Литературная Газета 6597 ( № 19 2017)

Литературная Газета Литературка Газета

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

 

Осторожно – история!

Осторожно – история!К 200-летию Николая Ивановича Костомарова

Общество / Первая полоса

Фото: Художник Николай Ге. 1870 год

Теги: Николай Костомаров , история

К 200-летию Николая Ивановича Костомарова

Если бы Николай Иванович, уроженец Воронежской губернии, членкор Императорской академии, действительный статский советник, узнал, как распорядятся его наследием в ХХ и ХХI веках, он, пожалуй, мог и пересмотреть свои украинофильские взгляды. Если бы Костомаров мог предвидеть, что Харьков, университет которого он окончил, окажется на территории враждебного России государства, вполне вероятно, не организовал бы и тайное Кирилло-Мефодиевское братство – своеобразный штаб по «освобождению Украины». Впрочем, это сегодня Костомаров может восприниматься чуть ли не знаменем Майдана. При советской власти его справедливо относили к борцам против крепостничества, талантливым популяризаторам народной культуры. Народничество с малороссийским колоритом было в XIX веке особой формой фронды. Совершенно русские люди, абсолютно не знавшие малороссийской культуры, местного диалекта, бросались учить «украинский язык». Из этой когорты был и Костомаров, и, например, русская дворянка Мария Вилинская, ставшая под псевдонимом Марко Вовчок классиком украинской литературы... Украинство – форма либерализма ХIХ века, своеобразное диссидентство. То же явление, с поправкой на ветер перемен, мы наблюдали в перестройку. Русскоязычная либеральная интеллигенция УССР бросилась крушить Советский Союз в партнёрстве с бандеровцами, а теперь горюет об упразднённых НИИ, возмущена возрождением нацизма... Виновен ли выдающийся русский историк Николай Костомаров в трагических событиях новейшей истории на украинском направлении? Разумеется, нет. Но причудливая судьба его теорий доказывает, что у историка – особая ответственность. Ответственность перед будущим.

Продолжение темы на стр. 13–15

 

Идея Мединского

Идея Мединского

ТелевЕдение / Первая полоса / Телепремьера

Попов Вадим

Теги: «Страна Советов. Забытые вожди» , документальное кино , история

В минувшее воскресенье на Первом канале начался показ документального цикла «Страна Советов. Забытые вожди», посвящённого семи наиболее значимым руководителям Советского Союза 1917–1953 годов.

Первая серия, героем которой стал Лаврентий Берия, уже обсуждается в соц­сетях и многими называется сенсацией. Фильм ошеломил тем, что в нём убедительно опровергается ложь, которая долгие годы распространялась о Лаврентии Берии. Опираясь на факты, опровергается клевета, ставшая основой пропагандистских кампаний времён «оттепели» и перестройки. При этом создатели фильма (автор идеи – Владимир Мединский, сценарист – Александр Колпакиди) далеки от идеализации советской эпохи и её главных действующих лиц. В дискуссиях о премьере высказывается мысль, что фильм, по сути, является реабилитацией Берии, однако такая формулировка кажется не совсем верной. Просто на этот раз аудитории предложен по-настоящему объективный взгляд на историю.

Вадим Попов

 

«Писательский министр»

«Писательский министр»

Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели

Теги: Павел Шепчугов , Александр Фадеев

Павел Шепчугов. Александр Фадеев. Между властью и творчеством, М.: Вече, 2017. 320 с., ил. (Моя Сибирь), 700 экз.

В предисловии Игорь Шумейко отмечает: «За этой книгой – значительный отрезок жизни писателя, юриста, историка-краеведа Павла Шепчугова. <...> Скажу вещь почти «крамольную»: заканчивал книгу Павел Иванович вовсе не таким безусловным почитателем Александра Александровича, какими были воспитаны почти все школьники СССР». Это вовсе не означает, что фигура крупного писателя Александра Фадеева ставится под сомнение. Вовсе нет, но в книге есть попытка отделить Фадеева-писателя от Фадеева-литфункционера, по долгу службы не всегда совершавшего благовидные поступки.

Биографии о Фадееве советского периода, по сути, портреты идеального коммуниста. Павел Шепчугов, основываясь на документах и фактах, пытается разобраться в ситуации и ставит острые вопросы: в чём причина стремительного взлёта Александра Фадеева? Почему молодому Фадееву доверили создать и совместно с Максимом Горьким возглавить Союз писателей СССР? В чём причина многолетнего доверия Фадееву со стороны Сталина? И отчего столь яркая писательская судьба завершилась самоубийством? Помимо широкой картины «эпохи Фадеева» книга раскрывает связь судьбы героя с С. Лазо, Р. Землячкой, А. Микояном и другими известными личностями.

 

Материализм и коррупция

Материализм и коррупция

Колумнисты ЛГ / Очевидец

Мухачёв Вадим

Теги: наука , технологии , публикации

Почему стопорится принятие закона о науке

Ещё в конце 2014 года Минобрнауки вместе с Государственной Думой занялись подготовкой закона «О научной, научно-технической и инновационной деятельности в РФ». Он должен прийти на смену принятому в 1996 году Закону «О науке и государственной научно-технической политике». Как же идёт работа над законопроектом?

Недавно стало известно, что в конце апреля состоялось «закрытое» (?!) заседание экспертного совета при Комитете по образованию и науке Госдумы. Обсуждали, как можно добиться «упрощения порядка присуждения учёных степеней». Справедливо полагая, что «вхождение в большую науку не должно превращаться в «бег с препятствиями», директор департамента науки и технологий министерства С. Матвеев объявил: «…предложено достаточно простое решение – по совокупности работ». Действительно, проще некуда.

Конечно, порядок присуждения учёных степеней пора менять. В «рыночной» России этот порядок нанёс огромный вред самой науке, дискредитировал себя полностью. Особенно в области философии и общественных наук. Для многих соискателей из числа бизнесменов, политиков и госслужащих он стал средством конструирования своего имиджа, а для их рецензентов и оппонентов – источником коррупционного дохода.

Однако прежде чем предлагать «простое решение», ответственному за разработку и принятие нового закона совокупному «бюрократическому уму» следовало бы задуматься: разве возможно измерение учёной степени как некоего интеллектуального качества… количественными показателями? Оговорка, что речь должна идти о «публикациях в достойных журналах» при существующем несметном числе периодических изданий, ничего не решает. Кто и как будет определять «достоинство» того или иного издания? Как защитить это «достоинство» от коррупции в виде неизбежных предложений материального вознаграждения членам редакции и рецензентам?

И о главном. Ещё до того, как ставить и решать вопрос о наведении порядка, бюрократическом уму следует с помощью крупных исследователей из числа представителей естествознания ответить на фундаментальный для научной деятельности вопрос: «Что такое наука?»

Вопрос отнюдь не простой. Сегодня чёткого ответа на него нет даже в Уставе РАН. При этом всеобщая история познания в борьбе материализма и идеализма, диалектики и метафизики к середине ХIХ века однозначно решила этот вопрос. Тогда было доказано, что наукой является не всякое знание, не любая теория, а производство постоянно уточняемого и при существующих условиях познания предельно точного знания, фундаментальными мировоззренческими принципами которого являются материализм и диалектика. Обратного ещё никто не доказал, но желающих признать этот итог более чем двухтысячелетней истории познания, оказывается, не так уж много. Особенно в условиях религиозного ренессанса.

В 2007 году, когда Русская православная церковь предложила внести теологию в список научных специальностей ВАК, 10 академиков-естествоиспытателей обратились к президенту страны, пытаясь защитить материализм и, соответственно, науку от атаки со стороны православного идеализма. Но поддержки не получили.

До тех пор пока являющийся общенаучным методом познания диалектический материализм не будет признан мировоззренческой основой научной деятельности, отделяющей науку от других форм познания, все разговоры о порядке присуждения учёных степеней не научны и бессмысленны.

 

Как запомнить имена героев?

Как запомнить имена героев?

Политика / События и мнения / Актуально

Сегодняшние московские пионеры

Теги: Всесоюзная пионерская организация

95 лет назад была создана Всесоюзная пионерская организация

К 9 Мая программа «Время» подготовила пространный сюжет, в котором на конкретных примерах доказывалось, что российская молодёжь не знает истории Великой Отечественной войны. Журналистский метод назвать оригинальным трудно: репортёр обращался на улице к молодым людям, устраивая им публичный ЕГЭ.

Опрашиваемые выглядели жалко, ответы – чудовищно. Дополнительное эмоциональное воздействие на телезрителя достигалось временем выхода репортажа – в дни празднования Победы, когда патриотические чувства обострены. На экране менялись лица, звучали очередные перлы, а за кадром морализаторствовал журналист, доколе, мол, как же им не стыдно, куда мы катимся.

И всё вроде бы правильно, но обличающий сюжет показывался на Первом канале, который уже четверть века является едва ли не главным идеологическим институтом в стране. Или это было признание собственных просчётов в работе с молодым поколением и можно рассчитывать на смену курса? В любом случае странно после десятилетий антисоветской пропаганды обвинять молодёжь в плохих знаниях советского периода истории, укорять, что она не имеет представления, кто такие Матросов, Космодемьянская, пионеры-герои.

В этом году Всесоюзной пионерской организации имени В.И. Ленина исполнилось бы 95 лет. Упразднена она в 91-м, но уже с конца 80-х подверглась тотальной критике, как и вся система идеологического воспитания СССР. Осуждались общие принципы и частные случаи. Зловещие рассказы о Павлике Морозове не просто представляли собой клевету, был создан монументальный образ безнравственности и предательства. В России настолько укоренился миф о «пионере-стукаче, погубившем собственного отца», что, кажется, никакими силами уже не распропагандировать население. Блестящий очерк Владимира Бушина 1993 года «Он всё увидит, этот мальчик», хотя и гуляет до сих пор по интернету, но не способен донести правду до аудитории, сопоставимой с телевизионной.

Почему же раньше любой советский школьник мог рассказать о пионерах-героях, «Молодой гвардии», Брестской крепости, а наши двадцатилетние современники закатывают глаза и несут ахинею? Да потому что раньше существовала пионерская организация, которая порой действовала формально, но всё-таки заставляла вызубрить важные имена и связанные с ними героические сюжеты.

Значит ли это, что для советских детей и подростков почитание подвигов Великой Отечественной превратилось в казённый ритуал? Вовсе нет. Хотя представители либерального лагеря то и дело осуждали ритуальность, официозность советской идеологической машины. Впрочем, оттуда же сыпались обвинения в «обрядоверии», адресованные Русской православной церкви, главное, дескать, не соблюдение обряда, а бог в душе.

Под разговоры – «не надо гнать из-под палки», «дети должны быть вне идеологии» – разрушили продуманную многоступенчатую систему патриотического воспитания. Однако именно советские пионеры сделали «Бессмертный полк» массовым шествием. Именно повзрослевшие пионеры несут портреты отцов и дедов по улицам России и с риском для жизни по улицам Украины. Потому что в детстве учили матчасть, записывали в тетрадку фамилии героев, кто какие подвиги совершил – усваивали канон. И лучше на основе советского «обрядоверия» быть догматиком-антифашистом, чем амбивалентным сторонним наблюдателем – полуфабрикатом власовца или бандеровца.

Спустя 25 лет и на самом высоком уровне заговорили, что России необходимы патриотические детские организации. Какие-то уже созданы. Хотя, конечно, нужно по-настоящему массовое движение, встроенное в общую государственную систему патриотического воспитания. Опыт такой есть. Главное – избавиться от предрассудков – в красном пионерском галстуке нет ничего угрожающего. Не стоит экспериментировать с цветом, изобретать новую символику, использовать эвфемизмы – всё уже придумано. Пионеры, они и есть пионеры.

Василий Травников

 

Фотоглас № 19

Фотоглас № 19

Фотоглас / События и мнения

Фото: РиА Новости

 

Отчаянный, но не отчаявшийся

Отчаянный, но не отчаявшийся

Политика / Новейшая история / Русский мир

Теги: Игорь Грач , поэзия

В Донбассе прервалась жизнь нижегородского поэта

1 мая под Луганском погиб поэт и журналист Игорь Грач. Погиб от пули. В точности обстоятельства его смерти пока неизвестны, расследование не закончено.

Вот, что сообщил его сын Ярослав Игоревич: «В июне 2014 года один из знакомых показал ему фотографии, выхваченные у украинцев, – там были дети, которых запытали до смерти, как в концлагере. Я не знаю, насколько эти фото были правдивы, но мой отец просто собрался и поехал туда. Он отправился в Донбасс как военный журналист, и он действительно создал там десятки статей, стихов, его публиковали в сборниках. Но кроме этого он старался защищать людей, помогал милиции, у него было около пятисот боевых выходов...»

В девяностые и нулевые нас сблизила идея возрождения казачества. Сегодня в Донбассе казачество стало могучей добровольческой силой, защищающей мирное население от фашиствующих молодчиков.

Я дружил с Игорем больше 30 лет. С ним и с поэтом Андреем Тремасовым мы встречались тысячи раз. Бродили по набережным нашего родного города, заходили в кафе и, хотя жизнь у нас складывалась нелегко, не о безденежье и неурядицах говорили мы, а о поэзии. Сплетни, обиды уходили на второй план, а вот творческими планами делились всегда.

Игорь был совершенно городским человеком, но вовсе не из тех, кто поглощён поиском комфорта. С виду, можно сказать, неудачник, периодически – нищий, по природе – бессребреник. Потёртая кожаная куртка и в дождь, и в снег. Русский поэт. Отчаянный, но не отчаявшийся. Смелый, находящийся в мучительном поиске правды – именно в этих категориях нужно о нём говорить, и это не ритуальная дань ушедшему из жизни товарищу. Игорь действительно был таким – всё время рвался куда-то, что-то кому-то доказывал.

Игорь Грач – мой одногодок, родился в 1964-м в Горьком, окончил историко-филологический факультет ННГУ (ГГУ) имени Лобачевского. Работал журналистом в нижегородских изданиях. Был в Чечне, вёл рискованные журналистские расследования.

Как поэту, помимо стихотворных циклов, ему были подвластны и большие формы, он автор нескольких поэм. Прекрасно читал свои стихи, только очень волновался. Игорь выработал свой неповторимый стиль – сочетание исконно русского, старинного и остросовременной динамики жизни. Это особенно заметно в его стихах о событиях в Донбассе, которым он стал очевидцем и летописцем:

Подходит ночь,

пугливая, сторожкая.

На небе –

злато лунной булавы.

Храпит в казарме

братство запорожское,

пришедшее намедни с боевых.

Или вот такая зарисовка:

Остов бывшей хаты у окраины

в степь глядит

спокойным мёртвым взглядом,

притаилась средь полей потравленных

стая невзорвавшихся снарядов.

А какая боль в строчках из стихотворения «Двухсотый»:

Нет в смерти

ни красивого,

ни мерзкого,

а есть земля,

пропахшая угаром.

До взрыва было человечье месиво

двадцатилетним симпатичным парнем…

Да, поэт всегда ведёт дуэль. Собственно, ничего не изменяется из века в век. Но если раньше поэт воспринимался обществом как пророк и истинный народный герой, то теперь он скорее глупец, не способный устроиться в жизни. В обществе, «не окормляемом» поэзией, другие ценности. И стоит ли удивляться, что о гибели поэта ни словом не обмолвились в «ящике».

Игорь Грач был искренним творцом и, хотя это поприще не принесло ему достатка и комфорта, у поэта есть особая привилегия – остаться в истории своими стихами, поделиться с людьми частицей своей души. Стихи понимают все, кто знает язык. Они сделаны из обыкновенных слов, доступных каждому, но в стихах слова оживают. А значит, будет жить и русский поэт Игорь Грач. В стихах своих…

Ярослав Кауров,

Нижний Новгород

 

Мэр теряет память

Мэр теряет память

Политика / Новейшая история / Кино и политика

Фото: ИТАР ТАСС

Теги: Рига , кинофестиваль

Чем помешал рижским властям кинофестиваль?

В одном из недавних номеров была опубликована беседа с депутатом Рижской городской думы Русланом Панкратовым («ЛГ», № 15, 2017). Речь шла в том числе и о мэре Риги: «Нил Ушаков в последние три-четыре года всё более открещивался от всего русского и российского». И вот новые факты, подтверждающие этот вывод.

Екатерина Ефимова, президент кинофестиваля «Перерыв на войну», сообщила редакции, что Нил Ушаков в канун Дня Победы запретил проведение в Риге военно-патриотического кинофестиваля «Перерыв на войну» в кинотеатре «Splendid Palace». Организаторы, по словам Ефимовой, были обескуражены таким решением.

Кинофестиваль уже стал, по сути, международным и проводится последние три года в ряде европейских столиц и в других городах, которые освободила от фашистов Красная армия. Среди них – Варшава, Будапешт, Белград, Вена, Прага, Калининград, Берлин, а также столицы стран Балтии. И на этот раз заявка в адрес властей Риги была подана в соответствии с требованиями латышского делопроизводства. В последний момент поступил отказ на проведение фестиваля в Риге.

Следует отметить, что кинофестиваль «Перерыв на войну» представляет короткометражные фильмы о войне, созданные студентами киновузов не только Санкт-Петербурга и других городов России, но и стран СНГ и Евросоюза. Этот киносмотр даёт возможность показать работы наиболее талантливых авторов, которые в своих фильмах выражают собственный подход к теме.

Можно предположить, что начавшуюся предвыборную кампанию в муниципалитеты Латвии лидер партии «Согласие» Нил Ушаков решил максимально использовать для завоевания симпатий у латышского электората. И уж тут, видимо, нецелесо­образно помнить об идейных и духовных ценностях русских соотечественников. Ещё раньше, в 2015 году, Нил Ушаков для всех своих соратников, однопартийцев и депутатов выпустил директиву о запрете ношения георгиевской ленточки у памятника освободителям в Риге на праздновании Дня Победы 9 Мая. Соратникам по партии Ушаков настоятельно рекомендовал добровольно отказаться и от участия в марше «Бессмертного полка». Не было высказано ни одного слова сочувствия России и её гражданам после авиакатастрофы под Сочи 25 декабря 2016 года и после теракта в метро Санкт-Петербурга 3 апреля 2017 года.

Однако, как стало известно «ЛГ», кинофестиваль всё же прошёл в одном из частных кинотеатров Риги. Было много молодёжи, показ вызвал искренний и неподдельный интерес.

 

Ещё раз о „Матильде“

Ещё раз о „Матильде“

Политика / Новейшая история / Кино и политика

Теги: фильм «Матильде» , мнение

Митрополит Иларион увидел скандальный фильм

Вопросы отражения отечественной истории в кинематографе затрагивались в беседе с Натальей Поклонской («ЛГ», № 10, 2017). Депутат уточнила и свою позицию по новому фильму режиссёра Алексея Учителя. «Мы видим, – говорила Поклонская, – что, даже не выйдя на экраны, фильм разжигает рознь, провоцирует людей на неправомерные действия».

На днях о «Матильде» высказался глава отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев). Он отметил, что фильм представляет собой «апофеоз пошлости». И добавил: «…я сказал Алексею Ефимовичу (Учителю) после просмотра: «Ничего хорошего о вашем фильме сказать не могу. Он расстроился, может быть, даже обиделся».

Митрополит уточнил, что видел картину «в состоянии полуфабриката» – там было что-то «не доделано». При этом он не думает, что «там что-то изменилось по существу» и что в фильме «можно что-то изменить». Иларион заверил, что история представлена в «карикатурном свете». У Церкви, по его словам, «особое отношение» к императору Николаю II. «Конечно, можно сказать: «Не нравится – не смотрите». Но речь идёт, как мне кажется, о нашем национальном достоянии, о нашей истории. Мы не должны плевать в свою историю. Мы не должны людей такого уровня и такого масштаба, как последний русский император, подвергать такому публичному унижению, показывая его так, как показано в этом фильме».

Бюджет ленты составил 25 миллионов долларов. Премьера в России должна состояться осенью.

 

1917-й. Судьи и пересуды

1917-й. Судьи и пересуды

Политика / Дискуссия / Век революции

Замостьянов Арсений

1918 год... В страну, истерзанную мировой войной, пришла Гражданская

Теги: Первая мировая , Гражданская война , история

Раскол на красных и белых опасен

Все разоблачительные слова о революции сказаны. И, как правило, неплохо оплачены: ведь речь в конечном счёте идёт о собственности на средства производства, на нефть и золото. И советский порядок хозяевам жизни невыгоден. Ключевой вопрос – не в области трактовок. Тут речь идёт о восприятии будущего, о способе существования, об иерархии ценностей. Манёвров много, эмоций с перебором. Откровенной лжи тоже хватает, а подобающий тон пока не найден…

Нам предлагают отметить 100-летие русской революции примирением между красными и белыми и навсегда забыть о «мировом пожаре». Только вместо единения разгорается «хорошая ссора».

