Не путайте цензуру с экологией
Литература / Литература / Дмитрий Лихачёв – 110
Академик Дмитрий Лихачёв в своём рабочем кабинете
Фото: РИА "Новости"
Теги: Д.С. Лихачёв
Как бы отреагировал выдающийся учёный на эскапады Константина Райкина и сочувствующих
Исполнилось 110 лет со дня рождения академика Дмитрия Лихачёва – глубокого учёного и общественного деятеля мирового масштаба, соловецкого узника, подвижника гуманитарных ценностей культуры. К сожалению, для некоторых это стало лишь поводом для скандальных репортажей – мол, память академика не чтут, до сих пор нет ни музея, ни даже «мемориального кабинета», не говоря уже о научном центре, который занимался бы исследованием и актуализацией громадного интеллектуального наследия учёного. В реальности, к счастью, всё несколько иначе. Идеи Лихачёва становятся всё более востребованными. Неслучайно накануне юбилея из частного архива в Болгарии вернулись в Россию ранее не публиковавшиеся в нашей стране аудиозаписи выступлений академика, его разговоров с друзьями, биографами и журналистами. Сейчас эти материалы разбирают и изучают в НИИ культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачёва. О первых находках исследователей архива, а также о том, почему сегодня идеи академика чрезвычайно нужны Министерству культуры, рассказывает Арсений Миронов, директор института.
– Болгарский биограф и близкий друг академика Калина Канева передала записи своих бесед с Д.С. Лихачёвым в дар Институту наследия. Что в этих документах?
– Там бесценные материалы: записи бесед, в которых Дмитрий Сергеевич выстраивает свою доктрину «экологии культуры». И отвечает на самые горячие вопросы сегодняшнего дня: о цензуре и духовных ценностях, о нравственных границах творческого эксперимента, о недобросовестной интерпретации русских классиков. И даже – о реакции общества на «загрязнение» культуры.
О подъёме «культуроохранного» общественного движения
– Константин Райкин и некоторые другие творческие деятели заявили о том, что очень озабочены активностью общественных движений («оскорблённых якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут» – К. Райкин). Насколько такая позиция была близка Д.С. Лихачёву?
– За рубежом это модное движение назвали cultural environmentalism. Мы сталкиваемся с эволюцией «зелёных», которые тридцать лет назад боролись против вымирания редких видов, против кислотных дождей. Теперь идёт протест против вымирания уникальных этнокультурных форм, против «кислотной» эстетики.
Дмитрий Сергеевич ещё в девяностые предупреждал: «Сохранение культурной среды – задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы» . Тогда его идеи о защите гуманитарных ценностей от загрязнения антикультурой не могли быть восприняты ни властью, ни обществом. Общество жадно знакомилось со всяческой жвачкой, попсой и фастфудом. Мало кто услышал предостережения Лихачёва об опасности фастфуда культурного, убивающего этнокультурное и цивилизационное своеобразие. Ведь он предупреждал: подобно тому, как «несоблюдение законов биологической экологии может убить человека биологически, несоблюдение законов экологии культурной может убить человека нравственно» .
На рубеже веков печальное пророчество Лихачёва едва не сбылось. Сегодня люди осознают, что для выживания нужны не только чистая вода и натуральная пища. Но также чистая речь, естественная эстетика, классическое искусство без «усилителей вкуса». Подъём культорозащитных движений, в том числе нацеленных на скандал, предсказуем. В своё время активисты Гринпис тоже довольно жёстко защищали природу.
– Напрашивается вывод: в целях экологии культуры нужна цензура? Неужели академик призывал к этому?
– Вовсе нет. Однако, будучи в целом мягким человеком, Дмитрий Сергеевич умел быть весьма жёстким, когда речь шла о загрязнении истоков культуры – классики, народного искусства, языка. Он был поборником духовных, семейных ценностей. И если бы он был жив сегодня, то встал бы в один ряд с противниками выставки фотографа, который вдохновляется наготой несовершеннолетних. И ещё: при всём искреннем уважении к экспериментам наших музейщиков, не думаю, что Дмитрий Сергеевич оценил бы интрузию образа трупа в пространство традиционной музейной экспозиции.
