Вечный зуд
Общество / Общество / Критика критики
Попов Вадим
Теги: Анатолий Иванов , Вечный зов , роман
Загадочная история произошла в «Независимой газете»
В приложении «НГ-ex libris» – опубликован обширный, остро критический материал, жертвой которого стало произведение, опубликованное в 1970 году, автора, скончавшегося в 1999-м. Речь об Анатолии Иванове и романе «Вечный зов».
Удивителен и выбор объекта исследования, и отсутствие какого-либо информационного повода. Никаких юбилеев, связанных с персоной Анатолия Степановича Иванова, в календаре нет, дату первого издания книги тоже связать с реальностью не удалось. Может быть, автор статьи, услышав краем уха о прошедшем недавно 80-летнем юбилее Александра Иванова, перепутал поэта-пародиста с писателем-почвенником? Вряд ли…
Скорее представляется, что критик Андрей Кротков руководствовался в выборе темы не привычной логикой газетчика, а мощным эмоциональным импульсом неясной природы и непреодолимой силы. Даже по стилю изложения, по интонации, торопливости слога представляешь, сколь внезапным для самого автора стало желание заклеймить позором одного из самых популярных советских писателей. Есть даже что-то инфернальное в непропорциональности осуждающего пафоса, в множественных ударах острым предметом по беспомощной жертве:
«Литературная жвачка, трактующая привычные темы и сюжеты доступным неискушённому обывателю языком <...> Иванов неважный стилист, хотя язык его романов, подчинённый повествовательным задачам, нельзя назвать тусклым и унылым – он скорее никакой, ровный и однообразный, как домотканый холст<...> Событийный поток романов Иванова захлёстывает читателя с головой; барахтаясь в нём и стараясь не захлебнуться, читатель не замечает, что поток этот отнюдь не кристально чист – скорее мутноват, и не равномерно глубок – изобилует мелями и перекатами…»
Применительно к характеру изложения впору говорить даже об аффекте пишущего. Ведь в нормальном состоянии профессионал (коим не может не являться автор «НГ-ex libris») посчитал бы сравнение с домотканым холстом – комплиментом, грубой лестью Анатолию Иванову. Потому что всякий крупный литератор как раз и старается добиться этой «домотканности холста» – то есть простоты, ясности, неманерности.
Смущает и то, что Андрей Кротков, рассуждая о стилистических особенностях прозы Анатолия Иванова, сам не являет читателю образцового стиля. Будь автор критического текста в уравновешенном состоянии, наверняка бы посчитал безвкусицей свою громоздкую метафору, где в потоке романов барахтаются, захлёбываясь, читатели, да к тому же поток этот и неравномерно глубок, и мутен, и даже «изобилует мелями и перекатами».
Однако Андрей Кротков не садится на эту мель, а энергично движется дальше в своём надрывном обличении:
«Политическую напряжённость и политические разногласия Иванов перемещает во внутренний мир и личную жизнь персонажей, отчего персонажи становятся похожи на религиозных фанатиков европейского Средневековья…»
Но, простите, так ли уж не прав автор «Вечного зова», наделяя литературных персонажей политическими взглядами? Ведь, если поразмыслить, даже живые люди и не из какого-нибудь зловещего прошлого, а из нашего демократического настоящего, то и дело демонстрируют внутренний мир, наполненный политическими мотивациями и средневековым фанатизмом. Взять хотя бы статью в «НГ-ex libris» Андрея Кроткова. Это ведь и есть ярчайший пример религиозного фанатизма адепта тоталитарной секты антисоветчиков:
«…Романная действительность, предстающая в сочинениях Иванова, – это лишённая всякого психологического правдоподобия, обильно сдобренная идеологией смесь прямой лжи, уклончивой полуправды, обходов, умолчаний и откровенных ляпов. Такой смесью в конце концов оказалась вся соцреалистическая советская литература… Под тяжестью гор словесной мертвечины, навороченных неутомимыми многописателями, связь времён прервалась, русская литературная традиция рухнула. Перебросить мост через разрыв не удалось до сих пор. А свято место пустовало недолго – на смену соцреалистической белиберде пришла масскультовая ахинея».
Так апокалиптично заканчивается статья, в финале которой автор принял позу Гамлета, заговорив о связи времён, и, наконец, актуализировал тему – «перебросил мост через разрыв» от гнетущего прошлого к неприглядному настоящему. Выяснилось, что современный масскульт вырос, оказывается, из «соцреализма».
А мы-то, олухи, думали, что как раз потому «масскультовая ахинея» укоренилась в современной жизни, что СССР развалили вместе с его литературой, кинематографом и театром. А мы-то, недоумки, считали, что достоинством книг Анатолия Иванова как раз и является психологическое правдоподобие. Что именно за эти качества – архетипическую узнаваемость, простоту, проникновенность книги его продавались в Советском Союзе 200-тысячными тиражами и теперь переиздаются почти каждый год по пять-десять-пятнадцать тысяч – бестселлер по нынешним временам. А о телефильмах «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов» и говорить нечего – настоящие шедевры, поистине народное кино…
Однако и для объяснения всенародного признания прозы Анатолия Иванова нашлось у «НГ-ex libris» объяснение, разумеется, в виде сравнения, разящего своей обличительной силой и поражающего оригинальностью:
«Для эстетических потребностей обывателя советская эрзац-литература – то же самое, что для голодного невкусная, но обильная еда: на пользу не идёт и удовольствия не доставляет, зато позволяет набить желудок…»
Ну что же, в очередной раз к «словесной мертвечине» отнесено творчество русского писателя, для которого связь со своим народом органична и искренна. А вот к фигурантам разнообразных «букеров» с их запредельным стилистическим дилетантством и космической идейной пустотой у критика претензий нет.