит майор В. Бачурин, стоящий у головного танка и беседовавший с демонстрантами. Советские солдаты в ответ тоже стреляют. Уже без разбора. Это ожесточает повстанцев. По Будапешту разносится слух: «Русские танкисты расстреливают мирных демонстрантов!» Кто устроил провокацию, до сих пор неизвестно (узнаёте майданный почерк?!). В этот момент венгры стали воспринимать восстание как национально-освободительное движение. Оно подпитывается извне. Через границу с Австрией, не встречая сопротивления пограничников, на машинах Красного Креста прибывают вооружённые группы. Среди них специалисты по уличным боям. Они вооружены западным оружием. К повстанцам попадает и немецкое оружие времён войны. (Уже в наши дни стало известно, что руку к этому приложила «организация Гелена» – немецкая разведка BND. Она создала агентурную сеть для организации партизанских отрядов.)

В Будапеште действуют автономные боевые группы, например Йожефа Дудаша, отряд которого в 400 человек захватил Национальный банк и вместе с ним миллионы форинтов «для продолжения борьбы».

На местах возникают ревкомы, а на предприятиях – рабочие комитеты. Всё это – в считаные часы. Имре Надь, выступая по радио, провозглашает, что «правительство осуждает взгляды, в соответствии с которыми нынешнее народное движение рассматривается как контрреволюция». Он объявляет о прекращении огня, начале переговоров о выводе советских войск из Венгрии, свёртывании деятельности ВПТ, роспуске Венгерской Народной Армии и создании новых вооружённых сил под руководством Революционного военного совета во главе с генерал-майором Бела Кираи и полковником Палом Малетером. С этого момента Имре Надь из партийного функционера превращается в национального героя, который ясно сознаёт, что шансов на победу почти нет, но самоубийственно возглавляет сопротив­ление.

Москва на распутье

Судя по записям зав. общим отделом ЦК КПСС В. Малина, единства по Венгрии в президиуме не было. Однако 27 октября в передовой «Правды» говорится, что СССР согласен на «демократизацию» ВНР при условии «лидирующей роли коммунистов» и сохранения её членства в Варшавском пакте. А 30-го обнародуется, пожалуй, самый фантастический документ послевоенного времени – Декларация об основах взаимоотношений с соцстранами. События в Венгрии оценивались как «справедливое и прогрессивное движение трудящихся», к которому примкнули и реакционные силы. СССР готов вступить в переговоры с ВНР по вопросу о пребывании советских войск в Венгрии.

Были ли эти шаги маскировкой? Может быть. Налицо была угроза целостности соцлагеря.

А потому 30 октября Микоян и Суслов снова в Будапеште. Увидев страну на разломе, они дают «добро» на кардинальные перемены. Тем более что Надь убеждает высоких гостей в верности социалистическим идеалам. При этом в течение часов упраздняется старая госбезопасность, провозглашается многопартийная система и свободные выборы. Это революция. Микоян убеждает Хрущёва, что в Венгрии «всё под контролем».

Советские войска выходят из столицы под обстрелами повстанцев. Наступает безвластие под покровом победной эйфории. Не работают заводы, фабрики, транспорт, банки, магазины, школы, вузы. Большинство студентов и молодёжи, часть рабочих – в ополчении.

На свободу из-под домашнего ареста выходит примас Венгрии кардинал Йожеф Мидсенти. И почти сразу требует возврата конфискованных коммунистами церковных земель. Чем отпугивает крестьян, для которых лучше иметь землю при «плохой власти», чем не иметь при «хорошей».

В эти дни гвардейцы Б. Кираи и боевики Й. Дудаша проводят операцию «Голубой дождь»: отлавливают и убивают партийных функционеров и сотрудников ГБ. В горкоме ВПТ 20 коммунистов вместе с портретами Ленина прибивают гвоздями к полу. Гэбэшников линчуют и подвешивают за ноги, а некоторых просто вешают на деревьях (погибло около 40 человек).

Китайское руководство, коммунисты Польши, Румынии, Италии, даже югославы в беседах с советскими лидерами оценивают события с «крайней озабоченностью», выступая, по сути, за подавление национального восстания.

И 31 октября Никита Хрущёв делает крутой разворот. Этому шагу, несомненно, способствовал «суэцкий кризис» – война, в которой против Египта, национализировавшего Суэцкий канал, выступили Израиль, Англия и Франция, но которую не поддержали США. Наметился явный раскол в НАТО, которым Хрущёв в силу своего характера не воспользоваться просто не мог. Выступая на Президиуме ЦК, он говорит: «Если мы уйдём из Венгрии, это подбодрит американских, английских и французских империалистов. Они поймут это как нашу слабость и начнут наступать».

Он отдаёт приказ министру обороны Георгию Жукову немедленно готовить операцию по подавлению «фашистского мятежа».

Вихрь

31 октября начинается массивная передислокация советских войск. Видя это, Надь вечером того же дня объявляет по радио о выходе Венгрии из организации Варшавского договора и обращается к великим державам СССР, Великобритании, США и Франции, а также к ООН с просьбой гарантировать нейтралитет. Отчаянный шаг идеалиста.

Надь не мог знать, что в этот же день президент Д. Эйзенхауэр поставил СССР в известность, что венгерские события – «внутреннее дело Восточного блока». Позже он скажет советникам: «Из-за венгров начинать войну с Советским Союзом не стоит. А военную помощь им обещало радио «Свободная Европа», а не правительство США».

1 ноября Янош Кадар и его соратник Ференц Мюнних тайно встречаются с послом Андроповым и с помощью советских дипломатов и Ивана Серова вылетают в Москву. 3 ноября в Ужгороде ещё одна беседа с Хрущёвым. Там окончательно и формируется правительство. А в пять утра 4 ноября начинается вторжение. Советской армии противостоит в Будапеште, по разным данным, до 50 тысяч человек. Ещё примерно 10 тысяч – в «национальной гвардии» и других вооружённых отрядах. У восставших около 100 танков. У советских войск – три тысячи. В Будапеште реальное сопротивление оказывают лишь три полка, 10 зенитных батарей, несколько строительных батальонов и вооружённые отряды молодёжи. При этом узлы обороны в городе, как и уличные бои, организованы на редкость грамотно.

Впрочем, к началу боёв осуществлять общее командование повстанцами было уже некому. Ещё 3 ноября в здании парламента начались переговоры о выводе советских войск. Делегацию СССР возглавлял первый зам. начальника Генштаба М. Малинин, венгерскую – министр обороны только что сформированного коалиционного правительства (уже генерал) П. Малетер. Вечером по предложению советской стороны переговоры перенесены «для уточнения деталей» на военную базу Тёкёл. Накрыт торжественный ужин. Поздно ночью приём прервал председатель КГБ Иван Серов с охраной, который арестовал всю венгерскую делегацию.

7 ноября Янош Кадар объявляет о переходе всей власти в стране в руки «рабоче-крестьянского правительства». 10 ноября судьба Венгрии была решена.

Война после войны

Открытой оставалась судьба Имре Надя. Укрывшийся вместе с несколькими министрами и их семьями в юго­славском посольстве, он считал себя законным главой правительства и отказывался признать «внешнее управление». Начались вязкие переговоры. Всё решили уполномоченные ЦК Георгий Маленков, Михаил Суслов и Аверкий Аристов, которые 17 ноября в телефонограмме в Москву предложили арестовать Надя.

Чтобы выманить его, Кадар дал письменные гарантии безопасности с обещанием не привлекать никого к ответственности за прошлую деятельность. Но советская сторона никаких гарантий не давала! 22 ноября Надь при выходе из посольства «для следования в Югославию» был арестован спецотрядом КГБ под руководством генерала Александра Короткова. Надя переправили в Румынию, в городок Снагов. Как вспоминает Сергей Хрущёв, отец сказал ему, что, мол, пусть там поживёт, пока всё не успокоится: живёт же у нас Ракоши.

В Снагове Надь взялся за своё жизнеописание под названием «Бурный век моего поколения», под которым провидчески поставил странные даты: «1896–195…». 17 апреля 1957 года румыны не без колебаний выдали его венгерским властям. На закрытом суде Имре Надь себя виновным не признал.

15 июня 1958 года он был приговорён к смертной казни за «госизмену» и «попытку реставрации капитализма». Подавать прошение о помиловании он отказался, заявив, что история и мировое коммунистическое движение рассудят, кто был прав. И наутро был повешен вместе с соратниками – Палом Малетером и Миклошом Гимешем.

Существует легенда, что Хрущёв был против смертной казни, но Кадар воспротивился. Непохоже: вряд ли Кадар решился бы перечить советскому вождю. Тем более что Надь был всё-таки «бериевский кадр».

И. Серов до середины декабря зачищал Венгрию, за что получил боевой орден Кутузова 1-й степени.

Г. Жуков к 60-летию – но все знали, что за подавление «фашистского мятежа» – был награждён четвёртой звездой Героя Советского Союза. Имре Надя торжественно перезахоронили в Будапеште в 1989 году. Позже ему был поставлен памятник.

День 23 октября стал в Венгрии государственным праздником.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

∎ Число сотрудников венгерской госбезопасности (AVH) превышало 28 тысяч человек при 40 тысячах официальных информаторах. Были заведены досье на миллион граждан (10 процентов населения). 650 тысяч подверглись разного рода преследованиям. Около 400 тысяч венгров получили различные сроки заключения.

∎ После подавления восстания арестовали или интернировали около 26 000 человек, 13 000 из них получили тюремные сроки (846 отправлены в советские тюрьмы и лагеря), около 350 казнены (точное число неизвестно). Из страны бежали 200 тысяч человек.

∎ Было изъято 44 тысяч единиц стрелкового оружия, в том числе 11 тысяч 500 автоматов и около 2 тысяч пулемётов, 62 орудия, из них 47 зенитных. Около 2 тысяч единиц стрелкового оружия было иностранного производства послевоенного периода.

∎ По официальным данным, в связи с восстанием и боевыми действиями с 23 октября по 31 декабря 1956 года погибло 2652 венгерских гражданина и ранено 19 226 человек. Потери советских войск в ходе боевых действий составили 706 человек убитыми (75 офицеров и 631 солдат и сержантов срочной службы), 1540 ранеными, 51 человек пропал без вести.

∎ По итогам событий 18 декабря 1956 года Указом Президиума Верховного Совета СССР более 10 тысяч советских военнослужащих были награждены орденами и медалями, 26 человек удостоены звания Героя Советского Союза, из них 14 – посмертно.

 

Писатель-комиссар

Писатель-комиссар

Литература / Литература / Дмитрий Фурманов – 125!

Теги: Фурманов , Красная Армия , гражданская война , 25-я Чапаевская дивизия

Революционный герой поколения

В рядах Красной Армии, в партизанских отрядах проходили свои «университеты» фронтовой жизни и те, кто были уже писателями до революции, и те, кто вернулись с Гражданской войны, полные дерзновенных замыслов о прожитом и пережитом, какими хотелось поделиться с современниками.

Комиссаром 25-й Чапаевской дивизии был Дмитрий Фурманов, в партизанском отряде на Дальнем Востоке был комиссаром Александр Фадеев, в рядах Первой Конной были Всеволод Вишневский и Исаак Бабель, в Красной Армии проходили науку побеждать Николай Тихонов, Леонид Леонов, Константин Федин, Николай Островский, в продотряде был Михаил Шолохов, краснофлотцем встретил Октябрь Леонид Соболев. «Они, – писал А.Н. Толстой об этой генерации советских писателей, – принесли с собой, как простреленные шинели на плечах, романтику Гражданской войны, героику народа, с отчаянной отвагой разметавшего белые армии». Это обстоятельство привносило в литературу пафос подлинности, который позволил ответить на запрос времени: «нужен герой». И такой герой появился в романе Дмитрия Фурманова «Чапаев» (1923). Он, писал Константин Федин, «дал критике первую твёрдую опору в её требованиях к писателям показать героям того времени – опору искомого и должного в советской литературе». Имя автора стало известно.

Сын трактирщика из города Середа, что на Владимирщине, он окончил реальное училище и в 1912 году поступил в МГУ на историко-филологический факультет. В 1914-м ушёл на фронт, прослужив три года братом милосердия. Именно общение с фронтовой жизнью оказало решающую роль в формировании его взглядов.

Февральская революция привела Дмитрия Фурманова в Совет рабочих депутатов Иваново-Вознесенска, где писатель сошёлся со старшим товарищем Михаилом Васильевичем Фрунзе. Октябрь 1917 года Фурманов в качестве комиссара находился на фронтах Гражданской войны. За боевые заслуги был награждён орденом Красного Знамени.

После окончания Гражданской войны в 1921 году он приехал в Москву, чтобы серьёзно заняться тем, что влекло его с юношества, – литературной деятельностью. И вскоре он публикует повести «Красный десант», «В восемнадцатом году», романы «Чапаев» и «Мятеж». Прочитав его «Красный десант» о пережитом автором в походе в тыл врангелевцев, Александр Серафимович так оценил произведение: «Передо мной вдруг блеснула чёрная южная ночь, шелест камыша и таинственность смерти, которая невидимо плыла с этими потонувшими в черноте баржами, – люди плыли на заведомую гибель, в самый тыл врагов, – пощады не будет. И мне вдруг стало трудно дышать. «Да ведь это же художник!»

Затем была повесть «В Восемнадцатом году» (1923), о Краснодаре, освобождённом Красной Армией, где в центре внимания автора, по его признанию, был процесс «перерождения девушки из обывательницы в революционерку».

Так шаг за шагом осваивает писатель тему революции и Гражданской войны. И высшим достижением оказался роман «Чапаев», в котором Фурманову удалось художественно решить проблему того времени – верно показать взаимоотношения героя и массы, изобразив процесс взаимного обогащения двух героев – Чапаева и Клычкова. Каждый из них несёт в себе собственное понимание природы происходящего. В одном, Чапаеве, мы видим органичную связь с восставшим народом, с его наивно-утопическим представлением о воле, о справедливости, что выражено в его словах, обращённых к комиссару. Отняли у буржуев – пойдёт народу. «Отняли у буржуев сто коров – сотне крестьян отдадим по корове. Отняли одежду – и одежду разделим поровну…»

Кадр из фильма «Чапаев». В роли комиссара Клычкова актёр Борис Блинов (слева на фото)

Клычков с долей иронии и вместе с тем всерьёз слушает Чапаева, понимая, сколь непросто будет тому пре­одолеть в себе эту наивную веру в такое представление о новой жизни. В рамке общего «воспитания» массы и её выразителя Чапаева видит комиссар решающую роль отряда рабочих-ткачей Иваново-Вознесенска.

Клычков у Фурманова – не жизненная копия автора, а живой человек, которому свойственны и сомнения, и ошибки, и промахи. Но в главном он видел свою задачу, чтобы прежде всего повлиять на Чапаева, а через него на всю армейскую массу. Он отлично понимал: сила Чапаева в том, что он «держал в руках коллективную душу огромной массы и заставлял её мыслить и чувствовать так, как чувствовал он сам».

Своим творчеством и романом «Чапаев» Дмитрий Фурманов положил начало той традиции, в русле которой были созданы «Как закалялась сталь» Николая Островского, «Молодая гвардия» Александра Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого и другие героико-патриотические произведения.

Человек огромного политического и организационного опыта, большого личного обаяния, Фурманов пользовался авторитетом в писательской среде. Он участвовал в разработке теоретических основ эстетики нового реализма, получившего определение социалистического. Боролся за принципиальность в искусстве. Писал статьи, эссе и заметки обо многих своих товарищах, среди них Александр Серафимович, Лидия Сейфуллина, Всеволод Иванов, Алексей Толстой. Особую симпатию питал к Владимиру Маяковскому, которую тот чувствовал. Неслучайно первый номер журнала «ЛЕФ», вышедший в марте 1923 года, Маяковский подарил Фурманову с автографом, начинавшимся словами: «Доброму политакушеру»…

В начале весны 1926 года Дмитрий Фурманов простудился. Болезнь дала осложнения, которые его организм одолеть не смог. 15 марта его не стало. На смерть Дмитрия Андреевича Фурманова откликнулись Анатолий Васильевич Луначарский, Александр Серафимович, Алексей Максимович Горький, который, в частности, писал: «Для меня нет сомнения, что в лице Фурманова потерян человек, который быстро завоевал бы себе почётное место в нашей литературе. Он много видел, хорошо чувствовал, у него был живой ум».

Борис Леонов

 

Литинформбюро

Литинформбюро

Литература / Литература

Литпремии

Подведены итоги премии «Ясная Поляна». В этом году на одну из самых престижных литературных премий было номинировано 197 произведений. Сразу два писателя стали обладателями премии «Ясная Поляна» в основной номинации «XXI век». Лауреатами стали Наринэ Абгарян с книгой «С неба упали три яблока» и Александр Григоренко с произведением «Потерял слепой дуду». Оба литератора награждены миллионом рублей каждый.

Марина Нефёдова победила в номинации «Детство. Отрочество. Юность». Она отмечена за книгу «Лесник и его нимфа».

В новой номинации «Иностранная литература» награждён писатель из Турции Орхан Памук за книгу «Мои странные мысли». Награду получила и переводчик Аполлинария Аврутина. Также вручён специальный приз «Выбор читателей». Его обладателем стала Наринэ Абгарян.

Литвстречи

В университете МИДа МГИМО возобновлены регулярные встречи студентов и преподавателей с писателями. Недавно прошла полуторачасовая встреча с поэтом, первым секретарём Союза писателей России Геннадием Ивановым. Гость рассказывал о себе, читал стихи, отвечал на вопросы, дарил свои книги.

Литконференция

9 ноября исполняется 198 лет со дня рождения великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева. Накануне в Москве открылись приуроченные к этой дате «Тургеневские чтения – 2016». В Международной научной конференции «Феномен творческой личности И.С. Тургенева в русской и мировой культуре» (8–10 ноября), организованной Государственным музеем А.С. Пушкина, Государственным литературным музеем и Московской государственной библиотекой-читальней имени И.С. Тургенева, принимают участие более 50 литературоведов и научных специалистов из России, Германии, Китая, Венгрии, Бельгии, Украины и Литвы.

А в Выставочных залах Государственного музея А.С. Пушкина (Денежный пер., 32) открыта выставка «И.С. Тургенев в театре и кино. Премьеры. Даты. Имена», в которой приняли участие музеи и ведущие театры Москвы. 

 

Напутствие

Напутствие

Спецпроекты ЛГ / Литературная ярмарка

Напутствие

Лети, мой дух мятежный,

К неведомым страстям!

Отбрось свои сомненья,

Найди ответы там.

Неси свой символ в сердце,

Победами займись,

Чтобы найти к закату

Мою любовь и жизнь.

Без веры в безвременье,

Без истины в сердцах

Войду с тобой я в вечность,

Лишь ветер вспомнит нас.

Тревоги позабыты,

Тобой я горд и сыт

Твоей заботой прежней,

Похожей на гранит.

Когда мы будем вместе,

Останови часы.

Любовь моя не вечна,

Запомни – я есть ты.

Тебе!

От горечи в глазах темно.

Сияющих вершин

Холодный блеск погас.

У ручки сломано перо.

Мой мир исчез.

Измен, предательств –

Сколько их

На память страшную легло...

Дыханье сжато, душно мне…

От чувств, от глаз.

И.Г.Л.

 

Фонтан фантазий, или Полтора метра нечистот

Фонтан фантазий, или Полтора метра нечистот

Книжный ряд / Литература / Литпрозектор

Евсюков Александр

Теги: Борис Акунин , Нечеховская интеллигенция , Короткие истории о всяком разном

Борис Акунин. Нечеховская интеллигенция. Короткие истории о всяком разном. М.: АСТ, 2016. 320 с.: ил.

Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану.

Козьма Прутков

Б. Акунин (он же Григорий Чхартишвили, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова и, возможно, ещё кто-нибудь) осчастливил нас новой книгой. Состоит она преимущественно из отрывков и набросков, не пригодившихся для предыдущих трудов, теперь же богато иллюстрированных и либо забавных (по мнению автора), либо как-то подкрепляющих его гражданскую позицию.

С первой же исторической миниатюры («Занимательное тирановедение») Акунин ухватывает быка за рога: «Как это так получается, что в демократическом государстве вдруг устанавливается режим единоличной власти?» И принимается прочерчивать дуболомные параллели между сиракузскими тиранами и свинцовыми мерзостями современности (ну чтобы даже самый наивный потребитель точно дотумкал): тут вам и про амфоры, и про полёты с журавлями, и про «скромного клерка» из госбезопасности – всё как тогда, так и теперь.

Походя заявив, что у русских не было ни одного приличного правителя со времён Ярослава Мудрого, автор много раз подряд де-факто признаётся в любви ко всему британскому как к эталону порядочности и гуманизма. То есть, конечно, французы, японцы, немцы и разные прочие шведы больше похожи на людей, чем русские, но до англичан им всем надо дорасти.

Особенно ясно это видно в истории, озаглавленной «Англия – щедрая душа». В 1911 году двое русских революционеров-экспроприаторов (на самом деле латыш и еврей) принимают бой и много часов противостоят более чем тысяче вооружённых констеблей, снайперов и гвардейцев с пушками и пулемётами. Подобные смелость и стойкость вызывают невольное восхищение, несмотря на очень сомнительные моральный облик и способ заработка. Но Акунин умудряется восхититься именно англичанами, которые не свернули приём эмигрантов после той злосчастной эпопеи.

Кстати, описывая сходную криминальную историю, но произошедшую в Польше (заглавная миниатюра «Нечеховская интеллигенция»), Акунин воздерживается от осуждения налётчиков, а умудряется пожурить непричастного Чехова: «А всё потому, что у польской интеллигенции Чехова не было. <…> Вот они и взялись строить новую жизнь, не откладывая в долгий ящик. Неинтеллигентно взялись, но эффективно» .

Из эпизодов, по мнению автора забавных, приведу такой: «Прошла дивная опечатка в названии родного издательства. По-испански оно называлось «idioma russo». Вместо буквы «m» в первом слове выскочила «t». Опечатку заметили, когда тираж был уже готов. Сейчас за такое я бы точно угодил в экстремисты-русофобы» .

Некоторые, видимо, залежалые эпизоды успели пригодиться другим авторам (к примеру, Л. Юзефович выпустил «Зимнюю дорогу») и стать из малоизвестных общеизвестными, но Акунин их вымарывать не стал.

Лакмусом же вдумчивости и достоверности описанных событий служит вот этот эпизод про Петра Калнышевского, последнего кошевого атамана Запорожской Сечи: «Его сослали на Соловки и содержали там в ужасных условиях. Посадили навечно под замок, в крошечную камеру, откуда выпускали подышать воздухом два раза в год. Пишут, что к концу заключения там накопился полутораметровый слой нечистот. <…> Он провёл в узилище четверть века» . То есть целые годы, пока в столице Екатерину II сменил Павел I, а его, в свою очередь, Александр I, и летом, и суровой соловецкой зимой престарелый атаман стоял по грудь в нечистотах, а за баландой добирался вплавь? А уж как 1790-х кровавые чекис… в смысле, злобные монахи лютовали – это словами не передать.

Объяснение может дать вот эта фраза: «Мне довольно идеи, а в остальном я полагаюсь на воображение – лишние детали могут его спутать и отвлечь на несущественное» . Воображение – штука нежная.

Однако ознакомиться с опусом Акунина в некоторой мере даже полезно: популярный беллетрист не может позволить себе замазывать настоящий смысл своих писаний туманными и невнятными фразами, такими, чтобы выловить этот смысл без специальной подготовки стало почти невозможным делом, а напротив – многое вываливает как есть. И за эту наглядность лично я Акунину очень благодарен.

 

Чего хотят женщины?

Чего хотят женщины?

Книжный ряд / Литература / Книжный ряд

Галкина Валерия

Теги: Ринат Валлиулин , Где валяются поцелуи , Париж

Ринат Валлиулин. Где валяются поцелуи. Париж. М.: АСТ, 2016. 288 с. (Антология любви). 7000 экз.

«Где валяются поцелуи» – это ещё одна попытка ответить на старый как мир вопрос: чего же всё-таки хотят женщины?

Может, именно поэтому роман на 80% состоит из диалогов (включая диалоги внутренние): ведь чтобы понимать друг друга, нужно говорить, много говорить. «Где валяются поцелуи» отличается довольно запутанным и своеобразным сюжетом: двое одинаково несчастных людей (она – в браке, он – в одиночестве) встречают друг друга в весьма ироничных обстоятельствах: она поджидает в тёмной подворотне и направляет на него пистолет, требуя отдать деньги. Он приглашает её на чай и… в Венецию. Может, в жизни так и не бывает, но не стоит ожидать, что что-нибудь тривиальное будет происходить с девушкой по имени Фортуна…

Во второй, внутренней истории, которую Фортуна читает отдельными обрывками, на фоне одного из самых романтичных в мире городов – Венеции – развиваются отношения героев, писателя и его капризной музы – отношения, основанные на пожирающей страсти и бесконечных упрёках, которые эта страсть порождает.

Язык романа построен на игре слов, местами доходящей до абсурда: «Откуда ты знаешь? – От противного», «Моё терпение вышло, я не стал его догонять» ; но в нём есть место и поэзии: «В ночном небе тихо коптилась луна, как лампада над кроватью ночи, которая неизлечимо страдала звёздной болезнью», «В полях тоже есть своё очарование: выпустишь взгляд пастись до самого горизонта, и дои потом молоко воспоминаний хоть вечность» ... В чём в чём, а в недостатке образов автора точно обвинить нельзя.

«Где валяются поцелуи» – история о том, как важно сбросить маски в любви. Вот только сбросить маски героям нужно в Венеции – в городе карнавала. И есть в этом что-то ироничное – с горьким привкусом.

 

Трёхкнижие

Трёхкнижие

Книжный ряд / Литература

Поэзия

Пётр Калитин. Генезисный шик. М.: У Никитских ворот. 2016. 132 с.

«Генезисный шик» – первый сборник стихов Калитина, в котором его философские идеи и искания облечены в строфы.

Условно книгу можно поделить на три части. Первая – «апокалиптическая», наполненная мрачными предсказаниями, мыслями о смерти, о гибели России; вторая – «семейная»: в ней стихи, посвящённые родителям, малой родине, дочери, друзьям; в третьей части преобладают стихи о любви к женщине.

Стихи Калитина нельзя назвать простыми для понимания, но в них есть главное – искренность.

Под кустом жасмина

Сумасшедший вдох.

Я ещё невинен:

Не боюсь цветов.

И с букетом будней

Побегу домой.

И Россия будет

Хоть на миг собой…

Проза

Лариса Голубева. Фантомные боли. М.: С&K, 2016. 288 с. 1000 экз.

Это дебютная книга автора, в которую вошли повести и рассказы. Лариса Голубева работает на стыке массовой и элитарной литератур: хороший русский язык, богатая точная образность отнюдь не мешают остросюжетности повествования. Особое очарование текстам придаёт юмористическая окраска, привнесённая Голубевой не развлечения ради, а как художественное средство, позволяющее увидеть действительность с иного ракурса.

Здесь есть и любовный треугольник, правда, скорее виртуальный: муж главной героини Леры, работающий по контракту во Франции, знакомится в интернете с москвичкой Мариной… Автору удалось создать выразительные характеры персонажей, с тонким психологизмом прописать их действия и поступки. Что важно, в книге нет никакого морализаторства, но чётко обозначены этические ориентиры, зло есть зло, а добро есть добро.

Стоит отметить, что книга, в сюжетной основе которой стремительное действие, насыщенное неожиданными и в то же время достоверными событиями, вполне способна привлечь внимание кинематографистов.

Биография

Александр Махов. Джорджоне. М.: Молодая гвардия, 2017. 219 с.: ил. (Жизнь замечательных людей: Малая серия). 3000 экз.

Джорджоне из Кастельфранко (ум. 1510) – один из наиболее загадочных и не познанных до сих пор мастеров итальянского Возрождения. Современник таких титанов, как Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль, он сумел не затеряться среди них, а его творчество оказало заметное влияние на последующее развитие живописи. О нём как о человеке мало что известно. По свидетельствам современников, за ним закрепилось имя Джорджоне, скорее напоминающее прозвище, чем имя, данное при крещении.

О судьбе великого венецианца и о работах, бесспорно принадлежащих или только приписываемых ему, рассказывает в своей новой книге признанный знаток Италии и итальянского искусства, писатель, культуролог и переводчик Александр Махов.

Подготовили А. Ермакова, В. Галкина

 

Мы все участники большой игры...

Мы все участники большой игры...

Литература / Литература / Поэзия

Римма Чернавина

Окончила факультет иностранных языков. Преподаватель, переводчик. Три года жила в Чили. Работала в советском посольстве. Была членом правления общества «СССР – Испания». В то же время работала в качестве корреспондента по культурным контактам на радио «Вещание на Испанию». Как поэт дебютировала в 1980–1981 гг. в журнале «Новый мир». Публиковалась в журналах «Новая Юность», «Арион», «Воздух». Автор нескольких книг стихов. Владеет пятью иностранными языками.

Не лги

Когда тебя спросят: где твой дом? –

Ты ответишь: проспект Табуладзе.

Или: улица Протуберанцев.

И скажешь правду

И солжёшь.

Мы все договорились лгать,

Обозначая словом «дом»

Времянки и приюты,

Что сообща соорудили

Для общих нужд.

И лжём самозабвенно,

Войдя во вкус игры.

Примеру взрослых следуя,

Играют наши дети.

Мы все участники большой игры

С системой строгих правил

И не прощаем тех,

Кто разрушает нам мечты.

И сказкой тешимся

До той поры,

Пока далёкий голос

Нам не скажет: хватит.

И позовёт нас

С затянувшейся прогулки.

О как мы не идём на зов!

Как правде не желаем верить.

Как боремся,

Пытаясь получить отсрочку,

Моля продлить минуты и часы…

И партии не доиграв,

Уходим.

И оставляем храм,

Воздвигнутый ценою дорогой.

Когда тебя спросят: где твой дом? –

Не лги,

Вопрос оставив без ответа.

Память

Память устроена так,

Чтобы те, кого уже нет с нами рядом,

Были бы с нами.

Чтобы одинокий человек

Не был одинок.

Память помогает нам выстоять.

Она позволяет надеяться,

Что вернутся

Те, что ушли навсегда.

Как часто я браню мою память.

Как часто я заставляю её замолчать.

Но она упрямо связывает настоящее с прошлым,

Упрямо твердит своё.

Как мне развязать руки?

Как мне избавиться от тебя,

Неумолимая память?

Ты устроена так,

Чтобы человек никогда не знал покоя.

Но когда, несмотря на все укоры,

Ты вновь и вновь возвращаешь меня к жизни –

Я благодарю тебя,

Моя память.

И верю,

Что вернутся

Те, что ушли навсегда.