– Вы не хотите, надеюсь, сказать, что в болгарском архиве Лихачёва найдены призывы академика подбрасывать в театры свиные головы?
– Ни в коем случае. Истории с обливанием экспонатов мочой, с разрушением барельефа Мефистофелю придуманы как раз для того, чтобы скомпрометировать общественные движения, выступающие за экологию культуры. Но я уверен, что Дмитрий Сергеевич был бы возмущён, к примеру, тем, как произведения русской классики ставятся на подмостках некоторых современных театров.
Об интерпретации классики
– Вообще-то Лихачёв выступал за свободу творчества.
– Безусловно. В том числе он отстаивал право художника донести свой замысел до аудитории – без помощи навязчивых толкователей.
«Зоной экологического бедствия может оказаться кино, классический репертуар театров, частично музыка» , – предсказывал Д.С. Лихачёв в конце прошлого века. Сегодня мы становимся свидетелями наиболее решительных «авторских прочтений» классики именно в кино и театральных постановках.
Дмитрий Сергеевич призывал защищать классику. И прямо называл, что именно ей угрожает. Во-первых, «вульгарное преподавание, скучное популяризаторство» . Во-вторых, « засилье массовой культуры» . В-третьих, «абстракционизм, сюрреализм, абсурдное искусство» …
– Дмитрий Сергеевич опасался абстракционизма и сюрреализма?
– Да, академик Лихачёв не боялся назвать короля голым. Сегодня зрители, вслед за ангажированными искусствоведами и критиками, стыдятся говорить о своём неприятии современных «арт-практик». Особенно в последние годы, когда произведения провокативного современного искусства (вроде маринованной акулы Дэмьена Херста) начали стоить на рынке бешеных денег. Но он предупреждал и о четвёртой угрозе, ещё более страшной. Это недобросовестная интерпретация классики.
Авторская интерпретация классики попросту необходима при переводе произведения с художественного языка литературы на новый язык – например, театра или кино. Ведь у современного театра и кино собственные уникальные художественные возможности, которыми не могли располагать Пушкин или Гоголь. Это даёт интерпретатору восхитительную свободу со-творчества, позволяет глубже и ярче раскрыть замысел классика. При условии, конечно, что интерпретатор не ленится читать дневниковые записи, черновики, письма того же Пушкина или Гоголя, чтобы вникнуть в его подлинные смыслы. В этом случае происходит то, что Михаил Бахтин называл восприятием ценностного центра автора.
Но нередко современному интерпретатору попросту лень совершать это путешествие в мир ценностей классического автора. Ведь он полагает себя с Пушкиным на дружеской ноге, с Гоголем запанибрата. Зачастую интерпретатор убеждён, что лучше самих авторов понимает смыслы их произведений.
Здесь происходит постмодернистский отрыв новодельного креативного конструкта от изначального ценностного содержания классики. Пользуясь брендом Гоголя, современный постановщик создаёт собственное произведение. А там непременно меняются местами сакральное и профанное, высокое и низкое, ценности и симулякры. Именно это составляет суть художественного метода тех, кто на театральных сценах торгует расчленённой классикой.
Академик Дмитрий Лихачёв подчёркивал, что «точность истолкования произведения – это один из элементов охраны нашего литературного наследия» . Он был убеждён: тот, кто субъективно истолковывает Пушкина, Достоевского или Чехова, дискредитирует их. Потому что тем самым предполагает «шаткость и неопределённость замысла классика, его творческую слабость» .
Понятно, что паразитирование на имени всемирно известного художника обеспечивает захват внимания аудитории. Продать дневниковые записи собственных наркотических галлюцинаций гораздо легче, если назвать их, к примеру, «Щелкунчик. ццdoc.» или «Мёртвые души 2.0.».
Это не значит, что нужно запретить всё, что не соответствует классической ценностной канве. Просто имеет смысл перестать путать цензуру с экологией культуры, а Гоголя с яичницей. И честно писать в театральном меню: «Яичница по мотивам Гоголя».
Однако «переписываются» не только классические тексты. В каком-то смысле современный город, любой регион и Россия в целом – тоже культурный текст. И этому геокультурному тексту угрожает перекодирование.