В одной из давних песен Александры Пахмутовой и Николая Добронравова прозвучал постулат: «Наша Родина – революция». Что это – патетическое преувеличение? Или доля истины здесь слишком высока, чтобы от неё отмахиваться? Если принять, что наша революция – это катастрофа, мы останемся в трясине исторического разочарования. Отправить Октябрь «на свалку истории» можно под флагом либерализма или с позиций нашенского хоменеизма. Изоляция, Солженицын, кафтаны, домострой, благолепие. Наверное, комфортно думать, что всякий мятеж против сложившегося порядка вещей преступен, и горе тому, кто замахнётся на сложившийся уклад. Это ретроградный самообман, по логике которого революции всегда катастрофичны, и допустимо только эволюционное развитие. Две буквы отбросили, добавили примирительное «э» – и, кажется, предотвратили кровопролитие.

А вокруг «столетия» заварилась никчёмная война между царским и советским в трактовке исторических мифов, во взаимных обвинениях и провокациях. На ристалище – предрассудки. И вот уже витии, числящие себя по контр­революционной части, воспитали в себе брезгливость ко всему советскому, а красные радикалы ниспровергают всё, что связано с Российской империей. Кому выгодна эта схватка в пятнашки, эта надуманная делёжка на своих и чужих? Тут ведь иногда достаточно спичку поднести – и заполыхает. Отношение к событиям столетней давности, даже столь значительным, – не повод для нового раскола. Зачем же нагнетать страсти? Советское и досоветское давно слились в нас, как слились имперское с допетровским. А нам навязывают чуть ли не новую гражданскую войну…

Чтобы заработать полвиста в тактической борьбе с политическими конкурентами, ораторы готовы перечеркнуть всю нашу историю – и Победу. Нет настоящей веской дискуссии, в которой представители разных течений могли бы друг друга уважительно выслушать, каждый мог бы чему-то научиться. Ведь истина если не посередине, то уж точно не в крайностях. Через сто лет можно было прийти к объективности, но получаются горячка и фарс.

Охранителям бессмысленно бороться с позавчерашними противниками царской системы. В ХХI веке власть ожидают угрозы другого рода, не матросов-балтийцев им нужно бояться… А отказываться от политического капитала революции – опрометчивость. Он на нас ещё поработает! Много лет образы Октября были основой патриотического сознания советских людей. Мы ощущали себя наследниками великих свершений, а не сиротами. Мы и сегодня живём в новом, послереволюционном мире, но сами себя загнали на его периферию. Можно задрапировать слово «Ленин» на стене мавзолея, можно повторить вслед за нобелевским лауреатом, что «ХХ век Россия проиграла», только от самобичевания ещё никто не стал счастливее. В той картине мира, которая получается после перечёркивания Октября, мы остаёмся вечными аутсайдерами.

Трудно спорить с записными ненавистниками 1917 года: слишком сильна экзальтация. Кто-то взращивает фанатичную ненависть к одному из ключевых отрезков нашей истории. Какая уж тут взвешенность, когда господа смахнули паутину с антикварных скрижалей, в которых всё строится на «королевской крови» и мистике денег. У нас появились форменные моджахеды антисоветизма. Тут аргументы бессильны, остается ждать, когда развеется гипноз. Особенно это заметно по Украине. Но и наши не отстают.

У них уже готова для каждой бочки затычка. Оказывается, задолго до революции в России задумывались и о всеобщей грамотности, и об электрификации, и о строительстве метро… Ну, конечно, задумывались. И мечтатели, и правительственные светлые головы, и революционеры. Некрасов, например, грезил о временах, когда «Белинского и Гоголя с базара понесут». Но до ума довели эти замечательные прожекты большевики. С их «американской деловитостью и русским революционным размахом». Без предрассудков и без запасных аэродромов в виде недвижимости за рубежом. Советская власть сделала достоянием миллионов то, что было «элитарного потребления». И даже 1937-й был прежде всего Годом Пушкина и Папанина. Прорыв к золотому веку русской культуры и к Северному полюсу происходил одновременно.

Есть противники, например, и у Петра Великого. И доводы у них не менее серьёзные, чем у антисоветчиков. Может, и не стоило «Россию поднимать на дыбы»? Борис Чичибабин писал яростно: «Будь проклят император Пётр, стеливший душу, как солому». Но если борьба с «Петровщиной» станет пропагандистским проектом, мы сами себя придушим. Возможна ли Россия без «Медного всадника», без ломоносовского восклицания: «Он бог был твой, Россия!» Петровская империя просуществовала двести лет – и это наша почва, а повод для экзальтированного отвращения нетрудно найти в любой эпохе. Дайте волю правдолюбам, которые впишут в учебники свои разоблачения: «Убийца, сыноубийца, антихрист». Даже если всё это – историческая правда, что она нам даст? И что выше – правда или целесообразность?

В Китае революционная эпопея была не менее драматичной, чем у нас, не говоря уж о Франции. Но в этих странах образ революции – в основе народного самосознания. Сильный образ сплачивает поколения. Память о революции как о великом свершении даёт китайцам и французам энергию исторического оптимизма. А если внушить им, что всё было напрасно? Что взятие Бастилии и походы Мао – это постыдный морок, преступление и только. Тяжко бы им пришлось. Но китайцы ружья кирпичом не чистят. К чему же ведут попытки объявить русскую революцию «мёртвой зоной» нашей истории? Следующий шаг – признание, что и за Вторую мировую нам следует каяться… Революцию не удастся ни перечеркнуть, ни проклясть – если вместе с памятью о «красной империи» не пустить под откос всю нашу страну, насквозь пропитанную советским духом.

Для нашей страны социалистическая революция – это не только мечта студентов и бедолаг, не только историософская разработка, не только разрушение буржуазного мира, но и держава, которая за семьдесят лет показала примеры развития, побед, кризиса и распада. Получился сильный сплав революционной мечты и государственной реальности. С тех пор за Октябрь у нас ещё и «сила привычки», с которой Ленину приходилось бороться.

Примирение – дело благое. Но нынешние красные и белые – обыкновенная бутафория, нам бы русских с украинцами примирить, это и впрямь затруднительно и важно. А Врангель с Фрунзе во всём разобрались без нас. Никаких комиссаров и белогвардейцев давным-давно нет, если не иметь в виду разновидность игры в казаков-разбойников. Да и в 1920-м всё обстояло не так, как в фильме «Неуловимые мстители». Раскол и колебания – куда более точное определение той исторической фактуры, чем военно-полевая терминология.

Настоящее примирение состоялось, когда раны Гражданской войны действительно болели. Почему главной книгой сталинской эпохи стал роман «Тихий Дон», в котором нет ни апологии коммунизма, ни дифирамбов Сталину? Когда мы сочувствовали трагедии Григория Мелехова – это и было примирение красных и белых. В 1930–1940-е Русь советская осваивала наследие веков. Давайте пересмотрим самый помпезный пропагандистский фильм сталинского времени – «Клятву». Главный герой скептически отнёсся к революции, он не верит большевикам, в годы Гражданской он – по ту сторону баррикад. Но постепенно понимает, что новая власть, несмотря на ошибки и отступления, несёт в Россию прогресс. И становится воплощением советского человека. Примерно о том же сокровенная для советской традиции пьеса «Кремлёвские куранты», где представитель «старой формации» вдохновляется грандиозным замыслом плана ГОЭЛРО. К чему говорить о необходимости примирения в 2017-м, когда инженер Забелин ещё в 1939-м примирился с советской властью?

Наши деды давным-давно преодолели разрыв 1917-го. Но без буржуазной реставрации. Коммунисты понимали, что неимоверно важно переболеть сектантством, чтобы «народ и партия» действительно стали едиными. И к середине ХХ века вражда между красными и белыми уменьшилась до комариных масштабов.

Если не перечёркивать советский опыт – он не раз нам поможет. Думаю, будущее человечества – не в усугублении индивидуализма, не в развитии спекулятивных финансовых систем и уж, конечно, не в упразднении просвещения. А в СССР несколько поколений попытались жить по-прометеевски, с гордостью за земное предназначение человека. У нас было слово «товарищ», ныне почти забытое. По всей Руси великой звучит неестественное, антикварное, надменное «дамы и господа». Понятие «товарищ» – это, когда чванство постыдно, а братство естественно, когда главное – твой труд, а не происхождение. За последние годы в мире стараются искоренять дискриминацию – подчас неуклюже, с перекосами. А мы уже были товарищами, но отдали это богатство за понюшку табака.

В идеях Октября немало того, в чём мы сегодня остро нуждаемся. Тут речь не о тактике вооружённого восстания, а о стратегии «одной отдельно взятой страны», строившей социализм. В советском обиходе выработалось сочетание сильной личности и коллектива, в котором семеро одного не ждут. Сегодня нам не хватает советского прагматизма. Нацеленности на результат. Не хватает советского отношения к Просвещению. Именно так – с большой буквы. Опасно, что у нас пожухла вера в человека, которую 26 лет назад отменили «сверху», а точнее – подменили обожествлением хозяев жизни.

В советское время мы заглянули в будущее. Строилось новое общество, независимое от диктата ростовщиков. В 1977 году Брежнев сказал: «60 лет назад мы ступили на путь, по которому уже сейчас идут миллионы и по которому суждено пройти всему человечеству». Но прошло 14 лет – и система рухнула. Не раз приходилось слышать: Союзу был необходим «наш Дэн Сяопин». Но «брежневики» и так отодвинули страну от чрезвычайщины, от нашенского аналога «маоизма». Чего им не хватило – так это слаженной смены караула. То есть не Дэн Сяопин нам был необходим в 1982-м, а уж скорее нашенский Цзян Цзэминь. Это – ставка на профессионалов, на новую плеяду квалифицированных управленцев. В нашей стране эту роль могло сыграть поколение Бакланова, Маслюкова, Козловского, министра геологии СССР... Как политические лидеры они, к сожалению, не состоялись. А в перестройку прагматические задачи были подменены песнями сирен и гамаюнов – и мы упустили страну, как ведро в колодец. Система утратила логику развития, её тянули в разные стороны… И нынешние нервные пляски вокруг столетия революции, увы, показывают, что до возвращения к здравому смыслу нам далеко.

 

Кто и как руководит на местах

Кто и как руководит на местах

Политика / Дискуссия / Предлагаем обсудить

В комитете местного самоуправления Козловского сельсовета Пензенской области считают: чем больше жители знают о работе власти, тем лучше к ней относятся

Теги: общество , политика , самоуправление

Система самоуправления в глубинке нуждается в реформе

Вместо потёмкинских муниципальных образований нужно создать экономически самодостаточные территориальные единицы, что стало бы важным шагом на пути становления гражданского общества, о котором неустанно твердят депутаты, политики, представители исполнительной власти.

Пятое колесо?

В дореволюционной России было два вида самоуправления: городское и земское. После реформ Александра II возникли элементы гражданского общества не только в просвещённых социальных слоях. Среди крестьянства также уважались люди с активной общественной позицией. Питательная среда их появления – земство, его представительные и исполнительные структуры. Земские органы отнюдь не были пятым колесом в телеге российского управления, как отзывался о них Ленин.

К примеру, в 100-тысячном по числу жителей Керенском уезде Пензенской губернии бюджет земства на 1914 год составлял 229 тысяч рублей – немало по тем временам! Бюджет формировался главным образом за счёт сборов с недвижимости и налогов с прибыли. Земство содержало 41 начальную школу, 3 больницы, 12 фельдшерских пунктов, 19 биб­лиотек, 3 лечебницы, ветеринарную службу. Уездная земская касса мелкого кредита выделяла крепким крестьянам средства на покупку сельхозтехники, мероприятия по сбыту продукции. Земские органы участвовали в благоустройстве дорог.

Любопытна структура земства. Уезд делился на четыре земских участка, их возглавляли земские начальники. Раз в год собиралось уездное земское собрание, избиравшее управу и утверждавшее в должности начальников. Собрание решало актуальные вопросы жизни населения, отнесённые к ведению земства. Это было реальное самоуправление, без параллелизма и дублирования функций.

Впрочем, не стоит отбрасывать и советский опыт, хотя он был чересчур идеологизированным.

Назначенцы «Кузьмича»

Ныне же местное само­управление существует в основном на бумаге. И народ чувствует искусственность того, что именуется самоуправлением граждан. Заправляют чиновники как в госструктурах, так и в муниципальных. Вот картинка из родной Пензенской области.

Главы администраций муниципальных районов назначаются местными представительными органами – районными собраниями представителей – по представлению губернатора. В народе так воспринимают процесс: «Кузьмич поставил… Петрова. Его человек… знать!» А «Кузьмич» – это покойный ныне Василий Кузьмич Бочкарёв. После него ничего не поменялось, система-то старая.

Сама структура местного самоуправления не очень продумана. Есть два вида муниципальных образований: район и поселение. Оба муниципалитета как бы самостоятельны, независимы, но только «как бы». В реальности главами муниципальных районов командует губернатор, а районные начальники – главами муниципальных поселений.

В реорганизации нуждаются не только муниципалитеты, но и их территориальная составляющая. На мой взгляд, муниципальные образования нужно сделать экономически самодостаточными, с реальным самоуправлением граждан.

Жизнь крестьян в Российской империи

на цветных фото Прокудина-Горского

не кажется такой уж беспросветной

Чиновники и эксперименты

Их управленцы боятся, ведь могут потерять власть, а с ней привилегии. Но корыстным интересам этой социальной корпорации общество должно противостоять. На кону – будущее страны. Почему бы в виде эксперимента не провести реформу само­управления в отдельном регионе, например, в нашей Пензенской области? Тихий и в какой-то мере благополучный субъект РФ.

Что можно было бы попробовать? Провести административно-территориальное переустройство. Вместо 27 сельских районов образовать 12–14 уездов. В результате появятся территории, которые уже на первых порах наполовину смогут жить на свои средства. Почему?

Сократится штат муниципальных чиновников, уменьшится число различных социальных служб. Уже сейчас всё идёт в этом направлении, но ни шатко ни валко. Например, в восьмитысячном Вадинском районе больница стала филиалом более крупной – Нижне-Ломовской. Отделения полиции, Сбербанка, налоговой службы преобразованы в подразделения соответствующих учреждений соседних более крупных районов. А вот «совместное» функционирование находящихся рядышком районной и местной администраций у жителей Вадинска вызывает закономерные вопросы. К чему этот огород?

Ну и, конечно, чтобы самоуправление было успешным, надо увеличить долю налоговых отчислений в местные бюджеты. Со временем уезды могут превратиться в полностью самоокупаемые административные единицы. На следующем этапе, объединив два-три, а где-то четыре сельсовета, можно образовать волости. Суммы дотаций на них будут ощутимо меньше расходов на содержание сельсоветов по тем же обстоятельствам, что и на уезды в сравнении с районами.

Новой муниципальной территории потребуются органы управления, построенные по-новому. Картина видится такой. Глава администрации и представительный орган избираются населением. Волостные главы назначаются представительным органом уезда по представлению уездной администрации. Депутаты уездного представительного органа избираются в равных долях по одномандатным избирательным округам и от партий, прошедших в местный парламент.

Добавим к этому независимые в уезде СМИ и – увидим на местах набирающее силы гражданское общество социально активных, болеющих душой за малую родину жителей.

Валерий Капленков,

политолог, Пенза

 

Звуки предвестия и предупреждения

Звуки предвестия и предупреждения

Книжный ряд / Литература / Книжный ряд

Красников Геннадий

Теги: Александр Кувакин , Русский ветер

Александр Кувакин. Русский ветер. М.: ИПО «У Никитских ворот», 2016, 74 с.

Поэт Александр Кувакин своей новой книгой стихотворений «Русский ветер» завершил поэтический триптих, который составили ранее вышедшие книги «Господне ремесло» и «Поющая пуля». В предисловии к одной из этих книг выдающийся современный поэт В. Костров писал: «…она отвечает моему пониманию того, что является русской поэзией». И далее уточнял: «Творчество Александра Кувакина как раз и заключается в том, чтобы, как говорил Пушкин, быть «эхом русского народа». Попытка выразить то, что думает он сам, очень важна. Это и есть отражение состояния народа, частью которого он себя считает, от которого себя не отделяет и о бессмертии которого заботится»…

Только поэт может почувствовать происходящие глубинные изменения в Большом Времени, улавливая его метафизические знаки и символы, его симфонию, иной гармонический строй, нередко изменяющий ход истории. Поэтический слух Александра Кувакина природно настроен на эти новые звуки, и, если можно так сказать, сам становится этими звуками, требующими иного регистра, иной эстетики:

Только с Пушкиным и Блоком,

Только с музыкой и светом

В дни, оставленные Богом,

Чувствую себя поэтом.

Этот символический ряд выстраивается как бы между «врачующим классическим стихом» Владимира Соколова и – через Пушкина – Тютчева – Блока – к Николаю Рубцову и Юрию Кузнецову, которые обладали пугающе обострённым слухом к судьбоносным знакам будущего России…

Отметим, как от первой к третьей книге в триптихе менялись поэтика и словарь. В первой и второй книге поэт ещё твёрдо стоит на земле, в его сюжетах присутствуют реалистические детали, хотя житейские образы постепенно начинают обретать символические черты, иногда просто становясь прямыми символами, знаками времени, эпохи, как, например, в замечательном стихотворении «Русское (после бури)», которое воспринимается почти как страшная картина «Апофеоз войны» В. Верещагина, в данном случае – апофеоз предательского разрушения великой страны и её идеалов:

Ни слов. Ни лиц. Ни мыслей. Город спит.

И только он хлопочет на помойке.

Под нос бормочет что-то – говорит

С вещами, жившими до перестройки.

Над ним войною небеса гудят,

Вокруг шумит, шумит трава иная,

Вокруг него знакомцы мёртво спят.

А он, наивный, ищет, ищет «рая».

Поразительным и неожиданным для темы Великой Отечественной войны становится посвящение погибшему родному дяде поэта, где реальный смертный человек преображается в иконописный образ небесного воинства:

Восьмого мая в штабе артполка

Над похоронкой пели все века –

Красноармеец Николай Лукин

Стал в русском небе вечный русский сын.

У каждого поэта в его словаре есть повторяемые знаковые слова (как цветовая словесная гамма у Есенина). В стихах Кувакина такими словами-символами являются «ветер» (с блоковским привкусом), «песнь», «соловей», «пуля», «любовь», «война»…

Эпиграфом к стихам Александра Кувакина могли бы стать горькие строки Николая Рубцова:

Я слышу печальные звуки,

Которых не слышит никто...

Смысл которых сегодня в том, что ещё печальней, если никто не слышит и слышать не хочет слышащего печальные звуки, звуки предвестия и предупреждения…

 

Бумажные крылья

Бумажные крылья

Книжный ряд / Литература / Книжный ряд

Теги: Елена Семёнова , Испытайние

Елена Семёнова. Испытайние. М.: Пробел, 2017. 132 с., 300 экз.

Стихи Елены Семёновой уже пуб­ликовались на страницах «ЛГ», в журнале «Юность» и множестве альманахов, а теперь объединились под одной обложкой и стали первым поэтическим сборником автора.

«Испытайние» представляет собой дневник творческой эволюции Елены Семёновой: книга начинается со стихотворения «Девятый вал», написанного ею в возрасте десяти лет.

Переворачивая страницу за страницей, мы постепенно «взрослеем» вместе с автором, видим, как усложняются оттенки чувств, а следом за ними – образы:

Молитву не припомню наизусть –

Взгляну на воду, подышу на пламя,

И где-то в сердце вдруг осядет грусть

Смешными и мохнатыми словами.

Многогранность восприятия жизни отражается, как в зеркале, в многогранности метафор: в стихах Семёновой над головой «разбуженное небо» , в которое «улетает запах тонкого кружева» , а сердце бывает «большим и седым» , может взвиться «хлопучим парусом» … Смерть можно «обнять и ощутить на вкус», а «утро выпадет в небо, как тональная пудра» .

Поэтический мир Елены Семёновой – светлый и грустный, болезненно прекрасный, возникающий перед глазами «цельно, выпукло и люто», а люди в нём – хрупкие и красивые, созданные «по образу и подобию» . И земная жизнь – лишь короткая вспышка, недолгая и удивительная поездка по Вселенной на такси:

В людях – божественность, в Божьем людскость –

Чуем ногами,

Как в них натянут на тонкую кость

Кожный пергамент,

Как собирают солнце в живот

Мышцы и жилы.

Всё очень чётко – выход и вход,

Мы – пассажиры.

Дверь открывается: мертвенный свет,

Зыбкая осень,

«Мама, а как это «нас больше нет?» –

Девочка спросит.

Свой взгляд на значение поэзии (всей в целом и своей в частности) Елена Семёнова отразила в авторском предисловии к сборнику: «Если отбросить всё, что доставляет мне удовольствие в жизни, то в концентрированный осадок выпадет важнейшее для меня занятие – отгадывание смысла существования через творимое слово. Чем, как мне кажется, и занимаются все люди, причастные поэзии. Это и есть испытание тайной» .