* * *

Когда мне говорят «нет»

я вижу китайских болванчиков

с ухмылкой покачивающих миниатюрными головками

Я начинаю танец

в красных юбках с кринолинами

нас много

и мы весело вращаемся

пока не падаем без сил

и тогда нас подбирают

и перевесив через плечо уносят

Натюрморт с красными гладиолусами

В напольной вазе –

Красные –

Её живые

Гладиолусы

На длинных стеблях

Дышат тяжело…

Орущие младенцы

Терзают уже пустую грудь,

Захлёбываясь собственным рыданьем…

Ущербна мать,

Которая не может накормить

Рождённое дитя.

Земля…

Которую без принужденья покидают.

Достойны состраданья те,

Которых отторгают…

Подрезав не щадя под самый корень,

Связующие нити подрубив,

Ещё живые

Гладиолусы

На длинных стеблях

Дышат тяжело –

Испарина на красном.

Молитва

Иногда в зеркале нам показывают

лик Божий

и мы представляем себе, что это наше лицо

и когда смотримся снова

подтягиваем изображение своё

до того явленного Божественного

через зеркало со мной ты говоришь, Господи,

являешь мне идеальное лицо

канон

твоё представление обо мне

и я становлюсь твоею мыслью обо мне

я это ты в миниатюре,

в n-n-n-n-ой доле процента, Господи

Изменчивость твоего лица

во множестве других лиц

дробление n-кратное твоего лица детях твоих,

и всё ж оно едино

и всё ж един ты, Господи, во всех лицах

С континента на континент

1.

Свободные граждане

свободные «мы»

перемещаемся передвигаемся

с континента на континент

из страны в страну

из Европы в Азию

из города в город

переливаемся из пустого

в пустое

из пустого в порожнее

слепая с палкой

большой слепой

мы слепцы

мы скопцы

2.

Движение фиолетовое

viola («фиалка» – с франц.)

Виолетта

танец капюшонов

музыка света

viola

Виолетта

мрачные капюшоны

клобук фиолетовый

Я Виолетта

рваное одеяло

в латках фиолетовых

слепая с палкой

я фиалка

 

Очарованный странник чумного времени

Очарованный странник чумного времени

Литература / Литература / Юбиляция

Смирнов Владимир

Теги: Леонид Сергеев , юбилей , литература

Леониду Сергееву – 80!

Леониду Анатольевичу Сергееву исполнилось 80 лет. Головокружительная цифра. И радостно-печальная. Писать нечто поздравительное о Леониде Сергееве трудно, ибо он личность мифологическая и даже символическая. Таковой она пребывает давно и для многих людей. Когда знаешь человека и дружишь с ним лет сорок, то в ворохе воспоминаний очень трудно схватить нечто важное и особое, если личность крайне артистична и ярко одарена. И всё же…

Когда-то Герцен писал о редчайшем человеческом даре – объединять людей. Леонид Сергеев принадлежит именно к таким личностям. И дело не только в его талантливости, чýдном обаянии, некоем «звуке», который сопровождает его жизненные странствия. Юбиляру присущи особые сердечность и теплота, что сказывается и в его писаниях, и в его отношениях с множеством человеков. Наш именитый друг Владимир Личутин был точен в определении особости и свойств художества Леонида Сергеева: «Его проза – это сплав биографии, воспоминаний, художественного вымысла, житейских приключений и злоключений, любовных историй, которые случаются с каждым, но, описанные Сергеевым, они не оставляют удрученности, тоски, внутренней дрязги, но вызывают тот самый смех сквозь очистительные слезы. Сама интонация, неторопливая, с далеко призатаённой усмешкой, доверчиво приятельская, - это чувство дружественного, открытого человека». Следует добавить, что и люди, близкие или не очень Сергееву, рядом с ним, порой неожиданно, обретают свойства этих «дружественности и открытости».

Юбиляр родился в Москве, потом – эвакуация в Казань, учеба в школе. Родители его, как говорили в старину, трудовые интеллигенты. После войны семья жила в Подмосковье. Сергеев родственен героям Горького, Джека Лондона, Гамсуна. Где только и чем только он не занимался. Отсюда и переполненность впечатлениями, чувствами, наблюдениями, которые воплотились в его изящных, прозрачно-простых и удивительно органичных сочинениях. Всюду и всегда ощущаются редкие богатства памяти. Он начал писать довольно поздно, ближе к своему сорокалетию. В 1975-м стал членом СП СССР. В Сергееве удачно встретились жизненные наблюдения и чувства с вольным артистизмом. Он долгие годы также занимался, и занимался удачно, изобразительным искусством, служил художником во многих прославленных театрах Москвы. Свойства графичности, живописности благотворно сказались на его литературной манере или, если воспользоваться словами Есенина, «словесной походке». Богатство памяти, подлинность переживаний придают его сочинениям колорит редкостного благородства, изящества. Кстати, эти свойства искусства Сергеева сказываются в его манере жить, говорить, обсуждать, поднимать в застолье стаканчик водки. Одним словом, Леонид Сергеев – прирожденный художник, милейший человек и товарищ. В этих застольях как-то само собой он всегда «председатель», разумеется, в пушкинском смысле. При редкой душевной мягкости всегда ощущается в нем твердость характера и убеждений. Что никоим образом не мешает Сергееву сохранить в себе детскость, доверчивость, умную и проницательную наивность. Откройте любое его сочинение, и вы это поймете. В «чумные» времена это дорогого стоит. А как он чувствует и изображает своих четвероногих любимцев, «братьев наших меньших». Ему особенно близки Бунин, Куприн, Юрий Казаков. Сергеев – классический русский «очарованный странник»: где только он не был и чем только он не занимался.

Он написал много книг, у него много друзей. Он без барабанов и труб предан своей родине. Просто потому, что он Леонид Сергеев, русский человек, русский писатель.

От всего сердца пожелаем нашему товарищу многие лета, многие труды и вдохновения.

«ЛГ» присоединяется к пожеланиям!

 

Мир не рухнул за тобою

Мир не рухнул за тобою

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Теги: Поэзия Чечни

Леча Абдулаев

Поэт, прозаик, публицист, переводчик. Родился в 1953 году в Средней Азии, родовое село – Катыр-Юрт Ачхой-Мартановского района Чеченской Республики. Окончил историко-филологический факультет Чечено-Ингушского государственного университета. Работал учителем чеченского языка; редактором. Автор пяти книг стихов. Перевёл на чеченский язык произведения классиков мировой и русской литературы (А. де Сент-Экзюпери, А. Пушкина, М. Лермонтова, Ч. Милоша, А. Мачадо и других). Член Союзов писателей Чечни и России. Народный поэт ЧР, почётный профессор Чеченского государственного университета. Живёт в Грозном.

Дечигпондар*

Отец мой,

мама

и я – чтобы пел

трёхструнный мой дечигпондар.

Дом,

дорога,

земли надел –

трёхструнный мой дечигпондар.

Сын,

кровный брат,

гость в доме моём –

трёхструнный мой дечигпондар.

Песнь, что сумею сыграть на нём, –

земле моих предков дар.

* * *

Имрану Джанаралиеву Ранена? Ранена люто.

Сломлена? Ложь! Что б, черня

нас, ни придумали люди –

только прочнее Чечня.

Влёт подстрелили? Что ж, было.

Было по-всякому, но

Родина – словно светило:

сбиться с пути не дано.

Знаешь, я завистью к мёртвым

ранен. И чувством стыда:

мы – воскресить себя сможем,

их – не вернуть никогда.

* * *

Остановись, мгновенье, ты прекрасно! И.В. Гёте Бывает всё: и солнцепёк зимою,

и летом – иней, губящий побеги.

Не каждый день мы счастливы с тобою,

но и страданье – тоже не навеки.

Меняясь, кружится планета наша,

где горе с радостью извечно рядом.

Чтоб уравнять весы, не обе чаши

искусный мастер наполняет златом.

От счастья, и от бед из глаз струится

слеза – солёная вода всего лишь.

Ведь жизнь – мгновенье! Сколько ни продлится,

оно прекрасно. Но – не остановишь.

* * *

Где ты – та, что восхищалась мною,

девушка из дивных юных лет?

Восхищенья твоего не стою

или эха в сердце больше нет?

Светлый взор угас, рассыпан жемчуг –

не собрать разорванную нить.

Только восхищая милых женщин,

мы весь мир способны восхитить…

* * *

Бойся моих виноватых слов.

Как бы прощения ни молил –

сердце замкни на засов.

Пусть без тебя целый свет не мил.

Связями сердце пресытилось.

В них не огонь – только тление.

Слаще, когда мы вкушаем врозь

горестное отчуждение.

* * *

Ты страшишься, верно, нана,

что уход твой – дом обрушил,

что наш двор порос бурьяном,

ливни застят мир снаружи,

Солнца вечного свеченье

никогда не станет тёплым,

в доме к трапезе вечерней –

без тебя – очаг не топлен?

Нет, тревожиться не стоит:

мир не рухнул за тобою.

Скоро снегом всё накроет,

чтоб растаял снег весною.

Всё когда-нибудь сотрётся,

кроме памяти сыновней.

Мама, привыкать к сиротству –

как ходить учиться снова.

Перевёл Виктор Куллэ

* Чеченский народный трёхструнный музыкальный инструмент.

 

Запас утешительных слов

Запас утешительных слов

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Теги: Поэзия Чечни

Шарип Цуруев

Поэт, литературный критик, публицист и переводчик. Родился в 1963 году в селе Нижний Герзель Гудермесского района Чеченской Республики. Окончил филологический факультет Чечено-Ингушского государственного университета. Работал преподавателем в школе, институте, научным сотрудником НИИ гуманитарных наук, главным редактором республиканских газет. В настоящее время – главный редактор газеты «Хьехархо» («Учитель»), редактор научного журнала на чеченском языке «Таллам». Автор нескольких поэтических сборников и песен. Член Союза писателей ЧР и России, Союза журналистов РФ. Победитель республиканского литературного конкурса, лауреат ежегодной премии журнала «Вайнах», лауреат республиканской премии «Серебряная сова», лауреат Артиады народов России. Отмечен медалью «За заслуги перед Чеченской Республикой» и др. Заслуженный работник культуры ЧР. Живёт в Грозном.

* * *

Ответ не найду на вопрос,

что мучает день ото дня:

каков был мой мир без меня,

и что я с собою принёс?

Ручей, что село огибал,

тень ивы, спасавшая в зной,

те люди, которых я знал, –

всё это взаправду со мной?

Та девочка, что полюбил

ещё до пятнадцати лет –

и вот по сей лень не забыл, –

всё это был сон? Или нет?

Улыбчивой мамы тепло,

отец, на улыбку скупой, –

с тех пор столько лет утекло –

и впрямь они были со мной?

Учёба и армия, дом,

работа, то множество лет,

что мы своей жизнью зовём, –

случились со мной? Или нет?

Что – вымысел, морок, пустяк

надуманный? Что – во плоти

взаправду случилось? И как

границу меж них провести?

Ответ не нашёл, хоть убей…

Зато неизменно со мной

родные, десяток людей

и память о девочке той.

Тень ивы, спасавшая в зной,

ручей за околицей, луг –

когда я уйду в мир иной,

лишатся всей прелести вдруг…

Их век столь же краток, как мой.

Но там – не бывает разлук.

* * *

То спускаясь в овраг, то горой крутой

мчит судьбы колесо – нет конца дорог.

Сердце – мяса и мышц крохотный комок –

вздумало издавать странный скрип порой.

Приземлённей теперь мыслей толкотня –

больше о небесах мне не помечтать.

Может, где-то в пути стёрлась шестерня?

Невозможно в пути колесо менять,

впредь идти мне вперёд на своих двоих.

С тем столкнулся, что сам не любил в других:

век тянуть и толкать, что уже не мил.

«Стоит ли?» – так вопрос задан напрямик.

От кого ждать ответ, и кого спросил –

не пойму. И в ответ до сих пор не вник.

«Что ж, крутись, колесо, сколько будет сил», –

сам ответил. И мне легче в этот миг.

* * *

Увижу её – и улыбку скрою,

чтоб не подсмотрела обиду и грусть.

Но всячески прячу улыбку свою –

удумает вдруг, что над ней я смеюсь.

Обманываться я и дальше готов,

но всё-таки кто и кому из нас лжёт?

Кто копит запас утешительных слов?

Кого тайный стыд и раскаянье жжёт?

Я вроде ей радуюсь… Но кабала

лжи больше непереносима вралю.

Любовь нелюбимой – ты так тяжела,

как ненависть той, что любил и люблю.

* * *

Товарищ, что со мной издал свой первый крик,

сказал, что он уйдёт лишь в мой последний миг.

Куда я ни пойду – товарищ мой чудной,

чтоб я ни делал, вновь увяжется за мной.

Цель у него одна: разок дождаться дня,

чтобы как брат сдавить в объятиях меня.

Я жизнь не так ценю, как мой товарищ тот,

что вечно по ночам маячит у ворот.

Товарищ этот – смерть… И забывать не след,

что в жизни у людей надёжней друга нет.

* * *

Вещи, что носил я в детстве, не были красивы – но

что имеем, тем довольны. Я был даже счастлив в них.

Изодрались, проносились – вновь латать их суждено.

У меня – сказать по чести – просто нет вещей иных.

До чего порой мешает жить холодный чистый ум,

что взирает на реальность, как сквозь драное тряпьё.

Жизнь – убогая калека. Из клочков её костюм.

Коли вправду оголится – страшно глянуть на неё!

Перевёл Виктор Куллэ

 

На сгоревших руинах трава проросла

На сгоревших руинах трава проросла

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Теги: Поэзия Чечни

Лула Куна (Жумалаева)

Поэтесса, прозаик, переводчица, публицист. Родилась в 1960 году в Грозном. Окончила филологический факультет и факультет журналистики Чечено-Ингушского государственного университета. Работала преподавателем в Чеченском государственном университете, редактором журналов «СтелаIад», «Ичкерия», журналистом. Основательница и главный редактор литературного журнала «Нана» («Мать»). Автор книги прозы и сборника статей. Член Союза писателей России, Союза российских писателей, Международного ПЕН-клуба, Клуба писателей Кавказа. Награждена нагрудным знаком и дипломом отличия парламента ЧР, орденом «Золотой орёл» им. М.А. Мамакаева, медалью «Литературный олимп». Живёт в Грозном. 

Геометрия мира

Ветер с сонных деревьев сбросил листву,

Оголив первозданность лукавого мира,

Чешую черепицы с крыш сковырнул,

Сдул чердачную ветошь, пропахшую пылью.

Геометрия мира. Графический миф.

Так пронзительна бездна в просветах древесной решётки...

Суть моя, плоть моя – незначительный штрих.

Слабый звук в Вечном Скрипе

Бесстрастной Небесной Лебёдки…

Поминальная

Благословенным будь, обетованный край.

Мои отцы к тебе так долго пробирались.

Пески Аравии песками душ сменялись.

Железные колодки лет сбивались.

Шатры надежд ветрами стран срывались.

Благословенным будь, обетованный край.

Останки прадедов. Остатки птичьих стай.

* * *

Только дым. Только боль. Только пепел.

На сгоревших руинах трава проросла.

Сквозь проломы в стене – мир особенно светел.

И светило – в зените – особенно слепит глаза.

Мир огромен. Прозрачен. Покоен.

Небо – в гулкой бездонности – топит сиротскую душу твою.

Мир – огромен. Безмолвен. Беззлобен…

И – далёкому Богу – ты шепчешь привычно: «Люблю!»

Да, люблю.

Сквозь взвихрённые призмы миров.

Сквозь застывшее время и чёрные дыры пространства.

Я песком просыпаюсь в шуршащей воронке ветров.

Цепью бьюсь по камням – свидетелям горестных странствий…

Да, люблю.

Я – песчинка. Былинка. Зеркальный осколок.

Не понятный себе,слепок с чьей-то – ушедшей – души.

В Книге Судеб людских неведенья робкого всполох.

Истончённый пергамент, по течению мира плывущий в тиши.

Только дым. Только боль. Только пепел.

Сгусток спёкшейся крови, зовущийся ныне Чечнёй.

Я люблю эту землю,

В каждой горсти которой –

Божественной милости зёрна,

В каждой пяди которой –

Память пращуров – серой золой.

Только Дым.

Только Боль.

Только Пепел.

...Вот и всё, что осталось в войну.

Вера в Бога. И Память о Доме… –

Только с этим мы встретим Зарю.

Перевёл автор 

* * *

Мокрые ступни в серую пыль окунув,

Мать отдохнёт у обочины тихой дороги.

Стебли тугие синей травы натянув,

Небо курлыкнет щемящую ноту свободы.

Утро поглотит сонную рябь тишины.

Звонкие стебли плачуще лягут ей в ноги.

В синих глазах моей матери – синяя стынь…

Первые проводы и ожидание… Светлые роды.

Дом

Этот Дом обшарпан, как наши души,

Невезухой, неверием, маетой.

Этот Дом устал быть чьей-то заветной сушей,

Когда эти кто-то – в лужах крови – «ботвой».

В этих стенах тонут, теряются звуки и ветер.

Эти стены глушат стоны распятых людей.

Тебе скажут – война, было нужно – не слушай.

Мир былого разрушен вязкой ложью идей.

Этот Дом не стоит кровавых закатов.

Этот Дом не стоит боли наших детей.

Дом на кладбище братском...

Что ты слышишь ночами?

Отголоски рыданий слепых матерей...

* * *

Деду Куне

В пустой степи могильный холм облез...

И ноздреватый ком травой кустится.

Крик птицы, не доставший до небес.

Забытым именем твоим заплачет птица.

Кровь выступит на пятке. От росы

Подол обвиснет. Мне всё будет сниться

Отец отца... Сверкание косы.

И шелест перьев одинокой птицы...

* * *

Блаженна тихоструйная река...

Блаженны не проявленные лики...

Блаженны погребённые в веках –

Им не страшны отрытые улики.

Смолчавшим не опасен блуд словес.

Ораторам, застывшим на скрижалях,

Сносить опалу и хулу повес,

Веками позже возжелавших славы.

Что нам – толпе – до прытких мудрецов,

Ловящих рыбу в мутноватой жиже,

Ревниво возводящих столп повыше,

Чтоб смачно плюнуть с башни в сонм глупцов?

Нас – обывателей – так нас они зовут,

В презренье тихо подмешавши яду,

На пир великих вряд ли поведут,

И кости наши в пантеонах вряд ли лягут.

Но… всё-таки! – блаженна немота.

Она – одна – величию порука.

Блаженна чистоструйная вода –

Для омовенья лишь в неё опустят руки…

* * *

Дали свистульку из глины.

Сказали – живи и свисти.

И я беззаботно свистела

И… продолжала идти.

Дудели в свистульки скопом.

Радовались, что свистим.

Земля расслоилась окопами,

А мне кричали – свисти!

Свистели пули под носом.

В ушах свистела пурга.

А я свистела в свистульку…–

Игрушка была хоть куда.

Свистят сквозняками стены.

В кармане ветра свистят.

А я свистульку детишкам…

Отдам –

Пускай посвистят.

Тебе

Лишь обрела – теряю. Долгий путь –

Пунктиром обрываясь – лёг меж нами.

Ты так же ощущаешь пустоту?

И так же маревом скрываются глазницы?

И за дугой грудинной мерный стук –

Отчаянья – рвёт веры плащаницу?

Не знаю, что есть это. Почему

Так долог поцелуй надежды тайной:

Холодных уст коснётся беспечально

И упорхнёт в пустую синеву.

* * *

Гулкий колодец, где гаснут желания

Тёмной, обманутой, тихой воды.

Свет поднебесный как дар изначальный –

Мимо застывших глубин.

Вполоборота недремлющей спеси

Лёгкий – навстречу – кивок.

Прорези глаз – сумасшествия всплесков

Верный замок.

Но… неуловимо, неостановимо –

Долгая память – вслед:

Каждая чёрточка в лицах любимых –

Сердца влюблённого смерть.

Звёзды забвения в волнах мерцали,

Тихо смыкая круг.

Память тавро на челе выжигала

Холодом девственных губ.

…Долгие, долгие песни печали

Душу поныне рвут.

* * *

Мерцанье света. Блики. Темнота.

Зачем стою, вдыхая сырость Ночи?

Озябшей птице – крылья-рукава.

Остывшим душам запах тленных строчек…

Зачем пою? Лишь спрячу мысли – впрок.

Забуду небыль жизни заполошной.

Забуду нежить… Сатанинский клок

Пылится втуне истин непорочных…

Лишь обрету дыханье верной речи.

Лишь обмету касаньем рукава.

Лишившись неба – обретаю млечность.

Лишившись дара – обрету себя.

* * *

Я горестно смотрелась в зеркала…

Наивны тайны дремлющего сердца

И гулки лабиринты бытия

Пред взором чистым нежного младенца…

Но я смотрелась в ваши зеркала…

Но я смотрела вашими глазами

На дольний мир. Безгрешными устами

Я ваши истины в мечты свои вплела.

С надеждой я смотрелась в зеркала.

Что я боялась там в себе увидеть?

Мои – пришитые к спине – крыла?

Взросления забытые обиды?

В разбитые смотрелась зеркала...

Мир в сотый раз преподносил уроки:

Переступила смертные пороги –

Косой войны мне срезало крыла.

Я не смотрелась боле в зеркала.

В гнезде разбитом – безголосой птицей.

Свинцовых истин памятны страницы –

Те, что – осколками – в себе – я собрала.

* * *

О чём вспоминать, если не было жизни?

О чём тосковать? О боли? О тризне?

О кумачовой лжи на полнеба?

О том, что зародыш не стал человеком?

Что оставляю я в этой стране? –

Холлам – по не проросшей себе...

* * *

Божья коровка летала по полю.

Божья коровка. Никчёмная доля.

Божьей коровке – синие капли.

Божьей коровке – небесная пакля.

Столбики, палки, столбы. И колоссы.

Нитки, верёвки. Железные тросы.

Метаморфозы. Метаморфозы.

Божья коровка летала по полю.

По полю. По синему-синему.

Ветром не уносимому.

Невыносимому.

* * *

Небо вплывает в окна.

День расслаблен и тих.

Мир твой из света соткан.

Сплетением рек глухих.

Знаю, споткнусь о преграду –

В бездну устье реки.

Горсть моих сонных радуг

Развеет яростный вихрь.

...Мерно пульсирует вена.

Стынет в русле река.

Где ты, обещанный берег?

Скоро ль рассеется мгла?..

Небо вплывает в окна.

К молитве зовёт муэдзин.

День завернётся дремотно

В благость разумных доктрин.

 

Карабкался за солнечной судьбой

Карабкался за солнечной судьбой

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Теги: Поэзия Чечни

Адам Ахматукаев

Поэт, прозаик, публицист. Родился в 1961 году. Автор шести книг стихотворений. Соавтор более десятка коллективных сборников. Занимается также поэтическими переводами.

Отмечен Почётным знаком Чеченской Республики «За трудовое отличие», Почётной грамотой Союза писателей России, нагрудным знаком Союза писателей Беларуси «За большой вклад в литературу», премией Союза писателей-переводчиков России с вручением ордена «В.В. Маяковский», медалью Союза писателей Чеченской Республики «Академик Пётр Захаров».

Земля Отчизны

Когда над родными горами стервятников стаю

узрел – свои вены на горький вопрос натянул:

неужто сироткой, бессмысленной ветошкой стану

молить подаяния – жалок, ничтожен, сутул?

Гортанные звуки неслись из голодного зева,

пытаясь поставить пред смертью посильный заслон.

Но в снах я возделывал предков остывшую землю –

она оживала. И боль раздирала мой сон.

От холода лопались струны на дечигпондаре,

но солнца лучи заменяли мне струны вполне.

И песня – назло лютой смерти, таящейся твари –

мой взор отвернула от Юга, к родной стороне.

Пусть выстыло сердце, но злобы в нём нет. Лишь про рану

шрам напоминает. Стал внятен ответ на вопрос:

«Неужто сироткой, бессмысленной ветошкой стану?» –

не буду молить подаяния, жалок и бос.

Я понял: разлука с горами – лишь к горю и сваре.

Путь верный укажет для сердца напев мой родной:

лишь вслушаюсь в струн перекличку на дечигпондаре –

священную землю Отчизну почую стопой.

Без тебя, нана

Похоронили. Двор наш пуст и наг.

Как дальше жить мне – не пойму.

Осиротевший без тебя очаг

не греет. Сказок нет в дому.

Спешить домой, как прежде, смысла нет.

Ведь без тебя мир стал другим.

Случится радость, вспыхнет в жизни свет –

но не с кем поделиться им.

Здесь, в комнате твоей, пока беда

не грянула – отец во сне

пришёл. Входить в наш дом всегда

через неё отныне мне.

Вопрошанье моих снов

Никуда теперь не деться

от мучительного сна.

В нём, как в страшных сказках детства,

в мир вернулся сатана.

Неужели участь ту же

нам придётся повторить?

Эта пакость в наши души

всё ж смогла ростки пустить.

Нет, наш дух не слаб! Похоже,

оттого в душе темно,

что на свете правда с ложью

перемешаны давно.

Пусть едва избегли краха –

всё же падки на обман.

Даже именем Аллаха

морок наведёт шайтан.

Верить бредням неужели

сызнова народ готов?

Оттого ли всё тяжеле

вопрошанье моих снов?

Измена

Я с твоею наной

был учтив, как зять, –

чтоб о связи нашей

не желала знать.

Скорбь отца томила…

Но чужой нахал

вдруг украл чернила.

Жизнь переписал.

Обет

Пытливый взор доверю мгле.

Язык вкусит смиренья пусть.

Вновь слух свой обращу к мулле

и причащеньем обновлюсь.

Святое очищенье от

грехов – души незримый свет.

Вновь жизнь муллу во мне убьёт,

заставив преступить обет.

Перевёл Виктор Куллэ

Мои башни

«Прозреете, когда меня не будет!» –

Твердил, как завещание, отец,

Наверное, предчувствуя конец…

А я тогда Творца молил о чуде,

Чтоб башни не обрушились мои,

На чьих плечах живу на белом свете.

Да, без отцов взрослеют быстро дети,

Печаль в душе навеки затаив…

Коль рухнул мир родного очага,

Прозрений горьких долгие дороги

Когда научат отличать в итоге

Добро от зла и друга от врага?

Как много лжи несут по свету люди!

И потому пока я, видит Бог,

От слов отцовских всё ещё далёк –

«Прозреете, когда меня не будет»…

Понял ты

Всё хлопотуньи-ласточки в труде –

Пищат их дети в новеньком гнезде.

Одна забота нынче у отцов –

Как накормить беспомощных птенцов.

Я от гнезда не отрываю взгляд.

А мысли, словно ласточки, летят

В те времена, где вьётся счастья нить,

Где дети просят только накормить…

* * *

Крутою бесконечною тропой

Карабкался за солнечной судьбой.

Казалось: на вершине обрету

Я настоящей жизни высоту.

Но миражом, увы, мечта была:

Не окрылила душу – обожгла.

И невозможно повернуть назад –

Зияет пропасть под мостом Сират…

* * *

О, молодость, да разве в танце дело,

Когда выходишь на заветный круг!

Я был тогда танцором неумелым,

Но сколько милых девушек вокруг!

Подумаешь, задорные коленца

Пока что получаются не в лад –

В полёте жизни был готов я сердце

Отдать любой из ласковых девчат!

И ты летела точно так же к счастью,

Как на огонь, танцуя, мотылёк…

Я об одном жалею, что не властен

Приблизить нашей первой встречи срок.

Как поздно я тебя, любовь, заметил!

Неужто зря я лучшие года

Протанцевал на этом белом свете?

А, может быть, ещё не опоздал?

С надеждой

Я.З.

Как радостно, когда отец в мой сон

Является и, как живой, глядит.

Но рвётся из груди печальный стон:

Неужто вновь меня покинет он?

И хочется заплакать мне навзрыд…

– Во сне ты улыбался! – мама говорит.

Семья

Семья большая сыновей немало

Взрастить смогла под общим одеялом.

Родителей состарил века ветер,

И у детей уже родились дети.

Вон во дворе их шумная орава –

Заслуженная дедушкина слава!

А бабушка живот от внуков прячет,

Где зреет жизнь… Такая незадача!

Пройдут года, и юная богиня

Невестой дом родительский покинет.

А без неё, без поздней и любимой,

Для братьев опустеет дом родимый…

Откровение

«Для счастья человеку нужно мало –

Родителей единственных обнять!» –

Так думал я, когда отца не стало.

Но осознал, когда скончалась мать.

Перевёл Юрий Щербаков

 

Душою всякий наделён

Душою всякий наделён

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Бувайсар Шамсудинов

Родился в 1972 году в селе (ныне – город) Шали Чеченской Республики. Окончил Чувашский государственный университет. Работает заместителем главного редактора в журнале «Орга», главным редактором газеты «Даймохк». Автор двух поэтических сборников. Член Союзов писателей России и Союза журналистов РФ, заместитель председателя правления Союза писателей ЧР. Живёт в Грозном. 

* * *

Рук моих разбитых, моих ног

обгоревших – ты не зреть не мог.

Плоть пожрав, глумились – заодно,

мои кости выбросив в окно.

И отныне каждый мой призыв –

к памяти тех, кто остался жив.

Вновь придут в наш дом, нагадят там.

Хоть бы кости не швыряли псам.

Вновь – пожар дороги вековой,

вновь глаза нам застилают мглой

те, кто были некогда людьми

нашими. Такими же, как мы.

* * *

Как оказалось, я рождён

для поражений – не побед.

Душою всякий наделён,

а совестью и словом – нет.

Как оказалось, остов мой

из горя с мыслью наравне.

Теперь я каждому чужой.

Теперь никто не нужен мне.

Как оказалось, Солнца нет –

туманов зимних пелена.

С тех пор, как я рождён на свет, –

лишь мука, горечь и вина.

Перевёл Виктор Куллэ

 

Выше писательского – статуса нет

Выше писательского – статуса нет

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Мастера

Ермакова Анастасия

Теги: литературный процесс

Канта Ибрагимов убеждён, что каждый язык на земле – это одна из красок души человечества

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Канта Хамзатович Ибрагимов родился в 1960 году.

Лауреат Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства, председатель Союза писателей ЧР, народный писатель ЧР, академик Академии наук Чеченской Республики, доктор экономических наук, профессор, член Союза писателей РФ.

– Канта Хамзатович, вы председатель Союза писателей Чечни. Как бы вы охарактеризовали литературный процесс в республике?

– По моему мнению, литературный процесс в нашей республике успешно развивается. В основе этого, конечно же, значительная поддержка со стороны руководства республики. Поэтому мы каждый год выпускаем по 30–40 книг. Произведения наших авторов переводятся и издаются на многих языках мира, участвуют и побеждают в престижных всероссийских и международных литературных конкурсах. В плане-графике Союза писателей – авторские вечера, презентации, встречи со школьниками и студентами, литературные фестивали и конкурсы. Мы помогаем молодым авторам, издаём их труды. Мы не забываем и наших классиков – каждый год переиздаём их произведения.