О вымышленных ландшафтах культуры
Вы не знакомы с новой культурной картой Москвы? На одной из своих конференций (разумеется, оплаченных за счёт государства) теоретики провокативного искусства с радостью отмечали, что для многих иностранных туристов храм Христа Спасителя в Москве – теперь не что иное, как Pussy Riot Church.
Прекрасный собор в неовизантийском стиле, надгробный памятник русским воинам, на который собирали деньги всем миром, драматическая история варварского разрушения и возрождения – всё это как бы перечёркивается двумя минутами невнятного кликушества. Повсюду – от «народной карты» Яндекса до Fourthsquare – пользователи помещают на этом знаковом месте маркер: «церковь Пусси Райот».
Вместо Красной площади – «Площадь прибитых мошонок». Не памятник Фёдору Достоевскому, а The «Idiot» Guy. И у Литейного моста в Питере – тоже новое, непристойное название.
Рекодирование культурной географии России – такие же цели преследовал большевистский план монументальной пропаганды в самые первые годы советской власти. Тогда монументы вырубали из дерева и наскоро отливали в бетоне, а потом живенько раскрашивали. Эстетической роли болваны Разина и Робеспьера не играли. Важно было десантировать их в знаковых точках города, захватить территорию, сменить «гения места» – и задать новую систему геокультурных координат.
Провокативному искусству нужен «культурный захват» не только «брендов» в мире литературы, кино, театра, музыки, но и объектов материального наследия. Отсюда берутся гигантские чемоданы на Красной площади.
Понятно, что Минкультуры не может подняться на защиту нашей культуры от перекодирования, потому что мы все выступаем за свободу творчества, это конституционное право граждан. Однако Минкультуры обязано прекратить приоритетное финансирование этого перекодирования из государственного бюджета.
Обязанность защищать наследие прописана в Конституции России. Важная часть нашего наследия – классика, которую академик Лихачёв считал «мерилом духовных ценностей».
О традиционных ценностях нашей культуры
– Есть мнение, что никаких особенных национальных ценностей у нас не существует. Ну, кроме пьянства, казнокрадства, гомофобии и привычки лузгать семечки.
– Академик Лихачёв в своих диалогах с Калиной Каневой, которые мы сейчас изучаем, подчёркивает, что ценности нашего общества столетиями высказывались именно средствами искусства. Сначала народного и церковного, потом – профессионального. Наши ценности высказаны песнями Русского Севера, поэтикой Кижского собора и Покрова на Нерли. Это Глинка и Рахманинов, Тютчев и Твардовский, Станиславский и Эйзенштейн, Васнецов и Левитан, Даниил Заточник и Солженицын.
Принцип «пусть расцветают все цветы» здесь, простите, неприменим. Не следует путать незабудку с противопехотной миной. Но, может быть, провокативное искусство – это благословенная зона свободного творчества, где художник волен ставить любые проблемы и свободно экспериментировать с тематикой? Да ничуть не бывало.
Именно здесь действуют жесточайшие требования к создаваемому произведению. Они сформулированы кураторами и экспертами конкурсных комиссий. У «новой драмы» такие строгие каноны, что классицизму не снилось: 1) специальный язык – матерный; 2) паразитирование на чужом шедевре; 3) политический протест, желательно в жёлто-голубых тонах; 4) эпатажный документализм; 5) гомоэротика и порно-шик; 6) наркотики; 7) кровь; 8) глумление над иконой – не обязательно церковной, можно глумиться над улыбкой Гагарина, например.
Таковы восемь императивов антиискусства, направленного на разрушение религиозных, общественных, семейных, эстетических, языковых и других ценностей. По этим калькам делается большинство модных проектов.
Тотальный разврат, убийство супруга или родителей, инцест – любимые темы провокативного искусства. Так, например, Минкультуры в недавнем прошлом присудил грант проекту «Любовь людей» – это пьеса, в которой жена убивает мужа, скармливает его тело свиньям и выходит за другого.
При упоминании о топоре ожесточённые критики ценностного подхода оживляются: ага! Вот Раскольников тоже убил топором старушку-процентщицу, стало быть, надобно запретить «Преступление и наказание»?