«Испытайние» растёт на плодородной почве философских размышлений, впечатлений от путешествий и маленьких, повседневных радостей. При этом стихотворения о смерти и любви легко чередуются с ироничными стихотворениями о «Фейсбуке» и орфографии. А ещё в этих стихах так много птиц, что кажется, книга вот-вот расправит бумажные крылья и улетит в бесконечное небо.

Людмила Тарасова

 

Литинформбюро № 19

Литинформбюро № 19

Литература / Литература

Литновость

В Калининградской области в городе Гвардейске установили памятник Василию Тёркину, главному герою знаменитой поэмы Александра Твардовского. Скульптура расположена рядом с библиотекой, которая носит имя писателя. Работу выполнил скульптор Андрей Шевцов.

Литфестивали

В Санкт-Петербурге завершился один из старейших в России фестивалей фантастики «Интерпресскон». В рамках фестиваля были вручены премии за лучшие произведения в жанре фантастики.

Со 2 по 14 июня в Воронеже пройдёт VII Платоновский фестиваль искусств, в котором примут участие представители 18 стран. В специальную программу включены произведения по мотивам творчества Андрея Платонова.

27–28 мая в Нижнем Новгороде состоится литературный фестиваль под открытым небом #ЧитайГорький.

Литюбилей

18 мая 80 лет исполняется писателю, критику, литературоведу, профессору Литературного института имени А.М. Горького, главному редактору журнала «Московский вестник» Владимиру Гусеву. От всей души поздравляем и желаем крепкого здоровья и новых произведений!

Литутраты

На 81-м году жизни скончался ярославский писатель, заслуженный работник культуры Российской Федерации Юрий Оловянов.

Не стало известного кинодраматурга, писателя и телеведущей, ветерана Великой Отечественной вой­ны Галины Шерговой. Ей было 93 года.

На 69-м году жизни скончался российский культуролог и кинокритик, главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей.

 

Искать и находить таланты

Искать и находить таланты

Литература / Литература / Благовест

Теги: Патриаршая литературная премия , лауреаты

11 мая в Зале церковных соборов храма Христа Спасителя в седьмой раз состоялась церемония вручения Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.

Лауреатами 2017 года стали Виктор Лихоносов, Борис Споров и протоиерей Ярослав Шипов.

По традиции с приветственной речью к собравшимся обратился Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Патриарх призвал отбросить пессимизм в отношении современной русской литературы, и вместо того, чтобы говорить об её измельчании, внимательнее приглядеться к талантливым современникам: «Талантливые люди рождаются и живут в любую эпоху. Вопрос заключается совсем не в том, что у нас нет новых Пушкиных, Достоевских, Чеховых, Пастернаков… Они у нас есть. Вопрос заключается в том, как явить этих писателей миру, как сделать их творчество достоянием всего общества?»

Напомним, что Патриаршая литературная премия существует с 2011 года. Её главная цель – способствовать взаимодействию Русской православной церкви и литературного сообщества. Награда вручается в номинации «За значительный вклад в развитие русской литературы».

Важно, что при определении лауреата оценивается весь творческий путь писателя, а не конкретное произведение.

Соб. инф.

 

О народе и для народа

О народе и для народа

Литература / Литература / Редактор у диктофона

Теги: журнал , Роман-газета

„Роман-газета“ – энциклопедия современной русской литературы

В 1927 году вышел первый номер журнала «Роман-газета». Так воплотилась в жизнь идея Ленина и Горького о необходимости издания «дешёвой книги» для народа. Во времена СССР тираж «Роман-газеты» достигал четырёх миллионов экземпляров. За годы существования журнала его авторами стали тысячи известных писателей. Все сколько-нибудь значимые произведения советской и российской литературы публиковались и продолжают публиковаться на страницах «Роман-газеты». В этом году журнал отмечает 90-летний юбилей.

На вопросы «ЛГ» отвечает писатель, главный редактор журнала Юрий Козлов.

– На обложке «Роман-газеты» написано: «Народное издание». В чём секрет популярности вашего журнала?

– Если в прежние времена журнал просвещал народ, знакомил его с лучшими произведениями мировой и советской литературы, то сегодня «Роман-газета» публикует авторов из российской глубинки. Эти писатели рассказывают о том, как живут простые люди в России, что они думают о будущем страны, о нынешней власти, о правде и справедливости. Их произведения не попадают в магазинах на полки «лидеров продаж». Но они востребованы читателями, которые хотят читать о «живой жизни», а не о сконструированных, не имеющих отношения к реальности вымышленных проблемах. Назову только несколько имён: Виктор Лихоносов из Краснодара, Борис Агеев из Курска, Михаил Тарковский из Иркутска, Пётр Краснов из Оренбурга, Михаил Чванов из Уфы… Эти авторы пишут о народе и для народа. Наш журнал выходит два раза в месяц. Его охотно выписывают библиотеки и высшие учебные заведения, где изучают русскую литературу. Однако сегодня «толстым» журналам живётся нелегко, и «Роман-газета» здесь не исключение.

– Где читатель может познакомиться с «Роман-газетой»? Участвуете ли вы в книжных фестивалях (ММКВЯ, Non-Fiction)? Если да, то помогают ли они взаимодействовать с читательской аудиторией? Какие вообще существуют способы привлечения читателей для некоммерческого издания?

– На наш журнал можно подписаться в любом отделении «Почты России». Он присутствует в большинстве подписных каталогов. Можно взять его в библиотеке, приобрести в книжном магазине «Художественная литература» по адресу редакции: Москва, Новая Басманная улица, 19. Мы не пропускаем книжных выставок и ярмарок. И на ММКВЯ, и на Non-Fiction у нас были свои стенды, где мы продавали номера «Роман-газеты» и «Детской «Роман-газеты», тоже, кстати, очень популярного журнала. Он выходит один раз в месяц, и его любят не только дети, но и их родители, а также школьные учителя. Книжные выставки и ярмарки, безусловно, дело полезное. Это живое общение с потенциальным читателем, моментальный «слепок» его вкуса и предпочтений. Сейчас мы готовимся к книжному фестивалю «Красная площадь». Привлекать читателей мы стараемся и с помощью различных акций, которые проводим как сами, так и в партнёрстве с партией «Справедливая Россия». Совместно учредили премию для молодых авторов «В поисках правды и справедливости». Она существует уже несколько лет и стала весьма престижной среди молодых поэтов, прозаиков и публицистов. Её лауреаты: Платон Беседин, Андрей Тимофеев, Елена Тулушева, Дмитрий Филиппов. Сегодня эти авторы активно работают в литературе. За ними будущее.

– Есть ли у журнала обратная связь? Как вы узнаёте отношение читателей к вашей работе, степень их заинтересованности?

– Мы часто проводим читательские конференции, организуем встречи в ведущих библиотеках страны. Обратная связь с читателями вещь важная, но живое общение сегодня всё больше смещается в социальные сети, интернет. Редакция намерена модернизировать свой сайт, превратить его в центр общения с читателями. Традиционным бумажным изданиям довольно сложно сегодня удерживать аудиторию, институт подписки практически себя изжил. Тяжёлое положение «толстых» журналов объясняется ещё и тем, что они пока не нашли оптимальных моделей вхождения в новый цифровой мир и новые технологии коммуникации.

– Несомненно, для «толстого» литературного журнала очень важно, когда его возглавляет талантливый писатель… Как изменилась «Роман-газета» за те 17 лет, что вы являетесь главным редактором? Планируете ли вы какие-либо нововведения в ближайшем будущем?

– Журнал старается расширять круг своих читателей, не зацикливаться на одних и тех же авторах и проблемах. Жизнь всегда шире любых рамок. Мы печатаем как классиков советской литературы, так и писателей-эмигрантов первой волны: Георгия Гребенщикова, Илью Сургучёва, других, менее известных авторов. Вообще «Роман-газета» – это настоящая энциклопедия русской литературы – от Горького, Фадеева и Катаева до Распутина, Полякова и Проханова. Мы смотрим на жизнь широко открытыми глазами, печатаем авторов разных политических взглядов, главное – чтобы они писали правду и любили Россию. Ну а дальше читатель сам разберётся.

– Не возникает желание вернуться к публикации современной зарубежной прозы? Ведь до 1981 года журнал знакомил читателя и с лучшими образцами иностранной литературы…

– Это связано с проблемой авторских прав. Сегодня, как правило, популярные зарубежные авторы работают на поток и с потрохами запроданы издательствам-монстрам, ориентированным исключительно на коммерческий результат. Тягаться с ними «Роман-газете» не под силу. Да и сама зарубежная литература, честно говоря, не вдохновляет. Где писатели, равные по таланту Хемингуэю, Сэлинджеру, Томасу Вулфу, Норману Мейлеру, Джеймсу Джонсу? Ощущение такое, что после того как Россия вступила на путь капитализма, великая мировая литература приказала долго жить.

– Вы уже упомянули о «Детской «Роман-газете»… Сегодня, когда детская периодика практически исчезла, она приобретает особую ценность. В чём своеобразие этого журнала?

– Он свидетельствует, как ни удивительно, о том, что наше общество ещё не окончательно утратило свои добродетели. Люди стремятся воспитывать детей по-человечески, отдельно от телевизора и компьютера. «Детская «Роман-газета» – журнал русской классики, журнал русских культурных традиций, журнал простых, но вечных христианских истин. Шеф-редактор Екатерина Рощина – талантливая писательница и журналистка – нашла свой особый стиль в подборе материалов для «Детской «Роман-газеты». Он оказался близок и понятен детям и их родителям. Круг читателей и почитателей этого журнала с каждым годом растёт, и это нас радует.

– Как вообще обстоят дела с детской литературой? Есть ли сегодня крупные писатели, сопоставимые по масштабу с классиками советской литературы для детей?

– Сегодняшняя детская литература – это в основном перепечатка старой русской и советской классики. Современные авторы, к сожалению, повторяют зады коммерческой зарубежной прозы типа «Гарри Поттера» или «Хроник Нарнии». Дело в том, что настоящая литература для детей – это литература, воспитывающая юных читателей на примерах героев. Сегодня в России нет идеологии, нет вдохновляющих примеров для подражания. Олигархи и проворовавшиеся силовики вряд ли могут ими служить. Культ же золотого тельца скомпрометирован ещё в библейские времена. Когда Россия встанет на свой путь национального развития, тогда у неё и появится полноценная детская литература.

– Как вы думаете, если бы была возможность распространять «Роман-газету» (и детскую, и взрослую) в киосках, её бы покупали?

– Думаю, что охотно бы покупали. Но киоски существуют отдельно от литературы. Попасть туда на реализацию практически невозможно. Предлагаемые условия (полная предоплата и т.д.) для «толстых» литературных журналов невыносимы. Фишка «Роман-газеты» в том, что она очень удобна для чтения в любых условиях – в транспорте, на скамейке, где угодно. Журнал печатается в мягкой обложке на газетной бумаге, легко сгибается пополам, текст набран колонками. Читай – не хочу!

– С какими основными проблемами вы сегодня сталкиваетесь? И как, на ваш взгляд, можно их преодолеть?

– В первую очередь – это проблема финансирования. А решить её можно с помощью централизованной подписки библиотек и учебных заведений на «толстые» литературные журналы, отражающие современный литературный процесс. Сегодня государственные организации впаривают библиотекам книги финалистов различных «престижных» премий, нераспроданные остатки «лидеров продаж» и прочий хлам. Что мешает вместо этого профинансировать подписку на пакет ведущих литературных изданий, в число которых по праву входит «Роман-газета»? В России пока ещё существует примерно десять тысяч библиотек (пару лет назад их было 15 тысяч). Трёхтысячной подписки для каждого из известных и заслуженных «толстых» журналов вполне хватило бы для их относительно безбедного существования.

Беседу вела Валерия Галкина

«ЛГ» поздравляет коллег из «Роман-газеты» с юбилеем!

 

Пережившие модернизм

Пережившие модернизм

Литература / Литература / Журнальный вариант

Бушуева Мария

Теги: Современная поэзия , литературная критика

О традиции на примерах из журнальной поэзии-2017

Казалось бы, традиция в поэзии дискредитировала себя. Если стихотворное слово стало тождественно слову обычной нормативной речи и перестало нести читателю открытие иного смысла, и все семантические ракурсы текста сводятся к узнаваемому, вроде бы говорить о поэзии уже не приходится – стихотворный текст воспринимается как набор клише.

Такая точка зрения вполне правомерна и доминирует при рациональном подходе к стихотворению исключительно как к тексту. Но я сразу уточню: моё субъективное восприятие поэзии отличается от ныне наиболее принятого: для меня поэзия – это не только и не столько текст , сколько нечто, находящееся за текстом, некая условная словесная комната, которая может быть заполнена вполне стандартной мебелью, но скрывать потайную дверку (как нищая каморка папы Карло), и за этой дверкой может оказаться поэзия, потому что поэзия несводима к логической расшифровке, она всегда открывается там, где существует, казалось бы, сомнительная для классификационной и аналитической оценки область человеческих чувств. То есть для меня восприятие стихов находится более в сфере сверхчувственного, что не отменяет критическо-логического подхода к стихотворному произведению post factum уже как к тексту. Если самые простые слова сопряжены в своеобразный эмоционально-ментальный фокус, присущий только данному автору с его личным уникальным опытом, то есть за строками видится не логический конфликт всего лишь, а синтетическое энергетическое поле, способное убедительно воздействовать (подобно заговору) на чувства читателя, то можно говорить о поэзии – стихотворение как бы само притягивает к себе, его хочется перечитывать... А если такое сверхчувственное воздействие сочетается ещё и с вносимым в текст новым элементом формальным или смысловым – это уже поэтическое открытие... Сам феномен эмоционального соединения читателя со стихотворением загадочен и ещё очень мало исследован. Может быть в миг синтеза психического поля воспринимающего и поля поэзии возникают в иных измерениях новые миры? Ведь в начале было Слово. И вершины поэтических открытий уходят в трансцендентный облак дымный , а у подножия гор располагаются привычные пейзажи, порой и урбанистические. И читателю не так важно, к какому направлению критик припишет открытие – к традиционной лирике, метафизической поэзии, неомистической, концептуально-контркультурной, неосентиментализму – главное, открытие состоялось. К сожалению, часто за «новаторский» отрыв от «традиции» принимаются чисто формальные признаки: отсутствие прописных букв, знаков препинания, расположение стихотворения в виде прозаического отрывка, визуальный аналог поэтического образа или даже просто верлибр, в критике главенствует «постмодернистский подход», стихотворение превращается в «замкнутый текст», взаимодействующий только с другими текстами в рамках современного и исторического поэтического контекста, что обесценивает поэзию как духовный дискурс, лишая её профетической составляющей (порой не осознаваемой современниками) и парапсихологической бытийности, и жёстко обращая в дискурс рациональный и чисто текстовой, то есть, по сути, апоэтический.

Но сначала, извините за тавтологию, о традиции в традиционном понимании.

Самый интересный и очень показательный пример следования поэтической, исключительно силлабо-тонической системе стихосложения с чёткой приверженностью «классической форме» – вплоть до заглавных букв в начале каждой строки (!) – предоставляет журнал «Наш современник» , поэты его как бы существуют «до Бродского» или «вне Бродского» – огромное влияние, которое тот до сих пор оказывает на современную русскоязычную поэзию, их не коснулось. Все медитативно-дневниковые и, как их называют, «римские» дольники И. Бродского, изобилующие строковыми переносами (enjambement′), несовпадениями размера и синтаксиса, прозаизмами, его снижение поэтической интонации до разговорной, канцелярское обилие перечисляемого и так далее, то есть фактически всё то, что Юрий Кузнецов, поэт, не менее Иосифа Бродского достойный Нобелевской премии, но не получивший её, называл «началом поэтического распада», обошло их стороной.

И под верностью журнала «Наш современник» «стилю ретро» есть концептуальная основа: и прозу, и поэзию журнала пронизывает вечная ностальгия по ушедшей России как дореволюционной, так и советской (хотя, учитывая жизненный опыт многих авторов, печалятся поэты о канувших в Лету советских временах) – «Хранят старушки старые чашки, / Битые рюмки, куклы косые. / Эти утраты, эти несчастья, / Что пронеслись над голодной Россией». (Ярослав Кауров); «Да, мы тех же иллюзий солдаты! / Наша боль, как «рулетка» стара. / Мы из тех, что стрелялись когда-то/в серый день отреченья царя». (Владимир Шуваев).

Эмоционально поэт продолжает жить в своём собственном, остановившемся времени, и это как бы создаёт совершенно замкнутый «поэтический союз», что очень интересно сказывается на самих стихах (независимо от разного, даже порой весьма спорного уровня публикуемого). Замкнутость уводит в глубину. А именно глубины недостаёт современной поэзии.

Крикнешь – а кто отзовётся?

Ветер, цветы, облака?

Лишь из глухого колодца

Память твоя улыбнётся

Призрачна и далека.

Процитированное печальное лирическое стихотворение «В брошенной деревне» принадлежит Олегу Кочеткову, который в другом стихотворении, очень эмоциональном, тяготеющем к романсному мелосу, продолжает вслед за Тютчевым и Заболоцким тему «последней любви»:

Звёзды стынут и колко дрожат,

А в тебя провалился мой взгляд,

Моя речь, осязанье и слух!

Покачнувшись на нитке льняной,

Виновато сверкнув при луне,

Нависает мой крест над тобой...

«Крест»

Причём журнал «Наш современник» не только поэтически ностальгирует о прошлом, но и всегда поддерживает радикальное разделение «мы – они» или «мы – вы» (по аналогии с теми сетевыми ресурсами, где обозначаются «свои люди»): «И каких бы насмешек-названий / Не давали вы этой стране, / Ложь манкуртовских ваших стараний / Ничего не изменит во мне» (Владимир Шуваев) – хороший образ (из Ч. Айтматова). Такое разделение помогает журналу сохранять границы поэтической традиции от размывания. Правда, порой «стражники» слишком непримиримы и непоследовательны, например, для Льва Котюкова, имя которого в советские годы было весьма известно, «они» – это окололитературные «борзописцы-иуды», родословную которых он ведёт от чёрта, а свою, разумеется, от Бога, и, без ложной скромности заявляет, что он сам слышит «молчанье Бога», как будто... «самого себя», хотя в другом стихотворении свою душу сравнивает ...с адом. Но такая почти что пародийная противоречивость – редкость для «Нашего современника», который фильтрует поэзию в соответствии со своей идеологической позицией, и это наделяет феномен поэзии журнала замкнутостью, выраженной консервативностью, но и, повторю, порой – эмоциональной лирической глубиной, почти утраченной многими журналами. Мелодичность интонационная и возвращающаяся из читательской ссылки, снова трогающая душу лирика, превозмогают рацио­нальную платформу, поднимаясь над ней поэтической аурой, ведь традиционная поэзия, несмотря на постоянную опасность «не попасть в чужой синтаксис, ритм» (Дм. Веденяпин), уже как бы генетически близка читателю, приближая его к той «поэтической тайне невысказанного», что пронизывает жизнь души и адресована чувствам, которые для компьютерного менталитета могут предстать архаикой, «вчерашним днём», ибо традиционный стих и сам имеет вневременную (действительно, называемую порой архаичной) глубину, как бы закодированную в самой ритмике, и от поэта требуется лишь наполнить раскодированное своим индивидуальным. Или всеобщим, то есть своё индивидуальное принести в жертву поколенческому, и тогда стихи отразят время с его современными реалиями, но бессмертие им как раз в связи с обострённой современностью не гарантировано: поэзия – не документ истории (хотя при определённом сужении взгляда на неё может восприниматься и так), а документ человеческой души, психики, внутренней жизни – и слабость сегодняшнего поэтического поля мне видится именно в том, что стихотворная речь перестала выражать космос человеческого «я», отвлечённая «шумами» и «брендами» окружающего мира.

Но, к сожалению, случается достаточно часто: при следовании «классической поэзии» банальное побеждает. Но банальное не равно традиционному. Чувство не может быть банальным, потому что всегда индивидуально, и только, став коллективным, то есть чувством толпы, оно превращается в опасное клише, сужая до примитивности смыслы и лишая объёма форму. Здесь мне видится основная угроза от «китч-интернет-поэзии», имеющей, конечно, и свои достижения, в особенности – популистские и пропагандистские.