Помимо чисто литературного процесса Союз писателей Чеченской Республики ведёт и научно-исследовательскую, а порою, так пришлось, и мы, кажется, справились, даже искусствоведческую деятельность.

Так, в текущем году исполняется 200 лет со дня рождения выдающегося художника – Академика живописи Петра Захарова-Чеченца (1816–1846). В честь художника 2016 год объявлен Годом Петра Захарова в Чеченской Республике. Пётр Захаров – уникальная личность, с очень трагической и сложной судьбой. Хочу констатировать, что 10 лет вместе с коллегами я занимался исследованием жизни и творчества этого художника, в результате в 2016 году Союз писателей выпустил в свет фундаментальный научный труд «Академик Пётр Захаров» (документально-романизированная биография), а также альбом-каталог всех известных работ художника.

Такое же исследование Союз писателей проводит по жизни и творчеству поэта Айбулата Розена (1817–1865), 200-летний юбилей которого мы будем отмечать в 2017 году.

Вот такой, вкратце, деятельностью занимается Союз писателей Чеченской Республики.

– У русскоязычного автора, несомненно, больше шансов стать известным в России. А как быть писателям, пишущим на национальном языке?

– Думаю, первая часть вопроса адресована непосредственно мне, и поэтому постараюсь ответить, исходя из своих нынешних жизненных позиций. Я чеченец, а как автор – русскоязычный, и горжусь этим. Так сложилось, что я учился в русской школе и поэтому писать на родном языке хорошо не мог. К моему удовлетворению, это уже в прошлом. Большие тексты выдать не смогу, а три рассказа и одна пьеса на родном языке уже написаны, и этим я тоже горжусь.

Однако задан вопрос об известности в России. Если кто-то хочет получить посредством чисто литературного труда известность, то это, по-моему, изначально уже не литература. Хотя у каждого свой взгляд и свой путь.

А писателям, пишущим на национальном языке, я хочу сказать только одно: я восхищаюсь вами, вы все великие авторы, которые сохраняют, оживляют и развивают родной язык. Ибо каждый язык на земле – это одна из красок души человечества.

– Что нужно сделать для того, чтобы национальные литературы смогли полноценно влиться в общероссийский литпроцесс?

– Ничего нового изобретать не надо. Просто нужно вспомнить, как помогали национальным авторам и литературам в советский период. Была создана школа переводчиков, и переводчик получал гонорар не менее, чем сам национальный автор, книги которого издавали и продвигали из Москвы. Так или примерно так – во всяком случае, сами национальные авторы это подтверждали – у нас появились такие авторы, как Кайсын Кулиев, Расул Гамзатов, Давид Кугультинов и многие другие. Есть ли сегодня в национальных республиках России писатели такого же уровня? По-моему, есть. Однако пробиться на общероссийский уровень почти невозможно. Хотя бы мой пример. Ни в одном городе, ни в одном книжном магазине, кроме Грозного, мои книги не продаются и на продажу не выставляются. И я рад, что, хотя бы с помощью пиратских сайтов все мои романы есть в свободном доступе в интернете. Вот такая ситуация в литпространстве и с авторским правом у нас в стране.

Вместе с тем следует отметить, что в этом году сделан значительный шаг по поддержке национальных литератур. Так, создан оргкомитет Программы поддержки национальных литератур Российской Федерации на 2016–2017 годы. Подготавливаются к изданию три антологии: «Современная поэзия», «Детская литература» и «Проза народов России». Кстати, я являюсь членом оргкомитета и редактором антологии современной прозы, и для меня это большая честь.

– Вы автор нескольких знаковых романов о современной действительности. Какая тема видится вам сейчас наиболее актуальной в творческом смысле?

– Вопрос очень сложный, и однозначного ответа на него быть не может, но я постараюсь высказать своё мнение.

Дневники я не веду, но, будучи по специальности экономистом, я периодически делаю в блокнотах некие пометки. И вот недавно совершенно случайно обнаружил следующую запись: «05.10.1996 – защита докторской»; «13.10.1996 – начал писать роман о войне». До этого никогда ничего литературного не писал, разве что некие стишки в юности, что у многих бывает. Правда, стать писателем мечтал всю жизнь и мечтал сразу сесть за роман. Думаю, что эта мечта так бы и осталась мечтой, если бы не война в Чечне. Всё горело внутри, хотелось высказаться, написать свою правду, чтобы война прекратилась и более никогда не возникала нигде. Вот так в 1999 году, когда мне уже было под сорок, появился мой первый роман – «Прошедшие войны». Однако война не закончилась, а, наоборот, разразилась с новой дикой силой в том же году. Новые жертвы, новая боль и утраты. И никого эта бойня не пощадила. И я страдал, потому что писал войну с натуры… Позже меня почему-то стали называть военный писатель, порою даже думая, что говорят комплименты. Нет! Я не военный писатель, я антивоенный писатель. И об ужасах войны – почти все мои произведения… Всё это я к тому, что сегодня со всех сторон, отовсюду очень много военной риторики, даже призывы к войне, к грубой силе, к насилию. И более того, появилась даже какая-то победная эйфория, бравада. А надо бы вспомнить послевоенную советскую классику и её главный вывод – «Лишь бы не было войны!».

– Вас дважды номинировали на Нобелевскую премию. Как думаете, в третий раз повезёт?

– Нобелевская премия по литературе – высшая награда для писателя. И я, как и, наверное, многие писатели мира, о ней думаю и мечтаю.

Беседу вела Анастасия Ермакова

Три обязательных вопроса:

– Статус писателя сегодня?

– Я вырос в так называемом образцовом доме, где проживала почти вся номенклатура Чечено-Ингушской АССР и в какой-то период, в начале семидесятых, здесь же жил и первый секретарь обкома КПСС. Это был человек очень скромный и вежливый, и его никто не охранял, но перед ним почти все как-то суетились.

И вот случилось неожиданное. В школе нас собрали в актовом зале. И я вижу – первый секретарь волнуется, суетится: высокий гость из Москвы. Он действительно был высокий, важный. Сел на сцене в кресло, словно хозяин. Это был Сергей Михалков, он баллотировался в депутаты Верховного Совета СССР от ЧИАССР. Вот когда я понял, что надо стать не космонавтом или футболистом, а только писателем!

Ещё один пример – современный.

В последние годы по приглашению китайских коллег я два раза был в Китае. Когда-то, ещё во времена культурной революции, китайцы по нашему опыту создали Союз (или ассоциацию) писателей Китая и, в отличие от нас, развили эту организацию до такой степени, что ныне у них есть писатели I, II, III категории. Когда я об этом в первый раз услышал, долго смеялся. Однако по мере того как познаёшь Китай, и не только в самом Китае, начинаешь понимать, уважать и восхищаться почти всем, что делают китайцы, в том числе и в области литературы. Так, писатель I категории по статусу и привилегиям приравнен к академику. И я не помню, сколько получает писатель I категории или академик в Китае (думаю, что очень достойно), однако знаю, каков оклад за звание академика РАН – 100 тысяч рублей. Плюс ещё зарплата в вузе или НИИ, плюс, может быть, большая пенсия и прочие блага – такие как квартира, поликлиника, дача, машина и прочее. В общем, если мы сегодня очень дружим и кое в чём пытаемся перенять нынешний опыт Китая, то можно было бы перенять и их практику в организации литпроцесса.

А для убедительности ещё один конкретный факт, раз уж вы эту тему затронули: за последние 15 лет китайские авторы дважды стали лауреатами Нобелевской премии по литературе. И как мне говорили китайские коллеги, у Мо Янь (2012) в самом Китае было много равнозначных авторов-конкурентов.

Вот таков статус писателя, китайского писателя, который за свой труд если не премию получит, то I категории достигнет и не будет ходить на поклон к парадным подъездам с протянутой рукой, не будет писать в угоду и с оглядкой.

Впрочем, ещё один, если можно, пример.

Мой отец – учёный; нам, детям, дал наказ, чтобы мы тоже стали учёными и у нас в семье появилось пятеро учёных, докторов наук по разным специальностям. А вот когда ныне я спрашиваю у своих детей: «Кто из вас станет писателем?» – энтузиазма нет. Однако я сам очень рад, что мечта моего детства сбылась, что я стал писателем. Выше статуса нет!

– Какой, на ваш взгляд, должна быть литературная критика?

– Критика, в том числе и литературная, должна быть. А иначе не будет развития.

– Ваш совет начинающим авторам?

– Учиться, трудиться, терпеть…

 

Детский мир

Детский мир

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Чечни

Ибрагимов Канта

Фото: РИА "Новости"

Теги: Проза Чечни

Проснулся Мальчик на заре, а перед ним мать – и не мать. Строго, даже празднично одета, да лицо не узнать, за ночь осунулось, потемнело, обмякло; под глазами тени, а сами глаза впали, отрешённо сухи.

– Дорогой, ты проснулся, марша вог1ийла хьо.¹ Наш папка ещё не пришёл. Мне надо за ним пойти, он ждёт меня.

– А где он тебя ждёт?

От этого вопроса она будто вернулась в реальность, часто заморгала, глаза сузились, увлажнились.

– Даже не знаю. Побегу в комендатуру, потом где он служил.

– И я с тобой.

– Тебя брать боюсь. Боюсь, дорогой! Слышал, как всю ночь стреляли? А в соседнем подъезде всех стариков просто придушили. Всё унесли; все иконы, картины, даже старый рояль не поленились. Что они, на нём будут играть? Как в глаза своих детей посмотрят?!

Вновь её взгляд стал отчуждённым.

– Он меня ждёт! Мне надо бежать, надо помочь, надо сообщить.

– Возьми меня с собой!

– Дорогой, я быстренько, я очень быстро вернусь. А ты пока позавтракай, я чайник разогрела, стол уже накрыла. Не забудь зубки помыть. Никому дверь не открывай. Нет! – вдруг другим, осиплым голосом сказала она. – Я тебя сверху закрою. Так будет надёжнее.

– Хоть ты останься со мной!

– Не говори, не говори так, сынок! – страдальчески простонала она, бросилась пред ним на колени и, уткнувшись головой в его грудь, словно умоляла: – Ведь я должна ему помочь! Должна!

– И ты знаешь, где он?

Она распрямилась, глаза её, как прежде, расширились, посуровели, лишь слёзы текли по щекам, а взгляд не на него, а сквозь, далеко далеко, в вечность:

– Знаю, – тихим, чужим, сдавленным голосом выдохнула она, и очень, очень медленно, но твёрдо ступая, направилась к выходу.

– Ты больше не вернёшься?

Будто током прошибло её. Прибитая горем, она развернулась к нему:

– Что?! Как «не вернусь?» Как «не вернусь?» – Только к концу фразы вернулась нежная прежняя интонация, и она, будто и сына отнимают, бросилась к нему, до боли обняла и стала целовать, целовать. Но это были уже не те знакомые, материнские поцелуи, за эту ночь её губы одеревенели, иссохли, и даже изо рта шёл утробный, неживой запах. – Он меня ждёт, он меня ждёт, я должна ему помочь, – упёрлась она в сына гнетущим взглядом.

– Иди, иди, я буду вас ждать, – глотая слюну, еле вымолвил Мальчик.

– Да да, мы оба вернёмся, – словно этого благословения ждала – она бросилась к двери.

Уже снаружи защёлкали замки, и вдруг на полуобороте замерли. Резко крутанулись обратно. Она буквально вихрем ворвалась, бросилась к сыну, обеими руками схватила его головку, впилась безумным взглядом, будто всасывая его тепло, потом обняла, больше не целовала, а тяжело дышала, сопела, нюхала, словно втягивая его дух.

Самым несносным для Мальчика был не первый длинный жаркий день, который он провёл в слезах, в мольбах, в вопрошании, а последующая ночь. Обычно в вечерних сумерках в полувоенном Грозном наступает необычайная тишина. И если днём в городе масса гражданских людей, огромные колонны бронетехники, скопление машин и якобы идёт восстановление, так что крик Мальчика был бы что писк в турбину, то ночью – полная тишина, и лишь вооружённые бандиты, словно хищные крысы, мечутся во тьме в поисках очередной жертвы. И боясь ночи, он залез в свою кровать, свернулся в клубочек и накрылся не одним, а сразу двумя одеялами, дабы его всхлипов кто ненароком не услышал.

За весь долгий солнечный день квартира, где на окнах сплошь клеёнчатые рамы, раскалилась, духота будто в парнике. А под одеялами пот течёт ручьём, не выдержал жары Мальчик и посмел лишь одно – чуть чуть носик высунуть. Да к счастью, природа взяла своё: вскоре, измотанный, он заснул и спал, как дети спят. А наутро он проснулся взъе­рошенный, весь мокрый от пота, от слёз, от мочи. Одеяла на полу, к ним с краюшка толстая крыса принюхивается, падаль ждёт, а на столе, на остатках еды, пара мышей забавляется.

Второй день, как и первый, начался с рёва и зова родителей. Однако вскоре это прошло, желудочек потребовал своё. Он поел всё, что можно было поесть, даже хлеб после мышей. Набравшись сил, он стал впервые действовать – бил во входную дверь, надеясь, что кто-то услышит. Устав, он направился в другую сторону – к окну. Да здесь табу – отец с самого детства его учил, что к окну подходить нельзя – выпадет, а ещё спички трогать нельзя, а то мог бы он, как ему кажется, и печь затопить.

После обеда, ближе к вечеру, он нашёл в шкафу много конфет, печенья, даже варенье. От этого его настроение значительно улучшилось, и его даже потянуло играть в машину. Но это было недолго. К сумеркам он вновь заревел, вновь стучал в дверь, и вновь жара была невыносимая, и он, помня, что к окну подходить нельзя, всё же вспомнил, как отец легко резал ножом клеёнку.

Свежий воздух ворвался как благодать, и он, позабыв обо всём, бросился к окну, а оттуда – шум жизни, шум города.

– Папа, мама! – даже сильнее прежнего кричал он на улицу, но жильё ныне находилось на отшибе, люди крайне редко сюда заглядывают, а проезд транспорта и вовсе перекрыт.

Ночь отогнала его от окна, и тут он нарушил ещё один запрет – зажёг свечу. Но кричать не смел, залез под одеяло, и только личико наружу, пока свеча на печи полностью не догорела, вглядывался в неё, думая, что из огня родители появятся, а как огонь погас, он не как прежде, а тихо-тихо заскулил, поглубже укрылся и только изредка звал: «Папа! Мама! Вы ведь обещали вернуться! Почему не забрали меня?»

Вторая ночь оказалась плачевнее во всех отношениях – он не только вспотел, но и испачкал постель. Это его очень расстроило, ведь его всегда хвалили за аккуратность. Он хотел было навести порядок, даже постирать, в итоге испачкал и ванную, да ещё истратил ведро воды. А к этому ещё одна напасть: он стал часто бегать в туалет. Вновь ел сладости, и его даже вырвало.

К обеду ему стало совсем плохо, заболел животик, и, несмотря на жару, было очень холодно, ломило мышцы. Совсем тихо, жалостливо скуля, он лёг на диван и, корчась на нём, всё звал мать и отца. И теперь просил только одного – воды!

Проснулся он ночью от нестерпимой жажды. Кругом гробовая тишина и темнота, и лишь в туалете, где вода, что-то изредка копошится, наверняка крыса, и он всё не решался туда пойти. А жажда тянет, голова и живот болят, и он уже было встал, как вдруг с улицы послышались шум, крик, выстрел, а потом очередь, взрыв и ещё взрыв, совсем рядом, так что вся комната озарилась. И как начался ни с того ни с сего этот шум, так же и оборвался – и снова тишина, и даже твари разбежались, а он долго ждал, вслушивался, и когда понял, что шорохов вроде нет, осторожно, на ощупь, двинулся в ванную. Долго искал кружку, а потом жадно, причмокивая, пил эту и без того несвежую, уже пропахшую чем угодно сунженскую воду.

На следующее утро он проснулся поздно, весь в жиже, а вокруг роится новая живность – жужжат мухи, стены все в комарах. Сам он весь в волдырях и, быть может, и не встал бы, даже открывать глаза тяжело, да рот буквально пересох. Смертельная жажда потянула его в ванную, а там у самого ведра та огромная крыса с ужасно длинным хвостом, на задних лапах стоит, уже морду в ведро просунула; увидев Мальчика, соскользнула, не с испугом, а с ленцой отползла, вроде скрылась из виду.

Ступил было Мальчик за порог ванны, уже хотел кружку, упавшую на пол, поднять, как в последний момент, согнувшись, увидел в упор маленькие, наглые, хищные глаза. Ему показалось, что тварь уже готова на него броситься, он с криком отчаяния качнулся назад, отпрянул, о порожек споткнулся, полетел в коридор и без того больную головку ударил о стенку. И может, в другое время так бы и полежал, плача и стоная, но на сей раз страх перед мерзостью оказался сильнее. Вглядываясь в ванную, он попытался сесть, но, к его ужасу, крыса даже не шелохнулась, а наоборот – чуть двинулась вперёд, алчно принюхиваясь, и уже на порожек положила лапку, и Мальчик ещё потрясённо попятился, до того эта лапка была похожа на человеческую в миниатюре, точь-в-точь такая же, как на эскизах к сказкам в Доме пионеров.

А крыса, нагло водя усиками, сделала ещё шаг навстречу, и тут он не выдержал, из последних сил истошно заорал. Крыса исчезла, он бросился в комнату, даже залез на стол. Но это долго продолжаться не могло, его мучила жажда. Видимо, то же самое творилось и с крысой, потому что в ванной вновь начались знакомые шорохи.

И тут Мальчик ожил, что-то в нём всколыхнулось, он хотел пить, он хотел жить, он не хотел уступать последние глотки воды никому. Конечно же, он ещё не знал, но только так в жизни и бывает, это и есть война за ареал существования у живых существ.

Сойдя со стола, он стал искать орудие атаки и обороны, хотя средств вроде бы было много, он взял швабру – надо всё же держать в битве дистанцию…

Он выбрал позицию и приготовился, глядя во все глаза, и ждал бы долго, да долго стоять не пришлось. Не обращая внимания на Мальчика, крыса шмыгнула, ловко вскочила на ванну, противно царапая отполированную глазурь, быстро пробежалась по узкой боковине и, уже не осторожничая, сразу же встала на задние лапки – и ещё бы миг, прыгнула бы в ведро, как Мальчик пошёл в атаку. Ведро с подставки с шумом опрокинулось в ванну, крыса исчезла, вода утекла, а на дне немало дохлых мух, упавших в то же ведро.

Мальчик был потрясён, он уже не думал о родителях, ни о чём не думал, он хотел только пить.

– Дайте воды! Я хочу пить! Выпустите меня отсюда! – срываясь на писк, завизжал он, стал бить ладошками в дверь, обессилев, бросился к окну, и махая рукой, практически полностью вылез наружу, готовясь сделать шаг к недалёкой реке, шума которой из-за городской жизни даже не слышно, как услышал за спиной стук, ещё сильнее стук, окрик на чеченском.

Стрелой он бросился к двери.

– Мальчик, ты здесь? Как ты туда попал? Не шуми! – полушёпотом говорили из за двери.

– Спаси меня, помоги! Я хочу пить! Пить!

– Хорошо, больше не шуми. Потерпи маленько. Как стемнеет, я вернусь.

– Нет! Нет! Спаси меня! Не уходи! Ради бога спаси!

– Хорошо, хорошо, – за дверью голос не менее напряжён. – Только отойди от входа. Подальше отойди.

О дверь что-то ударилось, ещё раз, аж пыль и штукатурка посыпались, но это ничего не изменило. Тогда в ход пошло что-то иное – видимо, ноги. Дверь не поддалась.

– Мальчик, слышишь, Мальчик, буду стрелять, в сторонку уйди, спрячься, – теперь за дверью кричат в полный голос.

Мальчик заковылял в маленькую комнату, где они не жили, и только сел на корточки, зажав, как учили, уши, начались выстрелы; хлёсткие, одиночные, оглушительные. Потом снова удар и, словно крыша обвалилась, пыльная волна.

________________________________

1 Марша вог1ийла хьо (чеченск.) – приходи свободным

 

Долг

ДолгРассказ

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Чечни

Теги: Проза Чечни

Сулиман Мусаев

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Родился в селе Алхазурово Урус-Мартановского района. Пишет на чеченском и русском языках.

Публикации в журналах «Вайнах», «Орга», «Нана», «Дарьял» (Владикавказ), «Литературная Ингушетия» (Назрань), «Луч» (Ижевск), «Минги-Тау» (Нальчик, на балк. яз.), «Урал» (Екатеринбург), «Дружба народов», в сборниках «Молодые писатели Кавказа: параллельные взгляды: поэзия, проза, критика», «Новые писатели», «Новые имена», «Каталог лучших произведений молодых писателей России». Живёт в Грозном.

Старик был болен. Уже более двух недель лежал он, прикованный к постели. Ноющая, незатихающая боль в груди не отпускала его ни на минуту. По всему телу разлилась такая слабость, что не позволяла ему двигать ни рукой, ни ногой, но ясность ума и память не изменили ему. На все уговоры домочадцев положить его в больницу Азим отвечал категорическим отказом, только по утрам и вечерам приходила к ним соседская девушка, работавшая в местной больнице медсестрой, и делала обезболивающие уколы, да врач, привезённый несколько дней назад младшим сыном Ахмедом, прописал некоторые лекарства. Азим знал, что эти лекарства не помогут ему и пил их, превозмогая отвращение, только для того, чтобы не огорчать сына. Да и нет на всём белом свете такого лекарства, которое спасло бы от неизбежного – от смерти. Пришёл и его черед. Он уже разменял девятый десяток, нечего и Бога гневить. Что же, он встретит это последнее испытание в этом бренном мире с именем Всевышнего на устах, достойно, как встречал за свою долгую жизнь все ниспосланные Им радости и лишения. Уже шестой день он не притрагивался к еде, но не чувствовал, как ни странно, ни голода, ни потребности в пище. Его поили бульоном, фруктовыми соками, да и то после нескольких глотков он плотно сжимал губы (слова причиняли боль), показывая, что больше не хочет. У изголовья больного всё время сидел один из сыновей, стараясь предугадать любое его желание.

Желаний же у Азима не было уже никаких, разве только чтобы его оставили одного. Но в этом сыновья не слушались его и поочередно дежурили у его постели. Старику не хотелось причинять никому беспокойства, и порой он с большим трудом подавлял стон, идущий из глубины пылающей жаром груди. Сейчас ему, видимо, не удалось сдержать стон, и он сквозь прикрытые веки увидел, как страдальчески исказилось от душевной муки лицо сына, повлажнели его глаза, словно боль отца по невидимой нити передалась ему. Азим постарался сделать вид, что спит. Может, уйдёт сын хотя бы на время? В одиночестве и думалось лучше. Ему в его состоянии только это и оставалось: думать, переживать свою жизнь заново, вспоминать счастливые, радостные дни такого далёкого теперь детства.

Мать свою Азим помнил смутно. Память сохранила только необычайную теплоту её рук, сахарные зубы, обнажавшиеся в тихой улыбке, большие тёмные глаза, которые подёргивались задумчивой пеленой, когда она напевала ему какую-то грустную песню. Мотива песни он не мог потом оживить в памяти, как ни старался, но, кажется, этой песни он больше никогда не слышал. Потом мамы не стало. Азима и его двух братьев воспитал отец Керим, который так больше и не женился. Отец был крепким хозяйственником, и сыновья росли под стать ему – трудолюбивыми. Керим поставил на ноги детей, женил их, двух старших отделил. Старшему брату Азима, Идрису, отец выделил небольшую мельницу, из-за которой он позже и пострадал: новые власти раскулачили его как эксплуататора трудового народа, хотя он не держал у себя ни одного работника, да в них и не было нужды. Идриса отправили в лагеря, и больше из родных никто о нём ничего не слышал. При выселении в переполненном вагоне скончался престарелый Керим, и его тело на одном из заснеженных полустанков вынесли конвоиры. Второй брат Азима, Хадис, умер в Казахстане на третий год выселения, жена его вернулась к своим родным. Дети Хадиса умерли в первую же весну, отравившись какой-то травой. Из семьи Идриса никто не выжил. Азим остался один. Нет, не совсем так. Рядом с ним все эти трудные годы была Бикату, его жена. Как он благодарен Всевышнему, что послал ему в спутницы такую женщину! Это она своей твёрдостью духа, своим терпением помогла ему стойко встретить все удары судьбы, не опустить руки при очередном горе. Несколько лет назад он потерял её, и теперь недалёк час их встречи на том свете в праведном мире.

Что-то горло пересохло. Азим приоткрыл глаза. В комнате полумрак. Кто это сидит у его изголовья? Махмуд?

– Махмуд, подай мне воды, – слабым голосом попросил он.

Махмуд быстро налил минеральной воды и, приподняв за плечи отца, поднёс стакан к его губам.

– Покушай хотя бы немного, дада, – его голос звучал просяще. – Принести чепалги? Ты же любил их. Хотя бы попробуй!

– Не хочется мне, Махмуд. – Он сделал несколько глотков, и сын опустил его обратно на подушку. – Иди, отдохни немного, ты уже давно здесь сидишь. Мне ничего не нужно, – превозмогая боль, проговорил Азим.

– Я не устал. Может, чего другого покушаешь, так ты скажи.

Старик слабо покачал головой, показывая, что ничего не хочет, и снова закрыл глаза.

Хорошо он прожил жизнь свою, честно. И горе, и радость встречал одинаково, зная, что всё от Аллаха. Был трудолюбивым, справедливым ко всем. За это его и уважали соседи, односельчане. И дети у него хорошие. Четверо сыновей и дочь. Все нашли своё место в жизни: сыновья женаты, работают все, дочь замужем. Внуков двенадцать. Никто не может ничем попрекнуть ни Азима, ни его детей.

Воспоминания снова перенесли его в прошлое. Вот он с аульскими ребятишками катается на околице на салазках. У всех детей от долгого пребывания на холоде раскраснелись лица и руки, но никто не спешит домой. Салазки у Азима самые лучшие, быстрые, они являются предметом его гордости. Их подарил ему этой зимой брат Хадис: сам он уже вышел из детского возраста. Из-за пригорка около крайнего дома аула показывается Хадис. Он ведёт лошадей на водопой. Тогда Азим так разгоняется, прежде чем упасть на свои салазки, что доезжает почти до речки. Потом поднимается и с гордостью смотрит в сторону брата.

А вот все они, братья и отец, в лесу. Они пришли сюда за жердями для новой изгороди. Отец выбирает подходящие деревца и срубает, Идрис освобождает их от лишних веток, а они с Хадисом относят готовые жерди к подводе. Как хорошо летом в лесу! Где-то кукует невидимая кукушка, гордо высятся вековые чинары и стройные сосны. Журчит ручеёк, извивающийся среди деревьев. Здесь не чувствуется июльская жара. Пока Идрис очищает ствол от веток, они с Хадисом наблюдают за работой отца. Отец, с засученными рукавами, обходит деревце, придирчиво осматривая его, потом, взявшись левой рукой за ствол, взмахивает топором и – р-раз! – срубленный одним ударом молодой граб плавно, цепляясь ветками за деревья, ложится на зелёный ковер. Азим любуется ловкой работой отца и мечтает скорее вырасти, чтобы вот так же легко и красиво орудовать топором. У отца любая работа спорится.

– Чего стоишь, рот разинул? Смотри, как бы муха не залетела! – деловито прикрикивает тем временем Хадис, взявшись за более толстый конец уже готовой жерди. Отец сдержанно улыбается, Идрис смеётся.

Постепенно эта картина меркнет, и её сменяет другая. Азим видит себя уже юношей. Он едет лесом на своём коне Тешам. Обычно сдержанный, на этот раз он не в силах устоять от потока нахлынувших чувств: соскакивает с коня и лихо отплясывает вокруг берёзки лезгинку. Потом, спохватившись, оглядывается вокруг. «Видел бы кто меня, подумал бы: младший сын Керима спятил», – улыбается он и вскакивает на коня. Чего это он такой весёлый? А-а, тогда Азим возвращался из соседнего аула, куда ездил на свидание со своей невестой Бикату! Два года ухаживал он за этой гордой сестрой семи братьев. Сегодня он отправился к ней с весельчаком и острословом Ясо, своим соседом и другом, и вот едет домой с косынкой, которую она дала в залог своей любви и верности слову! Ясо остался погостить у своего двоюродного брата.

Азим достаёт из-за пазухи алую косынку, прикладывает её к лицу и глубоко вдыхает аромат, волнующий его воображение. Вдруг слева, метрах в двухстах, раздался выстрел. Азим остановился и прислушался. Кажется, у дороги. Что же там случилось? Он спешился и, взяв коня за удила, направился в ту сторону. Скоро до его слуха дошли громкие голоса. Привязав коня к дереву и выглянув из густых зарослей лещины, он увидел подводу, стоящую посреди дороги, на ней, прижав руки к груди и широко раскрыв глаза от ужаса, сидела девочка лет восьми-десяти. Положив руку на кинжал, у подводы стоял мужчина лет пятидесяти пяти, в поношенном бешмете, чёрной бараньей папахе. Вокруг них на отменных скакунах гарцевали трое всадников, вооружённых винтовками. У одного из них в правой руке был револьвер – видимо, это он стрелял.

– Ехали бы вы своей дорогой, – услышал Азим ровный голос мужчины, – не брали грех на душу.

Азим узнал его. Это был Умар, его односельчанин. У него был небольшой фруктовый сад, и он каждый год возил яблоки и груши на продажу в город. Кроме того, Умар был аульским активистом, хотя и не вступил в партию.

– Вах-ха-ха, – смачно рассмеялся неизвестный с пистолетом. – Ты слышал, Асвад? «Грех на душу!» Да мы сделаем богоугодное дело, если пристрелим тебя, ублюдок, продавшийся за миску похлёбки Советам! Но я сегодня добрый. Так что, выкладывай выручку, распрягай лошадь и убирайся, пока я не передумал.

– Постеснялся бы, если не моих седин, то хотя бы этой девочки, – спокойно произнёс Умар.

– Нечего вилять! Распрягай давай коня! – проявил нетерпение Асвад, молодой всадник, оказавшийся к этому времени рядом с зарослями, прямо спиной к Азиму. Палец его был на курке винтовки, готовый нажать на него в любую минуту.

– Быстро, если хочешь жить! – гаркнул тот, что с пистолетом. Очевидно, он был у них за главного.

– Хасолт, давай разъедемся каждый своей дорогой, – всё так же невозмутимо сказал Умар, сжимая рукоять кинжала. – Если ты про меня слышал, тебе должно быть известно, что, пока я жив, вы не получите ни лошади, ни рубля денег от меня!

