Ежедневное служение
Литература / Литература / День поэзии
Теги: День поэзии , интервью
Стихи сокровенны как молитва и неотвратимы как бессмертие
Кому размышлять о поэзии, как не её создателям? Размышления эти появились, наверное, одновременно с первыми стихотворными опытами. Нынешние поэты пытаются ответить на отнюдь не простой вопрос: какова роль поэзии в современной литературе и современном обществе?
Николай Зиновьев
– Поэзия в литературе – королева в шахматах. Она «ходит» во всех направлениях духа. Ей доступны такие глубины души человека, и она может выразить их так, как никакой другой жанр литературы. Что касается роли литературы в современном обществе, то здесь мне видится картина довольно мрачная.
«Любовь умалится», – писал в свое время Иоанн Богослов. Прошло более двух тысячелетий. Любовь умалилась катастрофически, а с ней и поэтическое восприятие жизни. Жизнь и отношение к жизни стали не только безобрАзными, но и безОбразными. Причиной этому послужило множество фактов. Назвать их все не представляется возможным, поэтому назову основные: урбанизация и, как следствие, потеря единения с живой природой. На смену образному мышлению пришло мышление «клиповое», фрагментарное, лишающее человечью душу целостности и гармоничности. Второй фактор – переоценка ценностей. Если 300 лет назад безграмотный русский крестьянин точно знал, зачем он живёт и что его ждёт в будущем, то современный человек, потеряв смысл в жизни, по сути, потерял и жизнь, достойную человека. Он всё больше и больше становится роботом, программу которого закладывают люди, а не Бог. Люди же по недоумию или злонамеренно ошибаются. Жизнь стала принимать несвойственные ей формы. Это не могло не коснуться и искусства. Поэзии в том числе.
Во-первых, её, как и любви, стало меньше. Но если бы только количественные изменения! Упало качество. Как сейчас говорят, «ниже плинтуса». А что с такой высоты можно увидеть и показать? Только низменные и половые стороны жизни. Эта псевдопоэзия, как свинья, не в состоянии поднять глаза к небу. Не хотелось бы останавливаться на такой печальной ноте, но что поделаешь, если мне так видится. Если Николай Рубцов писал, что Поэзия в его дни была «как бы островками», то в наше время этих островков почти не видно в океане лжи и насилия – определяющих признаков мира сего.
Так что роль её, на мой взгляд, так же мала, как мало осталось самой Поэзии, которая была, по словам поэта XIX века Евгения Баратынского, «чистотой и миром души человека».
Ещё хотелось бы сказать о той книжной «волне», похожей на цунами, которая захламила полки библиотек и книжных магазинов. Я говорю о чтиве, которое извращает вкусы и нравы молодёжи в том числе.
Как всё может измениться к лучшему, не представляю. Ведь время неумолимо, а золотой век Поэзии, увы, уже в прошлом.
Валери Тургай,
народный поэт Чувашии
– Я считаю, что Поэзия (специально пишу это замечательное слово с большой буквы) играет колоссальную роль в жизни современной литературы и современного общества. Не зря же когда-то Евгений Винокуров почти категорически заявил: «Когда поэзия есть, люди могут и не замечать её, но когда поэзии нет, люди задыхаются».
Что касается чувашской литературы, то в ней Поэзия всегда была своего рода фундаментом, основой основ. Таковой она является и сегодня.
Наш выдающийся земляк Геннадий Айги любил рассказывать о своей первой встрече с Надеждой Яковлевной Мандельштам, которая, как известно, в послевоенные годы преподавала в Чувашском педагогическом институте имени И.Я. Яковлева. Так вот, когда Надежда Яковлевна узнала, что Айги по национальности чуваш, она сказала следующее: «Геннадий, в разные годы я побывала практически во всех концах СССР, но того, что я увидела в своих чувашских студентах, я больше нигде не видела. Мои студенты просто обожали чувашскую поэзию и чувашских поэтов. Они наизусть знали многие произведения своих кумиров, восхищались и гордились ими».
Чувашский народ действительно любит свою поэзию и по-настоящему почитает своих поэтов. В1990 году 100-летие со дня рождения своего гениального поэта Константина Иванова, автора бессмертной поэмы «Нарспи», мы отметили под эгидой ЮНЕСКО. 2015 год в Чувашии был объявлен Годом Константина Иванова. В этом году мы широко отмечаем 110-летие со дня рождения другого нашего великого поэта – Пэдэра Хузангая, притом этот юбилей отмечается не по указанию сверху, а по желанию самого благодарного чувашского народа.