А если говорить о банальном – банальным может быть и верлибр, и визуальное стихотворение: как вызывающе броская одежда часто скрывает заурядность и пустоту личности, так и в искусстве. Потому что поэзия идёт из той непознанной ещё сферы бессознательного, где скрываются древние прообразы, общечеловеческие по наполнению, – именно потому она отмечена знаком вечности. Владимир Маяковский отпел «Россию Блока», уподобив его символическую образность «жестянкам консервов», однако поэзия ХХ века испытала гораздо более сильное влияние «отпетого», а не крушителя устоев. После «перестроечной революции» вместо одного гиганта-низвергателя – Маяковского, эпатажный протест которого против традиционных ценностей порой доходил до кощунства («Я люблю смотреть, как умирают дети») – пришло много микроскопических ниспровергателей. Но разве совсем молодые поэты ХХI века не обращаются снова к Блоку, Цветаевой, В. Иванову, Гумилёву?.. А влияние Маяковского испытывают единицы (например, Евгений Карасёв, «Арион» , № 1, 2017).

В рамках традиции пишут совсем не банальные поэты, начиная от О. Чухонцева, М. Кудимовой, В. Казанцева, М. Бирюковой, С. Кековой, В. Крюкова – до «племени младого»... И лучшие их стихи звучат совершенно по-новому. Оригинальность может выражаться как раз в подчёркнутой формальной традиционности создаваемого, однако индивидуального, авторского по содержанию. Мелодичные, похожие на лирическое волхвование, вроде бы наивные, но по сути философские, полные вербальных повторов, рефренов, использующие знаки препинания как точный семантический и формально организующий элемент стихи Василия Казанцева («Наш современник», № 2, 2017) тому примером.

Ещё более удивительный пример следования традиции, уже пережившей и преодолевшей постмодернистскую эпоху, представляют стихи Марии Марковой ( «Prosōdia» (весна–лето,) 2017), о которой никак нельзя сказать, что она «создаёт тексты», но можно назвать поэтессу талантливой хранительницей поэзии в нашем непоэтическом мире. Интересны в этом плане и стихи Алексея Дьячкова ( «Новая Юность» , № 1 (136), 2017 и «Урал» , № 2, 2017)

Отсутствие регулярной строфики, рифмы, изотонии и прочего ещё не делает стихотворение более «современным», а всего лишь сигнализирует о том, что автор предпочёл свободу от стихо­творной формы, сдерживающей его эмоциональный, медитационный или повествовательный акт. Или пошёл ещё дальше, преодолел границы вербального, соединив вербальное и графическое, журнал «Дети Ра» (№ 1, 2017) изобилует т. н. «визуальной поэзией» (О. Белова, С. Рэм, С. Дибертин и др.). Само определение «визуальная» указывает на прямое родство с изобразительным искусством. Объединены графика и слово. Собственно говоря, писать о визуальной поэзии невозможно, если её не видеть. В журнале «Дети Ра», несомненно, есть интересные образцы. Но ведь и визуальная поэзия, если посмотреть вглубь истории... традиционна! Её изобретение приписывается греческому поэту Симмиасу, жившему до н. э., и даже сохранились его стихи, выписанные в виде яйца, крыльев и секиры. М. Гаспаров называл ещё в качестве первых авторов Досиада и Феокрита, обозначая такие стихи как «фигурные». В России они известны давно – сохранились даже опыты подобного рода Г. Державина – и легко были бы визуальные стихи названы традиционными (в рамках своей традиции, разумеется), если бы читатель был более любознателен и знал хотя бы о стихотворных экспериментах Всеволода Некрасова.

Но вот, казалось бы, стихи Данилы Давыдова ( «Волга» , № 1, 2017) никак нельзя отнести к традиционным. Но ведь существует не одна традиция в русской поэзии, то есть не только «классика». И, читая: «тварям нечего пенять /нечего у них отнять / на то они и твари / давай-ка лучше в планетарий/там, лёжа в кресле, звёзды / и прочее движение планет / вы ожидаете тут рифмы / но рифмы нет» , мы вспомним и обэриутов, и «наивный стиль», и даже Пушкина, как бы предвосхитившего постмодернизм своей игрой: «Читатель ждёт уж рифмы розы, / На вот, возьми её скорей!» , впрочем в веке девятнадцатом некая условность литературы ещё считалась нормой, принцип «как в жизни» в творчество принесла революция 1917 года.

Можно было бы сказать, что стихи Данилы Давыдова существуют только в литературоведческом контексте, рас­тут в филологической тени, но, как ни странно, за ними угадывается и эмоциональный посыл.

Очень разные стихи, разные поэты, порой как бы и не существующие друг для друга. И всё-таки видятся в журнальных публикациях некоторые признаки, на мой взгляд, отчётливые и общие для современной поэзии:

во-первых, «заземление»: авторы как бы всё реже глядят на звёздное небо, поглощённые своим бытом и сложными обстоятельствами (часто, к сожалению, вполне биографическими), такая как бы апоэтичная прозаическая исповедальность характерна для многих журнальных публикаций:

муки вуза; отчаянный переезд

из порядком поднадоевших мест;

ипотеки фиксирующий бандаж

и остатки итоговых распродаж.

(Антон Васецкий, «Октябрь», № 1, 2017)

Соседи тоже все, как по команде,

за тонкою фанерною стеной,

шурша, устраиваются на отдых,

и плавно затихает коммуналка:

с утра тащиться надо на работу.

(Александр Комаров, «Звезда, № 3, 2017)

Во-вторых, сочетание вполне конкретных, «заземлённых» жизненных реалий в стихах с попыткой их философского (чаще) или иронического (реже) осмысления, что соответственно расставляет бытовую и дневниковую (очерковую) предметность по двум разным коридорам: или – в метафизику:

Мой быт прекрасен: лампа, маховик,

перчатки, хвост ржавеющей точильни,

короткой батареи змеевик,

две крышки, мясорубка, холодильник.

Я наблюдатель: круг сковороды

очерчивает чёрные пределы,

идёт из крана линия воды,

стоят в сушилке чашки пустотелы,

(Г. Щевченко, «Prosōdia» (весна–лето), 2017)

Или – в иронию (порой в стихотворный фельетон), и тоже в ключе давно существовавшего в поэзии (так сказать, от Ломоносова до наших дней). Например, журнал «Арион» (№ 1, 2017) предлагает читателям подборку известного представителя иронической поэзии Игоря Иртеньева, который пишет очень смешные (порой с горьким смыслом) стихи-фельетоны как бы в стиле советского журнала «Крокодил (Б. Тимофеев, Н. Энтелис и др.), но, используя гипертекстуальность (и полицитатность) как основной способ создания сатирическо-социального «антитекста»:

Хочу я написать стишок

Такой, чтобы страну

Вдруг поразил культурный шок

Во всю её длину.

(...)

Чтоб юный друг степей калмык

И враг полей хомяк –

Один с катушек разом брык,

Другой как куль обмяк.

В-третьих, отчётливое влияние западного верлибра. И здесь нужно говорить просто о следовании другой традиции.

Обещание гибкого тела, отсвет бедра,

Нежные купы деревьев, набухшие облака.

Всё уже видится ясно.

Не огрубить бы теперь, не испортить,

Проявить прозрачное для других.

(Марк Харитонов, «Звезда», № 4, 2017)

В-четвёртых, создание своей поэтической псевдоистории и даже своей мифологии, иногда уводящей к поэзии фэнтези. Последняя линия, с одной стороны, американская (в США есть «Ассоциация научно-фантастической поэзии»), потому на русской основе, например, у Веры Зубаревой ( «Новый Журнал», № 286, 2017) выглядит очень оригинально и философично, с другой – черпает из источника русского романтизма (В. Жуковский и др.).

В полночь, когда замирает всё в дуплах,

Коре, подземельях,

запруженных водоёмах,

Филин выходит на лунную охоту –

Каждую ночь он охотится на сны.

(Вера Зубарева «Новый журнал», № 286, 2017)

Можно отметить ещё (да простят меня литературоведы за отсутствие для всех замеченных маркеров адекватной терминологии): интонационно-фразовый стих, полицитатность, кинематографичность (клиповую смену кадров), рекламные слоганы (здесь вспоминается опять же В. Маяковский), влияние дзэн-буддизма (коана), (я как-то уже писала об этом), и даже «эсэмэсочность» стиля, учитывая отсутствие сотовой связи в прошлые эпохи или клипов, два из приведённых признаков можно было бы отнести к относительно новым, если бы не было стихов Б. Пастернака с их покадровой экспрессивностью. Что касается «эсэмэсочности» – да, она порождена техническими средствами, но первые аналоги такого стиля можно найти в русской «примитивной поэзии» и в прозе дневниковой.

И всё-таки никакие внешние признаки не служат доказательством наличия или отсутствия поэзии. Чтобы она возникла, нужен тот мистический обмен, который случился с лирическим «я» Марии Марковой («Prosōdia», весна–лето, 2017):

Растущих звуков ласковое пламя.

Распад цветущей плоти словаря.

Мы поменялись с соловьём телами,

и перед сном о чём-то пела я.

А может, не менялись, отразились

друг в друге мы и умерли тотчас,

о красоте испепелённой силясь

поведать всем и рассказать о нас

стараясь. Время вытекло, волокна

распались, свет иссяк, исчезла связь,

и я стучусь теперь в свои же окна,

царапаюсь, то плача, то смеясь.

И это очень точно о поэзии, которая стучится снова в наши души-окна, пытаясь вернуться к нам после «эпохи распада»...

 

XII Санкт-Петербургский Международный Книжный Салон

XII Санкт-Петербургский Международный Книжный Салон

Литература / Литература

Теги: книгоиздание

В Михайловском манеже с 25 по 28 мая 2017 г. соберутся представители более 240 российских издательств России и стран ближнего и дальнего зарубежья.

Участие в Салоне примут более 40 приглашённых гостей. Почётным гостем салона в этом году станет баронесса Мария Кристина фон Рейбниц, принцесса Кентская – супруга Майкла, принца Кентского, которая представит на СПбМКС свою новую книгу.

2017 год в России объявлен Годом экологии. Одновременно с этим мы отмечаем столетие с начала революционных событий в нашей стране. Эти две темы нашли достойное отражение в концепции проведения Салона-2017.

Пространство Салона бесплатное для посещений. Оно, по традиции, не ограничится стенами Михайловского манежа. Активные площадки (шатры, мобильные книжные магазины, сцены, уличные экспозиции) будут развёрнуты на Манежной площади, Малой Садовой улице и на территории Кленовой аллеи.

В программе:

выступление Э. Радзинского и презентация его новой книги «Царство женщин»

презентация сборника «Екатерининская миля»

круглые столы «Массовая литература современной России между буквой и цифрой»

«Подростковая романтика в зеркале столетия: что читать сегодня?»

встреча с Борисом Мессерером и презентация его книги «Промельк Беллы»

и много других интересных событий

Дорогие читатели, приглашаем на встречу с «Литературной газетой»!

У НАС: общение с журналистами и авторами «Литературной газеты» и, конечно, ЛЬГОТНАЯ ПОДПИСКА!

По льготным ценам мы подписываем всех желающих на площадке редакции (стенд № 111 справа от входа с Кленовой улицы), а также на стенде издательства «У Никитских Ворот» (стенд № 243).

 

Писать о Родине не скучно никогда

Писать о Родине не скучно никогда

Литература / Поэзия

Теги: современная поэзия

Почему-то считается, что пейзажная лирика нынче не в моде. Ну кому интересны сегодня описания природы? Вроде как столько всего этого было в поэзии – начитались... Но это вовсе не так. Русский поэт пишет не только и не столько о природе, сколько об истории своей души, остро чувствующей красоту окружающего мира. Именно в природе ищет она утешения, освобождения от городских забот, именно здесь ощущает собственные корни и корни своего великого народа.

Очень точно сказал один из представленных в этой подборке поэтов Валерий Тихонов: «Тем сохраняемся, что дышим наизусть / Стихами Пушкина, Есенина, Рубцова». Пожалуй, сам он, со стихотворениями, глубоко чувственными и вместе с тем сдержанными, в какой-то мере наследует в поэзии рубцовскую линию. Словно вторят данному завету стихи Александра Сарычева, убедительно образные, пронизанные трогательной любовью к родному Рязанскому краю. Стихотворения Константина Свириденко, поэта отчаянного и страстного, интонационно богаты и по амплитуде переживания не уступают есенинским. Главное – всем троим удалось создать выразительные строфы о родной природе и достойно продолжить эту традицию в отечественной литературе.

Анастасия Ермакова

Ясноглазым стал мой луг

Валерий Тихонов

Родился в 1961 году в г. Белореченске Луганской области. Окончил филологический факультет Барнаульского пединститута. Работал в штате редакций радио, газет, журнала «Барнаул» (2002–2011 годы – зам. главного редактора, главный редактор). С октября 2012 года – в Алтайской краевой детской библиотеке имени Н.К. Крупской. Автор шести публицистических и шести поэтических книг.

Живёт в Барнауле.

Родина

Родник – и озеро и речка,

в миниатюре всё дано.

Травинка тонким человечком

глядит в него, словно в окно.

Вот тонкохвостая синица

свистит сестрицам: «Здесь я! Здесь!..»

Цветы свои открыли лица

и улыбаются поднесь.

На что ни глянешь, скажешь: «Ах ты!..»

Или промолвишь: «Боже мой!..»

Вот муравей усталый – с вахты

несёт соломинку домой.

Здесь всё родное. И роднее

не может быть, как ни влекут…

Отсюда многое виднее…

Меня здесь ждут.

* * *

Июнь сиренью дни наполнил,

но пятилистник засекретил.

Уже черёмуху не помним.

Жару тревожит тихий ветер.

Раскрытый сквер. Тягучий полдень.

Паук в тенёчке сети вяжет.

Июнь сиренью дни наполнил!

Мы в городе, словно на пляже…

Срывая или не срывая

кипучие цветы сирени,

ищу я, словно эхо мая,

своё – в пять строф – стихотворенье.

В нём отразятся детство, юность,

родные лица – дорогие…

Такие были дни в июне,

что и не надобны другие.

Пейзажи

Луга мои укутаны в снега,

мои озёра скрыты подо льдом…

Лишь стайки клёна, редкие стога –

сопровождают нас, словно фантом.

Автобусом, машиной ли в пути

к родным спешишь ты,

или ждут друзья…

«Пейзажей лучше наших не найти!» –

сказал шофёр, попутчиков дразня.

Мы здесь ещё, а взглядом я уж там,

где улицы ровняют тополя…

Сейчас мосток не нужен берегам –

застыло всё – и речка, и земля.

Над крышами красуются дымки.

Собачий лай озвучивает тишь.

Прохожий посмотрел из-под руки.

На горку тянет саночки малыш…

* * *

Ясноглазым стал мой луг

в день, когда расцвёл подснежник.

Меж землёй и небом круг

жаворонок вывел нежно.

Колокольчик не звенит,

а молчит созревшей вишней!..

Если кто придёт за ним,

тот здесь будет третьим лишним.

Кажется, что на века

мир заговорил стихами…

Ивы в жёлтых париках

солнечным живут дыханьем.

Это всё – весенний мир:

огоньковый, одуванчи…

Кепку перед ним сними,

береги его, мой мальчик!

Прошепчу себе: дыши

безраздельно, бесконечно!..

Родина моей души –

луговой простор приречный.

Непокорная горечь тумана

Константин Свириденко

Родился в Иркутской области в 1962 году, вырос в городе Усть-Куте. Сменил множество профессий: был геологом, заместителем директора художественного салона, монтёром пути на железной дороге, коррес­пондентом газеты, таксистом, рекламным агентом, владельцем ломбарда. Ныне пенсионер. Автор книг «Образы и образа», «Ледяная луна» и др. В интернете известен как Константин Свириденко (Ушелец).

Живёт в Свердловской области, с. Сылва.

Бражка

Падал, стремился и рвал себе жилы,

Грезил во сне, что лечу.

Этой весной вдруг такое случилось:

Я ничего не хочу…

Поздно.

И не к чему больше стремиться.

В мире – одна суета.

Нечему радовать,

Нечего злиться.

Пахнет прокисшим мечта.

Сыто.

Осознанно.

Тихо спиваюсь.

Просто от жизни устал,

И в одиночку в себя я вливаю

Бражку.

Начало начал.

* * *

Просто я умею так любить:

Как спросонья,

Тонко, необычно…

В сквере осень

Поймана с поличным,

И, наверно,

Заедает быт.

Толстый чайник щёлкнет,

Закипая,

Кипа дел на письменном столе.

Много параллелей на Земле,

Не войдёшь ты в кухню выпить чаю.

Я – скучаю.

Знаешь, я скучаю!

И слоняюсь в четырёх стенах,

Мистикою выцветшего сна

Очарован,

Как-то чрезвычайно!

В сквере осень стонет мокрый блюз

Серым уткам,

Призрачным и тонким,

А у них на пальцах –

Перепонки.

Может, потому я и не сплю?

Шум машины…

Лязгнет громко люк,

Звук

Вонзится в стёкла

Истончаясь.

Наливаю пару кружек чая:

Приезжай.

Я так тебя люблю!

* * *

Я прощаюсь с тобой...

Непокорную горечь тумана

Наливаю в гранёный,

Омытый ветрами стакан

Значит, будет покой.

Это так непонятно и странно!

Значит, ветер солёный

Не высветит мне Магадан.

Значит, будет сентябрь,

Шелестящий подошвами листьев,

Значит, будет зима

Колыхаться в полярном бреду.

Значит, буду не я

Сквозь пургу пробиваться неистово?

Жаль, не я.

Я с ума

От познанья такого сойду.

* * *

Мой друг – неудачник:

Шесть ходок на зону,

Да только печник – хоть куда.

Он мог гончаром стать

И делать вазоны,

Ведь спрос на вазоны – всегда.

А он, как ни странно,

Но вкладывал душу

В тепло, в неожиданность встреч.

Я глажу кирпич.

Мне судьбу не разрушить.

Но топится, топится печь.

Раздолье русское

Александр Сарычев

Родился в селе Романовы Дарки Рязанской области. Публиковался в различных литературных изданиях. Автор книги «И у красных рябин». Живёт в Москве.

Рязанский край

Рязанский край – он дорог мне,

Из всех красот земных на свете,

В летящей суматохе дней,

В пьянящих утренних рассветах.

Берёз немыслимая синь

К себе зовёт прохладой свежей,

И необъятностью равнин

Ласкает взор тепло и нежно.

Озёр сиреневая гладь,

Оки спокойная беспечность,

Где снова хочется пропасть

И раствориться здесь навечно.

Полей раздолие златых

И аромат густой полыни,

О, как же не любить мне их

Под этим небом светло-синим.

Как не раскрашивать цвета

Земли родимой, хлебосольной

И эти тихие места

Любить пронзительною болью.

Рязанский край, любимый край –

Судьбы ранимая отрада,

Раздолье русское и рай,

Ты для души моей награда.

В рубаху свой

Я в рубаху свой, конечно, был,

За сохою в пахоте ходил,

По траве звенящею росой

Я размашисто махал косой.

К водопою верного коня

Вёл, уздечкою его звеня,

Для деревни был в рубаху свой,

А сейчас, сейчас я городской.

Я забыл про утренний туман,

Про берёзы нежный белый стан,

В апельсин вечернюю зарю,

Уж с деревней песни не пою.

Журавли курлычат уж не мне,

Забываться стал теперь в вине,

И тоска приходит, да и грусть,

Но ты верь, ведь я к тебе вернусь.

Возвратится всё в круги своя,

И с рассветом солнечного дня

Дождь прольётся благостным теплом

Над святым, божественным селом.

Детский смех заполнит пустоту,

И взметнётся песней в высоту,

«Здравствуй, – поклонюсь до пола я, –

Деревенька, милая моя!»

 

Размышления у театрального подъезда

Размышления у театрального подъезда

Искусство / Искусство / МельпоДмена

Тот самый «(М)ученик» в Гоголь-центре

Теги: искусство , театр

О глубине образов и метафор модных режиссёров

– Добрый вечер, у вас билеты на «Машину Мюллера» ещё есть? Поближе...

– Есть, вот по 10 тысяч, в партер.

– Сколько?!

– Десять тысяч. А что вы хотели? Это же Серебренников! Не хотите по десять, возьмите по четыре, но это далеко от сцены, вы не увидите деталей.

О каких «деталях» речь, известно, маркетинг сработал. Весь спектакль разнокалиберные интимные места будут трепыхаться на сцене. Таковы свободные фантазии модного режиссёра, бурно развивающего театр. Но, собственно, не ради них стоило на всё это смотреть, если б цены не кусались. Каждый художник через своё творчество транслирует внутреннее содержание личности, и интересно разобраться, что же нам невольно рассказывает о себе очень востребованный театрами К. Серебренников.

С некоторых пор в голову приходят мысли, оправдывает ли талант художника публичное смакование им своего собственного психологического неблагополучия? Например, в спектакле «(М)ученик» явно сублимированы подростковые комплексы и страхи автора: меня мама с папой не понимали, я отомщу, все дураки, никого не жалко, я один знаю истину и покажу всем! Или взять новую постановку «Сны в летнюю ночь». Вроде бы классическая пьеса, Шекспир. Зачем же Серебренникову понадобилось дополнять великого драматурга текстами В. Печейкина? Потому что до сих пор сохраняется подростковая потребность во что бы то ни стало влепить своей правдой по фальшивым ценностям конформного большинства. В итоге вместо ожидаемых лёгких снов зритель получает тяжёлый фрейдистский транс с интимными картинками, за которыми опять же проступает гигантский фаллос, слепленный когда-то его героем Максимом в «Пластилине». Вроде бы ищет человек новые формы, а получается один и тот же бунт обиженного, сексуально перевозбуждённого подростка.