Умар был участником Гражданской войны с белыми и снискал себе славу неустрашимого воина. Рассказывали, что во время Стодневных боёв с белоказаками Бичерахова в Грозном при очередной вылазке горцев он оказался окружённым пятью вооружёнными казаками. Зарубив в рукопашной схватке троих врагов кинжалом, он вырвал у четвёртого пистолет и, изрешетив из него оставшихся двоих, вернулся к своим.

– Узнал, собака! – прошипел Хасолт, и Азим заметил, как он сделал едва заметный знак своему товарищу Асваду – тому, кто был спиной к Азиму.

О Хасолте, предводителе шайки, был наслышан и Азим. В те годы по горам и лесам скрывалось немало абреков, борцов с новой властью (причём многие из них в недавнем прошлом воевали и против царской власти), пользовавшихся уважением и поддержкой одной части населения и ненавистью другой, лояльной Советам. В то же время были и такие, кто, называя себя абреками, занимались откровенным грабежом. Их народ презрительно называл «курокрадами». Из их числа был и Хасолт. В пьяной ссоре он убил своего односельчанина и, скрываясь от кровников, встал на путь «абречества».

Асвад поднял винтовку и прицелился. Азим, с намерением кинуться к нему, потянулся к кинжалу и тут только заметил, что держит в руке что-то мягкое. Это была косынка, полученная сегодня от Бикату. Сотни мыслей роем закружились в голове. Эти трое вооружены огнестрельным оружием. Он со своим кинжалом ничем не сможет помочь Умару. Только зря погибнет. Он вспомнил глаза Бикату, перед его взором возникла её улыбка. Неужели он её больше не увидит?..

Раздался выстрел, сразу же вслед за ним душераздирающий, истошный крик девочки.

Азим уже отошёл от места трагедии на несколько шагов, когда прозвучал второй выстрел…

Старик заметался в постели. Уже вторые сутки память являла перед ним одну и ту же картину из его юности. «О Аллах, за что? Почему Ты отнял у меня мужество в тот день? Почему теперь воспалённая память упорно возвращает меня в один и тот же день?»

Казалось бы, тот случай давно уже закрыли собой за долгую жизнь другие события, более или менее важные. Но нет. Как весной, по мере таяния снегов, показываются всё новые островки чёрной земли, так и в сознании сквозь вереницу всех событий явственно, вплоть до мельчайших подробностей, вырисовывается тот злополучный день позднего лета.

Дом Азима замер в тревожном ожидании. Больной был совсем плох. В его комнате собрались все четверо его сыновей. Двое старших, сменяя друг друга, непрерывно читали над Азимом «Ясин». Приходили родные, соседи, односельчане, справлялись о его здоровье. С трудом передвигаясь, пришёл и Ясо, их сосед.

– Как отец? – спросил он у вышедшего встречать его Махмуда.

– Очень плох. Уже второй день без сознания, – тихо ответил Махмуд.

– Э-эх, жизнь наша! – старик присел на табуретку. – Живём, суетимся, копошимся, как муравьи, но для каждого приходит день, когда нужно предстать перед неизбежным. Но не падай духом, на всё воля Аллаха! Будем надеяться, что Азим встанет на ноги.

Посидев ещё немного, Ясо ушёл домой.

Но Азиму не становилось лучше. Внешне он был недвижен, но в памяти вновь и вновь переживал тот случай более чем шестидесятилетней давности, поверив, что Бог за малодушие заставляет его бесконечно испытывать стыд и позор за свой поступок. Вот и сейчас он опять оказался у той дороги против своей воли, увидел искажённое от ненависти лицо Хасолта, услышал его слова:

– Узнал, собака!

Но что это? Такое ощущение, словно не память восстановила перед ним эту картину, а он сам через десятилетия каким-то невероятным образом перенёсся в тот день. Вот он ощутил на своём лице ласковое дуновение летнего ветерка… Он слышит шорох листвы… Вдыхает запахи лесных трав, перемешанные с запахом конского пота. В правой руке сжимает мягкий шифон косынки. Неужели он уже умер и в качестве наказания за свою трусость осуждён испытывать эти вечные муки?

Асвад поднял винтовку. Размышлять дальше было некогда. Азим быстро засунул косынку глубоко за пазуху и, выхватив кинжал, выскочил из зарослей.

Асвад оглянулся на хруст веток, но Азим был уже рядом и взмахнул кинжалом. Из отрубленной руки фонтаном забила кровь. Винтовка упала рядом с рукой. Асвад дико закричал, конь рванулся, и он упал на землю. Пытаясь остановить кровь, он сжимал рану рукой и с рёвом катался по земле. Азим подскочил к остолбеневшему от неожиданности Хасолту и уже занёс руку для удара, краем глаза заметив, как в бой, выхватив кинжал, рванулся Умар, и тут неведомая сила резко толкнула его в спину, и он рухнул на землю, в двух метрах от Хасолта. Это выстрелил второй спутник Хасолта. «Нужно было сначала разделаться с ним. А Хасолт оказался не таким уж и смельчаком», – успел подумать Азим, прежде чем потерять сознание.

– Я выполнил свой долг, – прошептал больной, – я выполнил свой долг!

Он открыл глаза и оглянулся вокруг. «Что это было, сон?» – пронеслась в голове мысль. Увидев рядом с собой всех своих детей, он слабо улыбнулся. Попросив воды, Азим сделал несколько глотков и долго молча смотрел посветлевшим взглядом на них. Затем откинулся на подушку, закрыл глаза, глубоко вздохнул и затих.

Большой, просторный двор Азима полон людей. Выразить соболезнование люди приезжают даже из дальних сёл. Из дома выносят завёрнутого в саван покойника и кладут на ковёр. Мужчины встают на паласы и ковры, которыми устлан двор, и совершают над ним намаз. Затем, положив покойника на носилки, с громким зикром – религиозным песнопением – отправляются на кладбище. Под навесом на длинных лавках остаются сидеть лишь несколько стариков, чтобы принимать соболезнования всё прибывающих людей. Среди них и Ясо. Скоро к нему подсаживается Зубайр. Он слывёт человеком набожным, праведным, и его часто приглашают, чтобы омыть умершего. Зубайр некоторое время сидит, медленно перебирая чётки. Видно, что ему не даёт покоя какой-то вопрос. Наконец, убрав чётки в нагрудный карман и придвинувшись к старику поближе, он тихо спрашивает:

– Ясо, ты ведь хорошо знал Азима?

– Азима? Я? Да я с ним, можно сказать, вместе вырос. До выселения жили рядом, детьми бегали вместе, юношами ходили на вечеринки, белхи. Мы были неразлучны, как братья. В Казахстане оказались в одном посёлке. И по возвращении поселились рядом, – старик задумался и грустно добавил: – всю жизнь были рядом. Теперь я остался один. Видно, и мой черёд недалёк.

– А где его ранили?

– Ранили? – изумлённо переспросил Ясо. – Не был он никогда ранен! Да и где его могли ранить?! На войне он не был. Ходил несколько раз в военкомат, да не взяли его. Не был он никогда ранен, – уверенно повторил он.

– Я почему спрашиваю-то, – понизил голос до шёпота Зубайр, – Азим доводится мне, как ты знаешь, дальним родственником, и я тоже никогда не слышал о его ранении. Но я омывал его тело и видел шрам – след от пулевого ранения, как видно, сквозного. Пуля прошла всего в трёх пальцах от сердца, – он недоумённо пожал плечами.

– Шрам?! Не может быть! – Ясо выпрямился.

Он помолчал минуту и добавил:

– Вообще-то, кажется, была какая-то история ещё до его свадьбы… В лесу, по-моему, он напоролся на бандитов… – голос его звучал неуверенно. – Нет, это я путаю. То был кто-то другой, а не Азим.

Подумав ещё немного, он сокрушённо покачал головой:

– Э-эх, память! Словно сито, ничего уже не удерживает.

В это время во двор вошла для выражения соболезнований новая группа людей, и все воздели руки. Ясо шептал слова молитвы, однако же мысли были далеко, пытаясь найти ответ на этот озадачивший его вопрос.

 

Немало языков на белом свете...

Немало языков на белом свете...

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Теги: Поэзия Чечни

Умар Яричев

Родился в 1941 году в селе Кулари Урус-Мартановского района Чечено-Ингушетии. Первый сборник стихов «Исток» был издан Чечено-Ингушским книжным издательством в 1979 году. Затем вышли сборники стихов «Тропою памяти», «Встреча в пути», «Лавина времени», «Стихи и поэмы», «В обойме времени». Народный писатель Чеченской Республики. Имеет правительственные и литературные награды.

Единство

Россия! Русь!.. Тебя, в который раз

Волною накрывало пламя смуты…

Как ты, бывало, северный Кавказ

Порой не знал покоя ни минуты!..

История – как ржавчина оков…

В ней правда ужилась

с неправдой рядом…

Не надо забираться в глубь веков,

Как и о прошлом забывать не надо…

Был девятнадцатый нелёгкий век…

Был трудный и жестокий век двадцатый,

Где сутью проявился человек:

И враг шёл на врага, и брат – на брата.

В тебе они, Россия, полегли,

Подвластные и злой, и доброй силе...

В могильном лоне их родной земли,

И все тебя по-своему любили.

И, словно зовом ангельской трубы,

Как под гудящий колокол из меди,

Ты восстаёшь из огненной судьбы

Могучим – пусть израненным! – медведем.

И в трудный час (от мира – до войны!),

Где надо – делом, если надо – словом,

Мы, Русь, твои нерусские сыны,

И именно, чеченские сыны,

С тобою рядом встать всегда готовы!

Одной Руси великой племена,

Во мгле печали, в радости сияний,

Все скажем: – Наша гордая страна,

Мы – граждане твои… и россияне!

И чтоб не постучалась к нам беда

Гонцом тревоги и недоброй вести,

Особенно сейчас, как никогда,

Нам надо быть едиными… и вместе!

Языки земли

Немало языков на белом свете,

Ещё живых и умерших давно…

Не всем из них сквозь тьму тысячелетий

Дойти в сегодня было суждено.

Кому доступны вековые дали?!.

Шумер и Троя… Рим… и Вавилон…

А языки бесследно исчезали,

Как в яви дней неповторимый сон…

Любой язык велик или ничтожен! –

Пройдёт судьбу фатальную свою…

А может быть и наш чеченский тоже…

У пропасти забвенья на краю.

Ужели так? Вайнахов рухнет эра?..

Иглу сомненья чувствую виском…

Мы свой язык, идущий от Шумера,

Впитали с материнским молоком.

Мы для него, а он для нас – оправа…

Со дня рожденья и до смерти дня…

Ему позволить не имеем права

Угаснуть, словно искорке огня.

Но если и настанет этот случай,

Отмеченный ни злом и ни добром,

То будет и «великий и могучий»

Для нас, окутанных тревогой жгучей,

Надёжный запасной «аэродром».

Пусть мир устроен весело и грустно,

Но истины не изменить вовек:

Сегодня в мире говорят на русском

Почти полмиллиарда человек.

Не только говорят – умеют слушать

И пламя чувства сдерживать в крови…

И выражать истерзанную душу

В огне Надежды, Веры и Любви.

И как планида ни сгущала тучи –

Нас не убили горечь и тоска…

Живи для нас, «великий и могучий»,

Как верный брат родного языка…

Да что Чечня? Кавказ? Или Россия?!.

Мне кажется уже невдалеке,

Когда весь род людской, словно мессия,

Заговорит на русском языке!

Пути Господни

Познавший горе и печаль

Оценит радость,

Хоть жизнь – как этого ни жаль –

Такая гадость.

Надежду теша по утрам,

Живём в лазури

И получаем столько ран

В житейских бурях.

Где много крови – много зла,

Покоя мало…

Устала смертная душа…

Ох, как устала!

Но надо жить, людей любить

И верить в Бога,

Надежду в сердце не убить

Кривой дорогой…

Живу и не считаю дни –

Вчера, сегодня…

Неисповедомы они,

Пути Господни…

Голос мамы

Текут года в судьбу, как реки в море,

В прозрачных струях – за волной волна,

Не изменяясь в радости и горе,

Над выщербленным боком валуна…

Надежды, расставанья и разлуки…

Жестокие и нежные слова…

Безмолвно гладит сердце мне и руки

Незримая забвения трава.

Хочу навек проститься с тем, что было…

Остаться от событий в стороне…

Какая-то магическая сила,

Я думаю, поможет в этом мне…

А памяти мерцающие плети

Былого искру гасят, как свечу…

Готов про всё забыть на белом свете…

Но голос мамы… помнить я хочу!

 

Рвётся моей памяти нить

Рвётся моей памяти нить

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Чечни

Теги: Поэзия Чечни

Леча Ясаев

Родился в 1953 году в Казахской ССР. Автор сборников «В раковине сердца», «Ищу всю жизнь правдивые слова». Стихи переведены на английский и другие языки. Член СП РФ, член Международного ПЕН-клуба. Действительный член Академии наук, культуры, образования и бизнеса Кавказа. Награждён орденом «Золотой орёл» им. М. Мамакаева, медалью им. А.П. Чехова. Живёт в Грозном.

* * *

Не устану молиться, до конца с этим жить…

Мне ночами вновь снится – мать со мной говорит.

Все дороги земные, скорбный путь бытия

Быть надгробьем судили мне до Судного дня…

На краю – здесь, у бездны, стынет жизненный путь…

Жизнь могилы темна – не изведана суть…

Здесь, без лучика света, мир во мраке замрёт…

И никто мою Нану мне назад не вернёт…

Не устану молиться, и иначе не быть…

Почему снова рвётся моей памяти нить?

Вера в милость Аллаха лишь надежду даёт.

Стих Святого Корана плавит горечи гнёт…

* * *

На небесной лазури холста

Написать нам слова не дано.

Для молитвы Он дал нам уста…

Приоткрыл чуть – в бессмертье – окно…

Не проникнуть нам в тайны небес,

Где приют этих звёздных огней…

Из чего сотворил Он замес,

Если жизни мерило – из дней?..

Что-то ведает, может, душа…

Мы всю жизнь только тянемся к ней...

Не умеем мы жить не спеша –

Всё седлаем и гоним коней…

На небесной лазури листа

Мне бы фразу одну написать,

Что хранят, как молитву, уста:

«…Снизошли на Чечню благодать…»

* * *

Я помню блатную походку,

Что брал у друзей напрокат.

Учился беспечно на тройку

И был всем прогульщикам брат.

Рубашка всегда нараспашку,

В кармане – надёжный кастет.

С мечтой, что мне купят тельняшку,

Мальчишкой встречал я рассвет.

Ни разу не видевший моря,

Я бредил им, помню, во сне...

Корабль растаял в просторе,

И якорь мой сгинул на дне.

Я верил безумно в удачу…

Что скоро наступит мой час…

С рожденья решаю задачу…

Иссяк моей жизни запас…

Тяжёлой, нелёгкой походкой

Иду я по этой земле.

Всё дышит монетою звонкой…

Мой парус, как в детстве, – во мгле.

* * *

Мне снится счастье – рядом все родные…

За что, не знаю, эта благодать…

И колыбельных песен позывные

С годами лучше стал я понимать…

И есть любви святой прикосновенье.

И больше всех я этим дорожил...

Но дышит болью в сердце отраженье

И тех, кого случайно пережил.

Я, став отцом, отца другим увидел.

И мать в душе вознёс я до небес.

По сути, двое – вся моя обитель…

И в целом мире нет других чудес…

Смогу ли я вернуть вам долг, родные?..

На вас похожим я хотел бы стать.

И колыбельных песен позывные

С годами сердцем стал я понимать…

* * *

Как хорошо, что я не болен

Желаньем понукать людьми.

Ни в чьей я смерти не виновен,

И нет на мне чужой вины.

Как хорошо, что хищным взглядом

Я не смотрю на всё и вся.

Чужой кусок мне стал бы ядом.

Я знаю точно, что нельзя…

Как хорошо, что, кроме Бога,

Я не обязан никому.

Мой трудный хлеб горчит немного.

Но с ним легко идти к Нему.

* * *

Сырое туманное утро.

И влажная синяя пыль.

И в – вечности равной – минуту,

Как будто лишился вдруг крыл.

Как будто за синею дымкой,

Исчезло навеки тепло…

И стала надежда безликой.

И счастье куда-то ушло.

Душа – как подбитая птица.

Никто не вернётся назад…

Я путаю в памяти лица.

И рвёт моё сердце закат.

* * *

Ищу предлог, чтоб вновь тебя увидеть,

В твои глаза чтоб снова заглянуть…

И звёзды в небе в горечи застынут,

Когда любви моей осилят путь.

В миру земном не жажду утешенья.

Заря любви горит не для меня.

Ты даришь боль душе и озаренье –

И этим жив и счастлив снова я.

Твоих ресниц щемящая прохлада

Хранит мою забытую мечту.

Огонь любви – жестокая расплата.

Я сам судьбу в глазах твоих прочту…

Утихнет боль – уйдёт моя тревога,

Напьются влагой снова берега.

Из строк любви придёт к тебе прохлада,

Где жизнь в любви застыла навсегда.

 

Пока есть любовь, театр жив

Пока есть любовь, театр жив

Искусство / Искусство / Фестиваль

Кузнецова Анна

«Дядя Ваня». Премьера белгородцев прошла с успехом

Теги: театр , искусство , фестиваль , Белгород

В Белгороде прошёл фестиваль «Актёры России – Михаилу Щепкину»

По нынешней осени, как всегда, урожай театральных фестивалей. Во Владимире, Костроме, Калуге, в Липецке и Сочи почти одновременно. Иные коллективы – любители фестивалей – надолго уезжают из дома, кочуя «из Керчи в Вологду», собирают дипломы, расширяют аудиторию зрительских контактов.

В Белгороде – десятый юбилейный фестиваль «Актёры России – Михаилу Щепкину», который с завидным постоянством проводится вот уже 28 лет! Фестиваль, отличный от всех других своей привязанностью к знаменитому земляку и преданностью завещанным Михайло Семёновичем из села Красного, что на Белгородчине, на реке Пенке традициям: «Священнодействуй или убирайся вон!» Русская классика в бережной уважительной трактовке… Глубинные смыслы в неприкосновенности и в сохранении их от вульгарных модных изысков. Лучшие спектакли лучших театров России, СНГ, с лучшими актёрскими работами. А такой любви к театру я, пожалуй, нигде не встречала.

Слово многолетнему, неизменному на все годы художественному руководителю фестиваля, вот уже 43 года директору Белгородского академического театра драмы Виктору Ивановичу Сло­бодчуку:

– Наш фестиваль последователен и верен своим идеям. Также неизменно повторяются и обвинения в наш адрес: мы, дескать, консервативны, не любим нового. Но это мы первые в России поставили никогда прежде не видевшую сцены пьесу Льва Толстого «Заражённое семейство» (спектакль в театре идёт под названием «Заворожённое семейство»), это наша постановка «Горе от ума» стала пронзительным спектаклем о молодых и о любви, невозможной в мире расчётов и условностей.

Лучшие режиссёры страны, приглашённые для постановок в театр, – Владимир Андреев, Борис Морозов, Семён Спивак, Валерий Белякович, Юрий Иоффе – ставят у нас спектакли без всяких скидок на провинциальность, и получаются сильные своей человечностью и высоким художественным достоинством работы. Мы ищем молодых талантливых режиссёров, не боясь экспериментов, новизны, как было в своё время с «Ромео и Джульеттой» Михаила Мокеева, с «Весенней грозой» Теннесси Уильямса и пушкинской «Метелью» в постановке Александра Огарёва. Мы стараемся использовать всю палитру художественных возможностей, стилей, направлений современного театра, а с помощью фестиваля знакомим своих зрителей с тем, что есть самого интересного у театров-коллег.

– А есть то, что неприемлемо для вас, чего никогда не будет у вас ни в репертуаре, ни в фестивальной афише?

– Спектаклей модного нынче в столице режиссёра Богомолова точно не будет. Мата на сцене, голых артистов и артисток, секса не будет. Но среди спектаклей МХТ имени Чехова мы нашли то, что нам показалось интересным для Белгорода, уже, увы, посвящённого памяти великого русского писателя Виктора Астафьева по его рассказам «Пролётный гусь» и «Бабушкин праздник».

Об этом давнишнем столичном спектакле «Пролётный гусь» много писали. И всё-таки несколько слов о нём, как он шёл в Белгороде… Скромная неприметная Русь на сцене: деревянные столы и скамьи, протяжные песни, горькие судьбы… Вернулись с войны случайно встретившиеся в поезде Марина с Данилой, вышли на первом попавшемся полустанке, здесь и жизнь прожили в чужом доме, общую, короткую, так и не сумев вырастить, сберечь сына, а потом потеряв кормильца от скоротечной чахотки; была семья и нет, на корню вывели.

Вторая часть – «Бабушкин праздник» – повеселее, деревня празднует, веселится, как всегда, у Астафьева, в России, с тем же горьким привкусом «пролётности» бытия, поминки по ушедшим временам и людям, как говорит о своём замысле режиссёр Марина Брусникина.

В спектакле МХТ нет «мусора» и лишних красивостей. Его герои, артисты прекрасны, наполнены внутренним чувством, замечательно умелы. Нет модных расхожих имён. Никаких скандальных примет современности.

Это и есть настоящий театр!

Снова – слово Виктору Ивановичу Слободчуку:

– В этом году фестиваль юбилейный. И нам, как никогда, было важно предъявить главные принципы фестиваля, нестареющие, неотменимые. Лучшие с нашей точки зрения театральные образцы – не продукты и не проекты, как теперь говорят, а спектакли! И чтобы оставлять людям надежду. Свет. Веру. Не унижать человека.

Мы часто слышим сейчас: экономика, производство, рынок – главное. Новации, инновации, развитие… – под аккомпанемент этих слов оживились разрушители театра. Одну задачу взяли на вооружение: сократить расходы театров, уменьшить им дотации… Слышу: повышайте цены на билеты! Не будем, нельзя. Разве жизненный уровень повысился? А детей с родителями разве можно отпугнуть от театра? Одни дети в детском саду смогут пойти в театр, а другие – нет… Спасибо, что на Белгородчине просвещённый губернатор Евгений Степанович Савченко, он не бросает, помогает театру, вот попечительский совет учредил театру во главе с мэром города Константином Алексеевичем Полежаевым, там богатые люди, члены совета ещё доплачивают актёрам. Нельзя забывать, что актёры – главные люди в театре. Они выходят на сцену. Наш Щепкинский фестиваль им посвящён, актёрам. Задача театра – не подвести свою Белгородчину. Жить и работать достойно. Людям на радость.

Очень важным гостем и участником юбилейного фестиваля был Севастопольский академический ещё с советских времён театр драмы имени Луначарского, который недавно возглавил московский режиссёр, ученик Марка Захарова Григорий Лифанов.

Когда я как член экспертного совета фестиваля приветствовала театр и сказала со сцены, что во все времена в Севастополе был русский театр, а теперь он снова стал российским, зрительный зал взорвался аплодисментами, и долго стоя приветствовал коллектив театра-побратима. Но их приезд совсем не только акт политики. А искусство! Если бы спектакль не был талантливым, им нечего было бы делать на белгородском фестивале.

Поразительно «живым» звучал в их исполнении старый, стопятидесятилетней давности текст А.Н. Островского! Вот уж неумирающе живучим представлено здесь «крапивное племя» чиновников, даже усиленное нотками, при­внесёнными сюда из Салтыкова-Щедрина. Коллективный портрет одинаково зелёных мундиров с длинными гусиными перьями, «загребущими» руками, пузатым всесильным Юсовым – артист Анатолий Бобёр, вездесущим Белогубовым – Александр Порываев, неприкаянным Жадовым – Евгений Овсянников. И не надо, оказывается, переодевать героев в современные платья.

В.И. Слободчук жалуется:

– Каждый фестиваль зарекаюсь уложить в 6–7 дней. Не получается. Слишком много «хороших и разных» театров хотят к нам приехать. И на сей раз фестиваль длится 10 дней. Как не принять столичные театры – имени Маяковского со спектаклем «Отцы и сыновья» по роману Тургенева, поставленный Леонидом Хейфецем, или легендарного «Холстомера» с автором пьесы и режиссёром Марком Розовским? Или театр Et Cetera под руководством Александра Калягина с ещё одной вечной пьесой Островского «Сердце не камень»? К нам приезжают со своими спектаклями художественные руководители московских и питерских театров, особенно близкие, родственные белгородскому театру, работающие с нашими актёрами. Борис Морозов привёз премьеру ЦАТРА «Царь Фёдор Иоаннович», Семён Спивак приехал со своими «Тремя сёстрами», он сейчас начал репетировать в Белгороде «Идиота», актёры упоённо рассказывают об их репетициях…

Трудно измерить силу аплодисментов, сравнивать успех разных спектаклей, но, как мне показалось, особенно долго аплодировали зрители спектаклю «История лошади» столичного театра «У Никитских ворот». Неумирающая гениальная толстовская повесть, эхо легендарного спектакля Г.А. Товстоногова, автором пьесы, композитором и сорежиссёром которого тоже был Марк Розовский. Кажется, невозможным переиграть Евгения Лебедева и Олега Басилашвили в БДТ, но ведь Владимир Юматов и Денис Юченков не боятся сравнений и замечательно представляют своих главных героев. А какие потрясающие жеребец Милый у Игоря Скрипко, наглый и обольстительный, конюх Феофан – Юрий Голубцов, человек и от людей, и от лошадей. Все мы – немножко лошади.

На ежевечерних посиделках, а это тоже часть фестиваля, где встречаются приехавшие артисты с местными, хозяевами, люди сцены с членами жюри, где идут споры и обсуждения, провозглашаются тосты, как же без них?! Здесь я виделась в последний раз с единственным нашим настоящим учёным в сфере театра, создавшим свою школу Дадамяна, профессором ГИТИСа, воспитавним практически всех театральных директоров страны, талантливым, несравненным, обожаемым Хачиком, Геннадием Григорьевичем. На днях его не стало. Вечная ему память!

После своего спектакля Розовский сказал, что в Белгороде, в театре и на фестивале, проходит линия фронта, здесь оказался передовой рубеж борьбы за психологический русский театр. Здоровые силы театра должны объединиться друг с другом. Выстоять. Не сдать свои позиции.

– К счастью, давно ушло деление театров на провинциальные и столичные, – продолжает В.И. Слободчук. – По территориальному принципу искусство не различается, талантливое и бездарное – удел общий. И всем одинаково надо понимать: в непростые времена, которые мы переживаем, в пору перемен и одновременно глобализации, унификации и, что особенно важно понимать, потребительства и всеобщего рынка, купли-продажи, искусство, духовность, высокие традиции русского театра, завещанные нашим земляком Щепкиным, должны выстоять, не сдаться, расцветать.

Фестиваль в Белгороде – это всегда безупречная организация, которую обеспечивает штаб администраторов во главе с бессменным его директором Ириной Богусевич. И это тоже особенность именно белгородского фестиваля.

Лучшим актёрам – участникам фестиваля были вручены почётные дипломы. Завершали фестиваль спектакли хозяев, белгородцев: «Пигмалион» и премьерный их спектакль «Дядя Ваня», для постановки которого был приглашён М.Г. Розовский.

В последнее время стала бояться «смелых» режиссёрских новаций, неузнаваемой классики. И обрадовалась подчёркнутой скромности белгородского чеховского спектакля.

Все молодые, красивые, заслуживающие счастья, но лишь теряющие надежды, иллюзии молодости, веру в будущее. «Пропала жизнь», – говорит дядя Ваня. Щемит сердце за вечное русское несчастье лучших из нас...

P.S. На фестивале было объявлено, что Старооскольскому театру для детей и молодёжи, который играл здесь спектакль «Когда мне было 8 лет...», присвоено имя знатного земляка Бориса Равенских, выдающегося советского режиссёра. А дочь его Александра Равенских выходила на сцену в спектакле «Отцы и сыновья» и получила актёрский диплом. И всё это — Белгородский фестиваль!

 

Вольные бюджетники и немотствующий народ

Вольные бюджетники и немотствующий народ

Общество / Общество / Заметки несогласного

Поляков Юрий

Теги: культура , искусство , политика , скандал

О манифесте мятежных рантье

Осеннее обострение вольнолюбия ознаменовалось новым наездом на Министерство культуры. Я, конечно, не считаю эту организацию идеальной, но от чиновников надо требовать разумной организации процесса, а не прикладной метафизики. Итак, на съезде СТД-ВТО (старая аббревиатура подходит этой структуре куда как больше) с пламенной речью в защиту свободы творчества на бюджетной основе и против цензуры в формате 1937 года выступил Константин Райкин. Ничто так не вдохновляет худруков на борьбу с системой, как проблемы с бухгалтерией. Когда-то, в далёкие 1970-е, будучи инструктором Бауманского РК ВЛКСМ, я помогал ему, молодому актёру «Современника», сочинять выступление для отчётно-выборной конференции. Полагаю, нашумевшую съездовскую речь ему тоже помогли подготовить: уж очень она концептуально формулирует основные претензии «вольных бюджетников» к власти. Хотя, возможно, с годами легкокрылый актёрский ум набряк мудростью.

Но особенно меня заинтересовала статья-манифест режиссёра Андрея Звягинцева «Дурной сон госзаказа», опуб­ликованная в «Коммерсанте» и продолжившая тему, поднятую Райкиным. Судите сами.

«…Вмешательство властей в профессиональные дела любых специалистов часто абсурдно, но во сто крат абсурднее вмешательство в дела художников. Это профессия, сама суть которой – свободное творчество, то есть рождение нового, до поры до времени не известного даже самому художнику. Когда чиновник задаёт автору тему и контролирует «правильное» её воплощение в акте искусства, он метким ударом стреляет в самое сокровенное, что есть в профессии, – в тайну творческого процесса…»

По моим наблюдениям, в литературе свободнее всех чувствуют себя графоманы. В театре и кино тех, кто за себя не отвечает, тоже хватает. К тому же я не припомню, чтобы за последние тридцать лет власть задавала автору тему. Например, будучи ещё советской, она очень удивилась, ко­гда я написал «Сто дней до приказа». Почти четверть века назад новые насельники Кремля в благодарность за помощь в свержении «совка» отдали либеральным творцам полный контроль над художественным пространством и удалились в нефтегазовую сферу. «Твори, выдумывай, пробуй…» И кормись! Кто заказывал Богомолову «Идеального мужа», Райкину – «Все оттенки голубого», самому Звягинцеву – «Левиафана», Кулябину – «Тангейзера», Захарову – «День опричника»? Власть? Я вас умоляю! Она забыла, в какую сторону сиденья в театре откидываются. Большинство наших режиссёров давно ведут себя в творчестве, как Настасья Филипповна – в личной жизни, а власть поступает как идиот – ну, в смысле, князь Мышкин. Рогожина на них нет. Да, в последнее время Минкульт стал очень робко интересоваться, на что тратятся бюджетные деньги. А почему бы и нет? Время такое – экономное. С олигархов тоже ведь стали брать налоги, а депутатов заставляют перечислять всё имущество, вплоть до «копейки», купленной в бедной юности. Странно, но никто не удивляется, почему зарплаты некоторых столичных худруков в тысячи (!) раз больше, чем жалкие жалования губернских актёров, даже народных. Они что, в Москве, на сцене несут золотые страусиные яйца?