И современное общество наше остро нуждается в Поэзии. Это же здорово, когда президент России и руководители многих российских регионов, сердечно поздравляя наших дорогих женщин с замечательным праздником 8 Марта, цитируют поэтов! И всё это происходит, на мой взгляд, не потому, что в определённый день кто-то кому-то хочет особенно понравиться, а потому, что Поэзия просто незаменима! Как незаменим свежий воздух, как незаменима чистая родниковая вода.
Россия и россияне сильны не только своим ядерным арсеналом, но и своей Поэзией! Великой Поэзией!
Влад Маленко,
лидер Московского театра поэтов
– Поэзия – главное лекарство от рассеянного склероза совести. Она разливается в воздухе и, хочет любой человек или не хочет, проникает ему под кожу, даже если он книг не читает. Это только так кажется, что литературой управляют романы и повести. Нет же! Поэт может явиться на сцену истории ненадолго, но полностью изменить траекторию полёта государства, его идеологии. Цари, президенты, государи (если они обладают чутьём) обязаны прислушиваться к большим поэтам – пророкам по сути. Они есть. Их мало. Но, повторяю, они есть. Вот Пушкин – пророк. Крылов. Гоголь. Есенин с Маяковским, Цветаева. Высоцкий время высказал. Башлачёв Саша. Мы ещё все увидим новых поэтов, которые встанут в первые ряды.
Ну и ещё чуть-чуть: проза – это еда. А поэзия – алкоголь. И опасность тут есть. И всё остальное.
Юнна Мориц
– Самая современная и самая русская поэзия – на Парнасе Донбасса, антимайданского, антифашистского, антирусофобского. Такая античность русская, вне зависимости от национальности.
«Мы не признали наглой воли / Того, под кем дрожали вы» – национальность русской поэзии.
В Донецке живут прекрасные поэты Владимир Скобцов и Анна Ревякина – под обстрелами людоедских карателей, в блокаде майданских русофобищ, которых вооружает, обучает, снабжает наёмниками, разведданными, бодрящими наркотиками, деньгами «коллективный Запад». Но русская поэзия Донецка везде – на фронте, в госпитале, в школе, в библиотеке, в театре, на всех площадках и площадях – читается, поётся и работает как самое сильное противоядие от русофобской отравы, от капитуляции перед карательным войском, ненавидящим Россию и особенно русский язык и русских поэтов, не поливающих Россию грязью и клеветой.
Благодаря интернету сегодня поэты читают друг друга на любом расстоянии, а количество и качество читателей поэзии не зависит от публикаций в «толстых» журналах, рецензий, тусовок, салонов, премий, фестивалей, от «звездения» в телеящиках, клипов и прочей липы. Ночью по электронке спрашиваю орфея Донецка Владимира Скобцова: «По сводкам, вас очень сильно бомбят. Как вы там?» Он отвечает сразу: «Нормально бомбят. Как всегда, по жилым кварталам». Я читаю его стихи и ставлю «супер» – такой знак, красное сердечко.
Юрий Кабанков
– Чувствую себя занудой (взгляд со стороны), но не могу не заметить, что «День поэзии» всё же не хочет звучать как, например, «День металлурга» или, например, «День работника таможни». Однако функцию навязываем именно такую: отпраздновали (освоили финансовые потоки и ручейки) и забыли – «до следующего раза». То есть мы подчёркиваем сполна временную обусловленность Поэзии (которая, по сути, без-условна), её, так сказать, прилагательное (а не существительное, существенное) значение «в современной литературе и современном обществе» (как оговорено в нашем «опросе»).
Вослед наивным грекам наивно полагаю, что «воистину существует лишь то, что вечно» (или по крайней мере энергетически устремляется «туда»). Существование остального – вполне иллюзорно, даже когда нам больно. Итак, полагаю, что ежели Поэзией «можно пользоваться», то она и не стóит собственного Празднования.