Без поиска новых форм, без эксперимента нет театра. И если результат носит характер «управляемой ядерной реакции», то да здравствуют новые формы! Но смотришь иной раз и видишь, что реакция как раз не управляема: атомная бомба личных проблем в песочнице творческих амбиций готова рвануть со всеми вытекающими... и забрызгать кефирной спермой или символическими нечистотами. Тоже пунктик, знаете ли... Из спектакля в спектакль можно проследить устойчивую навязчивость психотравмирующей тематики (насилие мира взрослых над ещё свободными молодыми прометеями, весь огонь которых сосредоточен пока только между ног). Фаллические метафоры, противоречивость ценностной системы, цинизм, сквернословие, анальный эротизм, а если уж копнуть глубже, то и признаки деструктивного характера постановок. Всё это может быть проявлениями глубокого невротизма. Но ведь художники творят не в вакууме. Как защититься театру, зрителю? Как определить ту тонкую грань, за которой кончается художник и начинается патология?

В традиционном театре критерием сдерживания, фактором управления либидным потенциалом художника является, как это ни банально, понимание моральных ценностей, духовных начал личности человека-творца. Но в «новой» драме это уже не актуально. Мораль – это синоним лжи, духовность – пустые разговоры и лицемерие. Естественный тормоз элементарной совестливости отключён, и режиссёр сознательно вместо сердца зрителя целит в его ширинку. О каком тогда катарсисе речь? Рвотная реакция и отвращение – это не катарсис, но за таковой с апломбом выдаются. А ведь зрителя не обманешь. Выдавать можно что угодно за что угодно. Но если за душу не цепляет, то пардон, не случилась магия театрального действа. «Страсти» кипят, актёрские аттракционы один хлеще другого, ум перегружен, сердце в смятении, что делать – непонятно.

Тем хуже для зрителей. Театр можно сравнить с гигантской лупой, которая увеличивает как хорошее, так и дурное, синтезируя ассоциации в послевкусие, живущее в зрителе подчас годами. Театр по своей природе способен передавать в сознание и подсознание человека глубинные смыслы, которые иной раз неведомы во всей полноте даже самому творцу. А если творец – глубокий невротик? Зачем нам, зрителям, его смыслы? Что кругом полно насилия и несправедливости – мы знаем, не на Луне ведь живём. Что сексуальная агрессия – тренд нашего времени – спорное утверждение, но и с этой точкой зрения мы знакомы. Пусть лучше талантливый режиссёр предложит путь выхода из душевного кризиса, поведенческую альтернативу! Но автор не может даже думать в этом направлении, потому что пойман в круг своих собственных личностных сценариев. Всё, что он может, это кричать на весь свет о своих детских обидах и констатировать бессилие перед воображаемой тёмной природой базовых инстинктов и комплексов. Что тут нового? Фрейд придумал, а сколько поколений режиссёров и драматургов от него кормятся!

Что, например, сегодня предлагают иные «новаторы» драматургии? Часто они берут для работы крайне драматичный материал сам по себе, с пристрастием исследуют в своём творчестве «низменную» природу героев, рассматривают их пороки через сверхмощный микроскоп и видят перед собой одноклеточное жалкое животное. Вывод этот экстраполируется затем на всю природу человека и общество в целом. Но нашим новодрамцам этого мало – они упиваются своим вдохновенным до бессознательности самовыражением, как настоящие нарциссы. Продукты индивидуальной рефлексии инфантилов приравниваются к великим откровениям гениев: мир жесток, кругом враньё, мы выведем всех на чистую воду и покажем двойное дно «естественной» человеческой натуры. На патологию, конечно, любопытно подивиться, но хватило бы и одного раза. Зачем же повторяться из сезона в сезон? Поклонники Серебренникова считают его чуть ли не гуру. Да он и сам, кажется, не прочь примерить этот образ и поиграть в психоаналитика своего зрителя. Этот перевёртыш в психотерапевтической практике часто встречается. Пациент свои проблемы проецирует на других и предстаёт в своих собственных глазах великим диагностом. Почему бы и нашему кормчему новой режиссуры не взяться за психоанализ всех окружающих, в том числе и публики, да что там публики, коллективного бессознательного всей страны!

Интересно, знает ли он, если уж вызвался так жёстко психоанализировать, об ответственности за процесс и результат своей работы? Известно ли ему что-нибудь о «Кодексе этики» психоаналитических терапевтов? Смею предположить, что нет. Какому новомодному психотворцу интересны разговоры о служении, эмпатии к пациенту, будь то живой зритель или абстрактный общественно-политический конструкт под названием «народ»? Новаторство! Долой старую драму – давай новую! И вообще не учите нас жить, лучше помогите материально!

Эта ситуация напоминает семейный конфликт родителей с детьми-подростками. Одни, переругиваясь между собой, тревожно пережидают буйную постдраматичекую фазу своих чад. Другие, на фоне бурной гормональной активности наращивают протестный потенциал. Родители им кажутся ригидными мастодонтами, не способными понять элементарных вещей, и хочется уже от них поскорей избавиться. В этом конфликте театральных поколений есть ещё одна молчаливая сторона – зритель, которого, как правило, никто не спрашивает. На случай, если кому-то интересно: далеко не все мы готовы к безоговорочному участию в сеансах группового психоанализа подростков, экспериментирующих со своим либидо. Что же нам делать? Ждать, пока адекватные режиссёры и драматурги смогут к нам пробиться? Надеяться, что наметившийся в Европе явный поворот дискурса от постмодерна к реализму когда-нибудь докатится и до нас? Мечтать, что и наш театр вразумится, перестанет вольно кромсать наше всё – великую русскую литератутру и копировать чужие образцы, которые у себя на родине давно стали нафталином?

Кстати, о нафталине. Теория Фрейда, так безоговорочно принятая нашими новодрамными авторами, это всего лишь спекуляции и аналогии без достаточной эмпирической базы. Карл Поппер считал фрейдизм псевдонаукой, а нобелевский лауреат по физиологии и медицине П. Медавар – мошенничеством. Для адептов Фрейда хочется отдельно добавить, что базовые понятия его учения за десятки лет претерпели колоссальные изменения. Например, либидо – это уже не просто половой инстинкт, а психическая энергия человека, в которой сексуальность – лишь одно из проявлений. А Фромм доказал, что человек – существо не сугубо индивидуальное, а общественное, и больше всего хочет любить и быть любимым. Были и есть ещё десятки великих имён, продвинувших аналитическую психологию. Почему же наша прогрессивная режиссура так непростительно отстаёт во взглядах? Например, сравнительно недавно нейробиологи из Пармского университета обнаружили в мозгу приматов и человека зеркальные нейроны и показали, что их активность является биологической основой эмпатии. Это значит, что сопереживание человеку свойственно от природы.

Но «новой» драме наука не указ. Например, Б. Юхананов, худрук Электротеатра, в одном из интервью заявил, что сопереживание – это что-то из области общепита. На всякий случай не будем спорить... потому что ранее, в другом его интервью (изданию «Интервью», № 41, 26.01.2015) можно было прочитать про паука, пожравшего коммуникативные системы, который «оставляет за собой новые системы коммуникаций, работать с которыми пока никто не может». Сам ведь признаётся: не может. Как же работает? «Если клинически определять прошлые годы шизофренией, то теперь у нас – паранойя. Мои зрители – смесь из параноиков и шизофреников, и я должен с ними очень адекватно работать. Источником паранойи является деза – понятие, которое я хочу ввести в социокультурный обиход просвещённых друзей по поколению... это не просто ложь. Ложь – понятие метафизическое, вбирающее в себя кучу оттенков серого. Деза – территория продуктивных действий. Она фокусируется на создании сообщения, которому ни в коем случае нельзя верить». Конечно, нельзя! Иначе и так уже изрядно изнасилованное самозваными психоаналитиками зрительское терпение будет подвергнуто принудительной кастрации в театрально-психиатрической клинике имени Б. Юхананова. Спасайся кто ещё может! Ноги прочь из Электротеатра! А если серьёзно, то уже не смешно.

Не смешно, потому что зритель приходит в театр не столько за сенсацией, сколько за ответом на сокровенные молчаливые вопросы, от житейских до философских. В зрительном зале все равны, каждый полон ожиданий и может быть очарован, пробуждён или завлечён и брошен со своими проблемами один на один. Кому как повезёт. Недаром К. Юнг считал театральный процесс «эстетизированной практической психологией». Театр действительно может иногда спонтанно выполнить задачу психолога или психотерапевта, помочь ситуативно удачной метафорой, ненавязчивым откровением, найденным совпадением, идентификацией с героем, открытием нового угла зрения, отзвуком в душе простых истин, утешительным словом, наконец. Театр имеет силу и возможность заглядывать прямо в души, минуя любые внешние национальные, политические или религиозные границы. Но тому театру, который насаждается на волне новомодных течений, самому психолог не помешал бы, если уже не психиатр.

Режиссёры и авторы «новой драмы» претендуют на особенную глубину своих образов и метафор. Имеют право. Ведь у них есть большой талант и тонкий художественный вкус. Но этого мало. Для того чтобы успешно терапировать живых людей, нужно иметь ещё зрелую личность и соблюдать технику безопасности. Театр – это прежде всего инструмент эмоционального познания человеком себя самого и окружающего мира. И обращаться с этим инструментом следует аккуратно и бережно.

Психотерапия уже давным-давно научилась применять чисто театральные методы в своей практике. Так почему бы и новомодным театральным деятелям не позаимствовать у психотерапевтов, кроме слепого копирования методов, ещё и этическую основу для общения со зрителем? Рецепт проще некуда – ищите резонанса с сердцем, а не раппорта с интеллектом. Хочется верить, что инфантильные личности наших новаторов всё-таки повзрослеют и поймут, что театр, если для них он не храм, то всё же и не кушетка психоаналитика.

Елена Иоос , неравнодушный зритель-театрал, психотерапевт,

Павел Соловьёв

 

По законам гибридного времени

По законам гибридного времени

ТелевЕдение / Телеведение / Тенденция, однако

Кондрашов Александр

Может показаться, что сериалы об «офисном планктоне» и военном времени сделаны по одним и тем же лекалам

Давайте после драки помашем кулаками, или Кто на голубом экране задаёт тон

Обычно переполняет чашу терпения какой-нибудь пустяк или что-то, к чему все уже привыкли. Вот горячий пример: в канун празднования 72-й годовщины Великой Победы Первый канал показал сделанный на Украине сериал «По законам военного времени». Он не только возмутил своими художественными качествами, но и заставил задуматься о том, что на нашем ТВ делают иностранцы?

Украинский след

«По законам военного времени», кажется, сериал как сериал. Вроде подходящий, про войну, ко Дню Победы, а чуть приглядишься, то быстро понимаешь, что победой там и не пахнет. И война в сериале похожа на войну меньше, чем псевдоним украинской певицы Ани Лорак на её настоящее имя Каролина. И история совсем не победная. К тому же насквозь фальшивая, спекулятивная, придуманная исключительно для рейтинга, но в соответствии с пропагандистскими нормами украинского ТВ – по законам информационной войны.

Август 41-го года, фашисты стремительно наступают, Киев со дня на день будет сдан, но создателей сериала интересует не трагедия Юго-Западного фронта, не то, как под бомбёжками организовывалась оборона города (в сериале фашисты – хорошие, и столицу советской Украины не бомбят!), не как эвакуировались заводы, а следствие, которое ведут одетые с иголочки военные юристы. Они при помощи милиции, преодолевая коварство НКВД (чекисты здесь на редкость жестоки, циничны и корыстны), чего только не расследуют. От скупки краденого и похищения золотых слитков до убийств начсостава на передовой и кошмарных предательств в тылу (к концу сериала в измене подозреваешь всех героев!). Собственно, с врагами, фашистами, здесь почти не воюют, для проформы в начале показано, как «военюр» с помощницей легко обезвреживают группу опытных диверсантов, а основную часть сериала советские военные беспощадно убивают советских же.

Под видом «победного» сериала нам скармливали криминальную с оттенком гламура мелодраму, помещённую почему-то в Киев 41-го года. Ну ясно почему: сериал «с войной» легче продать на наши каналы, особенно под 9 Мая – в России сейчас в моде патриотизм. Но создателей интересует не патриотизм, не борьба с нацистами, не Победа, а, как сказано в одном из анонсов, «представители советской власти, которые, объединившись с криминалом, греют руки на страданиях народа». Действительно, здесь разные подразделения советских спецслужб воюют друг с другом с таким остервенением, как будто они хуже фашистов, – единственный немец-диверсант, пойманный в сериале, ведёт себя весьма достойно.

А кто производитель? Украинская кинокомпания «Star Media», работающая много и успешно на рынке СНГ (среди её удачных телепроектов назову хотя бы «Смерть шпионам», который лет десять назад мы с удовольствием рецензировали). Но на Украине за эти годы произошли серьёзные изменения. Теперь и к войне там совсем другое отношение. И это чувствуется. Конечно, украинские: продюсеры Влад Ряшин и Артём Доллежаль, режиссёр Максим Мехеда и сценаристы Григорий Руденко, Евгений Гориславец, Дмитрий Лысенко, Василий Попов и другие хотели сделать смотрибельное кино о войне, но для того, чтобы быть ещё и в тренде, они придумали умопомрачительные приключения киевских юристов, 12 серий воюющих с московскими чекистами.

Год назад сериал прошёл на Украине, но зачем его купили в России? И показали в канун Дня Победы? У нас нет своих сценаристов и режиссёров, которые могли бы написать и снять историю о подвиге наших солдат? Нет киностудий, производственной базы? Есть всё, но... в кино и на ТВ какой-то странный саботаж, как будто там верх одержали единомышленники «украинских гибридных драматургов».

С огромным трудом пробился на киноэкран, а затем и на ТВ российский фильм о подвиге воинов, остановивших немцев под Москвой, – «Двадцать восемь панфиловцев». Но для его создания потребовалось собирать народные деньги – инициативы телевизионных начальников не наблюдалось. Думаю, без вмешательства руководства страны его бы не удалось выпустить в прокат и показать 9 Мая на Первом канале.

Однако вернёмся к иностранным производителям.

Тоска по импортозамещению

Российское телевидение во многом несамостоятельно, существует в «преклонённом» по отношению к Западу состоянии. Послушно копируются иностранные развлекательные шоу, точь-в-точь, один-в-один слизываются форматы… Но одно дело коммерческое, развлекательные шоу – посмотрел, посмеялся, забыл; другое – художественное кино, где эмоцио­нальное воздействие может быть таким сильным и глубоким, что образы и коллизии из фильмов впечатываются в подкорку на всю жизнь.

Мы не раз писали о так называемых адаптациях, то есть о том, как без особых изменений сценарий иностранного проекта переносится на русскую почву, приобретая часто злобно антироссийское звучание (яркий пример – сериал Павла Лунгина «Родина»). Тут работа сценариста низводится практически до функции переводчика, а режиссёра до копииста. А вот актёрам – раздолье, они наполняют образы своей плотью-кровью, отношением к событиям... Многие до сих пор не могут забыть лютую ненависть во взгляде, брошенном Владимиром Машковым на Красную площадь в названной адаптации.

Копирование происходит так же на глубинном уровне, как в случае творений режиссёра Звягинцева, в которых знаковые события, произошедшие вне России, помещаются в нашу жизнь. Они очень трудно приживаются, так как новейшая история России абсолютно оригинальна – только у нас старшие поколения 70 лет прожили при советской власти, и лишь последнее выросло в переходной общественно-экономической формации, но нам навязывается нечто, нашего уникального опыта абсолютно не учитывающее, более того, ему противоречащее.

О сериалах талантливого американского режиссёра украинского происхождения Вадима Перельмана – «Пепел» (показанный на «России 1» и «Измены» (ТНТ) – мы уже писали: безумные фантазии о капитане Красной армии, поменявшемся судьбой с уголовником, и история простой русской женщины, живущей одновременно с четырьмя любовниками, мастерски сняты, разыграны очень хорошими артистами и по воздействию сильны и отвратительны. Какой уж тут патриотизм и семейные ценности! Кстати, на Украине «Измены» показаны не были, для украинского зрителя сериал сочли, видимо, чересчур аморальным, а наш пипл ничего, пусть хавает.

Подобное «инфицирование» практикуется при создании и вроде исконно российского продукта. Речь идёт о вполне оригинальных сценариях, которые для российских сериалов пишут… иностранцы. Нет, не из круга выдающихся режиссёров и сценаристов, с симпатией относящихся к России, как, например, Оливер Стоун и Эмир Кустурица, а из бывших наших. Традиционно к России плохо относятся эмигранты, выехавшие ещё в советское время. Ненавидят, так сказать, с запасом, чтобы никогда не пожалеть о решении покинуть постылую родину.

В прошлом номере мы писали об «Оптимистах», действие которых происходит в МИДе 1960 года. И вместе со зрителями этого начавшегося вполне оптимистично сериала к концу изумились, какие же аморальные, жестокие и глупые дипломаты были у нас, когда СССР находился в зените своего могущества. В эпоху легендарной пресловутой «оттепели», на которую до недавнего времени даже заклятые антисоветчики не поднимали руку. Кто же посмел? Во главе сценарной группы оказался американец на этот раз латвийского происхождения – Михаи Идов.

Но речь, конечно, не о заговоре эмигрантов и не о гибридной войне, которая ведётся ими на российском информационном поле. Если подобные сериальные продукты показываются на нашем ТВ, значит, это кому-нибудь нужно, значит, они востребованы российским теленачальством. Зелёная улица открывается тем, кто относится к России и её истории «творчески», как к чужой, враждебной стране, с которой можно делать всё, что хочешь, а всем остальным – «кирпич». Такое «эмигрантское» телевидение не объединяет народ, а развращает и озлобляет, вызывает ненависть и презрение к «ящику», и не только к нему.

 

Он был русским или украинцем?

Он был русским или украинцем?

Общество / Настоящее прошлое / Народ и время

Теги: Россия , история , Костомаров

200 лет назад родился Николай Иванович Костомаров

Андрей Тесля, историк

Два начала

Судьба Николая Костомарова, в том числе и посмертная, сложилась одновременно причудливо и закономерно. Начнём с того, что определить, был ли он «русским» или «украинцем», затруднительно, даже если руководствоваться его собственными оценками.

Когда Костомаров являлся создателем и одним из ключевых действующих лиц Кирилло-Мефодиевского общества (1845–1847), первого модерного националистического украинского движения, он определял себя как «русского», «великоросса», а в 1870-е годы, когда его националистическая позиция стала гораздо более компромиссной, умеренной, он уже считал себя «украинцем».

Позднее, в первой половине XX века, историками будет интенсивно обсуждаться вопрос – следует ли включать его в курс русской историографии или же он принадлежит украинской, а если и той и другой, то как разделить его научное и просветительское наследие между двумя национальными историографиями.

Подобная ситуация типична для фигур «пограничья»: они одновременно принадлежат к разным сообществам. И в то же время каждое из сообществ (национальных, культурных и т.п.) вынуждено отбрасывать или «уводить в тень» те черты, которые препятствуют прямолинейной трактовке.

Костомаров был типичным – в смысле отнюдь не «усреднённости», но полноты проявления типа – историком-романтиком: целью исторического труда для него являлось воспроизведение прошлого, он стремился передать «дух» прошлого, понимая при этом под последним не «яркие события» и «великих личностей», но в первую очередь историю «народа». Именно народ выступал для него подлинным героем истории, о нём, о его прошлом должна была рассказывать наука – для того, чтобы явиться инструментом самосознания в настоящем.

Сказанному внешне противоречит перечень основных трудов Костомарова – начиная со сделавшего его знаменитым во всей читающей России «Богдана Хмельницкого» (1858) до создававшейся позднее «Русской истории в жизнеописаниях главнейших её деятелей». Костомаров всегда писал либо о больших личностях, по крайней мере лицах, заметных в истории, либо о масштабных событиях – таких, как «Смутное время» или «Последние годы Речи Посполитой». И тем не менее для него самого в этом не было противоречия – народ проявляется в своих выдающихся людях, он становится виден в великих событиях. И чтобы понять, осознать эти события, надлежит знать и понимать повседневность, обычный, рядовой уклад жизни – отсюда его обширные бытовые описания.

Русская история виделась ему как история противоборства двух последовательно сменявших друг друга начал – федералистского, вечевого и государственного, самодержавного. Первое дольше всего удержалось на юге, среди «южнорусской народности», второе обрело своего носителя в Московском государстве, созданном великорусами. Поздние проявления первого начала Костомаров видел в народных бунтах, в казатчине.