И неужели спросить, отчего у вас залы пустые, а премьеры, получив «Золотую маску», с треском проваливаются, – это и есть «стрельнуть в самое сокровенное»? Не верю! И не стои­ло переутончённому Андрею Звягинцеву вспоминать сакраментальное «кто девушку ужинает, тот её и танцует». Пока у вас только поинтересовались, почему она ужинает с одним, а спит с другими. И сразу столько нервов напоказ! А что, спросите вы, так уж и не бывает у нас прямых «госзаказов»? Увы, бывают. Вот пермский губернатор заказал и оплатил из казны области Марату Гельману скульп­турных монстров, от которых теперь пермяки не знают, как избавиться. Впрочем, странные люди встречаются не только в искусстве, но и во власти. Некоторые уже сидят.

Однако продолжим знакомство с манифестом Звягинцева:

«…Нет, не художник обязан государству, а государство обязано помогать художнику. Власть обязана пестовать гений, поощрять свободный поиск талантливых представителей народа, потому что именно так тело народа осознаёт себя, взрослеет, совершенствуется, просвещается вместе с этими прозрениями, порой ранящими публику, порой обескураживающими её, но всегда создающими то напряжение смыслов, которое и необходимо как вода в пустыне душе и разуму зрителя, читателя, слушателя. Глядя на свободно струящееся тело произведения вольного ума, зритель видит, как в отражении, себя самого свободным и вольным, потому что, как известно, художник не может не петь песню, которая немотствует на устах его народа. Власти же вместо этого поощряют бездарную, унылую ложь о человеке, заполонившую экраны и телевизора, и кинотеатра. Отдаляют тем самым человека от самого себя, настоящего и сложного. Вот чем оборачивается их «госзаказ»…»

Так и хочется сказать: «Аркадий, не говори красиво!» Нет, конечно, от режиссёра никто не ждёт кастальской бунинской ясности, но и витийствовать в духе чеховского учёного соседа тоже, право, не стоит. За ГИТИС обидно. Однако если продраться сквозь виньетки, выясняется любопытная вещь: и экспериментальные спектакли, продержавшиеся полсезона, и фестивальные фильмы, провалившиеся в прокате, и нечитабельные романы-букероносцы, и сантехнические инсталляции, – почти все они сняты, поставлены, изданы, воздвигнуты на государственные деньги. Увы, Мамонтовых у нас теперь нет, наши космополиты-олигархи вкладывают деньги в офшоры, а не в русское искусство. Отдувается, как всегда, государство. А как ещё, кроме обучения в профильных вузах и финансовой поддержки, прикажете ему пестовать гениев? Купать «свободно струящееся тело» в шампанском?

И с чего вдруг Звягинцев взял, что «художник не может не петь песню, которая «немотствует на устах его народа…»? Очень даже может. Возьмём его же фильм «Елена», снятый, кстати, по госзаказу, а именно – за деньги Фонда кино. Между прочим, моим продюсерам, обращавшимся туда же за поддержкой, всякий раз отказывали без объяснений. Но мы говорим сейчас не об обидах, а о принципах. И я сомневаюсь, что на устах моего народа «немотствовало» именно то, что «выглаголил» в этой ленте автор. Напомню, там простая русская женщина, немолодая Елена стала по случаю женой-сиделкой благородного новорусского миллионера. Впрочем, происхождение его состояния темно, как дым над крематорием. И вот она с помощью горсти виагры (именно так!) убивает доверчивого нувориша ради того, чтобы её ублюдок-внук, мерзавец и садист, прозябающий на вонючей городской окраи­не, смог окончить высшее учебное заведение. Встречается такое? Наверное, но, думаю, гораздо реже, чем отпрыски нефтеналивных магнатов, сбивающие на улицах людей, как кегли, даже не замедлив бега своего «ягуара». Любопытно, что фильм снят на российские деньги, но по британскому сценарию о тамошней жизни. Видимо, англичанам это «прозрение, ранящее публику», не понравилось и они в виде гуманитарной помощи перебросили его нам. Возможно, в другой раз Звягинцев за деньги Фонда кино снимет фильм по сценарию африканца, и мы будем удивляться, что в его новой картине жители Мытищ озабочены проблемами ритуального каннибализма…

Далее наш манифестант пишет: «…Ключевая черта, свидетельствующая о безнравственности нашей власти, в том и состоит, что она совершенно убеждена: деньги, которыми они распоряжаются, принадлежат им. Они забыли, с какой-то удивительной лёгкостью изъяли из своего сознания простую и очевидную мысль, что это не их деньги, а наши. Общие. Деньги, на которые они «заказывают» свои агитки, взяты у народа…»

Во-первых, агитки заказывает не только власть. Вспомните позорный фильм Лунгина «Олигарх», оплаченный Березовским. Во-вторых, вынужден согласиться: да, это деньги не правительства, не Минкульта, не чиновников. Но и не режиссёров. Видно, мы со Звягинцевым в слово «наши» вкладываем разный смысл. «Наши» в понимании автора «Левиафана» означает: это его, Звягинцева, деньги, а также Табакова, Захарова, Гельмана, Райкина… Они вольны ставить и снимать на них то, что считают нужным. А если кому-то не по нраву – значит, самое время поговорить о неудачном народе. Если же народ в лице несдержанных зрителей вдруг начинает выражать неудовольствие, мол, почему наши деньги тратят чёрт знает на что, то следует отповедь: «…Господин Песков не стал комментировать слова Райкина о чудовищных выходках людей, публично ломающих скульптуры и обливающих мочой фотографии. Тем самым подтверждая мысль Константина Аркадьевича: государство предпочитает всего этого не замечать. Причина, увы, очевидна. Активность этих расплодившихся как кролики общественных организаций, этих безнравственных блюстителей нравственности и есть истинный госзаказ».

Я вот не припомню, чтобы люди звягинцевского пула возмущались, когда в начале 1990-х тросами срывали с постаментов памятники, многие из которых были шедеврами советской монументалистики. Они не били в набат, когда в галереях выставляли муляж свиньи с надписью «Россия», когда куры гадили на голову восковому Толстому, когда ели бисквитного Ленина, когда кощуницы, как взбесившиеся вагины, отплясывали в храме, а на разводном питерском мосту малевали фаллос размером с Ивана Великого. Для них это было разрушением недолжного или провокативным экспериментом. Но как только граждане с активной, но, увы, традиционной ориентацией стали действовать теми же методами, сразу раздался плач на реках вавилонских. Бледнолицые тоже очень переживали, когда краснокожие вдруг научились стрелять из ружей. Но ничего не поделаешь: дурной пример зара­зителен. А то, что по каждому хулиганству заведено уголовное дело, режиссёра не волнует, он «изъял это из своего сознания» и, видимо, мечтает о бессудных расправах, как в 1920-е: плеснул мочой в фотографическую нимфетку – и сразу в расход. Конечно, во всём опять же виноват Левиафан-государство, у которого «есть этот заказ – сделать страну усреднённой, однообразной, изоляционистской, послушной, как стадо, державой. Агрессивные маргиналы всегда хорошо чувствуют такой «госзаказ».

Улавливаете? За всей этой внезапной борьбой с «госзаказом», четверть века исправно окормлявшим нашу передовую творческую интеллигенцию, включая Звягинцева, скрыты жёсткие прагматические задачи, так сказать, три в одном пенном флаконе. Потому-то всё сообщество и возбудилось как по команде. Первая задача – напомнить власти: художественное пространство в России – вотчина либеральной интеллигенции, и кормила она никому не отдаст. Вторая цель. Как избалованный ребёнок пускает пузыри и сучит ножками за право не есть по утрам манную кашу, так вольные бюджетники борются за то, чтобы по-прежнему казна исправно раскошеливалась, не интересуясь, на что потрачены «наши» деньги и что получило на выходе общество. Согласитесь, от такой оплаченной безмятежности трудно отвыкать. И третье. С помощью срежиссированной истерики наши творцы по давней традиции посылают туда, на просвещённый Запад, сигнал: мол, мы здесь из последних сил боремся с очнувшимся российским Левиафаном и теми «активными маргиналами», которые посмели вернуть Крым и объявить вам, о свет наших очей, ужасные антисанкции. Нет ли у вас по такому случаю лишней пальмовой веточки или оскарчика?

«…И последнее. Моему сыну только на днях исполнилось 7. (Сыну Звягинцева, ра­зумеется. Моей дочери 36 лет. – Ю.П. ) Он не знает, кто такой Путин. Потому что живёт в счастливой стране по имени детство… У нас дома нет телевизора уже много лет. В этом сентябре он пошёл в первый класс. Уже в конце первой недели обучения на мой вопрос, что они изучают в классе, мой сын ответил: «В Москве есть Красная площадь, Кремль и зоо­парк, а ещё у нас есть президент Путин, он хороший и добрый». Вот это и есть госзаказ: вместо объективных знаний – идеология, вместе с писанием закорючек — пропаганда».

Ну, во-первых, если у Звягинцева нет телевизора, откуда он знает про «бездарную, унылую ложь о человеке, заполонившую экраны и телевизора, и кинотеатра»? Эрнст на тайной пирушке рассказал? Во-вторых, Путин, нравится он или нет, – тоже объективная данность. Во всяком случае, до новых выборов. В-третьих, французский школьник знает не только Путина, но и то, что он «очень плохой дядя». И тут, конечно, никакой пропаганды, а обыкновенное «напряжение смыслов». Право слово, от звягинцевского пассажа разит таким чемоданным инфантилизмом, что невольно вспоминаешь советский анекдот эпохи «отказничества»:

– Папа, посмотри – Мавзолей дедушки Ленина!

– Лёва, сколько раз повторять: дедушку твоего зовут Марк Львович, и он похоронен в Бердичеве!

Честно говоря, раньше я думал, что фильмы Звягинцева не нравятся мне по причине их школярской витиеватости. Теперь я понимаю: мы просто живём с ним в разных странах с общим названием. В моей России есть и Красная площадь, и зоопарк, и Путин, и даже телевизор. В России Звягинцева, видимо, имеется лишь «струящееся тело произведения вольного ума». Что ж, струитесь и дальше за казённый счёт, мятежные рантье! Власть-то у нас добрая до глупости…

 

Молчалинский архетип

Молчалинский архетип

Книжный ряд / Литература / СУБЪЕКТИВ

Казначеев Сергей

Теги: Евгений Водолазкин , Дом или остров , или Инструмент языка

Евгений Водолазкин. Дом или остров, или Инструмент языка. - Москва: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016, - 384 с .- (Новая русская классика). - 2000 экз.

Или даже не мистификации, а обманки. Не обошлось без этого и при знакомстве с новым сборником Евгения Водолазкина.

Тревожные предчувствия начинаются с обложки. Тут и заковыристое, отчасти тавтологическое название (что значит «инструмент языка»? Разве язык – не инструмент литератора? Выходит, инструмент инструмента, что ли…), тут и подзголовок: «О людях и словах», очевидно, добавленный для самых тупых. Тут и сакраментальный пиар-ход: «От автора романа «Лавр», победителя премии БОЛЬШАЯ КНИГА». Этот шедевр стиля и скромности напомнил титр из фильма «Свинарка и пастух»: поэт-орденоносец… Так в немилые для автора книги сталинские времена именовали официозных письменников. Теперь, стало быть, в официозе он.

Дальше – больше. Начинаешь чтение с «коротких остроумных зарисовок из жизни учёных» (так в аннотации). И, в общем, соглашаешься со сказанным. Байки о сотрудниках Пушкинского Дома, других филологах из Питера и Германии действительно забавны и, соответственно, хорошо читаются: «Omnia mea mecum porto», «О марксизме в египтологии», «Петербургские зонтики»… Впрочем, встречаются и рассказики пошловатые, не самого высокого вкуса: «Газовый вопрос», «Двойные стандарты» и проч. Литературный анекдот – жанр беспроигрышный, но невольно ловишь себя на мысли, что всё это довольно вторично. Был когда-то Ираклий Андроников. Пробует себя в этой сфере земляк Водолазкина по филологии Андрей Аствацатуров. У нас в Москве Юрий Борев такого тебе понарасскажет про Союз писателей, ИМЛИ и ЦДЛ, что закачаешься.

Но на исходе первой сотни страниц байки закончились и пошла довольно вялая, если не сказать – занудная, мемуаристика. Главный герой, ра­зумеется, Дмитрий Лихачёв; он альфа и омега всей филологии Северной столицы, активный борец с ГКЧП и прочими химерами. Е. Водолазкин мастерски обходит рискованные этапы биографии своего шефа, не упоминает о том, какую роль тот сыграл в истории с невключением в «Изборник» (200-томная всемирка) «Слова о Законе и Благодати», скромно помалкивает о том, как Лихачёв стал подписантом печально известного «Письма сорока двух» с призывом «раздавить гадину»…

Затем следует раздел «Мы и наши слова», куда включены эссе о прошлом и будущем русского языка. Здесь есть и разумные соображения, и любопытные наблюдения за процессами в современной речи, и спорные гипотезы – почти в духе наивных изысканий Михаила Задорнова: «Хорошо бы, думал я, проходя мимо своей поликлиники, чтобы офтальмологом в ней был Глазунов, а дантистом – ну, допустим, Зубков. На худой конец – Грызлов… Чтобы трудящихся по утрам встречал Похмелкин. Чтобы за парикмахерскими в стане присматривал бы Кудрин, а спортсменов курировал Швыдкой. Командование вооружёнными силами стоило бы поручить Войновичу…»

Завершает сборник раздел, в котором скомпонованы вопросы и ответы из интервью, которые Водолазкин давал когда-то различным писателям и журналистам. Отсюда и заимствованы сентенции, вынесенные нами в эпиграф. Ответственные, что и говорить, слова. Но насколько они соответствуют делам?

Да, популярность таких авторов, как Водолазкин, вошла нынче в норму. В своё время уже приходилось высказываться по поводу так называемой веленевой литературе – гладкой, чистенькой, противной (слово Розанова), как тот некогда популярный вид бумаги.

На смену дикому постмодернизму 90-х в нашей словесности явились авторы иного типа. Они не пугали и публику, не дразнили гусей (власть), не матерились печатно. Ими стали, так сказать, молчалины от литературы, девизом которых являются бессмертные добродетели – умеренность и аккуратность. Их творческим кредо можно назвать своего рода гладкопись. «Господа, разбейте хоть пару стёкол!» – взывал к таким тихоням Бродский.

Их писательские принципы основываются на таких стилистических моделях, которые не вызывают возражения, хотя и не потрясают: эти кони борозды не портят, хотя и глубоко не пашут. Многие из новоявленных прозаиков рекрутировались из филологии. Вдохновлённые примерами Борхеса и Умберто Эко, они стали искусственно конструировать литературные стили и авторские манеры, не блещущие новизной, но правильные и удобоваримые.

Читатель (ах, обмануть его нетрудно, он сам обманываться рад), измученный натиском модернистов, решил, что перед ним добротная литература, плоть от плоти старой доброй классики. А о том, что такая словесность – худосочная, анемичная, выморочная, вторичная, догадались не все. К тому же новоявленные кумиры публики – в согласии со своим молчалинским психотипом – оказались большими мастерами обделывать свои литературные делишки: они и с издателями всегда столкуются, и критику на себя организуют, и премиальные комитеты обольстят, и судорогу по интернету пустят: не пропустите, мол, новый Гоголь явился. И наивный читатель не пропускает: доверчиво берёт их опусы и умилительно ставит на свои полки. А спустя год с удивлением смотрит на корешки: чем же тогда я умилялся?

Главный отличительный признак таких литераторов – отсутствие чувства судьбы, своей личной сопричастности. Отсюда и проза: вялая, холодная, статичная: «хонотоплесс», как выразилась одна студентка (лучшая шутка книги). Для русского писателя, честно говоря, жидковато. Да и русская ли то литература – вот вопрос для насельника Васильевского острова.

 

Урок музыкой

Урок музыкой

Искусство / Обозрение / Событие

Взрослая работа детского хора «Пионерия»

Теги: искусство , музыка

Опера-оратория «Бабий Яр» вернулась на сцену

«Желаем вам приятного вечера!» – улыбающаяся девушка-капельдинер протянула у входа в «Филармонию-2» программку. Уже в зале два подростка на соседнем ряду смеялись, шутили и фотографировали друг друга на мобильный телефон в ожидании начала. Афиша сообщала: опера-оратория Давида Кривицкого «Бабий Яр» для двух хоров, трёх солистов, чтеца и симфонического оркестра. А пока на не закрытой занавесом сцене – два небольших коллажа из чёрно-белых фотографий и видеопроектор…

Наконец свет в зале погас, смех замолк. С первых же тактов в памяти всплыла страшная в своём цинизме фраза: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика». Но набиравшая силу музыкальная волна, идущая со сцены, тут же заставила всем сердцем воспротивиться этому. Нет, нет и нет! Это тысячекратная, стотысячекратная, миллионнократная трагедия. Противостоять смерти может только непобедимая жажда жизни, борьба за жизнь. Недаром композитор построил своё произведение на эмоциональных контрастах: рядом с переворачивающими душу страшными эпизодами кровавых расправ – лирические мечтания о новой жизни после войны.

Все нюансы сложной музыкальной канвы были тонко продемонстрированы симфоническим оркестром «Новая Россия» под управлением лауреата премии Президента РФ Владислава Лаврика. Хочется особо отметить солистов – заслуженного артиста РФ Романа Улыбина (бас), лауреатов международных конкурсов Анастасию Белукову (сопрано) и Сергея Радченко (тенор), а также лауреата всероссийских конкурсов Олега Гончарова (чтец). Их многогранный талант – и музыкальный, и драматический – воскрешал живые образы, словно их герои не погибли, но всё ещё любят и мечтают рядом с нами. Наряду с выступлениями артистов из Центрального пограничного ансамбля Федеральной службы безопасности РФ, хора дважды Краснознамённого Ансамбля песни и пляски имени Александрова и Тульского государственного хора очень трогала по-настоящему взрослая работа детского хора «Пионерия» имени Г.А. Струве под руководством Елены Веремеенко.

…И вот хористы развернулись к залу и медленно подняли над головой фотографии. Улыбающиеся и серьёзные лица детей и стариков, юных влюблённых и счастливых супругов – людей, которых давным-давно нет на свете, людей, погибших страшной смертью. В этот момент нужно было очень постараться, чтобы удержаться от слёз; у многих слушателей это так и не получилось. С замиранием последней ноты в зале наступила тишина. Никто не аплодировал: вернуться в обычный «приятный вечер» после всего услышанного было уже невозможно. Мы все, сидевшие в зале, только что лично прикоснулись к той «жирной земле, перемешанной с костями, кровью погибших…», о которой писал сам композитор, в 8-летнем возрасте побывавший в Бабьем Яру.

Закрадывалась мысль: как же выдержали музыканты и артисты такое эмоциональное напряжение на многочисленных репетициях, на самом спектакле? А ещё подумалось (уж простите за невольную дидактику): можно – и нужно! – десятки раз читать в книгах и учебниках об «одном из самых чудовищных преступлений нацизма во время Второй мировой войны», но вот прослушивание хотя бы единожды «Бабьего Яра» Давида Кривицкого даст в понимании, а главное, осознании и прочувствовании такого урока истории гораздо больше. При этом какой-то злой несправедливостью выглядит сухая статистика: первое и единственное (!) концертное исполнение оперы-оратории состоялось 26 апреля 1995 года. Низкий поклон устроителям и организаторам спектакля за то, что ныне «Бабий Яр» всё-таки возвращается на сцену.

Мария Залесская

 

Книги, присланные в редакцию

Книги, присланные в редакцию

Книжный ряд / Обозрение

Издательская программа Правительства Москвы

Иван Бунин. Чистый понедельник. Олег Лекманов, Михаил Зубенко. Опыт пристального чтения. Пояснения для читателей. – М.: Б.С.Г., 2016.

Сказание о святителе Тихоне, Патриархе Московском и Всея Руси. – М.: Классика, 2016.

Сергей Девятов. Императорские резиденции Московского Кремля. – М.: Планета, 2016.

Ваш Булгаков. Собрание сочинений: повести,романы, рассказы, драматургия. Хроника жизни и творчества. – М.: Классика, 2016.

Сергей Девятов. Монастыри Московского Кремля. – М.: Планета, 2015.

Стихотворения Василия Пушкина. Репринтное издание. – М.: Планета, 2016.

Василий Львович Пушкин. Стихотворения и поэмы. – М.: Планета, 2016.

Н. Михайлова, Ф. Рысина. Прогулки по Москве с Василием Львовичем Пушкиным. – М.: Планета, 2016.

Ольга Русецкая. Легенды и были Гороховского переулка. – М.: У Никитских ворот, 2016.

Борис Заболотских. Н.М. Карамзин. Российский Тацит. Роман-хроника. – М.: Классика», 2016.

Е. Андреева, Е.Андреева-Пригорина. Свет московского окна. – М.: Вече, 2016.

Архитектор Борис Ерёмин. Творческое наследие. Реконструкция центра Москвы : архитектурные концепции и проекты второй половины ХХ века. – М.: Прогресс-Традиция, 2016.

Владислав Ходасевич. Про мышей. Стихи для детей. – М.: Б.С.Г., 2015.

Г. Певзнер, М. Марамзина. Варенье Нострадамуса. – М.: Арт-Волхонка, 2015 (Из истории еды).

 

Помня о воинской славе

Помня о воинской славе

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Дата

Фото: РИА "Новости"

Теги: 7 ноября 1941 года

7 ноября российская столица торжественным маршем по Красной площади отметила День воинской славы.

Несколько десятков парадных расчётов и почти полсотни единиц боевой техники времён Великой Отечественной войны прошли по главной площади страны неслучайно. 75 лет назад, 7 ноября 1941 года по кремлёвской брусчатке так же промаршировали регулярные части Красной армии, отправлявшиеся затем на фронт. По словам мэра Москвы Сергея Собянина, тот парад оказался сродни крупной военной операции, став по силе своего воздействия на народный дух явлением уникальным. Современная его историческая реконструкция лишний раз напомнила молодым поколениям о мужестве, стойкости и беззаветной преданности Родине их отцов и дедов.

 

120 лет, а выглядит как новый

120 лет, а выглядит как новый

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Реставрация

Эклектичный интерьер особняка Зиминых

Теги: Москва , городское хозяйство

Отреставрирован дом Зиминых в Дегтярном переулке

В Москве с начала года восстановлено 90 объектов культурного наследия. В их число попал и особняк Зиминых в Дегтярном переулке.

Двухэтажное здание было построено по проекту архитектора Э. Юдицкого в 1896 году в духе эклектики. Слева и справа оно вплотную примыкает к двум доходным домам. Фасад его украшен ризалитом. В правой части оригинальное окно с лоджией и колоннами тосканского ордера. Особняк входит в число 130 памятников, отреставрированных в столице за счёт федеральных средств. В результате работ площадь здания увеличилась с 1,5 тыс. до 1,8 тыс. кв. м.

Осматривая ход реставрации особняка, которая продолжалась почти полгода, мэр Москвы Сергей Собянин отметил, что в результате выполнения программы восстановления объектов культурного наследия преобразились комплекс Донского монастыря, Казанский вокзал, кондитерская фабрика «Большевик» и несколько небольших особняков.

– Дом Зиминых не такой крупный объект, но достаточно симпатичный, один из лучших объектов, которые сохранились среди объектов XVIII–XIX века. И я очень благодарен, что Министерство культуры, несмотря на все финансовые сложности, продолжает заниматься этой благородной работой, не только охраняя, но и воссоздавая такие замечательные памятники, – заявил столичный градоначальник. По его словам, число памятников культуры, находящихся в аварийном состоянии, сократилось в 5,5 раза.

Владимир Мединский, министр культуры РФ:

– В помещениях отреставрированного особняка находится мастерская, которая занимается восстановлением, обслуживанием и реставрацией памятников культуры федерального значения – Агентство по управлению и использованию памятников истории и культуры. Долгое время это учреждение, как сапожник без сапог, находилось без собственного здания. Получило такой объект. За внебюджетные средства он был восстановлен.

У нас хороший контакт с Мосгорнаследием. И при всей придирчивости и требовательности, которая иногда кажется избыточной, на самом деле она очень справедлива. Она позволяет сохранять нашу столицу в том виде, в котором замыслил её создатель.

 

Новогодняя премьера

Новогодняя премьера

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Транспорт

«Тигриный» поезд будет курсировать и в новогоднюю ночь

Теги: Транспорт

Впервые в своей истории московское метро будет перевозить пассажиров круглые сутки

Столичное правительство приняло решение в отдельных случаях переводить метрополитен на круглосуточный режим работы.

Премьера данного нововведения состоится в ночь с 31 декабря 2016 года на 1 января 2017-го. В период с 00.30 до 05.30 поезда в московском метро будут ходить с интервалом в 15 минут. После половины шестого утра метрополитен войдёт в свой обычный график движения составов.

В прошлом году в новогоднюю ночь режим работы общественного транспорта в качестве эксперимента уже продлялся. В частности, московский метрополитен «бодрствовал» до 2.00, наземный городской пассажирский транспорт – до 3.00, а наиболее востребованные маршруты пригородных железнодорожных поездов – до 1.30. Круглосуточная же работа метро теперь стала возможной благодаря проведённой в течение нескольких лет реконструкции столичной подземки: в результате комплекса мер улучшилась работа вентиляции, повысилась надёжность путевой инфраструктуры и электросистем. Кроме новогодней ночи круглосуточный режим работы запланирован пока на День города в 2017 году, а также в дни ключевых матчей чемпионата мира по футболу 2018 года.

 

Самый молодой в Старом Свете

Самый молодой в Старом Свете

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Транспорт

Автобус нового магистрального маршрута в центре города

Теги: Транспорт

На городские маршруты выходят только «свежие» машины

В Москве не осталось автобусов, возраст которых превышал бы четыре года. Таким образом, столичный автобусный парк стал самым молодым в Европе.

Причина подобного достижения проста – реформа дорожно-транспортной инфраструктуры. Благодаря этому удалось практически полностью обновить парк машин. В частности, в сентябре завершился переход на новую модель работы наземного городского пассажирского транспорта, в рамках которой на 211 маршрутов вышли 2000 новых автобусов коммерческих перевозчиков – победителей соответствующих конкурсов. До реформы подвижной состав коммерческих перевозчиков, не всегда соответствовал требованиям безопасности и экологическим нормам. Средний возраст общественного транспорта составлял около девяти лет. Как результат автобусы частных перевозчиков в два с половиной раза больше становились участниками дорожно-транспортных происшествий, нежели транспорт традиционного городского перевозчика.

Сейчас коммерческие автобусы в Москве перевозят около 930 тысяч человек в сутки. Кроме того, в октябре стала применяться новая модель перевозок москвичей городским транспортом. Теперь новые перевозчики обслуживают пассажиров по единым стандартам и регулируемым тарифам, принимают к оплате все виды билетов, в том числе «Социальную карту москвича». Одновременно был запущен специальный проект «Магистраль», целью которого является улучшение транспортного обслуживания в центре столицы, в том числе возобновление работы маршрутов, отменённых 10–15 лет назад после введения одностороннего движения на многих центральных улицах. Как следствие, пассажиропоток на многих маршрутах существенно увеличился.

Максим Ликсутов, глава Департамента транспорта и развития дорожно-транспортной инфраструктуры:

– 20 миллионов пассажиров получили возможность пользоваться льготами на проезд, которые были ранее недоступны в коммерческих автобусах. При возможности оплачивать проезд любыми городскими билетами, экономия составляет от 30 до 50 процентов. Общее количество экономически активных пассажиров на всех видах наземного городского транспорта увеличилось почти на 5 миллионов в этом году.

 

Невероятное – возможно!

Невероятное – возможно!

Спецпроекты ЛГ / Литературная ярмарка

Теги: медицина , хирургия

«ХХХ заседание экспертов «Ангиоклуба» Санкт-Петербурга. Тема: Трофические язвы – «тяжёлый крест для хирургов»… Что делать?»

Так называлось состоявшееся в минувшем году мероприятие, собравшее ведущих сосудистых хирургов, флебологов и лимфологов города. Проблема обсуждалась многовековая (слова, взятые в кавычки в названии темы, принадлежат классику русской хирургии С.И. Спасокукоцкому). Ответа на поставленный вопрос искали выступавшие перед коллегами медицинские столпы Северной столицы, в основном – профессора.

Однако наибольшее внимание привлёк самый молодой из докладчиков – сосудистый хирург, кандидат медицинских наук Дмитрий Андреев. По просьбе участников встречи он рассказывал о разработанных методах. И даже когда деловая часть встречи закончилась, многие оставались в конференц-зале. И снова задавали ему вопросы, предлагали обменяться визитками.

Интерес такой закономерен. Нередко этот доктор помогал пациентам, попавшим к нему после многолетнего безуспешного лечения, причём не только в отечественных, но и в зарубежных клиниках (Германии, Швейцарии, Израиля). Более 1000 страдавших от тяжёлых трофических язв прошли через его руки.

И ещё – во что трудно поверить, рассматривая снимки гигантских язв, пожирающих тело (вплоть до обнажившихся костей) –доктор Андреев избавляет от болезней амбулаторно, исключив из своей практики использование постельного режима для пациентов.

Как оценить этот феномен? Налицо явный прорыв к освобождению от извечного «тяжёлого креста для хирургов»… Пример переосмысления традиционных подходов, успешный поиск новых. Объяснение же новшеств – в десятках научных статей, написанных часто в соавторстве с коллегами- «смежниками»: биологами, специалистами ожоговой хирургии.

Загадочная напасть

Да, современные открытия совершаются чаще на стыке наук. Это – поле огромных возможностей. Однако речь здесь о хирургии. И какими бы светлыми головами ни обладали соавторы прогрессивных находок, за всё отвечает только тот, кто выходит «на передовую» – к операционному столу. Работа же сосудистого хирурга даже по апробированным методикам чревата неожиданностями. Нередко требует и решительности, и готовности рисковать. Так что нововведения в этой сфере даются не просто. У решившегося на них меняется порой не только цвет волос…

История, о которой пойдёт речь, начиналась более шести лет назад. Андреев тогда уже успешно решал флебологические задачи высшего класса сложности. Например, – быстро излечивал трофические циркулярные язвы – делал то, что недоступно коллегам. Но вот ход лечения одной пожилой пациентки его озадачил. Учительница предпенсионного возраста, намучившаяся в разных клиниках, прочитала про чудо-доктора и пришла к нему. С язвами на обеих ногах и сильнейшими болями.