У священника Александра Ельчанинова (из первой волны эмиграции) есть знаменательная запись: «В тексте «…возьми крест свой и следуй за Мною» – по латыни «et tolle crucem suam cotidie et sequatur me» есть слово, упущенное в русском переводе, – «cotidie» (ежедневно)». По аналогии: Поэзия требует именно служения – ежедневного, как крестоношение, – это мой главный тезис, где я благодарно соглашаюсь (попробуй не согласись!) с «Солнцем нашей Поэзии»: «Служенье муз не терпит суеты, прекрасное должно быть величаво...» Отсюда – автоцитата: «Есть некие непреложные законы – наряду с физическими, – как то: нельзя использовать то, что выше тебя, «сему служить должно», иначе – «сбой программы», фрагментация, аннигиляция и аберрация (восприятия и понимания) и в конце концов не «красота», а некий эстетический мусор» («О красоте растлевающей (-ся) и нетленной»). Потому-то – уж двадцать лет (будем считать с момента опубликования в журнале «Дальний Восток» статьи «Возможность одухотворения и анимация стихотворного текста»), – я, как учёный попугай, талдычу повсеместно одну и ту же фразу: «Поэзия – блудная дочь молитвы». Супротивныя сразу в голос: клерикализация! удушение поэзии! свободу самовыражению! и прочие эмоциональные кричалки. «Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха…» – сказала Ахматова. Так же – настоящую Поэзию. Даже если её самозабвение доходит до глубокого внутреннего молчания (неизрекаемого безмолвия): «И в места сокровенные я унесу свечу. Живо слово нетленное, живо – пока молчу» (Светлана Сырнева, Вятка). Поэзия С. Сырневой – яркий пример такого гармоничного перекрестья: духовной вертикали и земной, «общественной», социальной горизонтали, в которой одно без другого «не работает». В моей копилке, наверное, не так уж много имён, «служащих Поэзии» (иные имена, видимо, просто не высветились моим вниманием, да и «хорошего много не бывает» в нашем падшем мире). Озвучу лишь некоторые из них, которые наиболее близки, извините, моему сердцу: покойный Серёжа Васильев из Волгограда, Станислав Минаков (покуда – Белгород), Вечеслав Казакевич (ныне – Тояма, Япония), Светлана Кекова (Саратов), Ирина Евса (Харьков), Олеся Николаева, Ольга Ермолаева (Москва)… Список можно (и нужно!) длить и длить. А мой земляк Саша Куликов однажды буквально выдохнул:
О смерти Поэзии как-то и где-то
Поведали мне молодые поэты.
Я слушал с улыбкой шальные слова.
Поэзия, милые, вечно жива.
Она существует, как Бог и природа,
Она из явлений подобного рода.
Поэт под забором однажды умрёт –
Поэзия, милые, вечно живёт…
Евгений Минин
– К сожалению, в нынешние времена поэзия перестала быть «властительницей дум». Исчез фильтр, отцеживающий талантливых поэтов от любителей рифмовать c претензиями на лавры. Государство не поддерживает молодых поэтов публикациями с последующим распространением во все концы страны, как это было в пору СССР. Некоторые издательства попросту не принимают стихотворные рукописи. Ныне талантливые поэты растворились в огромной толпе малоодарённых стихотворцев и любителей писать в столбик.
В общем, львиную долю современной поэзии можно смело назвать иронической и юмористической, потому что, кроме смеха, она ничего не вызывает. Надо отметить, что свою роль в падении интереса к поэзии сыграли иные авторы, пользующиеся неконвенциональной лексикой, отпугивающие читателя, выросшего на образцах классической поэзии. Конечно, при отсутствии таланта проще заявить о себе, ударив впечатлительного читателя лексикой, так сказать, «ниже пояса». Так неуклонно девальвируется слово поэта. Так псевдопоэзия, активно насаждаемая некоторыми литературными группировками и толстыми журналами, растущая из сора, но, увы, сама этим сором являющаяся, заявляет о себе как о чём-то новом и прогрессивном. Авторами, практикующими псевдопоэзию, мало кто интересуется, но эти авторы всегда в обойме, они получают премии и всевозможные литературные награды.
И тем не менее вопреки всему в наше время возрос живой интерес к поэзии! В городах на выступлениях поэтов заполняются залы, ценители стихов готовы платить за билеты, активно покупают книги. Поэзия, нашедшая дорогу к сердцу, всегда будет в цене!