«Мы симпатизируем им, – утверждал Костомаров, – поскольку они являются выражением стремления к свободе, но успех их, доведись им одержать победу, стал бы лишь другим выражением того же начала, против которого они боролись». Начало Москвы, по Костомарову, чудовищно – и в то же время исторически неизбежно, государственные люди Москвы вызывают чувство нравственного негодования, но только такие могли достичь исторического успеха.

Книги Костомарова читались сочувственным взглядом – читатель нередко вычитывал даже больше, чем имел в виду автор, неслучайно его сочинения были столь популярны среди народников. Они видели в них не столько повествование о казацкой вольнице, сколько об истории прошлой русской свободы – на Украине, в Новгороде, в Пскове, а также о способности русских людей самим решать свою судьбу, что они доказали во времена Смуты.

Олег Неменский, историк, публицист

Превратно понятый

Есть по меньшей мере два Костомарова – в России его знают как русского историка, а на Украине как одного из отцов украинской нации. Но настоящего Костомарова сейчас мало кто слышит. Он политически неуместен и здесь, и там, а некоторые его тексты читаются ныне совсем не так, как при его жизни.

Его сочинения часто переиздаются, хотя это тексты человека, который великорусскую жизнь явно не понимал и не любил. Себя он чувствовал представителем малорусской народности, заботе о которой он отдавал много сил.

В 1846 году, основав в Киеве тайное Кирилло-Мефодиевское братство, Костомаров вместе с П. Кулишом написали небольшие сочинения, где впервые говорилось об особом украинском народе. Это дало начало движению украинофильства, которое принято считать своего рода ранней редакцией украинского национализма. Однако вся дальнейшая деятельность и Костомарова, и Кулиша скорее говорит об обратном.

Земли Юго-Западной Руси в начале XIX века заметно ощутили на себе действие имперского центра, который пришёл сюда со своими стандартами, в том числе в сфере культуры и исторической памяти. Важнейшим текстом по истории, ставшим каноном и литературного языка, и модели прошлого, стала издававшаяся всю первую четверть века «История государства Российского» Н. Карамзина. Это была не история народа, а история государственности, сводящаяся к истории правителей. Западная Русь, которая до недавнего времени жила в составе иных государств, просто выпадала из рассмотрения, а в итоге и из общественного внимания. Весь многолетний опыт её истории, культуры – всё это оказывалось как бы незначимым. И вот нашлись люди, пожелавшие защитить своеобразие малорусской жизни.

Костомаров поставил цель – выявить исторические особенности разных частей русского народа, независимо от их участия в государственном строительстве. Он писал: «Найти и уловить эти особенности народной жизни частей русского государства составляло для меня задачу моих занятий историей». Но очень важно подчеркнуть: Костомаров никогда не говорил о нерусскости описываемой им Украины. Наоборот, пытался придать представлениям о русском народе более сложносоставной характер, учитывающий «своеобразные признаки южнорусской народности»: «Оказывается, что русская народность не едина; их две, а кто знает, может быть, их откроется и более, и тем не менее они – русские», – писал он в программном тексте «Две русские народности».

В отличие от более поздних украинских националистов, Костомаров заявлял о необходимости «мыслить на общерусском языке» и подчёркивал своё русское самосознание. Он говорил о «принадлежности» украинцев «к общему русскому миру», об их «древней связи с общерусским миром», с «русским материком». Сейчас за такие взгляды на Украине можно легко попасть в список «врагов нации». В отличие от националистов, Костомаров выступал не за отделение от этого материка, а наоборот, против «московского партикуляризма», как он называл стремление великороссов считать только себя, свою историю и традицию по-настоящему русскими. Он хотел видеть Юго-Западную Русь равноправной частью единой русской общности: «Малорусы же никогда не были покорены и присоединены к России, а издревле составляли одну из стихий, из которых складывалось русское государственное тело».

Злой насмешкой и укором выглядят сейчас слова Костомарова об идеях обособления Украины от России: «Только при глубоком незнании смысла нашей прошедшей истории, при непонимании духа и понятий народных можно дойти до нелепых опасений расторжения связи двух русских народностей при их равноправности». «Мысль об отделении Малой России от империи, – отмечал он, – …в одинаковой степени нелепа, как мысль о самобытности всякого удельного княжения, на которые когда-то разбивалась Русская земля…»

Да, его желание обосновать равноправие и взаимозависимость «двух русских народностей» сыграло с ним злую шутку: описывая их исторические характеры как прямо противоположные (и потому взаимно дополняющие друг друга в общем государстве), он во многом задал тон другим сочинениям, авторы которых пытались описывать противоположность украинцев русским уже как аргумент в пользу размежевания. Но за этим кроется и гораздо большая проблема: трудно отказать местной традиции в праве отстаивать свою особость, но как предотвратить эволюцию этой защиты в открытое противостояние? Этот вопрос актуален и сегодня, однако труды Костомарова, а особенно их дальнейшая судьба, к сожалению, не дают нам ответа.

И всё же заданная им модель разных «русских народностей», которых он со временем нашёл аж шесть, заставляет о многом задумываться. Сейчас, когда на Украине идёт война идентичностей, решается вопрос, кому она достанется – тем, кто видит себя особыми русскими – да, не великорусами, а наследниками местной русской традиции, или тем, для кого всё русское видится злом, подлежащим уничтожению. В этом конфликте Костомаров явно не на стороне последних.

 

: Empty data received from address

Empty data received from address [ url ].

 

Печальный боевик

Печальный боевик

Книжный ряд / Общество / Объектив

Зурабова Карина

Теги: Игорь Гамаюнов , Шёпот дождя

Игорь Гамаюнов. Шёпот дождя. Повесть. Журнал «Нева», № 2, 2017

Заглавие небольшой повести «Шёпот дождя» выдаёт поэтический характер автора. Игорь Гамаюнов – лирик, ему прекрасно удаются элегические пейзажи и грустные размышления. Но сюжет повести напоминает о другой, более известной стороне деятельности писателя – судебной очеркистике: главный герой, следователь Житарь, попался на взятке и сбегает из-под суда.

Дело происходит в курортном мегаполисе – это, конечно, Сочи, криминальная столица юга. Везде – и в Сочи, и в Питере, и в степном захолустье – нищета и разброд. Народ упорно старается выжить, органы правосудия так же упорно ему в этом мешают, на каждом шагу уличая в нарушении закона. И те и другие пока ещё не очень сориентировались в новой реальности – 90-е годы на дворе.

Житарь, настоящий «следак»-правдолюб, честный, принципиальный, живёт в позорной бедности: в квартире почти нет мебели, сын спит на раскладушке, любимая жена ходит в стоптанных туфлях. Жена упрашивает его перейти в адвокаты, и в какой-то момент он всё-таки уступает соблазну разом решить свои материальные проблемы. И… попадается на дурацком деле «пляжного бизнеса».

Он рассчитывает получить год условно – вина-то пустяковая – но, увидев, что его собираются засадить на всю катушку, лет на шесть, пускается в бега. Ведь он не виноват! Просто «единственный раз в жизни попытался жить так, как живёт сейчас большинство». А главное – жена, сын… как это они увидят его в зале суда, за решёткой?.. Лучше бежать.

Дальнейшие мытарства подсудимого следователя описаны сдержанно и буднично. Тоска и безнадёжность, пожалуй, основное состояние, пронизывающее повесть. Скучная сводня предлагает Житарю взятку. Хамские полицейские уныло топчутся под дождём, выискивая беглеца на даче. Обречённо таскает он на вокзале мешки, пахнущие чем-то прогорклым. И как же скучен и безнадёжен его путь обратно, прикованным к поручню в купе, с пьяными «земляками»-оперативниками. Эти пьяные хамоватые ребята с кобурой на боку вызывают в нём такую ненависть (хотя он всё понимает, и что «не в них дело» понимает), что… далее происходит настоящий боевик: с дракой, преследованием, беготнёй по вагонам, прыжком под откос и догнавшим беглеца выстрелом в спину.

Авантюра со взяткой не задалась. Затеряться в большом городе не получилось. Покой и воля не светят. Молодой, честный, гордый следователь где-то на пути к пониманию своей роли в обществе. Это понимание не радует, и силён соблазн одним махом покончить со всем, сбежать «от них». Это и остаётся в угасающем сознании героя: «Всё-таки я ушёл от них… Всё-таки ушёл…»

Карина Зурабова

На днях Игорь Гамаюнов отметит своё 77-летие. Мы от всей души поздравляем коллегу, старейшего работника «Литературной газеты», и желаем ему здоровья, творческого долголетия и просто человеческого счастья.

 

Неужели решатся?

Неужели решатся?

Общество / Общество / Фоторепортаж

Федоровский Евгений

Фото: Фёдор Евгеньев

Сражение, в котором победили 445 лет назад, может быть проиграно сегодня

В начале апреля глава Московской области подписал распоряжение о переводе участка в 55 га в Чеховском районе из категории земель сельхозназначения в категорию земель промышленного назначения. Факт был бы банальным, если бы речь не шла о месте, на котором (или рядом с которым) в 1572 году произошла историческая битва с крымским ханом Девлет-Гиреем, положившая конец его гегемонистским планам захвата Москвы и позволившая Ивану Грозному не только сохранить государство, но и расширить его границы. Так вот, именно здесь планируется возвести логистический комплекс для малого бизнеса.

После московских пробок выехал на Варшавку и взял курс на старое Симферопольское шоссе, где в 50 верстах южнее столицы расположено знаменитое село Молоди. Подъезжаю к мосту через речку Рожайку. Именно здесь был настигнут в 1572 году арьергард крымского войска передовым отрядом русских воинов под руководством молодого воеводы князя Дмитрия Хворостинина.

Рядом на холме красуется церковь Воскресения Христова, которой более 300 лет. Вхожу в храм, зажигаю поминальную свечу в честь погибших, узнаю о месте сражения. Говорят, совсем рядом, на этой улице. Через пару минут я уже около закладного камня в память о победе в битве при Молодях, установленного в 2002 году. Улица пуста, спросить о планируемом строительстве складских помещений, вызвавшем бурную реакцию в СМИ, не у кого.

Вижу школу, иду туда. Приветливые женщины рассказывают о последних событиях в районе, проданных 55 гектарах земли и показывают место возможной стройки – километрах в двух от села. Еду туда. Иду на то самое огромное поле, вижу людей, собирающих мусор вдоль дороги. Разговорились – оказались дачниками из близлежащих садовых товариществ, проявляют сознательность – прибирают окрестную территорию. Подтвердили сказанное местными жителями, даже показали, где будет предприятие. Фотографирую.

Вот это место!.. Смотрю и думаю, неужели всё-таки решатся застроить? Неужели не посчитаются ни с мнением людей, которые здесь живут, ни с реакцией общества? И будет скоро совсем другое поле, с другой линией горизонта?

Евгений Федоровский

P.S. На прошедших в поселении слушаниях подавляющее большинство селян выступили против перевода земель из категории сельхозназначения и строительства здесь складов. После появления информации о планируемой застройке в СМИ в ситуацию вмешался и Следственный комитет. Глава ГСУ СК России по Московской области организовал процессуальную проверку по факту застройки на исторических землях. Однако вряд ли это вопрос правоохранительных органов – поле, бывшее недавно в собственности разорившегося фермерского хозяйства, никакого охранного статуса, увы, не имеет. Так что апеллировать надо как раз к властям, с одной стороны, любящим поговорить о духовных скрепах, а с другой – эти скрепы разрушающим. Интересы бизнеса (хорошие подъездные пути, близость к мегаполису) опять оказались важнее исторической памяти.

Впрочем, возможно, в этот раз победит всё же здравый смысл. В Мосгордуме разрабатывается законопроект о включении 24 подмосковных праздников и памятных дат в список официальных. В их числе и День битвы при Молодях (1572), который предлагается отмечать 1 августа.

Согласитесь, будет довольно глупо отмечать эту памятную дату не на поле, где произошло сражение, а у ворот складов, выросших на этом поле. Говорят, что точно определить, где 445 лет назад бились наши предки с ордой, невозможно. По одним данным, прямо в селе, там, где установлен памятный знак, по другим – за рекой, на том самом злополучном поле. Но даже если не именно на том поле сошлись полки, а рядом, в нашей огромной стране что, другого места для складов нет?

Битва при Молодях из одного ряда с Куликовской битвой, Полтавой и Сталинградом. Но о ней не снимают фильмы и не отмечают её годовщину. Потому что битва, определившая будущее всей европейской цивилизации, случилась в правление Ивана Грозного, объявленного тираном?..

 

Алиса Даншох: о Флоренции в Петербурге

Алиса Даншох: о Флоренции в Петербурге

Литература / Обозрение / Место встречи

Теги: литературный процесс

Московское издательство «У Никитских ворот» и редакция «Литературной газеты» приглашают на презентацию новой книги обозревателя «ЛГ», признанного автора культурологических эссе писателя Алисы Даншох «Флоренция.Вид с холма», которая пройдёт в рамках 12-го Санкт-Петербургского международного книжного салона. Ждём вас 26 мая в 16 часов по адресу: Манежная пл., д. 2, стенд правительства Санкт-Петербурга.

 

Премия имени Сергея Есенина

Премия имени Сергея Есенина

Литература / Обозрение

Теги: литературный процесс

Комитет Международной литературной премии имени Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами» объявил о продлении срока приёма работ.

Произведения можно присылать до 30 июня по адресу: 119146, Москва, Комсомольский проспект, 13, Союз писателей России с пометкой «На премию Есенина».

Международная литературная премия имени Сергея Есенина учреждена в 2005 году Союзом писателей России и Национальным фондом развития культуры, туризма и ремёсел «Осиянная Русь».

Главная цель премии – «выявление наиболее оригинальных и талантливых поэтических произведений, а также критических работ по русской поэзии, популяризация песенного начала, привлечение читательского и общественного интереса к русской поэзии, повышение престижа русской литературы, её социальной значимости и роли в развитии общества и личности».

Церемония награждения лауреатов состоится 6 октября 2017 года.

Более подробно об условиях участия можно узнать на официальном сайте премии: www.eseninsergey.ru

 

Мы живём на планете любви

Мы живём на планете любви

Литература / Обозрение / Разговор по душам

Теги: литературный процесс

Сестрица-душенька, какая радость нам!

Ты стихотворица! На оды, притчи, сказки

Различны у тебя готовы краски,

И верно, ближе ты по сердцу к похвалам.

Мужчины ж, милая... Ах, боже упаси!

Язык – как острый нож!

Этот отрывок из стихотворения «Разговор между мною и женщинами» принадлежит перу Анны Буниной, русской поэтессы, творившей во времена Державина и Карамзина. С большой долей юмора она размышляет о женском и мужском в поэзии. Её называли «русской Сапфо», но прославиться дальше своего XVIII столетия поэтесса не смогла. 

Золотой век русской поэзии почти не запомнил поэтесс (фамилий – раз-два и обчёлся), а вот Серебряный заставил мужчин потесниться на литературном Олимпе. Поэты-мужчины и поэты-женщины, возможно ли равноправие под пристальным взором музы? Об этом и о многом другом мы беседуем сегодня с писателем и поэтом Евдокией Лучезарновой.

– Как вам кажется, русская женская и мужская поэзии отличаются друг от друга?

– Естественно. Женская поэзия притягательна, она идёт изнутри. Когда человек читает женские стихи, он погружается в себя, занимается самопознанием. Тогда как мужская поэзия всегда снаружи: она очень хорошо описывает окружающую жизнь, жизнь «извне». Читая поэтов-мужчин, проникаешь в небо, море, поле, забывая о себе. А женщина никогда о себе не забывает, она всегда пишет о сокровенном, чувственном:

С неги любви и тепла

Я хочу этот день обозначить.

Ты мой выбор навек,

Это значит –

Каждый миг ты со мной.

Длинная-длинная нить

Наших встреч предыдущих

Вышла враз напоказ,

Где грядущее стало явью для нас.

Я погружаюсь в твои ладони,

Я доверяю себя объятьям,

Я позволяю себя прощупать

и просчитать в твоих поцелуях.

Я велика в своём превосходстве

И так мала в твоём обрамленье,

Я принимаю твоё господство,

Где всё проникнуто заботой

Обо мне во всех поколеньях.

– В определениях женской поэзии Серебряного века имена Анны Ахматовой и Марины Цветаевой идут всегда рядом. Но на вас, по собственному признанию, только Цветаева оказала влияние.

– Она начала ломать стереотипы. До неё, как писали: одна строчка вытекает из другой, слово цепляется за слово и между ними не пробиться. Читатель воспринимает произведение как монолитное полотно, всё целиком. А у неё есть так называемый просвет, в который можешь погрузиться, она даёт человеку допуск. От Цветаевой я взяла именно это. Мне всегда хотелось дать допуск в своё творчество, чтобы человек мог погрузиться и насладиться им.

– У Цветаевой есть стихотворение «Связь через сны», где она пишет: «…Сны открывают грядущего судьбы, вяжут навек…» Могут ли сны у творческих людей быть пророческими?

– Смотря какой поэт. Чаще всего описывают то, что уже произошло, или то, что находится здесь и сейчас. Редкие поэтессы или поэты позволяют себе жить на грани реального мира и сновидений. А тело сна – всегда в будущем. И, наверное, прелесть таких поэтов, как Цветаева, не только принести сон в реальную жизнь, но и уметь его описать. Обычному человеку это не подвластно. Он спит, видит сон, но не способен ничего описать. А она могла. Это даёт допуск или возможность погружения в будущее.

– А женский и мужской язык чем-то отличаются?

– Конечно! Мужчины мыслят глаголами, для них главное – действие. Поэтому, когда я пишу для мужчин, у меня всегда всё чётко, строго расставлено по полочкам, каждое слово стоит, как книга, на своём месте. Слово должно задеть, захватить, как удочка, поймать чей-то ум и заставить его действовать. Когда же я пишу для женщин, то становлюсь сплошными прилагательными. Мне хочется их ласкать, нежить, одевать в кисейные наряды. И слова становятся такими же обволакивающе-кисейными, кудрявыми. Женщинам всегда это приятно, потому что такова природа их души, их стремления. В каждой женщине живёт романтика, ей хочется этой романтики.

– «Мы можем избавиться от болезни с помощью лекарств, но единственное лекарство от одиночества, отчаяния и безнадёжности – это любовь. В мире много людей, которые умирают от голода, но ещё больше тех, кто умирает от того, что им не хватает любви». Эта цитата принадлежит матери Терезе. А как вам кажется: насколько сегодня человеку необходима любовь?

– Мы с вами родились на планете любви, и любовь – наше естественное состояние. Любовь – аура, оболочка – это то, что нас укрывает, то, что даёт нам возможность быть такими, какие мы есть. Любовь для нас – это жизнь.

– Когда женщина пытается себя реализовать, часто возникает конфликт между карьерой и семьёй.

– Я считаю, это неразделимо. Если нет хорошей семьи, нет стартовой любовной площадки, то никакую карьеру построить невозможно. А когда начинается нормальный карьерный рост, всегда хочется с кем-то поделиться этим ростом, хочется рассказать, и семья радуется твоим достижениям. Если никто не радуется, тогда зачем все профес­сиональные успехи? Карьерный рост приостанавливается, женщина чувствует себя загнанной, несчастной, одинокой. От одиночества избавит только семья. Женщина не может быть, по сравнению с мужчиной, «однонаправленной», ей обязательно нужны муж и ребёнок или дочь и сын. Женщине обязательно нужно быть между кем-то.

Беседовала Светлана Солнцева

 

Процесс пошёл

Процесс пошёл

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Вокруг хрущёвок

Теги: строительство , реконструкция

С понедельника в центрах госуслуг «Мои документы» и на портале «Активный гражданин» стартовало голосование москвичей о включении домов в программу реновации жилого фонда столицы.

По словам мэра Москвы Сергея Собянина, в ходе работы над программой реновации городские власти намерены учесть все пожелания москвичей, в том числе и те, что прозвучали на недавнем митинге противников данного проекта. Кроме того, на встрече с главами управ районов, посвящённой актуальным вопросам реновации жилья, градоначальник сообщил о внесении в городскую думу проекта закона «О дополнительных гарантиях жилищных и имущественных прав физических и юридических лиц при осуществлении реновации жилого фонда». Документ регулирует порядок включения домов в программу и получения жилплощади, уровень качества новых домов и квартир, помощь при переезде и компенсации собственникам жилых помещений.

 

Как просто вам стало в Сокольники ездить…

Как просто вам стало в Сокольники ездить…

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Сквозь время

Примерно так выглядели пассажиры метро в 1935 году

Теги: московское метро

На тротуаре у вестибюля дежурила конная милиция, перед входом в метро мальчик-посыльный раздавал точную копию газеты «Правда» от 15 мая 1935 года. По ступеням вниз неторопливо спускались пассажиры в нарядах 1930-х годов, а на входе погашал бумажные билеты контролёр в одежде того же периода.