От болей практически избавил. Но раны не уменьшались. Чтобы проверить возникшее подозрение, связался со знакомым доцентом-дерматологом (её саму он раньше избавил от трофической язвы). Отослал снимки поражённых ног. Ради большей достоверности та привлекла к диагностированию своего руководителя, заведующего дерматологическим отделением известной в городе клиники. Профессор предложил Андрееву «подъехать вместе с больной».

Обследовав пациентку, дерматологи признали: предположение сосудистого хирурга оправданно. У его подопечной действительно редкое дерматологическое заболевание – гангренозная пиодермия.

С такой язвой Дмитрий столкнулся впервые. Но читал о ней – и в фундаментальных трудах, и в профессиональных журналах. Боль не признаёт ведомственных разграничений. А мучающийся человек хочет одного – избавления от неё. И когда он, исстрадавшийся, смотрит на тебя, доктор, с надеждой… Очень хочется избавить его от страданий. Как можно скорее.

Однако гангренозная пиодермия – напасть не только редкая, но и во многом загадочная. Появляется, как правило, на фоне полного здоровья. (Некоторые больные даже уверены в мистическом происхождении своей хвори.) Боли вызывает мучительные. Лечится годами.

Но профессор М., подтвердивший предположительный диагноз Андреева, врач многоопытный, заслуженный, был уверен: «Оставляйте больную у нас. Мы излечим». Надо ли говорить, как окрылило это О. Смирнову, страдалицу, ставшую теперь пациенткой дерматологического отделения. Только вот прошло какое-то время и хирург услышал в мобильнике её голос: «Дмитрий Юрьевич, боли вернулись, нет больше сил… Ради бога, помогите как-нибудь!»

Принцип «взаимодействия на стыке наук» Андреев вынес и за пределы медицины. В результате такого взаимодействия с учёными Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения создан прибор, позволяющий ускорить заживление язв. На снимке – Д.Ю. Андреев с заведующим лабораторией биотехнических систем, кандидатом технических наук Вячеславом Александровичем Килимником и его аспирантом, автором блестящих технических находок, Олегом Владимировичем Горским. Есть большие надежды, что это сотрудничество будет развиваться. 

«Дайте ей спокойно умереть!»

И началась новая полоса в жизни Дмитрия Юрьевича. Перевязки – особая часть разработанной им терапии. Предполагают не только подбор препаратов (в зависимости от природы и степени развития язвы), но и массу ухищрений. Например, для того чтобы создать нужное давление на поражённую часть тела. Эти продуманные до мелочей, тысячекратно апробированные приёмы дают чудодейственный результат: боли уменьшаются или даже исчезают.

Правда, чтобы облегчить участь Оксаны Павловны, оказавшейся в стационаре, у другого врача, доктору Андрееву пришлось сдвигать приём своих больных на вечернее и даже ночное время. В официальный рабочий день всё это не умещалось. К тому же теперь он часами штудировал появлявшиеся в мировой литературе статьи, имеющие отношение к проблеме, в которую всё больше погружался.

Редкое аутоиммунное заболевание – гангренозная пиодермия на самом деле не является ни гангреной, ни пиодермией. Название сложилось исторически, оно условное. Чёткой, апробированной методики излечения нет. А то, как действуют дерматологи, Андреев видел – к исцелению не ведёт. И он бесконечно прокручивал в голове возможные варианты адекватной лечебной тактики. Как использовать собственные удачные наработки? Что из последних находок западных коллег включить в арсенал?..

Но вот незадача – захваченный желанием спасти жизнь своей бывшей пациентки (а именно об этом, как и предполагал, пойдёт в конце концов речь), он упустил из вида один в высшей степени важный момент. Да, взаимодействие, решение одной задачи врачами-смежниками способно принести (и приносит!) блестящие результаты. Но профессиональные контакты на «стыке наук» имеют и обратную сторону медали. Иногда они способны и превратиться в столкновение – подходов, методик, даже теорий. Самое же тяжёлое при этом – чья-то задетая амбиция…

Случился у Андреева очередной телефонный аврал – просьба Оксаны Павловны о помощи. Прибыл, наложил свою целительную повязку. Когда уходил, столкнулся с заведующим отделением. Доброжелательные приветствия. И решился флеболог поделиться впечатлениями, заодно – передать коллегам «фирменный» метод перевязки, снимающей боль. Не дослушав, профессор завёл его в палату, где лежала Смирнова.

– Видите, ей стало гораздо лучше, – снисходительно поделился результатом.

– После моей перевязки, – негромко пояснил Андреев.

– В-а-ашей?!! – оторопело и грозно воскликнул хозяин отделения…

Профессорской доброжелательности с этого момента как не бывало. А вот пожелание «не лезть в дела отделения, а лучше вообще здесь не появляться», – прозвучало. Только информация оттуда шла практически непрерывно. «Кричала от боли», – вспоминает о своей и вроде как не своей подопечной флеболог Андреев.

Болезнь прогрессировала. У него была готова многократно обдуманная тактика оперативного лечения. Но как убедить дерматологов, как воздействовать на их руководителя? Казалось бы, всё элементарно просто. Два профессионала. (Правда, один гораздо старше, помаститее.) Оба озадачены одной острейшей необходимостью – спасти человека…

Примерно так и рассуждал сосудистый хирург, кандидат медицинских наук, подавив обиду от уже имевшего место «профессионального общения». С тем и пришёл всё-таки к заведующему дерматологическим отделением. Встреча состоялась. Длилась, однако, недолго. Когда хирург излагал свою врачебную тактику, профессор вдруг взорвался:

– Вы не знаете азов! То, что излагаете – шарлатанство! В чистом виде!

Появившемся в дверях помощникам приказал, указывая пальцем на оппонента:

–На отделение не пускать! Ни под каким предлогом!

…Что возбудило такую реакцию руководителя отделения? Можно предполагать – слова о необходимости пересадки кожи. Хотя методики излечения запущенных форм гангренозной пиодермии фактически не существует, утвердились «азбучные истины» – с отрицательным смыслом. О том, чего делать нельзя. Прежде всего – пересадку кожи, аутодермопластику. Неизбежны отторжения, возникновения новых язв…

Но сколько ни думал хирург-флеболог, неизменно утверждался в необходимости той самой пересадки. Ведь используя её, он излечивает «неизлечимые» циркулярные язвы, требующие (по официальным стандартам) немедленной ампутации. О том, как не допускает при этом, казалось бы, неизбежных осложнений, публиковал статьи в профессиональных журналах. А «просто» циркулярная венозная язва и гангренозная пиодермия на последней стадии имеют много общего, с виду – почти неотличимы. Да и в зарубежных медицинских изданиях прошли материалы, подтверждающие его наработки. Но пожилой профессор не был знаком со всеми этими публикациями. И получилось: вместо аргументированного разговора специалистов – эмоциональный выплеск раздражённого столпа.

Впрочем, это была скорее истерика терпящего поражение мэтра. Что и подтвердил через некоторое время не прерывавшийся информационный канал: «Дмитрий Юрьевич, меня отправляют на ампутацию ног!»

Набрав номер заведующего, кричал уже Андреев:

– Но у неё же больное сердце! Она не выдержит!

– Дайте ей спокойно умереть, – жёстко «закрыл тему» профессор.

На передовой как на передовой

«Тему закрыл», но в жизни пациентки Смирновой остался. Как оказалось, в каждый свой обход завотделением, беседуя с ней, словно мантру твердил про опасности, таящиеся в замыслах флеболога. Заканчивал неизменным: «Ни в коем случае не соглашайтесь!»

Но выписавшись, та не на ампутацию пошла. Поспешила к Андрееву. А вот на пересадку кожи не решалась. Засели прочно в ней профессорские заклинания. Однажды исчезла. Дочь, живущая в Греции, решила показать её европейским врачам. Те – в один голос: «Только ампутация!»

Вернулась в Питер, к Андрееву, к его целительным перевязкам. Может быть, эти, снимающие боль и как бы отвлекающие от грозящей опасности манипуляции флеболога тоже мешали ей решиться? Несмотря на его призывы… Начался учебный год, и Оксана Павловна пошла в свой класс. Учительствовать.

Естественно, она была не единственной у заведующего флебологическим отделением медицинского центра. У него – до 30 пациентов в день. Операции. Порой незапланированные. Нередко многочасовые. Заканчивающиеся намного позже, чем рабочий день. Плюс нетранспортабельные больные, которым не может отказать, приезжает, лечит. Там, где живут. И когда после всего этого приближается к своему 14-этажному дому, светящимися видит только окна родной квартиры, на 10-м.

Таков фон повседневной жизни, врачебной и научной деятельности сосудистого хирурга Андреева. Звонок же, о вероятности которого с опасением порой думал, был неожиданным. Как выстрел.

– Из того, что кричала в трубку Оксана, понял, случилось страшное, – вспоминает Дмитрий. – Кровь, фонтаном бьющая сквозь повязку на ноге, – это прорвавшаяся артерия. Проела язва. Прокричал ей – что делать. Зою – в машину, сам за руль – помчались. (Зоя – тогда ещё совсем юная медсестричка. Теперь – набравшая профессиональный вес Зоя Александровна Матвеева, неизменная помощница Андреева.)

Им необыкновенно повезло. Треть города проскочили «на одном дыхании» – без пробок, задержек. Моментально нашли школу, где их сейчас так ждали. Вбежали в класс. Представшая картина – не для слабонервных.

На полу, в луже крови, – Смирнова с поднятой ногой. Ногу удерживает коллега – учительница, сжимая повязку, пропитанную кровью, стекающую вниз. Обе – как будто постояли под кровавым душем. Кровь – на столе, на стенах. Чуть в стороне, на полу – третья учительница. Потерявшая сознание.

Действовали чётко, слаженно, быстро. Жгуты, перевязка. Страдалицу – на руки. Зоя удерживает ногу. Домчали опять на удивление быстро. В центре – подготовленный операционный стол. Необходимые уколы, обезболивающие манипуляции. И Андреев тщательно сшил прогрызенную язвой артерию.

Сколько же сил, времени, нервов он отдал этой пациентке! Как хотелось иногда отругать за бестолковость, нерешительность, за феноменальную неспособность избавиться от недоброжелательных наставлений недостаточно компетентного профессора! Сказала она:

– Дмитрий Юрьевич, согласна на любую вашу операцию…

Вопрос Андрееву:

– Вы стали хозяином положения, больная – снова ваша пациентка. Согласна. Вы на сто процентов были уверены в успешном применении вашей методики, которая существовала пока лишь в теории?

– Куда там! Уверенным я и на пятьдесят процентов не был.

– ?!!

– Существовала и вероятность летального исхода. Просто я знал: если не использовать найденную методику, Оксана погибнет. Это – на сто процентов. То, что мы успели спасти её после прорыва артерии – чудо. Как будто Провидение нам помогало. Но чудо часто не повторяется.

– У вас столько завистников. Какой шум бы устроили!

– И не только шум…

В тяжёлых раздумьях принималось решение. Долго в тот день ходил по дорожкам пушкинских парков. Каким-то образом оказался у церкви. Она уже закрывалась. В дверях стоял сердитый сторож, поторапливал последних прихожан. Дмитрий подошёл к нему, негромко попросил: «Мне очень нужно!» Сторож глянул в лицо и молча впустил.

Андреев стоял перед образом – просил, чтобы осталась жива, чтобы вылечилась его пациентка.

Он, доктор, клянётся – пройдёт обряд крещения.

…Ещё раз подтвердилась извечная истина: на передовой атеистов не бывает.

«Смотрите, какое чудо!»

Бог помог? Методика Андреева, включившая в себя использование иммуносупрессантов (препаратов, подавляющих отторжение тканей), компонентов, подсказанных статьями западных коллег и большого объёма собственных наработок, дала блестящие результаты. (Технология этой терапии изложена в «Вестнике хирургии» № 1, 2013 г., в журнале «Ангио­логия и сосудистая хирургия» № 4, 2011 г.).

Невозможно поверить, что на снимках абсолютно здоровых женских ног – те же самые конечности, что запечатлены четырьмя месяцами раньше, до аутодермопластики. Cплошные ужасные язвы, проевшие тело – до обнажившихся сухожилий и костей с заштопанной артерией над ними.

Когда Дмитрий подарил фотографии доценту, которая свела его с профессором М., та ахнула, побежала к шефу. «Смотрите, какое чудо!» – «Всё равно отторжение будет», – только и сказал он. Теперь, через пять с половиной лет после этого предсказания Оксана Павловна Смирнова, слава богу, свободно передвигается на своих ногах. Рецидива язв не было. О спасшем её докторе говорит: «Он потрясающий врач!» Желает ему счастья…

В кулуарах Римского международного конгресса флебологов и лимфологов (2013 год) интересными друг другу собеседниками стали Дмитрий Андреев и Хуго Патч, австрийский профессор, ведущий специалист Европы по лечению язв.

А фотографии ног Оксаны Павловны Андреев брал и на международный конгресс флебологов и лимфологов, который проходил в Стамбуле в 2010 году. Познакомился там с Хуго Патчем, австрийским профессором, ведущим специалистом Европы по лечению язв. Показал ему сначала те, что – до аутодермопластики. Профессор, посмотрев, покачал головой – безнадёжно. Только ампутация. Затем – другие, после пересадки кожи. Объяснил. «It’s impossible!» – воскликнул европейский светило. (В переводе – «Невероятно!»)

Были ли у доктора другие страдающие от этой редкой, но грозной и загадочной болезни? Да, теперь (интернет-то информирует) они потянулись к нему. В конце минувшего года избавилась от язв десятая такая пациентка. Правда, договорились – будет время от времени у него появляться. Слишком тяжкий и долгий остался у неё позади путь.

Десять лет назад у 28-летней абсолютно здоровой, энергичной женщины неожиданно открылись страшные язвы. На обеих ногах. Не менее страшными были боли, не оставлявшие её ни на минуту. А это значит – пригоршнями потребляемые таблетки обезболивающих препаратов и – хождение по врачебным кабинетам. (Когда появилась у Андреева, выложила на стол 20 выписок из различных клиник. В них – 15 разных диагнозов.)

Но до этого лечилась и в Израиле. Продала всё, что могла, обменяла квартиру на меньшую, собрала денег, поехала. Однако израильские врачи, занимавшиеся ею, тоже не были единодушны в определении болезни. В конце концов попросили рассудить их самого большого в стране специалиста. Поехали за ним в Тель-Авив. Привезли. Старый профессор с белыми, как снег, пейсами, осмотрев Л. Комарову, поставил свой диагноз: гангренозная пиодермия.

Лечение по советам мудрого профессора вызвало обнадёживающий сдвиг. К сожалению, ненадолго: язвы постепенно стали снова набирать свою зловещую силу. Решилась узнать у доктора: когда – исцеление? Ответ был: через год-полтора… может, через большее время… Оставшихся же денег практически – только на билет. На родину. Так и использовала их.

…Андреев боли снял быстро. Против язв использовал весь определённый им арсенал: иммуносупрессивную терапию, аутодермопластику, клеточные технологии, новейшие находки западных коллег… В результате Любовь Викторовна спокойно работает, растит сына, понемногу занимается спортом. И безмерно дорожит своим знакомством с целителем, вернувшим её к нормальной жизни.

Уточнение. В тексте очерка есть слова о том, что не существует апробированной методики излечения загадочной гангренозной пиодермии. Это – в прошлом. Теперь она есть. Создал её сосудистый хирург, флеболог Дмитрий Юрьевич Андреев.

…Обряд крещения он прошёл в одной из сельских церквей Ленинградской области. У священника, которому когда-то спас ногу.

Юрий Иванов

 

Фотошип

Фотошип

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Американские ученые разработали метод превращения экскрементов в вещество, по свойствам напоминающее нефть. В будущем, сообщает издание Gizmodo, этот подход может стать основным способом получения жидкого топлива.

Когда иссякнут недра,

Всю нефть отдав и газ,

Горючим будет щедро

Снабжать нас унитаз.

Аристарх Зоилов-II

 

Его звали Kirobo

Его звали Kirobo

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Фейсбука

Захар ГУСТОМЫСЛОВ

Теги: фельетон

Будущее стучится в двери. В первую очередь, как водится, в японские.

Новейшая разработка умельцев компании Toyota Motor – ребёнок-робот. Малыш по имени Kirobo призван по замыслу создателей скрасить монотонную жизнь одиноких женщин и бездетных пар, наполнить смыслом их существование. Что делать, материнский инстинкт пока ещё никто не отменял, и потребность в заботе о маленьких, беспомощных и несмышлёных остаётся одной из базовых.

К тому же, если вдуматься, во многих отношениях искусственный Kirobo куда удобнее живого малыша. Покопавшись в настройках, вы сможете отрегулировать его жизненный цикл так, чтобы он не особенно шёл вразрез с вашим. Громкость плача, например. Частоту ночных пробуждений. Болтливость, непоседливость и шкодливость…

Не сомневаюсь, что со временем появятся модели, практически полностью имитирующие детскую физиологию и психологию. Желающие смогут тогда периодически менять ребёнку-роботу подгузники, кормить его детскими питательными смесями, оттаскивать от розеток и отбирать острые, колющие и режущие предметы, до которых так падки живые дети. А не хотите лишних забот – просто отключите соответствующие опции, перечень которых будет обстоятельно перечислен в памятке пользователю. Когда же кажется, что он вас ну просто достал своими капризами и проказами, вы без особых угрызений совести вырубаете питание и наслаждаетесь тишиной, пока не надоест. Вновь захочется родительского драйва – легкое нажатие кнопки, и малыш снова к вашим услугам, опять скрашивает ваш стерильный одинокий быт.

С живыми детьми этот номер, ясное дело, вряд ли возможен, поэтому будущее за такими как Kirobo. Вот так, начав с простеньких тамагочи, мы придём в мир завтрашнего дня, где каждый сможет найти то, чего ему недостаёт: искусственную подругу, искусственного домашнего любимца, искусственного ребёнка…

Будущее не за горами. Оно за морем. Японским.

 

Осторожный

Осторожный

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Живут же люди

Обухов Евгений

Теги: юмористическая проза

Он такой осторожный, что хоть сейчас в Книгу рекордов!

В гости он всегда является на час позже, когда уже наверняка открыли шампанское, а то мало ли куда полетит пробка. Улицу переходит всенепременно на зелёный, так что поздними вечерами, когда светофоры включены на мигающий жёлтый, ему не в лом прошагать лишние 800 метров до ближайшего подземного перехода. Летом же, в самый зной, и зимой в гололёд он вообще загодя берёт работу на дом и никуда не выходит. Он никогда не летает самолётами, да и поездами, в общем-то, не ездит – все отпуска проводит на даче. Естественно, не перегреваясь на солнце и не купаясь в незнакомых водоёмах. Он предусмотрительно не играет в опасные игры типа пентбола, дартса, хоккея и разницы в курсах валют. Секс у него исключительно безопасный благодаря самым лучшим контрацептивам от проверенных производителей. А спросите его о политике – о, вы такое услышите!.. Точнее, не услышите: ведь он может долго говорить, перечисляя всю когорту, но не давая никому никакой резкой оценки – ни хвалебной, ни ругательной. И ещё он никогда в разговоре не употребляет выражение «в последний раз». Вообще. Думаете, такое возможно? У него – да.

Соседи им, с одной стороны, не нахвалятся – ведь угроза пожара или затопления от такого человека не может исходить в принципе. С другой стороны, их напрягает тот факт, что в гололёд он берёт работу на дом. Да что там «напрягает» – просто доводит до истерики.

А кем, вы думаете, он работает? Ну конечно же, с его осторожностью, – минёром. И особенно любит обезвреживать фугасные снаряды и бомбы крупных калибров, а также противотанковые мины…

 

Пользы ради

Пользы ради

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Живут же люди

Иванюк Иван

Теги: ироническая поэзия

У нас в подъезде проживал

Андрей Петрович К.

Он пищу правильно жевал –

По тридцать три жевка.

И усвояемость её

Была бы высока,

Но был ещё в придачу йог

Андрей Петрович К.

Он позу «лотос» принимал

Усердно день за днём,

Чем все процессы замедлял

В кишечнике своём.

И на работу еле полз

Со скрюченной спиной.

Порой от двух хороших польз

Не будет ни одной.

 

Эпоха хай-тек

Эпоха хай-тек

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Валерий Тарасенко

Теги: карикатура

Владимир Солдатов

 

Разговорчики

Разговорчики

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Теги: юмористические миниатюры

♦ ♦ ♦

Будущая тёща обращается к будущему зятю, не блещущему красотой:

– Верю, Боря, что вы любите Машу, но, простите великодушно, не хотела бы, чтобы мои внуки были похожи на вас.

– Не будут, мама, не будут, – успокаивает её Маша.

Станислав Овечкин

♦ ♦ ♦

– Дорогой, кажется, ты скоро станешь папой.

– Бред какой-то! Они там, в Ватикане, что, не знают, что я атеист?!

Валерий Антонов,  Челябинск

♦ ♦ ♦

– Пап, а откуда я появился?

– Э-э-э… Ну, сынок, природа человека такова… В общем, если мне не изменяет память, тебя аист принёс.

– Не-е-ет! Я из-под дивана вылез!

♦ ♦ ♦

Утром боевая старушка в метро расталкивает прикемарившего паренька:

– На работе спать будешь, а в вагоне место бабушке уступи!

♦ ♦ ♦

Реплика в постели:

– Какой же ты мужик, если страшной бабы испугался?!

♦ ♦ ♦

– Ты не хочешь поговорить с сыном, всё ему рассказать?

– Нет! Он ещё слишком мал, чтобы знать, откуда деньги берутся…

Нестор Бегемотов

 

Типа пародия

Типа пародия

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Теги: ироническая поэзия

Кто понял жизнь, тот не спешит.

Смакует каждый миг и наблюдает…

Омар Хайям

Кто понял жизнь – с кровати не встаёт,

День напролёт лежит и наблюдает,

Как по обоям таракан ползёт,

Как муха вокруг лампочки летает.

Он чутко слышит, как храпит сосед,

Скрипят пружины старого дивана,

Ложится пыль на мебель и паркет,

Вода ритмично капает из крана.

Всю бренность бытия сумев понять,

Смакуя миг, он не спешит, не парится.

Зачем?! Куда приятней наблюдать,

Как кошка спит и как картошка варится.

Павел Терёхин

 

Знаете ли вы, что...

Знаете ли вы, что...

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

♥ К визиту президента в больницы завозят здоровых больных.

♥ К спившимся космонавтам белочка приходит не одна, а со Стрелочкой.

♥ Папа Римский выступил против однополых разводов.

♥ Проводник поезда Москва – Владивосток к концу рейса проходит свидетелем как минимум по трём делам.

♥ На фоне голубых обоев Мальвина смотрелась бы лысой.

♥ Женщин с красивыми ногами кормит то же самое, что и волков.

♥ Первый психотерапевт был евреем. Потому что только еврей мог додуматься разговаривать с людьми за деньги.

♥ С точки зрения смартфона или планшетника, человек – это разрядное устройство.

♥ Лучше стоять как вкопанному, чем лежать как выкопанному.

 

Рога и копыта

Рога и копыта

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Теги: юмористические заметки

Причина найдена

Как утверждает крупный специалист по интернет-зависимости д.м.н. N.N., неудачи наших футболистов могут проистекать оттого, что они считают своих противников виртуальными.

Сергей Пугачёв,  Санкт-Петербург

Брак – не игрушка

Из-за обнаруженного производственного брака фабрика детской игрушки им. Буратино отозвала для его ликвидации свыше 1000 игрушек, причём 60 из них удалось отозвать только вместе с детьми.

Движение – это жизнь

В Передрягинске входят в моду передвижные офисы на базе автобусов местного автозавода. У них масса преимуществ: не надо платить аренду, опасаться налоговиков, пожарной инспекции. От массового внедрения таких офисов пока останавливает активность ГИБДД и наезды конкурентов на грузовиках.

Гости из космоса

Из космоса вернулись потомки хомячков, запущенных туда еще во времена СССР и там забытых. Они попытались вступить в контакт с местными жителями, но контакта не получилось – «космонавтов» разобрали по семьям и посадили в клетки.

Александр Брюханов, Санкт-Петербург

 

Две двери

Две двери

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Из интернета

Работаю на компьютерной фирме, на складе. А через стенку от нас – ветеринарная аптека. Двери рядом, и поэтому посетители часто путаются. Недавно мужик пришёл. Отстоял смирно всю очередь. Подождал, пока клиенты принтер забрали, диски, ещё какую-то фигню. Всё причём у него на глазах! В итоге, когда подходит его очередь, чувак (Внимание! Барабанная дробь...) задаёт вопрос: «У меня конь кашляет. Что делать?..»

 

Лидерами становятся

Лидерами становятсяВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Слово и дело

Временный палаточный городок на месте будущего города Мирный, 1957 год

Менее чем за 60 лет Россия вышла в мировые лидеры по добыче алмазов

В будущем году исполнится 60 лет промышленной добыче алмазов в Западной Якутии. Такой же юбилей отметит и компания, созданная в 1957 году как трест «Якуталмаз».

Затерянные в бескрайней тайге, скрытые в вечной мерзлоте алмазные месторождения приходилось осваивать в самых сложных, экстремальных условиях: обычные для якутской зимы морозы до минус 60 градусов, удалённость от промышленных центров, полное отсутствие дорог, жилья и инфраструктуры – всё это вырастало в тайге с нуля за считаные месяцы. Палаточные городки геологов-первопроходцев превращались в рабочие посёлки, которым вскоре предстояло стать новыми городами: Мирный, Удачный, Ленск.

Немногим более полувека понадобилось нашей стране на то, чтобы выйти в мировые лидеры по добыче алмазов. Сейчас АК «АЛРОСА» — это группа российских компаний, занимающая первое место в мире по объёму производства природных алмазов и располагающая крупнейшими в мире доказанными алмазными запасами.

Практически сразу после открытия коренных месторождений алмазов и начала производственной деятельности алмазодобывающая отрасль стала основой социально-экономического развития Якутии. Сейчас АК «АЛРОСА» по-прежнему остаётся драйвером экономического роста Республики Саха, а её предприятия – градообразующими для ряда моногородов Западной Якутии.

Национальная культура в приоритете

В соответствии с Договором о социально-экономическом развитии региона акционерная компания «АЛРОСА» финансирует некоммерческое объединение «Целевой фонд будущих поколений Республики Саха (Якутия)», что позволяет обеспечивать строительство объектов образования, здравоохранения, культуры и спорта.

Приоритетным пунктом социальной политики компании является поддержка местных национальных сообществ. Подразделения АК «АЛРОСА» и её дочерние предприятия действуют на территориях, где традиционно проживают долганы, эвенки и другие представители коренных малочисленных народов Севера. Всего на территории Мирнинского района действует 17 национальных общин, большинство из которых входит в Мирнинское отделение Ассамблеи народов Республики Саха (Якутия).

При участии компании в Мирнинском районе проходит Республиканский фестиваль-конкурс якутской эстрадной песни «Туой-Хайа», районный праздник «Земля Олонхо», отмечается самый главный национальный праздник Якутии – праздник лета «Ысыах», проводятся поэтические и хореографические конкурсы. Традиционно большое внимание уделяется спортивным мероприятиям районного, регионального и даже международного уровня. Достаточно сказать, что всё время существования Международных спортивных игр «Дети Азии» АК «АЛРОСА» является их спонсором, в том числе генеральным. Игры проводятся раз в четыре года в Якутске под патронажем Международного олимпийского комитета и принимают юных участников со всего Азиатского континента.

Нацеленность на поддержку национальных культур органично дополняется внешним вектором культурного развития. Так, АК «АЛРОСА» связывают давние партнёрские отношения с Некоммерческой организацией «Благотворительный фонд Валерия Гергиева». Руководство компании входит в попечительский совет Мариинского театра. Артисты всемирно известной Мариинки уже не один раз выступали в Якутске. Летом 2016 года при финансовой поддержке АК «АЛРОСА» на сцене Государственного театра оперы и балета Республики Саха выступил симфонический оркестр Мариинского театра под управлением маэстро Валерия Гергиева. Стоит отметить, что концерт был благотворительным, а поступившие от продажи билетов средства перечислены на сохранение памятника истории и культуры Якутии федерального значения Николаевской церкви 1912 года постройки в селе Черкех.

Внимание к сохранению архитектурного наследия и строительству новых православных храмов для АК «АЛРОСА» также не внове. Компания приняла участие в восстановлении колокольни храма Тихвинской иконы Божьей Матери в Москве, построила 17 православных храмов на территории Якутии.

И на камнях растут… слова

Устное народное творчество Якутии и его высшее проявление – олонхо – традиционно важны как для самих якутян, так и для тех, кто хочет познакомиться ближе с уникальной культурой Республики Саха, понять дух населяющих её народов. Уважение и любовь к печатному слову – продолжение этой традиции. И сегодня Якутия – регион читающий и, конечно, пишущий.

В разные годы АК «АЛРОСА» участвовала в различных литературных проектах писателей-якутян. Одна из наиболее ярких граней такого сотрудничества – альманах «Вилюйские зори», который выходит в столице алмазного края г. Мирном вот уже более 20 лет.

Значимым событием литературного процесса всероссийского масштаба стало учреждение АК «АЛРОСА» Большой литературной премии России совместно с Союзом писателей России. Долгое время компания была спонсором ежегодной премии, в числе лауреатов которой в разные годы были Егор Исаев, Феликс Кузнецов, Владимир Костров, Николай Коняев, Виктор Лихоносов, Семён Шуртаков, Лариса Васильева, Владимир Личутин, Леонид Бородин, Михаил Лобанов, Альберт Лиханов, Александр Новосельцев и другие. Региональной премии по Якутии были удостоены Наталья Харлампьева, Николай Лугинов, Николай Калитин, Д.К. Сивцев – Суорун Омоллоон, Харысхал, Павел Ойуку, Ришат Юзмухаметов, Владимир Фёдоров, Андрей Кривошапкин, Савва Тарасов, Аита Шапошникова и другие.

В рамках Большой литературной премии присуждалась специальная премия «На благо России», которую получали деятели культуры Михаил Ножкин, Василий Лановой, Татьяна Доронина, Валентин Распутин, Юрий Бондарев, Александра Пахмутова и Николай Добронравов.

Знакомство читателей «Литературной газеты» с произведениями живущих в Якутии и пишущих о Якутии авторов продолжило начатые традиции. «Грани АЛРОСА» – ещё один шаг социально ответственной компании в поддержку самобытной культуры и литературы Республики Саха, многогранной, как алмазы, которыми богаты её земли.