Не надо лукавить. Раскольников убивает старуху (и Лизавету) в самом начале книги, а затем сотни страниц посвящены мукам совести, которые приводят убийцу к покаянию и смиренному принятию наказания. Ничего подобного – никогда! – не происходит с героями произведений провокативного искусства.
Помимо разрушения религиозных, семейных, исторических ценностей провокативному искусству необходимо взломать само представление общества о том, что искусство – это область прекрасного. Общим свойством подобных проектов является то, что они неэстетичны. Вот пример. Один из центральных экспонатов Московской международной биеннале молодого искусства назывался бесхитростно: «Х**СОС». И представлял собой вырезанные из фанеры женские ноги, раскинутые в стороны. При этом посередине виднелся пылесос. В это трудно поверить, но даже пылесосу государство умудрилось оказать денежную поддержку.
Немного о политике. Несколько лет назад премию «Инновация» получил проект, представляющий собой стену, покрытую надписями, похожими на те, что встречаются ещё порой в общественных туалетах, но непременно с протестными интонациями. И ещё:
Ты надавишь плечом,
Мы надавим вдвоём –
Рухнут, рухнут, рухнут
Хохлома с позолотой,
Обветшавшие давно.
Почему-то именно патриоты в произведениях «новой драмы» оказываются самыми мерзкими подонками, извращенцами и негодяями. Как говорит персонаж пьесы «Бляха-муха», созданной гением Виктора Шендеровича и неотвратимо получившей грант Минкультуры: «…ну, там, цели и задачи, х*ра в ступе, патриотическое воспитание, всё как положено» .
Власть и патриотизм завсегда ненавистны провокативному искусству, но ещё ненавистнее – хохлома и… Пушкин. Вот не даёт им покоя Пушкин почему-то. Десятки работ: отбитая голова бронзового Пушкина, обсиженная обезьянами; Пушкин в виде шимпанзе; Пушкин и одноглазые совы…
Почему Пушкин? У академика Лихачёва находим ответ и на этот вопрос. «Творчество Пушкина, объединяющее многие народы России, могло бы стать и в будущем основой для нравственного объединения при правдивости его интерпретации» , – пишет Дмитрий Сергеевич. Ценности, образы Пушкина, выработанный им дивный литературный язык – это те самые «духовные скрепы».
Но всё же, милостивые государи, уничтожать культурные основы государства за деньги самого государства – это перебор.
О цензуре
- Знаменитый Феллини называл цензуру «бесплатной рекламой». Не потому ли скелет из шкафа под названием «цензор» с завидной методичностью вытаскивается на свет?
- Но послушайте, сколько можно врать? Я преподавал на журафаке МГУ семинары по истории мировой журналистики и помню наизусть, что цензура – это государственная система подавления свободы слова при помощи предварительного (до публикации или публичного исполнения) контроля содержания. Государство не имеет ни правовой, ни финансовой, ни технической возможности интересоваться содержанием произведений (если, конечно, они не нарушают УК РФ как экстремистские и проч., но это уже забота других ведомств).
Это когда-то в Российской империи работали такие цензоры, как Фёдор Тютчев. А сегодня в распоряжении Минкульта – ни одного цензора-профессионала. Механизмы контроля – отсутствуют. Ни одна подведомственная Минкульту цирковая собачка не смеет даже тявкнуть в сторону уважаемого и действительно талантливого Константина Райкина.
И это прекрасно, потому что цензура нам действительно не нужна. Потому что, по мысли академика Лихачёва, необходимо не цензуру вводить, а грамотно выстраивать экосистему культуры. В которой наиболее привольно будет пчёлам и цветам, а не мухам и… лишайникам.
И здесь возникает вопрос о ценностном основании новой культурной политики государства. Вопрос, на который в трудах академика Лихачёва даётся исчерпывающий ответ.
В начале года председатель правительства РФ подписал документ, который называется «Стратегия государственной культурной политики». Он предусматривает разработку новой, «ценностно ориентированной модели государственной культурной политики», которая поможет вернуть культуре её воспитательные функции. Хочется верить, что новые открытия, сделанные в архиве ранее не издававшихся записей академика Лихачёва, будут востребованы авторами этой «ценностной модели».
Беседу вела Анна Веронина