Событие, о котором идёт речь, оказалось вовсе не съёмками художественного фильма. Так в минувшее воскресенье, в канун 82-летия Московского метрополитена, на станции «Сокольники» воссоздали первый день работы метро.

На платформе работала буфетчица, она продавала соки и лимонады в знаменитых треугольных колбах. Через несколько минут после открытия на станцию прибыл первый поезд – двухвагонный состав из подлинных вагонов типа А. Именно такой встретил первых пассажиров 15 мая 1935 года.

– Эта историческая реконструкция показала первые моменты из долгой 82-летней истории московского метро. С помощью многочисленных деталей того времени пассажиры перенеслись во времени, оказавшись в середине 30-х годов прошлого века», – заявил начальник метрополитена Дмитрий Пегов.

 

Погружение в „оттепель“

Погружение в „оттепель“

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Презентация

Фото: Агентство Москва

В Москве состоялась презентация проекта культурного центра Андрея Вознесенского, который будет открыт в мае 2018 года, к 85-летнему юбилею поэта.

Идея создания центра принадлежит вдове Вознесенского Зое Богуславской и её сыну Леониду Богуславскому.

Проект включает в себя не только музей Андрея Вознесенского, но и современное культурное пространство, посвящённое творчеству «шестидесятников» и эпохе «оттепели» в целом. Центр будет разделён на тематические зоны: например, в зале «Контекст» разместятся артефакты эпохи 60-х, а в зале «Погружение» можно будет увидеть и услышать архивные аудио- и видео­записи.

В концертном зале и кинолектории будут проходить различные мероприятия: творческие вечера, кинопоказы и концерты.

Культурный центр разместился в особняке XIX века на Большой Ордынке, в районе Замоскворечье, где прошло детство поэта.

 

„Так мне пророчествует лира…“

„Так мне пророчествует лира…“

Литература / Портфель ЛГ / Имя

Ткаченко Пётр

Теги: Николай Зиновьев

К 30-летию творческой деятельности Николая Зиновьева

Николай Зиновьев из Кореновска Краснодарского края сегодня – один из самых талантливых поэтов России. Это подтверждают его новые книги: «Сборник стихо­творений» (Краснодар, Традиция, 2016) и «На Родине» (фирма «Ирбис», Ростов-на-Дону, 2016). В них он продолжает, как он сам считает и как бывает обыкновенно у истинных поэтов, исполнять некое поручение, данное ему свыше. Продолжает исполнять старательно, последовательно и достойно, ибо «…такое мнение бытует. Поэт лишь пишет. Бог диктует». В этом смысле книги поэта, пожалуй, мало чем отличаются от его предшествующих многочисленных сборников. К тому же по условиям нынешнего положения литературы в обществе многие стихотворения он вынужден переносить из книги в книгу. Но есть повод окинуть хотя бы самым общим взглядом путь поэта. В этом году исполняется тридцать лет его творческой работы. Тридцать лет назад, в 1987 году в Краснодарском книжном издательстве вышла его первая книжка стихотворений «Я иду по земле». Уже тогда было ясно, что в нашу литературу пришёл талантливый самобытный поэт.

Замечательный поэт Сергей Хохлов, возглавлявший Краснодарскую писательскую организацию, как-то рассказал мне о том, как он познакомился с поэтом Николаем Зиновьевым. Он прочитал его стихотворение «Меня учили: люди – братья…». Это стихотворение всего в две строфы так его взволновало, что он закрыл «контору» на замочек и поехал знакомиться с Поэтом. Да, были такие писательские организации, такие их секретари и председатели, были такие поэты, которые могли не только встречать друг друга «надменной улыбкой», но и искренне радоваться появлению талантов.

Меня учили: «Люди – братья,

И ты им верь всегда, везде».

Я вскинул руки для объятья

И оказался на кресте.

Но с этих пор об этом чуде

Стараюсь всё-таки забыть.

Ведь как ни злы, ни лживы люди,

Мне больше некого любить.

Чем же так взволновало это стихотворение? Думается, той духовной высотой, которая в нём была задана, от которой мы начали отвыкать. Ведь это извечное стремление истинно верующего человека – распознать и пойти тем крестным путём, который ему предназначен, «найти себя в себе самом и не терять из виду» (А. Твардовский). Неизбывное стремление, постигаемое русской поэзией. Скажем, в стихах А. Блока:

Когда в листве сырой и ржавой

Рябины заалеет гроздь, –

Когда палач рукой костлявой

Вобьёт в ладонь последний гвоздь, –

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте…

Будь это в иные времена, я отметил бы мировоззренческое становление и духовное восхождение Николая Зиновьева. Но он явился как-то сразу, без особого ученичества. И потом, весь этот тридцатилетний период жизни и творчества поэта совпал с, казалось бы, немыслимым и невозможным, тем более у нас в России – изъятием литературы из общественного сознания и изгнанием её из образования. Совпал с подавлением литературы «рынком», к ней вообще неприложимом. Когда вдруг, подумать только, литература стала делом «личным» или «частным»… А потому всё, что он делал в эти годы – писал, издавал книги, – он делал не благодаря, а вопреки ситуации в обществе, когда оказалось, что русская литература для полного торжества «демократии» и «либеральных» ценностей вроде бы и ни к чему. Более того, являлась главным препятствием для этого. Впрочем, в таком положении оказались все истинные поэты. Но у Николая Зиновьева есть своя особенность. В этом смысле его творческая судьба является в высшей мере примечательной и поучительной.

И тут мы должны различать само состояние литературы, обществу остающееся, по сути, неведомым, потопляемое «рынком», забиваемое валом откровенных книжных поделок, которых следовало бы стыдиться. И положение литературы в обществе, определяемое информационно-издательской политикой, неизвестно кем и как устанавливаемой, то ли незримым «общественным мнением», которое беспощаднее регламентированной законом цензуры, то ли тем, что государство, точнее «либеральная» власть, отказалась заниматься литературой. Причём отказалась демонстративно, как бы в надежде на сочувствие, что такова, мол, объективная реальность, время «такое», словно это варварство могло вызвать сочувствие… Так, при всех интернетах была создана блокада русской литературы. Появление новых талантов стало, по сути, невозможным. Старшее поколение довольствовалось давно потускневшими амплуа «деятелей культуры», приобретёнными в советское время, когда литература жила в общественном сознании.

Такое положение казалось непре­одолимым. И всё же Николаю Зиновьеву удалось прорвать эту информационную блокаду, устроенную русской литературе. Причём, казалось, без каких бы то ни было усилий с его стороны. Да и трудно представить такие усилия, так как по самому складу характера его человеком «деловым» и «предприимчивым», что ли, уж никак не назовёшь.

Помнится, когда совершалась «демократическая» революция, её идеологические бойцы, «шестидесятники», попытались было вытащить из столов «запрещённые» рукописи. Как понятно, для «разоблачения» советского периода истории. Но таковых рукописей, по сути, не оказалось. Всё было издано и щедро оплачено. А теперь думается о том, что за четверть века литературного безвременья у нас сложилось целое поколение поэтов, уже достигших почтенного возраста, но мало читающей России неизвестное. Кто и когда будет их открывать? И будет ли открывать вообще… Между тем поколение граждан, не знающее своих поэтов, впрочем, как и родной литературы, обречено…

Что же привлекало и привлекает в афористических, кратких стихотворениях Николая Зиновьева? Обличительность? Негодование в связи с окружающими настроениями и беспорядками? Ничтожность переустроителей жизни? Да нет. Обличителей у нас всегда хватало. Таких однообразных и плоских. Он обличает несправедливость не саму по себе, крепко помня о том, что она – уже только следствие иных, главных настроений – духовных, следствие пошатнувшейся души, заблудившейся в безверии: «Разгулялась бесовщина, Заколдобила наш путь», «Не сатана ли сам уже в стране бесчинствует неистов?..», «Во имя благостных идей Ложь торжествует, блуд ярится…». Ну а самонадеянным переустроителям жизни опять и снова на революционных началах он и вовсе не ко двору: «Не переделывай эпоху, Оставь работу эту Богу».

И выход из этой смуты видит не в каких-то благих свершениях, а в заботе о собственной душе: «Господь, вопрос мой разреши. / Он вызывает опасенье: / Что если Родины спасенье / В спасенье собственной души?»

Я за словом лезу в душу,

Но не чью-то, а свою.

Это больно, очень больно,

Как свои считать грехи.

И поэтому невольно

Коротки мои стихи.

В отличие от многих «православных» писателей, Николай Зиновьев исполнен истинного смирения. Глубоко понимая, что православие – это вовсе не тема поэтического творчества, а его свойство:

Я жертва дьявольской эпохи,

И рай не светит мне, увы,

Но я пишу. Пишу о Боге.

В надежде, что спасётесь вы.

Николай Зиновьев покорил читателей не упованием на «новую литературу», помня о том, что «несовременного искусства не бывает» (А. Блок). Если, конечно, это искусство. А установкой на «классическую лиру», вполне осознавая, как это «несовременно», наконец, как это невыгодно в обществе, в котором создаётся индустрия «новой литературы», выращивания «новой» плеяды писателей. Разумеется, «либеральных» исключительно…

Я взял классическую лиру,

Безмолвна каждая струна.

Играть не хочет лира миру,

Которым правит сатана.

Кто из поэтов не философ?

И мне мир нынешний не мил.

И я поставлен пред вопросом:

Сменить мне лиру или мир?

У Николая Зиновьева много стихов о стихах, для читателя, как принято считать, вроде и не обязательных. Ведь мы сегодня так уклонились от природы художественного творчества… Наше представление об образном мышлении оказалось так заслонённым позитивистскими и материалистическими воззрениями, что и само высокое предназначение поэта стало пониматься превратно. Как служба, а то и как обслуга, а не служение. Потому теперь и надо об этом напоминать постоянно: «Это тоненький рожок, / Петь его не приневолишь…»

Что хотите услышать, друзья?

Если правду, то правду – нельзя.

Её лик в наше время так жуток,

Что за ваш опасаюсь рассудок.

Вы готовы к такому условью?

Не такого вы ждали поэта?

Но, поверьте, лишь только любовью

Продиктовано свыше мне это.

Но а если вы всё же решите,

Что пришёл я не с теми словами.

Я уйду. Вы лишь только скажите,

А любовь пусть останется с вами.

Как это – «правду – нельзя»? Но это ведь обычное положение русского поэта – брать на себя боль открывающегося мира. Как, скажем, в стихах Я. Полонского: «…ложь всем явная наивно лицемерит, / Где робкое добро себе пощады ждёт, / А правда так страшна, / что сердце ей не верит…»

И всё же, как думается, поэзия Николая Зиновьева оказалась столь близкой и необходимой современным читателям потому, что он, как и должно поэту, удерживает «вниманье долгих дум» (А. Пушкин). А это думы о Родине, о России, о нашей народной судьбе. Ведь сегодня, может быть, как никогда встаёт вопрос о том, почему миру необходима великая Россия. Как уже было давно: «Это Россия, это её необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена» (А. Пушкин). Как было всегда: «Мы, как послушные холопы, / Держали щит меж двух враждебных рас / Монголов и Европы!» (А. Блок). Так в ХХ веке Россия сдержала натиск Запада и спасла мир от фашизма. На той войне был мой отец Иван Ефимович. Вернулся. И родился я. У Николая Зиновьева на той Великой войне в 1942 году погиб дед Александр Кондратьевич Соболь.

Давно по миру слух ползёт,

В умах родившись не в убогих:

Россия скоро упадёт.

Не веселитесь наперёд!

Коль упадёт – придавит многих.

А может статься, что и всех.

Что, кроме мокрого следа,

Тогда останется от мира?

Молитесь лучше, господа,

За нашу Русь, а то – беда.

Так мне пророчествует лира.

Такой поэт неудобен переустроителям мира на революционных началах и их идеологическим пособникам. А потому в его стихах усматривается слишком много печали, поэт-де слишком часто пишет о грехе и о зле…

В 2010 году, к пятидесятилетию поэта, при поддержке администрации Краснодарского края вышел внушительный том стихотворений Николая Зиновьева «Круг любви и родства». В золотом тиснении, как издают классиков. Этому тому была предпослана статья Валентины Ефимовской из Санкт-Петербурга «Гражданин несуществующей страны», умаляющая и даже унижающая поэта. Почему «несуществующей»? Да, в девяностых годах было такое поветрие, когда смена общественной формации и режима были приняты за гибель России: «России нет… Не надо возмущённых И гневных фраз А истина проста: Есть горстка душ искусно разобщённых. Давным-давно не помнящих родства…» (С. Хохлов). И у Н. Зиновьева есть стихи об этом. Но это состояние его персонажа, о чём свидетельствуют отчаянье и горькая ирония. Выводить из этого концепцию для характеристики творчества поэта, вынося её в название статьи, нет никаких оснований:

Эх, закачу-ка я штанины,

Несите ноги, вы вольны,

Куда хотите гражданина

Несуществующей страны…

Ну что же, нет страны и ладно.

Выходит, кончилось кино.

Зато пока ещё прохладно

В бутылке терпкое вино…

Но особенно достаётся поэту за его веру. К примеру, В. Ефимовская пишет: «Вызывает недоумение прямая речь от имени Бога». Это почему же она вызывает недоумение? Надо полагать, что тем самым поэт «кощунствует». Но разве в русской поэзии ничего подобного не было? Вспомним хотя бы стихотворение М. Лермонтова «Когда надежде недоступный…», в котором есть именно прямая речь от Бога:

Тогда молитвой безрассудной

Я долго Богу докучал.

И вдруг услышал голос чудный

«Чего ты просишь? – он вещал. –

Ты жить устал? Но я ль виновен?..»

Так что для объяснения своеобразия творчества Н. Зиновьева вовсе не обязательно было привлекать философию Хайдеггера. Для этого надо просто знать и любить русскую поэзию.

А то и вовсе поэту отказывается в вере. Он, пишущий о грехе, сам обвиняется в греховности: «Отрадно, что поэт нетерпим ко греху. Но всё-таки остаётся вопрос, сомнение. Почему у православного поэта не возникают мысли о возможности христианского преображения грешной души». Но это же неправда, так как поэт являет нам глубоко христианское понимание мира. Не догматически и не декларативно… Вполне понятно, зачем это делается. Для того чтобы представить Николая Зиновьева неким маргиналом. Пишет же В. Ефимовская, что он поэт – части народа, «которую он любит и для которой пишет». Что это за «часть народа» и откуда она взялась? Не думаю, что автор провела опрос библиотек края, чтобы узнать, каков именно его читатель. А это значит, что делается совершенно произвольное допущение для умаления поэта…

Что же касается «несуществующей» России, то Николай Зиновьев находится в той традиции, которая с такой мощью выражена в стихах А. Блока: «Приюти ты в далях необъятных! / Как и жить и плакать без тебя»:

Идут века, шумит война,

Встаёт мятеж, горят деревни,

А ты всё та ж, моя страна

В красе заплаканной и древней.

Или в стихах А. Передреева, которым уже скоро полвека (журнал «Москва», № 3, 1971):

Свети как прежде надо мною,

Не оставляй меня, луна…

Не станет прошлою страною

Моя прекрасная страна!

Не верь, когда обступят тени,

Что там в мерцанье трав и вод,

Она живёт во мгле видений

И мёртвый водит хоровод…

Поэт остаётся поэтом, так как пишет без оглядки на «общественное мнение» или «веление времени». Ему диктует Бог, вдохновение и его пророческая лира.

Не сатана ли сам уже

В стране бесчинствует, неистов?

Но тем достойнее душе

В такой грязи остаться чистой.

Держись, родимая, держись,

И не спеши расстаться с телом.

Крепись душа! В России жизнь

Всегда была нелёгким делом…

Москва – станица Старонижестеблиевская Краснодарского края

 

Рыцарь весёлого образа

Рыцарь весёлого образа

Литература / Знай наших!

Фото: Фёдор Евгеньев

Теги: Сергей Евстратьев , «Поминуха в Кушмарии»

Журналисты с присущей им тягой к цветистости любят называть мастеров, фанатично преданных своему делу, рыцарями с указанием конкретной специализации. Поэтому математики у них рыцари формулы, дикторы телевидения – рыцари эфира, футболисты – рыцари ножного мяча, дирижёры – рыцари звучащей музыки и т. д.

Нашлось место в этой когорте и писателям-сатирикам. Чаще всего их именуют рыцарями веселого образа. Именно к таким фанатикам жанра следует причислить кишинёвского писателя Сергея Евстратьева, которого мы от души поздравляем с 80-м днём рождения. Он, между прочим, не просто собкор «ЛГ» в Молдове, а ещё и доктор экономических наук. И доказал, что современная экономика и сатира – синонимы и перешёл на сторону литературы с девизом «Остроумие сильнее ума, если пользоваться им с умом». Наш Евстратьев – лауреат премии «Золотой телёнок» «Клуба 12 стульев», которую, как известно, кому попало не дают. А ещё и драматург, пьесы которого идут на сцене!

Сергей Фёдорович много лет ведёт непримиримую борьбу с антирыцарями коррупции, бюрократизма, ксенофобии и т.д. На бой он выходит в соответствующих рыцарских доспехах. Его латы выкованы из прочной разящей иронии, на голове шлем с набалдашником из убойных реприз. В бой Сергей Фёдорович всегда идёт с открытым забралом, а оно сделано из стопроцентного сарказма. Наколенники украшены узорами язвительности.

Все эти харизматические свойства лишний раз подчёркивает только что изданная книга С. Евстратьева «Поминуха в Кушмарии», вышедшая свет в Кишинёве в этом году – причём на двух языках – русском и молдавском. Это действительно смешная большая сатирическая повесть – поверьте на слово.

А прочитав её,читатели убедятся, что рыцари в наши дни не перевелись и по-прежнему готовы в любой момент двинуться в крестовый поход против той нечисти, которая мешает нам жить.

«ЛГ»

 

Она умерла от любви...

Она умерла от любви...

Искусство / Фестиваль

Фото: Олег Недоловский

Теги: искусство , театр

В Ганновере прошёл VII Международный театральный фестиваль моноспектаклей «MOST».

В этом году в программе фестиваля, который по традиции проходил в уютном пространстве ганноверского камерного театра «Theater in der List», было 8 моноспектаклей, 8 совершенно уникальных творений из Германии, Казахстана, Швеции, США, Израиля и Молдовы. Россию достойно представил моноспектакль Ирины Рындиной «Мария и Каллас. Письма из тишины». На закрытии фестиваля Ирине вручили диплом «За выдающееся воплощение образа великой пе­вицы».

Пространство сцены напоминает покинутое жильё, пустую клетку. Пытаешься разглядеть птицу – певчего кенара, но нет – там пусто, птицы нет. Как больше нет голоса у Марии…

Часовой спектакль представляет собой историю любви и предательства, историю успеха и падения удивительной женщины. На протяжении спектакля монологи (письма Марии Каллас к Аристотелю Онассису) сменяются оперными ариями из опер Верди, Бизе, Пуччини, Леонкавалло в исполнении Ирины Рындиной, и с самого начала они захватывают зрителя и не отпускают до самого конца. Зал как будто дышит с Ириной-Марией в такт. Трудно сказать, что трогает зрителя больше – хлёсткие слова, адресованные человеку, который предал Марию, или музыкальные фрагменты, подобранные так точно, что в них отражается вся жизнь Марии.

Название «Мария и Каллас. Письма из тишины» полностью отражает суть спектакля. Великая Каллас – певица, с которой когда-то «двадцать пять тысяч зрителей три с половиной часа, ополоумев от восторга, дышали… в такт»… И просто Мария – одинокая, лишившаяся всего, жалкая и величественная одновременно...

Камерное пространство театральной площадки как будто специально создано для этого спектакля. Поначалу кажется, что это пространство слишком мало – как оно сможет вместить в себя удивительный голос Марии Каллас?.. Однако постепенно все сомнения улетучиваются. Удачное режиссёрское решение Олега Дуленина придаёт спектаклю объём: присутствие актрисы ощущается даже тогда, когда она покидает сцену. Зритель остаётся один на один с голосом, проникающим в каждый уголок сердца.

Ирине Рындиной удалось создать очень сильный образ. Великая певица нелепа: тесное платье, размазанный грим, срывающийся временами голос. Но она продолжает улыбаться так необходимой ей публике, ловить её взгляды, отвечать на них опять же только улыбкой. Это всё воспоминания о былом триумфе, жалкая попытка вновь оказаться на вершине славы. Внезапно наступает абсолютная тишина... Спектакль окончен, и с пониманием того, что окончена и жизнь Марии, что-то обрывается внутри.

Анна Шкадаревич

 

Фотошип

Фотошип

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Своим президентом французы избрали Эммануэля Макрона, несмотря на всячески подчёркиваемую политическими оппонентами его сексуальную ориентацию.