Фото с сайта www.alrosa.ru

На фото: Праздник Ысыах в столице Якутии; Православный храм в Ленске; Гонки на оленьих упряжках

 

Лирический классик

Лирический классикК юбилею знаменитого якутского поэта

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Наследие

Теги: Анемподист Софронов , Алампа

14 ноября в нынешнем году – знаменательная для якутской литературы дата. Именно в этот день 130 лет назад родился Анемподист Иванович Софронов (Алампа), стоявший у истоков литературы Республики Саха (Якутия).

Якутский язык – младописьменный, то есть получивший письменную систему в начале ХХ века. Анемподист Софронов начал писать на нём в самые первые годы становления, когда облечённый в буквы язык народа саха ещё не устоялся. С этим отчасти связана сложность перевода его произведений на русский язык. Среди множества смыслов, толкований, значений и эмоциональных оттенков слов переводчик по наитию должен подобрать самые верные слова, чтобы раскрыть современным читателям поэтический мир пишущего на национальном языке автора. Без собственного поэтического дара решить эту художественную задачу сложно даже носителям и знатокам национальных языков.

Петербургский поэт, прозаик, переводчик Евгений Каминский – мастер именно поэтического перевода. Его работы высоко оценены ведущими лингвистами Республики Саха (Якутия). В преддверии 130-летия классика якутской литературы Е.Ю. Каминский вновь открыл его русскоязычному читателю, ранее знакомому с поэзией Софронова (Алампа) только по немногочисленным переводам Владимира Солоухина.

Мы познакомим вас с отрывками из поэмы «Письмо отцу», некогда запрещённой в СССР, и представим абсолютно новые, ранее неопубликованные переводы стихотворений классика якутской литературы Анемподиста Ивановича Софронова (Алампа) в переводе Евгения Каминского.

Анемподист Иванович Софронов-­Алампа – якутский поэт, драматург, прозаик, один из основоположников и классиков якутской литературы, видный общественный деятель. Родился в Якутии 14 ноября 1886 г.

В 16 лет поступил в церковно-приходскую школу, где учился всего два года. Далее занимался самообразованием. Осенью 1907 г. был принят наборщиком в типографию газеты «Якутский край». В 1912–1913 гг. – сотрудничал с журналом «Голос якута». Первое стихотворение – «Родной край» – опубликовано поэтом в 1912 г. В поэмах и драмах, написанных с 1912 по 1921 гг., ярко и достоверно показана жизнь якутов до революции. Из драм советского периода выделяется пьеса «Споткнувшийся не выпрямляется». Софронов – знаток народного языка, быта и психологии, мастер диалога и речевой характеристики персонажей. Его пьесы сыграли огромную роль в развитии национального театра.

Софроновым написано более 150 стихотворений: именно он ввёл лирическое звучание в якутскую поэзию. Отдельные песни стали популярными и поются по сей день. «Песня якута» использовалась белогвардейскими повстанцами в Гражданскую войну в Якутии в качестве гимна, что впоследствии при аресте было вменено ему в вину. Сатирические рассказы писателя – одни из лучших в якутской прозе. В качестве переводчика Софронов не раз обращался к творчеству И.А. Крылова, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, перевёл на якутский язык «Разгром» Александра Фадеева.

Анемподист Иванович был редактором первой советской газеты на якутском языке «Манчары», первого литературного журнала «Чолбон», активным членом ряда культурно-просветительных обществ, руководителем театрального дела в республике, первым директором Саха театра. В сентябре 1927 г. Софронова арестовали якобы за участие в движении конфедералистов и, обвинив в буржуазном национализме, сослали на пять лет в Архангельскую область. Часть ссылки он отбывал на Соловках. В родной край Софронов вернулся уже совершенно больным. Он умер от туберкулёза 24 октября 1935 г.

На русский язык стихотворения Софронова в 70–80-х годах прошлого века переводил, в частности, Владимир Солоухин. Но это были скорее облагороженные подстрочники, нежели полноценные переводы, когда поэзия одного народа, языка переводится языком поэзии другого.

"ЛГ"-ДОСЬЕ

Евгений Юрьевич Каминский (род. 29 апреля 1957 года в Ленинграде) – автор девяти поэтических сборников, девяти романов, нескольких повестей и рассказов, а также множества стихотворений, опубликованных в «толстых» литературных журналах. Лауреат премии им. Н.В. Гоголя за 2007 год. С 1991 года – член Союза писателей СССР (ныне – член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза российских писателей). Участник многих поэтических антологий, в частности, «Строфы ХХ века» (составитель Евгений Евтушенко) (М.,1999), «Поздние петербуржцы» (СПб., 1994), и многих других. Заведующий отделом прозы в журнале «Звезда». За художественные переводы с якутского языка был награждён знаком отличия Республики Саха «Гражданская доблесть» (2011), юбилейным знаком Республики Саха «380 лет Якутия с Россией» (2012), памятным знаком Союза писателей Республики Саха «За верность традициям якутской культуры и литературы» (2012). Участник IV Международного конгресса переводчиков художественной литературы (Москва, 2016).

Прямая речь

«Что важнее для перевода: знание языка или поэтический дар? Объяснение нам даёт подстрочник. Переводчик должен быть прежде всего поэтом. Если переводчик только носитель языка, можно получить облагороженный подстрочник. Поэзия должна переводиться поэзией».

«Задача переводчика-поэта – перевести текст поэтическим языком, передать художественный мир. Поэзия – это интонации, которые первичнее точного количества слов и строк».

«Поэтический перевод можно сравнить с переливанием крови. Это всегда дар переводчика. Ты отдаёшь своё вдохновение, свою кровь, чтобы другой автор получил новую жизнь – на родном тебе языке».

 

Письмо отцу

Письмо отцуВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Наследие

Теги: Анемподист Софронов

Настоящая публикация – первый поэтический перевод на русский язык, возможно, самой значительной поэмы Анемподиста Софронова, написанной им в ссылке в 1928–1929 гг.

Перевод Евгения Каминского

От мысли той, что родина вдали,

что изгнан я, лишён родной земли

и что вокруг лежит земля чужая,

шли тяжкие слова из глубины,

огнём печали сердце обжигая,

смущая дух сознанием вины

и жизнь мою от жизни отчуждая.

Но светлый образ родины храня

(её забыть что вынудит меня?!),

я песнь из них сложил и силой слова

такую правду в эту песнь вложил,

что родина моя со мною снова.

Я вновь живу, неволи старожил.

О, родина, души моей основа!

Мне без тебя на свете жизни нет.

Ту песню запечатал я в конверт,

и пусть плывёт к другому краю света.

(Заплакал бы, да плакать не к лицу

тому, кто сам здесь выбрал крест поэта.)

Восьмидесятилетнему отцу

Послал письмо. Дождусь ли вот ответа?

Ты

«Мой блудный сын, беспутный сорванец!» –

прошу, не говори мне так, отец,

не упрекай, что грех мой между нами

встал вдруг стеной и тянет вниз вина.

Мол, даже бык, упёршийся рогами,

теперь меня не вытянет со дна

там, где земля чужая под ногами…

Что, маясь здесь,

у власти под надзором,

покрыл я имя доброе позором.

И как теперь ни кайся – не спасут

меня слова. Из родины изъятый,

узнаю я, что значит Страшный суд,

один в том, что случилось, виноватый,

как вдруг забывший песнь олонхосут…

Не думай так, не гневайся, не плачь!

Судьба поэта – суть его палач,

какой бы путь там жизнь ни намечала…

Старик несчастный, бедный мой отец,

меня ты всё же выслушай сначала,

а гнев свой правый вынеси в конец,

как бы в тебе обида ни кричала.

Я

А во-вторых, тебе, отец, скажу,

что прежней жизнью я не дорожу.

В стихах я прежде славил жизни счастье,

до времени ведом им и храним…

Теперь в него я верю лишь отчасти.

Зато горжусь призванием своим,

которое у мира не во власти.

<…>

Слушай

И жизнь воспев, и правды ясный свет,

заставишь ли кого признать их?! Нет!

И с ропотом на этот мир едва ли

ты правду изречёшь, с плеча рубя.

И, сколько бы в тебе ни бушевали

обиды, никому не жаль тебя.

Мои слова… Когда им тут внимали?!

Дым всё окутал. Все туман сокрыл.

Где жизни крылья? Я уже бескрыл.

Как будто в реку с берега крутого

я вдруг сорвался в полной темноте

и растерялся, и уже готово

забиться сердце в страхе. И ни те,

ни эти не помогут, право слово…

Скажу тебе: вот этому внимай,

ноябрь в срединном мире или май.

Вот это понимай, а не другое!

Былое мне уж, видно, не воспеть

своим охрипшим голосом изгоя,

ослабшим здесь, в изгнании, на треть…

Но ведь и здесь есть небо голубое.

Прошу

Став на колени пред тобой, молю:

прости, отец родной, мне жизнь мою.

Твоё благословенно будет слово!

Все шалости, ошибки и грехи,

всё собранное сетью рыболова

в моей судьбе… И даже те стихи,

в которых только слов пустых полова.

Но

И всё же не кляни мой скорбный путь,

ведь прошлое уже нельзя вернуть

и не исправишь в нём ни буквы, право.

На лучшее надейся. Ведь всегда

я парнем был приветливого нрава,

счастливчиком успешным, хоть куда!

Что для такого злой судьбы отрава?!

И потому, хоть мне сейчас и трудно

(о скорой смерти точит мысль подспудно),

я верю, что ещё вернусь домой,

чтоб вновь тебя увидеть. Потому-то

не плачь, как дождь июньский проливной.

Ведь скорбь, накрыв тебя волною круто,

откатится назад, родимый мой.

Теперь, когда, быть может, я не в силе

и тьма вокруг сплошная, как в могиле,

я осознал всё пройденное вдруг.

И главное, наверно, понял что-то,

что, поборов во мне былой испуг,

силком меня потащит из болота

и разорвёт беды порочный круг.

И вот тогда, оправданный судом,

вернусь в родной алас я, в отчий дом.

И для меня в тот миг на небосводе

зажжётся солнце в чистой синеве,

и стану я тогда, младенца вроде,

смеясь, валяться в шёлковой траве,

отдавшись с наслаждением свободе.

Наверно, каждый день не зря был прожит.

Народу послужу ещё, быть может,

я, отдавая знания ему,

с ним наконец-то слившись воедино,

трудясь для блага общего, к тому,

чтоб выстоять в суровую годину…

Нехорошо быть в мире одному.

Надежды свет дарить простому люду

судьбой, быть может, предназначен буду,

суть жизни наступающей воспеть.

Не счастье ли, почувствовать вдруг время

и чистой мыслью выразить посметь?!

Неспешно жить, ошибок сбросив бремя,

когда тиха душа твоя, как твердь?!

Прощай

Услышишь ли ты голос мой отныне,

пока я жив, узришь ли сына в сыне,

по голове погладишь ли? А вдруг

не буду я тогда с тобою рядом,

когда тебя повалит с ног недуг?

Умрёшь – и не смогу родным обрядом

предать твой прах земле, отец и друг?

Я там, куда твой зов дойдёт едва ли,

где стены и заборы крепче стали,

а на устах – сургучная печать.

По вечерам, прислушиваясь к лаю,

подумав, что твой сын вернулся, встать

не помышляй с постели, заклинаю!

В дохе не выходи меня встречать.

Сняв шапку на морозе, за дверями

звон тишины не слушай над полями,

стараясь уловить в ней скрип саней,

и в погреб не клади для сына мясо –

не долежит и в холоде. Верней,

сгниёт…

    Ведь нам до нашей встречи часа

терпеть ещё немало чёрных дней.

И через много-много зим, когда

лет долгих убежит в песок вода,

когда настанет день последний или,

чего скрывать тут, – время умереть,

и смерть за дверью, хоть и не просили,

окажется (на то она и смерть!) –

проси, чтоб крест был на твоей могиле.

И по тому высокому кресту,

который будет виден за версту,

тебя найду я поздно или рано,

прощусь с тобой, уж если не с живым,

так с мёртвым,

чтоб не ныла в сердце рана.

И нож возьму, и вырежу я им

на том кресте:

«Здесь прах лежит Ивана».

И больше ничего, тебя любя,

твой сын не сможет сделать для тебя.

Но коль живым застану, то, ей-богу,

в кисет тебе насыплю табаку

и водки в твой стакан плесну немного,

чтоб ты, отец, прогнал свою тоску

и больше не смотрел на сына строго.

Потом с тобою рядом посижу

и вот что от души тебе скажу:

негоже нам, пока мы человеки,

хоть и с печалью тягостной в груди,

судьбе несчастной сдавшись,

смежить веки.

Ты наспех только ветку не руби!

Да будет так! Теперь – прощай навеки.

Ель

1

В далёкой стране, где зимою

хозяйка над миром метель,

в сторонке, красой расписною,

росла одинокая ель.

Её ни морозы не брали,

ни вьюга… Вблизи ли, вдали –

она мне казалась едва ли

не чудом суровой земли.

Пред ней все растения меркли,

когда замечали мои

глаза её гибкие ветки

под нежным покровом хвои́.

И в зелени море безбрежном

с высокого берега вновь

увидев наряд её нежный,

я чувствовал в сердце любовь…

Но пламя лесного пожара,

что в том объявился краю,

бросалось что к соснам поджарым,

что к елям… И эту мою

красавицу нежную слишком

накрыло нещадным огнём.

Ни хвое, ни веткам, ни шишкам

спастись не дано было в нём…

И вот она – ночи чернее,

мрачнее закатных теней.

Не кружится птица над нею,

и зверь не таится под ней.

Стоит тут, чужая, другая…

треща на ветру до утра,

и птицу, и зверя пугая

глухой чернотою нутра…

Выходит, напрасно оттуда –

с восточных ли, южных земель –

сюда занесло это чудо,

что выросло в статную ель.

Здесь шли вкруг неё хороводы,

здесь девушки ждали парней…

И вот даже от непогоды

нельзя больше скрыться под ней.

Не будут здесь певчие птицы

вить гнёзда, а я или ты

не сможем уже насладиться

полётом её красоты…

2

Но годы прошли, и вернулся

я в тот заповедный алас.

Там тальник под ветрами гнулся

и свежестью радовал глаз.

Но вот что меня удивило,

что понял я вдруг без труда:

здесь жизни незримая сила

в земле пребывала всегда.

Напрасно я думал о ели:

«Погибла!», когда вдоль ствола

несчастные сучья горели

и жарко кипела смола…

Когда выедал её тело

огонь беспощадный, как тать,

не знал я, что ель та успела

свои семена разметать.

И вот сквозь покров опалённый,

проглоченный чёрной бедой,

проклюнулся ельник зелёный

и землю покрыл, молодой…

В рождественский будто сочельник,

мир хвóей своей нарядил

сквозь землю пробившийся ельник,

чтоб людям стал мир этот мил…

Но вот что в мой ум не вмещалось,

что мне было трудно понять:

та ель, что сгорела, казалось,

здесь к небу тянулась опять.

Лишь нижние ветви той ели

жестокий огонь опалил,

а верхние вновь зеленели,

диск солнца над ними парил…

Стояла она и смотрела,

как дети её там и тут,

не ведая жизни предела,

отчаянно к солнцу растут.

1927

Она

Песня

На высоком утёсе над Леной-рекой,

под плакучею ивой стояла одна

на ветру и казалась несчастной такой

даже в празднично-ярком наряде она.

Всё стояла на краешке самом земли,

там, где день

в наступающих сумерках гас,

и горючие слёзы ручьями текли

из её, словно ночь беспросветная, глаз.

Припев:

Что слезу роняешь, отчего грустишь?

Потеряла милого навсегда?

Иль колечко с пальчика уронила лишь?

Не горюй, забудется боль-беда!

Всё просила о чём-то, роняя слезу,

всё молила,

вздымая взволнованно грудь,

и глядела, скорбя, на теченье внизу,

несравненная стать,

беспримерная грусть.

А кормилица-Лена под нею текла.

И казалось, что горестно вторила ей

та бесшумная гладь голубого стекла

средь дремучих лесов и широких полей…

Припев.

И согнувшись под тяжестью скорби такой,

опустилась на землю под ивой она…

И глядели глаза её в небо с тоской,

и душа её меркла, смятеньем полна.

И тоску с ней деля, у неё за спиной,

еле слышно стояли деревьев ряды,

словно в страже таёжной –

сплошною стеной,

чтобы душу её уберечь от беды.

Припев .

Только как же в душе

эту тяжесть носить,

эту боль, что надежду съедает твою?!

И руками взмахнув, жизни тонкую нить

разорвала она там, на самом краю.

Чей-то чёрный на миг заслонил силуэт

уж клонящийся к вечеру

в сумерках день,

И от солнца идущий живительный свет

сверху вниз зачеркнула

мелькнувшая тень…

Припев.

* * *

Согревшись чуть-чуть под лучами,

что нежно румянят восток,

раздвинувший землю плечами,

трепещет под небом росток,

На мир этот глядя несмело

и пряча в сплетении трав

побега прозрачное тело

и листьев бесхитростный нрав,

От зноя прикрывшись тенями,

небесною манной кормясь,

уже ощущая корнями

с землёй неразрывную связь,

В себе уже чувствуя силы

и радости светлый исток,

чтоб вдруг под лучами светила

раскрыть свой прекрасный цветок.

Так жизнь, может, радостней стала б…

Но тут, ничему не дивясь,

корова цветок тот втоптала

копытом бесчувственным в грязь.

* * *

Позволь мне спеть. Ведь правда,

от песни нет вреда…

она для сердца радость,

когда вокруг беда.

Да как же я посмею

твой потревожить сон?!

Душа моя с твоею

здесь дышит в унисон.

Не отвлеку тебя я

от тайных дум твоих,

ведь мысль твоя любая

важна для нас двоих.

Спою я тихо-тихо,

светясь от счастья весь…

Ах, что мне злое лихо,

когда ты рядом есть,

и – радость между нами?!

Поверь, не омрачу

нелепыми словами

я чувств твоих парчу.

Ах, сердце вновь без спроса

во мне поёт и вновь –

про шёлковые косы

да бархатную бровь,

про очи, что во мраке

чуть светятся, как ночь,

и скулы, что, как маки,

алеют здесь, точь-в-точь…

Про груди налиты́е,

про сок вишневых губ?!

Боялась тут не ты ли,

что слог мой будет груб?

А я – смотри как нежно

пою и тихо как

о радости безбрежной,

что разгоняет мрак,

что выше денег, смею

заверить, и сильней…

Ведь воскрешают ею

и побеждают с ней.

Что, как скрижаль завета,

всегда в моей судьбе…

И знаешь, радость эта –

моя любовь к тебе.

О ней тебе толкую.

Поверишь ли ты мне? –

я за любовь такую

готов сгореть в огне.

Чтоб защитить от горя

тебя, родная, здесь,

готов тонуть я в море,

готов под пули лезть.

И не могу иначе…

И в самый страшный год

я, верь мне только, спрячу

тебя от всех невзгод…

Позволь же,

в самом деле,

мне спеть…

И я спою

тихонько,

еле-еле,

про жизнь

и боль свою.

Подстрочный перевод: Елена Рожина, Зинаида Черкашина

 

Лариса Попугаева: жизнь после жизни

Лариса Попугаева: жизнь после жизниВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Биография

Юзмухаметов Ришат

Теги: Лариса Попугаева

Заслуги первооткрывательницы алмазов признали посмертно

Время расставляет всё по местам и воздаёт каждому то, что он заслужил. Так произошло и с Ларисой Анатольевной Попугаевой (1923–1977), открывшей 21 августа 1954 года первое коренное месторождение алмазов в нашей стране – кимберлитовую трубку «Зарница».

Долгие годы власть не признавала истинный вклад геолога Ларисы Попугаевой в открытие коренных месторождений алмазов в Якутии, сразу позволившее СССР из «алмазопокупающей» страны стать алмазодобывающей. Государственные награды и учёные звания за её открытие получали совсем иные люди, хотя в 1954 году именно Попугаева – недавняя выпускница кафедры минералогии геологического факультета Ленинградского университета практически в одиночку открыла первую кимберлитовую трубку, назвав её «Зарница». Данное месторождению имя стало символичным: благодаря использованному Попугаевой пироповому методу, разработанному её коллегой Натальей Сарсадских, исследователи якутских недр теперь знали, что искать надо яркие рубиновые минералы пиропы – эти верные и приметные спутники алмазов указывают на залегающие в вечной мерзлоте алмазоносные кимберлитовые трубки. Открытие Попугаевой как зарница осветило все дальнейшие поиски, но оставило в тени истинную героиню. Лишь много лет спустя правда восторжествовала. 

Спустя 20 лет после смерти Л.А. Попугаевой оказалось востребованным главное открытие её жизни – кимберлитовая трубка «Зарница». Разведка верхних горизонтов (до глубины 20 метров) этого месторождения была проведена ещё в 1955–1958 годах. Однако подсчёт запасов на «Зарнице» тогда не производился. Впервые использованный Попугаевой пироповый метод позволял открывать новые месторождения, а «Зарница» ждала своего часа. И дождалась!

В 1977–1982 годах прошли комплексные работы по оценке алмазоносности «Зарницы». Они показали более высокое содержание алмазов в данной трубке, чем при предварительной оценке. Одновременно здесь выполнили более детальные работы и на глубину, обработали несколько десятков тонн кимберлитовой руды на обогатительных фабриках. Положительные результаты позволили Министерству цветной металлургии СССР отнести в 1983 году трубку «Зарница» к месторождениям с промышленным содержанием алмазов. Таким образом, была реабилитирована трубка, которая долгое время, как и её первооткрывательница, находилась в опале.

В декабре 1998 года на трубке «Зарница» началась промышленная добыча алмазов силами Удачнинского ГОКа АК «АЛРОСА». Целых 44 года «спящая царевна» «Зарница» ждала своего часа под мхами и лиственничной тайгой. Теперь на этом месте громадный карьер.

30 июня 1994 года в городе якутских алмазодобытчиков Удачном, расположенном в 18 километрах от трубки «Зарница», прошли торжественные мероприятия, посвящённые 40-летию открытия первого коренного месторождения алмазов в России – кимберлитовой трубки «Зарница». Празднование юбилея открытия «Зарницы» было организовано впервые. Правда об этом открытии к тому времени стала достоянием общественности. Подвиг Ларисы Попугаевой и её вклад в науку, а также само появление алмазодобывающей отрасли в России полностью признали лишь посмертно. Практически до конца своих дней она жила с семьёй в обычной коммунальной квартире в Ленинграде, занималась научной деятельностью, сделала ещё ряд важных для страны открытий, мечтала принять участие в восстановлении Янтарной комнаты в Царском Селе, но не успела.

Лариса Попугаева и Фёдор Беликов, единственный спутник и помощник в экспедиции

В Удачный приехали учёный и геолог Наталья Сарсадских, рабочий Фёдор Беликов (единственный спутник и помощник Ларисы Попугаевой в исторической экспедиции), а также дочь первооткрывательницы. Им было предоставлено право открыть мемориал «40 лет трубке «Зарница», присвоено звание «Почётный гражданин города Удачного». Посмертно почётным гражданином города Удачного стала и Лариса Попугаева.

В мае 2004 года в Санкт-Петербурге по инициативе Министерства природных ресурсов РФ, ВСЕГЕИ, АК «АЛРОСА» и ЗАО «Пермьгеологодобыча» была организована международная научно-практическая конференция, посвящённая 50-летию открытия первого коренного месторождения алмазов в нашей стране – кимберлитовой трубки «Зарница».

Предложение установить в Удачном памятник Ларисе Попугаевой одним из первых высказал известный геолог-алмазник А.Д. Харькив. Он писал: «Геологам, да и всем труженикам алмазного края, сейчас, после сорокалетнего периода освоения алмазоносных месторождений, особенно зримо вырисовывается подвиг Ларисы Попугаевой. Её имя по праву стоит первым в списке первооткрывателей якутских алмазов. Больше, чем кто-либо другой, она достойна памятника от продолжателей её дела. Её образ должен быть сохранён для новых поколений тружеников алмазного края».

17 июля 2004 года в честь 50-летия открытия кимберлитовой трубки «Зарница» в городе Удачном установили памятник Ларисе Анатольевне Попугаевой. Таким образом, она стала пятой женщиной Санкт-Петербурга, которой установлен полнофигурный памятник. Первые два принадлежат императрицам (Елизавете Петровне в городе Балтийске на Балтийском море и Екатерине Второй на Невском проспекте) и несколько других – поэтессам (Анне Ахматовой и Ольге Берггольц, как в Петербурге, так и в других городах). Но, самое главное, Попугаева – единственный геолог нашей страны, в честь которого установлен монумент в полный рост.

Бронзовый памятник был отлит в Санкт-Петербурге скульптором, выпускником Российской академии художеств Валерием Барковым при участии Александра Болдякова. Постамент памятника изготовлен из красного гранита. Согласно задумке автора, скульптура, изображающая Ларису Попугаеву, помещена на небольшой постамент перед высокой стелой, представляющей собой стилизованный фрагмент кимберлитовой трубки. В фигуре Попугаевой, сидящей на оленьей шкуре, брошенной поверх огромного камня, скульптор хорошо отразил волевое усилие, проявленное этой женщиной, совершившей своё легендарное открытие в результате упорного и целенаправленного труда. На ней простая ветровка, воротник свитера облегает шею, обычные для тех лет лыжные штаны – шаровары, крепкие ботинки на толстой подошве. На коленях карта. На рельефной стеле позади фигуры Ларисы Анатольевны – она сама у костра рядом с Фёдором Беликовым; тайга, олени, костёр, крутая ступенчатая стенка карье­ра на кимберлитовой трубке и детали современного индустриального пейзажа этих мест: дороги, линии электропередачи, самолёты, подъёмные краны, дома, экскаваторы, большегрузные самосвалы. Венчают стелу многослойные ленты северного сияния.

В скульптуре Попугаевой, выполненной в 1,5 натуральной величины, прослеживается несомненное портретное сходство. Скульптору удалось мастерски передать характерные черты и пропорции фигуры Ларисы Анатольевны. Помимо лаконичности скульптурного изображения автор достоверно воспроизводит многие детали: одежду, обувь, которую носила Попугаева, планшет – неизменный спутник геолога.

Удачнинский поэт Юрий Полярный так эмоционально выразил свои чувства в связи с открытием памятника Ларисе Попугаевой:

…Описать все чувства вправе

Лишь словами:

Город памятник поставил

Своей маме!

Так спустя 50 лет замкнулся круг жизни. Лариса Анатольевна Попугаева вернулась на берег реки Далдын и осталась здесь навсегда.

20 мая 2005 года в Мирном прошла премьера спектакля Государственного академического русского драматического театра им. А.С. Пушкина (Якутск) «И любви ещё живой продолженье, продолженье…» об открытии якутских алмазов. Спектакль поставлен по роману Владимира Карпова «Танец единения душ» и посвящён 50-летию алмазодобывающей промышленности Якутии и города Мирного. Режиссёр-постановщик спектакля – заслуженный деятель искусств России, лауреат Государственных премий СССР и РФ Андрей Борисов. Среди героев постановки – хорошо известные геологи-алмазники Григорий Файнштейн, Наталья Кинд, Екатерина Елагина, Николай Бобков, Наталья Сарсадских, Юрий Хабардин, Фёдор Беликов и другие. Роль Ларисы Попугаевой сыграла актриса театра Мария Рогожинская. Заметим, что именно этот театр в 1957 году представил первый спектакль о якутских алмазах. Это была пьеса Бориса Баблюка, Евгения Виллахова и Михаила Догмарова «Трубка мира».

В 2007 году «Петербург – 5 канал» показал документальный фильм о Ларисе Попугаевой. Для его подготовки съёмочная группа во главе с популярным телеведущим Павлом Лобковым приезжала в декабре 2006 года в Удачный и Мирный. Фильм шёл в серии «Победительницы», посвящённой женщинам, которые сами строили свою судьбу, – победительницы в мире, где правят мужчины. Героями этого цикла кроме Попугаевой были артистка Мария Савина, революционерка и дипломат Александра Коллонтай, певица Лидия Русланова.

25 августа 2007 года в городе Удачном при участии министра образования России А.А. Фурсенко и вице-президента Респуб­лики Саха (Якутия) Е.И. Михайловой была открыта новая общеобразовательная средняя школа, которая получила имя Ларисы Анатольевны Попугаевой.

В декабре 2007 года в Санкт-Петербурге на фасаде старинного здания школы № 257 (бывшей 15-й школы) на Подольской улице вблизи Загородного проспекта прошло торжественное открытие мемориальной доски, посвящённой Ларисе Попугаевой, с надписью: «В этой школе с 1937 по 1941 год училась геолог – первооткрыватель месторождений коренных алмазов в нашей стране Лариса Анатольевна Попугаева». Памятная доска была изготовлена за счёт средств АК «АЛРОСА». Рядом на стене её школы – мемориальная доска, напоминающая о том, что в этом доме в 1906 году родился композитор Д.И. Шостакович.

В 2011 году в архиве Музея истории Санкт-Петербургского университета был создан фонд геолога Л.А. Попугаевой – самого знаменитого выпускника геологического факультета Ленинградского (Петербурского) университета за последние 100 лет. Его составили переданные в музей Н.В. Попугаевой и Е.Б. Трейвусом документы, относящиеся к жизни и научно-практической деятельности Л.А. Попугаевой. Материалы фонда представлены следующими разделами. Во-первых, личные документы Л.А. Попугаевой: автобиографии разных лет, характеристики, список научных трудов, личные листки из отдела кадров. Во-вторых, документы, относящиеся к деятельности Л.А. Попугаевой в Центральной научно-исследовательской лаборатории (ЦНИЛКС) в период 1959–1965 гг., её роли в создании на базе этой лаборатории ВНИИЮВЕЛИРПРОМа в 1965 году, а также к последующей её работе в этом институте. В-третьих, в музей передан фотоархив Л.А. Попугаевой, схемы её полевых маршрутов в 1953 и в 1954 годах.

9 декабря 2011 года на телеканале «Культура» состоялась премьера передачи о Л.А. Попугаевой из цикла «Письма из провинции». Для съёмок этого фильма в Мирный вновь приезжала съёмочная группа во главе со сценаристом и режиссёром Тамарой Родионовой.

В 2013 году одной из новых улиц села Оленёк Оленёкского улуса Республики Саха (Якутия) было присвоено имя Ларисы Попугаевой. Именно отсюда в далёком 1953 году Попугаева начала свой путь к открытию первого коренного месторождения алмазов в СССР – кимберлитовой трубки «Зарница». Открытие улицы имени выдающейся женщины-геолога было приурочено к 90-летию со дня её рождения.