Я вхожу в состав жюри многих конкурсов, в которых достаточно часто встречаются талантливые поэты. Но не всем им удаётся издать даже одну тоненькую книжонку, попасть на страницы печатных изданий. А уж появиться на крупном телеканале после подведения итогов очередного поэтического конкурса, такого как «Чемпионат мира по поэзии Прибалтии», проводимый Евгением Орловым, или «Вечерние стихи» – совместного проекта газеты «Вечерняя Москва» и портала Стихи.ру – предел мечтаний. Лишь канал «Серебряный дождь» заполняет свои технические паузы авторским чтением стихов, об уровне коих предпочту умолчать. Какие только лица мы не видим на ТВ каналах, какие голоса не слышим на радио, но только это не лица и не голоса талантливых современных поэтов!
Шанс «засветиться» дают только передачи Игоря Волгина и Александра Архангельского, где наряду с мэтрами появляются и молодые авторы.
Какую же роль может выполнять поэзия, загнанная в угол и попавшая в руки дельцов, когда премии раздаются среди «своих», совершенно независимо от уровня сочинённых ими стихов?!
О поэзии можно сказать, как когда-то сказал об осетрине булгаковский Воланд: нет поэзии второй свежести! Она должна быть только первой свежести. Лишь такая поэзия может играть главенствующую роль в развитии литературного языка, способна влиять на судьбы страны и общества. Какую же роль может играть поэзия в современном обществе, если она даже не на вторых – на пятых ролях на сцене современного искусства?
Юрий Поляков
– В разные эпохи стихи востребованы по-разному. Иногда они выдвигаются на роль самого активного и знаменитого вида искусства. Так было перед Октябрьской революцией и после неё. Слава Маяковского и Есенина общеизвестна. Вероятно, в человеческом обществе случаются периоды обострённого восприятия стихотворного слова, как бывают периоды религиозной экзальтации или повышенной воинственности. С чем это связано – с солнечной активностью, со сменой культурного кода, с очередным извивом этногенеза? Бог знает... Но наступают времена, когда поэзия уходит из сферы духовных приоритетов, дробится и сжимается до крошечных кухонных парнасиков. Она переходит, как сказали бы врачи, в латентное состояние, в каковом, кстати, пребывает сейчас. Борясь с равнодушием общества, поэты придумывают «завлекалочки»: иногда талантливые, как у куртуазных маньеристов, иногда убогие, похожие на срежиссированные эпилептические припадки, как у Пригова. Снижается и уровень версификации. Сложение стихов уже не напоминает резьбу по благородному дереву, скорее – торопливую лепку из пластилина. А к тому, что не требует мастерства, траты времени и душевных сил и отношение соответствующее: крошечные залы полузаполнены не фанатами поэзии, а подругами и собутыльниками стихотворцев, которые даже не помнят наизусть своих опусов, а читают их с листа, путаясь и словно стесняясь написанного. Уверяю вас, если поэт по-настоящему оттачивал стихотворение, он запомнит его на всю жизнь, как солдат номер полевой почты. Читать стихи с бумажки – это как объясняться в любви, сверяясь с интернетом.
Однако, по моим наблюдениям, процент людей с поэтическим мироощущением постоянен, как число, скажем, гомосексуалистов или левшей. Своим присутствием, даже незаметным, они играют какую-то не до конца ещё понятую роль в жизни человеческого сообщества. А может быть, поэзия – вообще какая-то «высокая болезнь» человеческого духа или языка? Неслучайно с самых отдалённых времён поэтов считали собеседниками богов, людьми, которым, как и жрецам, доступна небесная изнанка мира. Они слышат, как «звезда с звездою говорит». Сказать, что поэзия – тайна, это примерно то же самое, как если сказать, что любовь – это любовь. Кто знает, может, поэзия – это самый совершенный на сегодняшний день способ консервации энергии мысли и чувств, способ, сохраняющий не только результат, но и сам процесс творчества. В этом я убедился, составляя поэтический том моего собрания сочинений и перебирая архив. Иные пожелтевшие черновики я взял в руки без малого через сорок лет. И что? Я отчётливо вспомнил все свои тогдашние мысли, чувства и ассоциации… Более того, мне удалось вернуться в прежнее творческое состояние, ощутив юношеские муки, когда метафора не лезет в размер, а сравнение напоминает бант на заднице провинциальной кокетки. Вот ведь как! Но даже если ты не поэт и читаешь чужие стихи, всё равно на подсознательном уровне ты воспринимаешь не только итог, но и проживаешь сладостно-мучительный процесс сочинительства, творившийся в чужой душе. Так, наслаждаясь лирикой Пушкина, ты оказываешься, фигурально говоря, в его постели. Нет, не подумайте плохо! Как известно, гений предпочитал творить лёжа на ложе...