90-летний юбилей первооткрывательницы (3 сентября 2013 года) её дочь Наталья Викторовна Попугаева отметила в городе Удачном. Этот её приезд в приполярный якутский город стал четвёртым по счёту. «Каждый раз, когда я приземляюсь в Якутии, меня потрясают бескрайние просторы этого богатого и красивейшего края, – призналась в интервью местному корреспонденту Наталья Викторовна. – Всегда еду к вам с превеликим удовольствием. И очень приятно, что в Удачном меня всегда принимают тепло и радушно. Несмотря на лютый холод, у вас живут удивительные люди с горячими добрыми сердцами». Н.В. Попугаева впервые приняла участие в торжественной линейке, посвящённой Дню знаний в школе, которая носит имя Ларисы Анатольевны Попугаевой. По случаю 90-летия со дня рождения своей матери она преподнесла в дар школе бюст первооткрывательницы первого коренного месторождения алмазов в России, выполненный с использованием техники гальванопластики. Оригинал этого бюста был создан ещё при жизни её матери. Теперь он будет храниться в стенах школы имени Л.А. Попугаевой.

В тот же день на центральной площади города Удачного состоялся митинг, посвящённый 90-летию со дня рождения Л.А. Попугаевой. И вновь прозвучали стихи поэта Юрия Полярного:

Сегодня тебе… ну, а впрочем,

Вновь – тридцать! Как было тогда!

И сердце вновь править не хочет

Застывшие в бронзе годá…

Не канет в продрогшую Лету

Труд геологических муз:

Зарницей блеснул над планетой

Могучий Советский Союз!

Не меркнет! Горит всё сильнее

Зажжённая Нелей заря.

Почётной гражданкой своею

Гордится Удачный не зря.

В короне алмазной мессии,

Ты стала бы наверняка

Почётной гражданкой России!

Жаль, нет таких званий пока.

Такие открытия, как открытие первого коренного месторождения алмазов в нашей стране, происходят, может быть, только раз в 100 лет, и совершаются они особыми людьми, безгранично преданными геологии, смелыми, умеющими добиваться своей цели, решительными, самоотверженными, обладающими необыкновенным трудолюбием и безмерной верой в успех своего дела.

 

Сохранилось стихотворение Ларисы Попугаевой

Сохранилось стихотворение Ларисы ПопугаевойВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Биография

Теги: Лариса Попугаева

Оно довольно точно передаёт чувства женщин-геологов, которые совершали ежедневный подвиг, самостоятельно работая в тяжёлых условиях якутской тайги в течение нескольких месяцев вдали от дома и родных:

Я живу в палатке, как мужчина,

Мужские надеваю сапоги.

На них комками налипает глина,

От них в воде расходятся круги.

Я тихий камень трогаю руками,

Когда тайга под ливнями гудит.

И говорят геологи, что камень,

Такой же камень, у меня в груди.

Как на ветру сосна, я в напряженье,

Мне нелегко мужчинам быть под стать.

Как хочется хотя бы на мгновенье

К тебе припасть и снова слабой стать!

Подвиг Ларисы Попугаевой в своё время пленил известного советского поэта Евгения Долматовского, который посвятил ей прекрасное стихотворение, опубликованное в апрельском номере журнала «Москва» за 1956 год:

Алмазы

Я помню эти пёстрые рассказы

О том, что только в Африке алмазы,

И, может быть, ещё в Венесуэле,

И надо плыть туда на каравелле.

К далёким землям с детства мы пристрастны.

Нам представлялось, что они прекрасны.

А наши земли? Слишком всё знакомо,

Что может быть особенного дома?

Якутия… Мерзлотные болота.

Посадки нету и для вертолёта.

Ведёт отряд студентка ленинградка,

Ей губы обметала лихорадка.

Разведка длится три жестоких года.

И нет, и нет кристаллов углерода.

Но будем там искать мы, где искали,

А не в Бразилии, не в Трансваале.

И всё-таки у нас была открыта

Таинственная трубка кимберлита.

Средь хаоса таёжного распадка

Нашла алмаз девчонка-ленинградка.

Теперь ты знаешь,

друг мой ясноглазый,

Где нам с тобой искать

свои алмазы.

Очень хорошо о женщинах-первооткрывателях якутских алмазов написала и А. Журавлёва:

В маршруты трудные ходили,

Опорой были для мужчин.

И горевали, и любили,

И путь прошли свой до седин.

И не раскаялись ни разу.

В кольце морозов, в стоне вьюг,

Вы сохранили, как алмазы,

Тепло сердец и нежность рук.

Поклон за труд ваш многогранный,

За вклад в алмазный фонд страны,

За город, вставший в глухомани

Среди таёжной целины.

В Якутии именем Попугаевой были названы кимберлитовая трубка, улицы в посёлке Айхал и городе Удачный, ювелирный алмаз весом 29,4 карата.

 

Есть у поэта чувство правоты

Есть у поэта чувство правотыВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Поэзия

Ирина Дмитриева

Ирина Дмитриева – поэт, историк, журналист. Родилась 24 сентября 1960 года в Якутске. Окончила Московское художественно-техническое училище. Училась на историческом отделении филологического факультета ЯГУ, окончила факультет французской филологии ЯГУ. В 2000 году защитила диссертацию по философии. С апреля 2003-го – главный редактор молодёжной православной газеты (с 2014-го – журнала «Логос»). Автор трилогии «История православия в Якутии». Член Союза писателей России и Союза журналистов РФ. Автор пяти сборников лирических стихов. Лауреат многих российских, республиканских литературных и журналистских премий.

* * * 

Если б можно – начать сначала…

Ничего бы не повторила:

Ни горячих слов, что кричала,

Ни горючих слёз цвета Нила,

Ни дороги, к беде ведущей,

Ни любови, что пропустила,

Ни друзей, легко предающих, –

На порог бы их не пустила.

Ну на что мне дары без цели,

Если соль не имела силы?

У судьбы своей на прицеле

Я пощады не попросила.

Поглотили миры химеры.

Не смотрел мне в глаза Ярила.

И, лишённая чувств и меры,

Много лишнего говорила…

Поднимали меня на вилы,

Поносили – последний самый…

Ничего бы не повторила.

Кроме Бога в яслях. И мамы.

Поэт

Есть у поэта чувство правоты.

Да потому что с ветром он на «ты»,

Который дует в форточку из Трои

И слов ряды в полки ахейцев строит.

Да потому что он на «ты» с волной:

Солёная, полоскою льняной,

Накатывает, страстным песням вторя,

Когда Сафо ногой ступает в море, –

На лист блокнота в кухне, у плиты.

Да потому что с пылью он на «ты» –

Из-под копыт. И, конский пот вдыхая,

Глядит, как мчится конница лихая.

Он знает всё – прочувствовал, прожил.

Везувий лавой из подземных жил

Выплёскивает жар в стихотворенье.

Он помнит даже самый миг творенья.

Слова на песке

У Вечности на берегу,

Над пропастью во ржи

Леплю – души не берегу –

Песочные коржи.

Могу ль жить миру вопреки

И не нажить врагов?

Не хочет из моей руки –

Песочных пирогов!

И гибнет дом мой – на песке, –

Торопит бабий век.

И сыплет мне в глаза песок

Песочный человек.

* * *

Моя реальность – это связи,

Что зримы, как лица черты

Иль завитки славянской вязи

В соединеньи «я» и «ты»;

Переплетенье улиц старых,

И закоулков торжество,

И сквозняков по рёбрам арок

Неподтверждённое родство;

И Тот, Кто дышит там, где хочет,

И тот, кто надо мной хохочет,

И тот, кто, словно новый Ной,

В ночи склонился надо мной

Наперекор судьбе, пространству

И времени непостоянству.

Ладоней хризантемный запах

Или полыни полевой...

У снов непрочных в тёмных лапах

Томится голос светлый Твой.

А мой пропал. Глухонемая!

Улавливая смыслы дней,

Я, тьмы своей не принимая,

Безвольно думаю о ней.

Кривляясь, выхожу на сцену,

Где каждый платит жизни цену,

Актёрка – вечно травести.

Прости, помилуй, отпусти

В сад, где по воле ветра кисти

Случайного слетают листья.

Сон

Как поживает твоя синица

В клетке любимых рук?

Синее небо синице снится,

Красного солнца круг:

Рваное – шито стежками крыльев.

Обморок – в морок, в ночь.

Клин журавлиный иглою. Или –

Счастье уносит прочь?

Утро линялое в душу глянет…

Некого тут винить.

Белая стая сквозь солнце тянет

Тихой молитвы нить.

* * *

М. Ю. Л.

Ночь тиха. Брехливые машины,

Грязный двор… Одна я. Выхожу…

Но дороги той не нахожу.

Где они – заветные вершины?

Где тот путь? Какая хлябь и слякоть!

Рифмы граф или метафор князь

Слов мостки мне бросил прямо в грязь…

Так скажи, о чём ещё поплакать?

Как под грузом лжи надежды гнутся!

Жаль былого, будущего жаль.

Ты накинь на плечи утра шаль.

Не заснуть желаю, а проснуться.

Чтобы прямо в смеженные веки

Про любовь мне сладкий голос пел.

Чтобы плод смоковницы поспел.

Чтобы ночь закончилась навеки.

Предпоследние времена

Сегодня все мы рабовладельцы –

Патриции и патрицианки.

В слугах – технические «умельцы»,

Питаемся из консервной банки,

Зрелища ценим, не жнём, не сеем,

В кострищах не разжигаем угли,

Путаем мытаря с фарисеем,

Голосом Слово в айфоне гуглим.

Время наше – шагреневая кожа.

Святая Чаша – что миф Грааля.

Любовь – занятие. Жизнь похожа

На игру, которую проиграли.

Я жила у моря

Я жила у моря, в мире ином,

Полоскала вены красным вином,

Хоронила время в рыхлом песке,

Я была от счастья на волоске.

Берега полоска – краешек мой…

Уходила в волны, словно домой.

Родина-чужбина… Памятью – вспять.

Берегись: волненье баллов на пять.

Шторм. Взбивают воды ангел и бес.

Кто задёрнул шторы – шторы небес?

Нет конца бескрайней стылой тоске.

Я была от счастья на волоске.

Купание в Чёрном море

Волны подлизываются, под ноги стелются и песка барьеры

Обтекают. Им поверишь – по каналу спинного мозга

Мразом протянет так, что клеточки-гондольеры

Застынут, скорчившись, как рабы – от розги.

И всё же швыряю тело в аквамарина лёгкое колыханье.

Холод вонзается в кожу сотней острейших вилок.

Лазурь заливает горло, перехватывает дыханье.

Боль такая, будто заноза впилась в затылок.

Но, устав яростно загребать руками, словно по трамплину

Скользишь в волнах, захлёбываясь в бакланьем оре.

Ловко поворачиваешь свой корабль на спину.

Благословенно купание в октябрьском Чёрном море.

* * *

Море сегодня тёмное – видно, злое.

Осерчаешь тут, когда ветер-враг, вырвавшись на свободу,

Чешет колтуны дюн и тончайшим слоем

Песок седой по рыжему ракушечнику несёт в воду.

Солнце кожу поджаривает, но холод

На запястьях и щиколотках защёлкивает браслеты,

Забивается мне под куртку. Не молод,

А туда же! – смеёмся с подругой. И прощаемся с летом.

Ветром яростным душу рвёт и мотает.

Мысли путаются, как водоросли – «перекати-поле».

Тает пена солёная и густая –

Море плюёт на берег. Слоняюсь в поисках Божьей воли,

Перешагивая через раковины,

Оставленные улитками. Мечтаю: сбросить и мне бы

Свою, чтобы, переступив через вины –

Через себя, – даже в клюве чайки, но только взлететь в небо.

* * *

Ни верностью, ни верой, ни словом не торгую.

Когда могучий ветер несёт в страну другую,

Осиротевший брат становится мне ближе,

И небо золотое волнами ноги лижет,

Как старый мудрый пёс, почуявший беду.

Одна. Через толпу рассеянно бреду.

С собою только память, да крестик мой нательный.

Но оглянуться мне так хочется! Смертельно.

* * *

А. Б.

Льёт небо свет во тьму моих времён.

Живу на ощупь вдоль его реки,

Где Книга катит камешки имён,

Благодаря. Согласно. Вопреки.

Как половица скрипнула душа:

«Дыши, нашла тебе поводыря».

Что ж, буду жить – не ложно, не спеша.

Согласно. Вопреки. Благодаря.

И мне на дудке знак подаст в пути

Тот, кто услышал зов моей строки.

Я родилась затем, чтобы найти…

Благодаря. Согласно. Вопреки.

Богатство

Выну добро своё и разложу на колене.

Вот оно: тусклое стёклышко зависти, лоскут лени,

Клочья тоски, гнева уголь, отчаяния верёвка…

Пёстрая бусина радости – я воровка!

Времени рвань – ночи, минуты, века.

С фонарём среди бела дня ищу человека

В себе. А нахожу (видно, напрасен труд)

Камень тяжёлый – боль свою – изумруд.

И не смотри так сочувственно. Мне доныне

В памяти плоть вонзается гвоздь гордыни.

Знаешь, ладонь от тяжести лишь окрепла.

Что там? Любовь моя – горстка пепла.

 

Шумит тайга тревожная

Шумит тайга тревожная Выпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Голоса АЛРОССА

Суровый климат Севера, жизнь рядом с полярным кругом, настоящая мужская работа в геологических экспедициях, шахтах и на горно-обогатительных комбинатах – казалось бы, как далеки они от поэтической музы… Но нет, обратное доказывают многие участники литературного объединения «Кимберлит», в разные годы трудившиеся в городах Мирнинского района на западе Якутии. Сегодня мы представим стихи авторов, не считавших себя профессиональными поэтами. Они не вступали в творческие союзы, писали стихи для земляков, коллег, печатались в местной прессе. Пусть кто-то из искушённых читателей улыбнётся простоте стихотворных строк, рифм и образов. Подчас лишённые внешнего украшательства, они искренни и полны восхищения краем, в который привела их судьба. Владимир Ребиков и Юрий Белов сумели передать романтику бескрайних якутских просторов и своей работы, которую в алмазном крае не просто любят – ею живут.

Владимир Ребиков

Владимир Ребиков родился в 1937 г. в Новосибирской области. Окончил Новосибирский геологоразведочный техникум, Иркутский политехнический институт. Алмазная романтика привела его в Якутию в конце 1950-х. Почти вся трудовая биография Ребикова связана с Амакинской экспедицией: здесь он работал геофизиком, старшим геофизиком, начальником партии. В 1985 году он покинул Север, уехал в Карелию, город Петрозаводск.

* * *

Ушла романтика,

Её не принял век,

Стал суше, жёстче,

Злее человек...

Как перед гибелью,

Как на исходе света,

В слепом безумии

Терзает он планету...

Такое может

Разве что присниться, –

Он, сын природы,

Стал её убийцей!...

Ушла романтика...

Её цветной осколок

Ещё чуть светится

В труде твоём, геолог.

В нём дым костров,

Таёжные рассветы,

Романтики знакомые приметы.

Ревут турбины.

В хмурых небесах,

Грохочут гусеницы, –

Треск стоит в лесах,

Утюжим тундру мы,

Калеча навсегда.

Чего здесь больше –

Пользы иль вреда?

Ушла романтика,

Уйдет наш бурный век...

Что будет дальше?

Думай, человек!

Рассвет в Нюрбе

Я выхожу к Вилюю

Утром рано

Встречать хрустальный

Мартовский рассвет.

От Нефтебазы

И до Убояна

Простор открыт,

Морозной дымки нет.

Посёлок дремлет

В зыбком полумраке,

Лишь кое-где

Дымят две-три трубы,

На улицах

Серьёзные собаки

Внимательно

Обследуют столбы.

А за Вилюем

С амакинской кручи

Как на ладони

Весь заречный лес,

Рассвет бесшумно

Поднимает тучи

И зажигает

Дальний край небес....

Конец сезона

Снежок ложится и не тает,

Сковал озера гулкий лёд.

С косы сегодня улетает

В Нюрбу последний вертолёт.

Застыл Ми-8 серой глыбой,

Костёр пылает в стороне…

Собрав «оброк» солёной рыбой,

Сидит пилот на валуне.

Как улетающие рады!

Они не спали до утра…

И только горная бригада

В молчанье курит у костра.

Ирония на смуглых лицах –

Мол, вертолёт нам «до ноги»,

Валяйте, мол, в свою столицу,

А нам здесь жить под вой пурги…

Увы! Под маской неуклюжей

Не скрыть боязнь тех скорых дней,

Когда вокруг лишь мрак да стужа,

Да пляска северных огней…

Когда тебя оставят силы,

На чувстве юмора держись,

Дай бог, чтоб нам его хватило

На всю оставшуюся жизнь!

Геологи

На протяженье всех веков

Во глубине народа

Производила чудаков

Насмешница-природа.

От положительных людей

Всегда их отличало

Наличие в башке идей

Без «твёрдого начала».

Когда ж входил чудак в года –

Неведомая сила

Его за горизонт всегда

Куда-то уводила.

И вот от этих непосед

И повелись, к примеру,

И Прометей, и Архимед,

А также флибустьеры.

А многие, презревши страх,

С великою охотой

Всю жизнь скитаются в горах,

В лесах и на болотах.

И говорят, что на роду

Им суждена морока:

Искать различную руду

Без отдыха и срока.

И стало племя бедолаг

Геологами зваться,

Чтоб от всех иных бродяг

Хоть как-то отличаться.

Кимберлит

Итак, на Вилюе

алмазы открыты...

Встаёт на повестку

вопрос кимберлитов.

Рождается в битве

теорий и мнений

Методика поисков

месторождений.

И каждой весною

пять лет уже кряду

Уходят на поиски

трубок отряды.

Уходят на запад,

к востоку и к югу,

Уходят на север

к полярному кругу.

Но чёртов вопрос

остаётся открытым, –

Не встречены трубки,

нема кимберлитов...

А может, искать их

И впрямь не резон?...

Но вот наступает

тот самый сезон.

И двое в тайге

На далёком Далдыне –

Маршрутный рабочий и геологиня.

Упорство, смекалка и яростный труд

Неотвратимо их к трубке ведут!

Ну вот, закрываем и эту страницу, –

Окончены споры

открыта «Зарница»...

...О милые женщины-геологини!

Желаем вам счастья,

как той, на Далдыне,

И пусть окупается

труд ваш сторицей,

Пусть каждый сияет «Зарницей»...

Зарницей...

Прощание с Мархой

Шумит тайга тревожная,

Бежит река таёжная.

А в небе проплывают облака.

Надену платье лучшее

И встану я над кручею, –

Прощай, Марха, якутская река!

А небо манит просинью,

А ветер пахнет осенью,

И в берег бьет холодная вода,

Грустится мне, и стыну я

Под песню журавлиную –

Прощай, Марха, быть может, навсегда!...

А чайки с криком носятся,

А в сердце слёзы просятся,

Что ж, всплакнуть немного – не беда,

Лес хмуро в речку смотрится,

Что было – не воротится,

Прощай, Марха, теперь уж навсегда!...

 

Крест алмазный, путь былинный

Крест алмазный, путь былинныйВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Голоса АЛРОСА

Юрий Белов

Юрий Белов (1942–2016) в 1971 году приехал в Мирный, а через три месяца перебрался в город Удачный, где почти 40 лет работал связистом. В Удачном его называли народным поэтом, потому что он воспевал в стихах историю Удачнинского ГОКа, алмазодобытчиков-северян, алмазный край, его природу. В 2010 году, получив квартиру в Орле от компании «АЛРОСА», покинул Север. На новом месте возглавил литературное сообщество «Родное Полесье». Даже в Орле «алмазная» тема не оставляла его. Неслучайно он решил назвать свой последний сборник стихов «Алмазный крест».

Памятник геологине

Сегодня торжествует справедливость,

И память – подтверждение тому.

Полвека, как «Зарница» засветилась,

Гоня из Приполярья злую тьму.

На троне-пне сидит геологиня!

Спокойное, красивое лицо.

Якутии алмазов берегиня,

Вдали от склок, от слёз, от подлецов.

Месторождение открыла – коренное.

Теория – ура! – подтверждена!

«Зарница» полыхает над страною.

На постаменте счастлива она…

К открытию шагала без забрала,

Тернист и многотруден к славе путь.

Торжественно упало покрывало –

Открылась историческая суть.

Полсотая алмазная страница

Вмещает много доблести и зла.

И светит людям юная «Зарница»,

Что миру Попугаева зажгла.

Первопроходцам

Как сединой, алмазной пылью

Покрыт карьер в спиралях лет.

Мечта героев стала былью,

И над тайгой – зарницы свет!

Сияет камушек прекрасный,

Добытый из промёрзших чаш!

Карьеры навсегда алмазные

Определили выбор наш!

Они – в стихах, в поэмах, в прозе,

Во внуках, дедах и отцах,

Они – в дорогах, в песнях, в бронзе!

Они в душе!

Они в сердцах!

Мы Попугаевой Ларисе

Сегодня почесть воздаём!

Не кинодиве, не актрисе –

Геологу цветы несём!

А рядом, только поглядите –

Владимир Щукин! В звёздный час!

Удачной трубки прародитель

Глядит с достоинством на нас!

Он бронзу заслужил при жизни –

Первопроходец славных дней,

Слуга «АЛРОСА» и Отчизны –

Стоять здесь должен!

Рядом с ней!

Виденье призрачно и хрупко…

«АЛРОСА» к подвигам зовёт!

Дыхание второе трубка

С глубокой шахтой обретёт!

На целый век определили

Два человека – знак судьбы –

Потомкам город подарили

Для счастья, подвигов, борьбы!

И звёздный час их не проходит,

Они с народом навсегда.

Их дух мятежный в душах бродит,

Горит алмазная звезда!

Лариса и Владимир с нами,

Как звоны сердца в благовест!

Их прославляем мы делами!

И праздник города – в их честь!

Юбилей

Крест алмазный.

Путь былинный.

Сорок славных лет прошло,

Как на речке, на Далдыне

Солнце прииска взошло.

В юбилей не по паркету

Горнякам пришлось идти.

ГОК «Удачный» эстафету

Принял прииска в пути.

И, открыв друзьям объятья,

Стали жить семьёй большой

ГОК и город, словно братья,

Под фамилией одной.

Канул в Лету быт барачный,

Вырос город молодой.

С днём рождения, Удачный!

С юбилеем, ГОК родной!

 

Чудовище

ЧудовищеВыпуск 2

Спецпроекты ЛГ / Грани АЛРОСА / Проза

Теги: Проза Якутии

Из цикла «Когда мы были первобытными…»

Иван Иннокентьев

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Иван Иванович Иннокентьев родился 21 марта 1957 года в селе Кобяй Якутской ССР. Окончил отделение журналистики Иркутского госуниверситета. Прозаик и драматург. Член Союза писателей России с 1992 года. Пишет на русском языке. Работает заместителем главного редактора литературно-художественного журнала «Полярная звезда». Автор 10 книг прозы и драматургических произведений.

По пьесам И. Иннокентьева поставлены спектакли в Саха академическом театре им. П.А. Ойунского, Русском академическом театре им. А.С. Пушкина, Нюрбинском драматическом театре, Театре юного зрителя, Нерюнгринском театре актёра и куклы.

Награждён медалью Пушкина. Заслуженный работник культуры РС (Я). Лауреат учреждённой АК «АЛРОСА» Большой литературной премии России (2012) за подготовку и издание серии книг «Поэтические голоса России».

Го-Май любил мясо.

Не так, понятное дело, как любил его вождь, Ту-Си. Тот при случае, чего греха таить, прямо-таки обжирался сочной олениной. Мог в один присест съесть половину туши жаренного на вертеле двухтравого самца. Съесть – и ещё не насытиться. Потому как и сам был чрезмерно, чрезвычайно велик и объёмен. Можно даже сказать, необъятен.

А уж бездонная утроба его легко могла бы принять в себя, вместить и вторую половину оленя. Но вождь был на диво справедлив и человечен. И потому частенько ходил не то чтобы голодным, но уж вдоволь не наевшимся – это точно.

Так вот, Го-Май любил мясо. Но однажды случилось так, что он, при всей своей любви к упомянутому белковому продукту, половину полагавшегося ему увесистого куска оленины отдал однорукому старику Хо-Ру. Отдал просто так, пожалев бедного, вечно голодного попрошайку. Все охотники, конечно, смеялись над ним. Недоволен был и Ту-Си. А уж как негодовала его дражайшая половина Ра-Ню! Хотя, как обычно, Го-Май первым делом поделился мясом с ней и с маленьким сыном. А этому несчастному старикану уделил часть уже от своей доли, от двойной доли удачливого добытчика.

Что подвигло его на сей неслыханный доселе поступок, Го-Май в тот злополучный день так и не понял. Знал одно: с некоторых пор в нём поселилась некая непонятная сущность, которая иногда требовала поступать не совсем так, как принято в орде с незапамятных времён. А главной заповедью людей испокон веков считался мудрый закон выживания, принятый на веру ещё в те стародавние годы, когда на ночном небе прогуливались две луны. И гласил этот древний закон: никогда не поступай в ущерб себе, проливай пот и кровь лишь для пользы своей и близких своих.

Какого же рожна ему было делиться мясом с никому не нужным приживалой, издеваться над которым считалось среди обитателей их пещеры едва ли не хорошим тоном? Вот и думай. Но это ещё полбеды, как говорится. Казалось бы, отдал кусок, ну и ладно – будто собаку приласкал лишний раз. Но нет! Все вокруг стали смотреть на него, как на опасного смутьяна, как на безумца, от которого не знаешь, чего ожидать в обозримом будущем. К тому же, видать, тот, полузабытый уже, случай вспомнили, когда несколько лун назад сподобился Го-Май совершить уж вовсе неслыханный ранее в их краях поступок: он не добил, как полагалось, поверженного в битве врага-иноплеменника, а отпустил его с миром. Да ещё имел наглость рассказать позже об этом колдуну!

Порядку ради всё же следует внести здесь одно важное уточнение: Го-Май направился тем душным вечером к пещере колдуна в большом смятении душевном, в расстроенных чувствах – как же он так оплошал-то с врагом, что же это приключилось с ним такое? Колдун принял щедрое подношение охотника с немалым достоинством, правда, и не без удовольствия. И честно втолковывал Го-Маю аж до заката дневного светила все известные ему от предков – таких же колдунов – заветы, установления и запреты. Добросовестно, с обязательными в подобных обстоятельствах дикими ужимками и пеной изо рта увещевал его и стращал. И, казалось, сработало же!

Но… Крепко, знать, взяли Го-Мая в оборот те неведомые силы, та жуткая своей загадочностью сущность. Свидетельство чему – новый странный поступок охотника, уже не поддающийся никакому разумному толкованию. Одарить куском жареного мяса никчёмного приживалу, которому и корешок-то сухой кидают соплеменники разве что ради забавы! Ни детей, ни близких других родичей – кому он нужен, какая выгода орде от его бесполезной жизни? И надо же, отличился именно Го-Май, а не кто другой. Молодому охотнику было отчего задуматься…

А рано поутру они обложили лежбище матёрого волка-людоеда. Обложили удачно, плотно. Го-Май, по праву считавшийся одним из лучших охотников, первым направился к поваленному бурей громадному дереву. Там, в прохладной тени, на мягкой моховой перине и почивал после ночных трудов свирепый хищник. Го-Май с ног до головы был натёрт-намазан особой колдовской смесью, скрывавшей его невыносимо-тяжёлый, удушливый для всякого зверья человеческий запах. И сильная рука его крепко сжимала древко копья, уже нацеленного в сердце, казалось, беспечно дремавшего зверя.

Но что это? Метнув копьё, Го-Май тут же ощутил, каким слабым получился бросок. Вместо того чтобы намертво впиться в средоточие волчьей жизни, острый наконечник оружия лишь вяло воткнулся в почти что каменное, покрытое броней мышц туловище хищника. Оскалив жёлтые клыки, грозно рыча, волк одним прыжком перемахнул через дерево и скрылся в зарослях тальника.

Го-Май был не просто ошарашен-оглушён своим промахом, он был сражён наповал. Хотя никто и не проронил обидного для него слова, молодой охотник сразу почувствовал себя изгоем, отщепенцем. Ведь он упустил не только редкую и ценную добычу, теперь он – и только он! – будет повинен в новых страшных бедах, что ожидают его соплеменников. А волк начнёт мстить, и мстить жестоко. В этом никто в орде не сомневался. На то он и умный, могучий зверь.

Необычно молчаливыми, угрюмо задумчивыми вернулись охотники в пещеру. Никто в тот день так и не заикнулся о следующей облаве, о найденных близ недальнего говорливого ручья свежих лосиных следах. Го-Май же от охватившего его отчаяния не находил себе места. Ночью то и дело вскакивал с тёплой лежанки, чтобы, скрипя зубами, бесцельно и подолгу бродить по тёмной и холодной глуби пещеры. И вдруг его будто осенило: в непростительном и позорном промахе виноват старик-приживала! Го-Май был голоден, а голод – об этом известно любому малютке! – тот ещё помощник в охоте. Как же долго он доходил своим тупым умишком до столь простого, прямо на поверхности лежащего объяснения…

Го-Май яростным рывком поднял старика с жалкой его постели и, весь поддавшись гневному порыву, хлёстко ударил беспомощного калеку по лицу. Тот беззвучно, подстреленным оленёнком, рухнул на землю и тихо-тихо, будто про себя, горько заплакал. Глядя на его тщедушное тельце, на мелко подрагивающие худые плечи, Го-Май поначалу не испытывал никакой жалости. Вид заслуженно наказанного не должен пробуждать в человеке иных чувств, кроме как чувство праведного презрения.

И тут случилось нечто и вовсе непонятное. Внезапно Го-Май почувствовал, как в груди его зародился-затрепетал какой-то крохотный тёплый комочек. Постепенно он стал расти, потихоньку, но верно согревая своим нежным дыханием заледеневшее от гнева и холода тело молодого охотника. И приятная лёгкая судорога прошла по всей плоти его, и сами по себе широко раскрылись глаза, с недоумением и болью уставившиеся на руку, посмевшую обидеть безвинного человека.

«Что это со мной? – с тревогой и страхом думал Го-Май. – Чудовище, получается, сумело овладеть не только моим духом, но и телом. Я весь отныне в его власти. Я стал немощен, и с этой ночи вид мой будет вызывать у соплеменников лишь брезгливость. Некогда первый воин и охотник орды, я потерял всё своё мужество и доблесть. И злобные беззубые старухи будут смеяться надо мной, и будут правы…»

Но размышлял так его холодный разум, а сердце – или то, что поселилось в нём, – велело Го-Маю склониться над плачущим стариком, бережно поднять его и отвести к костру. И там молодой охотник раздул огонь, принёс из отложенных на зиму припасов немного сушёного мяса и на славу угостил увечного бедолагу.

***

И не стал после этого Го-Май, как опасался, всеобщим посмешищем. Он так же гордо нёс свою голову, так же крепко и надёжно стоял на ногах, так же верна была его рука. И многие его соплеменники, видя это, пытались подражать молодому охотнику.

***

Вот так впервые в Подлунном мире проявила себя Совесть…