Французы маялись напрасно

Электоральною борьбой;

Они отвергли белый с красным,

Их выбор – это голубой.

Аристарх Зоилов-I

 

Собачья жизнь

Собачья жизнь

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / Интеллигенты "Клуба ДС"

Мне лезут в голову мыслишки:

Собачья жизнь не так плоха,

Когда в хозяйстве есть излишки,

Сосиски или потроха.

Приятно жить на всём готовом:

И стол, и дом, спи да гуляй.

К тому ж владеть не нужно словом,

А коли хочется – полай.

Что животинке этой надо,

В чём её радость, в чём нужда?

Чуть ласки, счастье променада,

Секс по-собачьи, да еда.

А я мильон манипуляций,

Хозяйствуя, произвожу,

Попутно к небу ламентаций

Большую кучу возношу.

Готовлю всяческую бяку,

Тем, что получится, кормлю

Себя и толстую собаку,

С которой стол и кров делю.

Сижу и тупо наблюдаю,

Как собакевич этот жрёт,

О смысле жизни не гадаю,

И так уже который год.

Себе не забиваю баки,

В мороз танцую краковяк,

Живу, похоже, для собаки,

Да и она считает так.

Александр Петрович-Сыров

 

Из запАсных книжек

Из запАсных книжек

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Овечкин Станислав

* В песне были хорошие стихи, но автор положил на музыку.

* Его последние слова соратникам были: «Всем долго жить! Это приказ!»

* В корейском ресторане из-за неисправного холодильника пропала собака.

* Когда истина всплыла, стало ясно, почему она не утонула.

* Неопытный йог на гвоздях сидел, как на иголках.

* Была в ней какая-то стервоточинка.

* Гол забить – не поле перейти.

* По воскресеньям вся страна с интересом изучает, что едят дома у Кончаловских.

* В ресторане звучал шансон о воре. Его кто-то заказал.

* Мужики усердно гнали самогон, но так и не прогнали.

* Вот что значит избранный народ – у них лечит даже Мёртвое море.

* «Что наша жизнь – игра!» – подмигнул даме валет.

* Когда человек спрашивает: «Чем ты думал?», я понимаю, что в мыслительных процессах он искушён больше меня.

 

Бабец

Бабец

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев / М и Ж

Веселов Виктор

Верочка! Хочешь, я тебе своего попугая подарю? Жако. Мальчик. Купила за сто евро, тебе даром отдам… Конечно, говорящий. Только уж лучше бы молчал. Вчера звонит Сашка. Я обрадовалась. Кричу: – О! Сашуля! Кобелёк мой любимый! Сто лет не виделись!..

Вскоре является муж.

Спрашивает: – Нам никто не звонил? – Я говорю: – Нет. – А попугай: – Кобелёк! Кобелёк! Кобелёк!

Вася мой напрягся: – Так-так. Кобелёк, говоришь? И как же его зовут, дорогая?

Я и рта не успела раскрыть, как снова влез попугай: – Саша! Сашенька. Сашуля!

Говорю Василию: – Это не то, что ты думаешь. Саша – не кобель. Кобелёк. А кобель, это…

– Гр-р-риша! – орёт попугай. – Гриша – кобель!

Объясняю мужу: – Саша – это Александра. Моя одноклассница. По фамилии Кобелёк. Не веришь – позвоню ей, она приедет. И покажет паспорт.

– Ладно, допустим, – говорит муж. – Ну а Гриша?

А сам смотрит не на меня, а на вредную птицу. И ласково ей так: – Так ты говоришь, кто Гриша? Кобель?

Попугай орёт: – Кобель! Кобель! Кобелина!..

Вижу, у мужа глаза кровью наливаются. Стали, как хвост у попугая.

Говорю: – Вася, окстись! Гриша – это ж его прежний хозяин. Твой старый знакомый. Может, его так жена называет?

Муж репу почесал и согласился: – Твоя правда. Гриша тот ещё «ходок»!

Говорю: – А ты у меня – ангел! Кстати, а кто моему ангелочку утром звонил? Я из ванной слышала.

Муж замялся. А попугай тут как тут: – Валечка! Валюня! Вальчик! Бабец!

Говорю: – Да я за этого бабца сейчас кой-кого лишу конца!

Муж зло на попугая смотрит. И говорит: – Вот же гад! Так он нас точно разведёт. Милая! Бабец – это не баба. А мой новый сослуживец. Валентин Бабец. Не веришь – сейчас подъедет. И покажет паспорт…

Нет, Верочка, ну бывают же такие дурацкие фамилии: Кобелёк, Бабец!.. То ли дело у меня: по мужу – Гулёнкина, в девичестве – Брехунок.

 

Парнас "Клуба ДС"

Парнас "Клуба ДС"

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Весенний поэтический «диалог» двух поэтов

Я в поэзии – просто волчица.

В рифмах – Пушкин, Сократ – в содержании.

Отличать бы ещё наловчиться

Вдохновение от недержания…

Говорят, что прилетели грачи,

Только праздновать весну не спеши.

Если можешь промолчать – промолчи,

Если можешь не писать – не пиши…

Хочешь сделать счастливой меня, дорогой?

Это просто! Ты, главное, помни основы:

Мне для счастья достаточно вещи ОДНОЙ,

Только путь эта вещь каждый день будет новой…

О вас я помню ежечасно.

Светило вас затмит едва ли.

Мадам, вы так сейчас прекрасны!

Наверно, вы вчера бухали?..

Знаете ли вы, чья мысль ясна,

Принципы тверды, сужденья хлёстки,

Как непросто даме с бодуна

Создавать подобие причёски?!

Для вас писал стихотворенье,

Но вас не трогает никак

Ни божество, ни вдохновенье,

Ни джин, ни водка, ни коньяк…

К чему все эти гневные слова?

Ты, дорогой, напрасно тратишь силы!

Да, и сегодня снова ГОЛОВА...

Но ведь болит не просто – о России!

Реинкарнация – покруче долголетья:

Какой возможен поворот в судьбе!

Пусть не сейчас, но жизни где-то в третьей

Я, может быть, женюсь и на тебе.

Люблю мужчин НОРМАЛЬНОЮ любовью.

За что любить – додумалась сама:

От них ведь польза как-никак здоровью

И очень много пищи для ума…

Татьяна Кормилицына – нечётные строфы

Владимир Городзейский – чётные

 

Из пришедшего в голову

Из пришедшего в голову

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Соколов Леонид

◊ Если археолог нашёл свою будущую жену во время экспедиции, считать ли её археологической находкой?

◊ Учитесь у курицы, она никогда ничего не откладывает на завтра.

◊ Мёд был липовым. Документы на него – тоже.

◊ Дама выглядела очень молодо, и даже память у неё была девичья.

◊ У контролёров каждый день контрольная работа.

◊ Про качество натяжных потолков можно было говорить лишь с большой натяжкой.

◊ Японский ресторан «Суши-сухари».

◊ Холодный расчёт – это, видимо, плата за холодные батареи.

◊ Вопрос о том, пользоваться или нет виагрой, даже не стоит.

 

Робинзоны и Мюнхгаузены

Робинзоны и Мюнхгаузены

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Алексей Талимонов

Владимир Солдатов

 

Рога и копыта

Рога и копыта

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Брюханов Александр

Нелегалы

ФМС планирует внедрить новую форму борьбы с нелегальными мигрантами. Теперь с ними будут бороться нелегальные полицейские.

Благотворительная акция

Балерина Волочкова станцевала танец перед работниками почты по месту её проживания. Только после этого ей отдали заказное письмо, которое она очень ждала.

Приговор

Состоялся суд над служащим администрации города Тяпска, обвиняемым в многочисленных взятках в небольших размерах. Обвиняемого приговорили к многочисленным непродолжительным срокам.

Первый

В результате взрыва на складе пиротехники в Вануату в космос вышел хозяин этого склада. Он стал первым вануатским космонавтом.

Реакция

Партия импортных помидоров испортилась сразу же после снижения цен на них. По мнению специалистов, это произошло из-за снижения помидорами своей самооценки.

Рука Москвы

На территории Пентагона обнаружен крот, создавший разветвлённую сеть коммуникаций. Полагают, что тут не обошлось без участия российских спецслужб.

 

Бестолковый словарь

Бестолковый словарь

Клуб 12 стульев / Клуб 12 стульев

Гороскоп – Кавказ, например.

Батискаф – отцовский скафандр.

Фанфары – горящие глаза фаната.

Персона – персиянка.

Невольник – самбист, дзюдоист или борец греко-римского стиля.

Китобой – крупный специалист по обоям.

Литературка – буква турецкого алфавита.

Проныра – дайвер.

Франшиза – глупость, сказанная французом.

Штатив – все деревья семейства ивовых.

Давка – асфальтовый каток.

Раскрутка – карусель.

Юрий Гурин,  СПб

 

Письменный стол

Письменный столВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Русский диктант

Теги: русский язык

В основу диктанта положен рассказ «Письменный стол» Ивана Сергеевича Соколова-Микитова (1892–1975), писателя, журналиста, путешественника, тонкого мастера реалистической прозы, сумевшего увидеть и передать читателям одухотворённость мира родной природы.

Особенно дорог мне небольшой письменный стол из морёного чёрного дуба. Стол этот стоял некогда в комнате моего дядюшки Ивана Никитича, хорошо знавшего столярное дело. В те времена морёный дуб добывали в небольшой нашей речке, носившей древнее имя Гордота. Когда-то, в незапамятные времена, по берегам речки росли зелёные дубравы. Старые, подмытые в половодье весенней водой, деревья сами падали в речку. Толстые их стволы заносил песок и речной ил. Известно, что дуб в воде не гниёт.

Покрытые илом и песком стволы, быть может сотни лет пролежавшие на дне реки, на моих глазах выкапывали из песчаного дна обмелевшей реки, канатами вытаскивали на берег, топорами обрубали остатки сучьев и корней. Вытащенные стволы дубов сушили и отвозили к нашему двору. Помню, как длинными пилами, уложив их на высокие козлы, распиливали стволы на доски. Тёмные доски эти лежали под крышей нашего деревенского амбара. Изредка я забирался на чердак, бродил по сложенным сухим доскам.

Помню, как делали этот стол. Работал похожий на цыгана столяр и плотник Пётр с нестрижеными курчавыми волосами, спускавшимися на лоб. Иван Никитич усердно помогал ему в тонкой столярной работе. Помню крепкие, умелые руки Петра, верстак, на котором он выстругивал тонкие доски, лежавшие на полках и висевшие на бревенчатой стене столярные инструменты. Из-под рубанка и фуганка над пальцами Петра курчавились тёмные стружки.

Старинный красивый стол я некогда перевёз из смоленской деревни в Гатчину, из Гатчины – в Ленинград, из Ленинграда – в мой карачаровский домик на берегу Волги1. За этим столом я написал большинство моих ранних рассказов. Я и теперь сижу у моего любимого стола, диктую. Разумеется, за долгие годы и во время перевозок он утратил свой прежний изящный вид. Исчезла точёная решётка, отгораживающая задний край стола. Эта решётка (точно такую некогда видел я на письменном столе Льва Толстого в Ясной Поляне)2 не позволяла сваливаться на пол лежавшим на столе рукописям и бумагам.

Но и теперь прочен мой старый стол. Я люблю сидеть за ним, вспоминать давние времена моего детства, Ивана Никитича, любовь, которая объединяла простую нашу семью. Вспоминать черноволосого, курчавого Петра, умелые его рабочие руки. Вспоминать окружавших меня добрых людей, реку, пруд, первые мои путешествия, поля и лес, где я увидел и полюбил природу, родную землю, которую все называли своею матерью, кормившей нас и поившей.

(И.С. Соколов-Микитов, 364 слова)

-----------------------

1 Возможно без тире.

2 Возможна замена парных скобок на парные тире.

КОММЕНТАРИЙ СОСТАВИТЕЛЯ

Диктант нацелен на проверку слитного и раздельного написания частицы не с разными частями речи, одной и двух н, окончаний прилагательных и причастий. Пунктуация текста включает преимущественно разные случаи оформления простого предложения: обособление второстепенных членов, разграничение однородных и неоднородных определений, постановку знаков препинания при вводных словах (в том числе – в составе обособленных оборотов).

Наталья Кириллова

 

Новая русистика

Новая русистикаВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Классное чтение

Теги: Международный журнал современной филологической и ареальной русистики , Новая русистика

Международный журнал современной филологической и ареальной русистики. Новая русистика, Чешская Республика, Брно. 2016, № 1/IX, 88 с.

Журнал возник по инициативе Чешской ассоциации славистов и Института славяноведения философского факультета Университета им. Масарика в Брно (Чешская Республика) после того как перестал издаваться известный, тогда ещё чехословацкий, научный журнал Československá Rusistika. «Новая русистика» ориентирована прежде всего на лингвистические и литературоведческие вопросы, отражающие изменения в русистике в целом и в процессе изучения русской литературы в особенности. Издание открыто для русистов разных методологических направлений, но акцент делается тем не менее на исходное ареальное направление, делающее возможным синтез филологических и ареальных подходов.

В журнале, выходящем два раза в год, публикуются материалы, написанные на русском языке. В первом номере за прошлый год, например, представлены статьи Екатерины Микешовой «Тексты Ивана Вырыпаева в театре и кино», Йозефа Сипко «И.А. Крылов – а он и ныне здесь», Марии Пономаренко «Воспроизведение гендерной составляющей авторского идиостиля в переводе художественного текста», Вальдемара Шмидта «Образ Христа в поэтическом сборнике А.П. Глинки «Задушевные думы».

 

Согласие не требуется

Согласие не требуетсяВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Классное чтение

Теги: Ян Кампбелл , Согласие не требуется

Ян Кампбелл. Согласие не требуется. Прага, 2016, 548 с.

В это многоязычное (на английском, чешском, немецком и русском) издание вошли написанные в разные годы статьи и выступления кандидата инженерных и доктора философских наук, специалиста по трансферу технологий с дополнительными компетенциями в области биокибернетики, финансирования и страхования Яна Кампбелла. История, утверждает Ян Кампбелл, это тайна, которую не понять разумом. И не верьте сказаниям даже тогда, когда они приносят вам спокойствие. Общественная наука, политика, образование и экономика отказываются иметь дело с такими явлениями, которые невозможно предугадать или прогнозировать. С одной стороны, они настойчиво защищаются от необоснованных фантазий, с другой, по мнению автора книги, значительно искажают предмет своего исследования и изучения.

Ссылаясь на классическую философию, Ян Кампбелл рассматривает постоянно возникающие новые вызовы глобализации и предлагает своё видение дальнейшего развития общества и мировой экономики. Иногда довольно пессимистическое: «Карты для продолжения войны уже розданы. В настоящее время все мы являемся свидетелями ситуации, сложившейся, как и раньше из тех же основных причин, которые спровоцировали две мировые войны XX века: национальные интересы, капитал и бой за природные ресурсы».

 

Студент всегда прав?

Студент всегда прав?Выпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / К Доске!

Рыков Сергей

Учиться – это так скучно. Может быть, побунтовать?

Фото: РИА Новости

Теги: проблемы преподавания

Какие они, современные потребители знаний

Публикация «Бумагомаратель, обслуживающий обучающихся» («Словесник» № 8 от 19 апреля) вызвала широкий резонанс. Проблема профессуры, приравненной к обслуживающему персоналу, задела за живое научную элиту России. Лозунг общепита «Клиент всегда прав!» преподаватели с иронией и болью переделали в «Студент всегда прав!».

Мы решили продолжить «заседание» нашего круглого стола и поговорить о современных «потребителях» знаний. О клиентах-студентах. Ведь ради них (будущего России) и затеяны реформы образования. Итак, студент новой формации глазами преподавателей.

– Студенты очень изменились. Это новое поколение, – начал разговор с констатации очевидного доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой общего языкознания и стилистики Воронежского государственного университета Иосиф Стернин. – Преподаватель вынужден приспосабливаться к студентам нового типа. К раскованным, весёлым, свободным… И (увы!) малознающим, но зато умеющим всех оценивать, всем ставить лайки. Многие студенты искренне считают, что преподаватели им всё и вся должны. Должны прийти в то время, когда удобно студенту, дать задание попроще, занятие провести повеселее, спрашивать поменьше… А оценку поставить повыше.

– Да, студенты у нас теперь очень слабые, – сожалеет доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных, социальных и естественно-научных дисциплин Тверского института экологии и права Елена Мягкова. – Они абсолютно неграмотны (и в литературном, и в функциональном смысле), не умеют себя вести (могут сидеть на занятиях в пальто или в шортах). Но это наши дети. И многие из них искренне хотят учиться. И часто эта «убогость» – не вина, а беда. Им нужно помочь. Показать, что учиться – это и интересно, и полезно. Что трудности можно преодолеть. Но для этого надо много трудиться.

– Даже наши иные студенты-филологи не умеют правильно читать тексты, – делится наболевшим доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой зарубежной филологии Московского городского педагогического университета Ирина Бубнова. – Не умеют вести конспекты. Не понимают, как выделить основную мысль. Имея отличные оценки в аттестате, некоторые студенты называют горную систему Памир страной или городом, население Индии – индейцами. Уверены, что Сибирь расположена на берегу Тихого океана, а Вторая мировая война началась в начале ХХ века.

Правильная речь перестала быть престижной. Более того, поощряется речь, засорённая иностранными словами. Почитайте уставные документы, там половина заимствованных слов, англицизмов… «В рамках аудита мы проводим мониторинг…» И так далее…

Во времена нашей советской молодости работала чёткая схема: знания-умения-навыки. Сейчас «в почёте» только навыки. Мы, преподаватели, оказываем услуги. Соответственно, и студенты сморят на нас, как на людей, оказывающих услуги. Такое убеждение у них сформировалось в школе. Разве это работает на престиж нашей профессии?! – возмущается Ирина Александровна.

– Пришло поколение, покалеченное школьным образованием, – подхватывает мысль доктор филологических наук, профессор, заведующая сектором этнопсихолингвистики Института языкознания РАН Наталья Уфимцева. – Образованием, которого нет. 30 процентов школьников уже ничему невозможно обучить. Они – брак. При этом они получили право публично оценивать преподавателей на официальных сайтах учебных заведений. «Чтение лекций» – столько-то баллов. «Чувство юмора» – столько-то. «Ведение семинаров» – столько-то… Могут ехидно заявить (на сайте, подчеркну, а не приватно), что у такого-то «препода» есть любимчики. А такая-то «профессорша» одевается не с должным вкусом… Успешность или неуспешность ныне измеряется толщиной кармана. Я просматривала сайт, предлагающий вакансии. Научный сотрудник, доктор наук… Вилка зарплаты – от 17 до 23 тысяч рублей. Был термин «новые русские». Сейчас есть «новые бедные». Это бюджетники. Преподаватели вузов, в частности. Они не успешные. Как они могут быть авторитетом для студентов?

От того, кто придёт на смену, зависит будущее науки (фото: Фёдор Евгеньев)

– Студенты ведь тоже, в основном, не жируют, – затеваю я «провокационный» спор с Натальей Владимировной. – Многие из них (особенно иногородние) перебиваются с булочки на кефир…

– Власть привлекательна, а власть над старшим привлекательна вдвойне. Но это разрушительно морально, нравственно. Я, неоперившийся второкурсник, оцениваю преподавателя, ещё не имея нормальных критериев оценки. Ещё не сложилась система ценностей, а я уже оцениваю. Беру на себя ответственность (не сказать – наглость) публично оценивать человека старше и заслуженнее меня. Идёт постоянное противопоставление – молодые и все остальные. Вы, старые, подвиньтесь. Идёт молодёжь… Молодёжь (кто же спорит!) нужна в науке. Обязательно нужна! Но молодёжь должна попасть в научную среду. В научную школу. А научная школа – это одна семья. На зачищенной площадке ничего хорошего не получится.

– Студенты нередко откровенно халтурят в научной работе. Списывают чужие работы. Скачивают из интернета и не дают себе труда даже переформатировать текст. Ещё и возмущаются: я же сдала, принесла вам работу! – Приводит свои примеры профессор Стернин. – Одна заочница мне сказала: «Вы мне всю плешь проели своей курсовой». В ответ на обычные требования студенты обижаются и возмущаются. И руководство обижается – снижаю показатели. Знаю несколько случаев, когда махровые бездельники и прогульщики писали в прокуратуру на требовательных преподавателей. Мол, те препятствуют осуществлению их конституционного права на образование.

Одна наглая лентяйка шантажировала меня: что мне, самоубийством кончить, раз вы меня не допускаете до защиты? Требуют высоких оценок, четвёрку рассматривают как откровенное оскорбление. Они все в каких-то волонтёрских движениях, на каких-то бесконечных «школах лидеров». Везде ездят, что-то хором кричат, в чём-то соревнуются, выигрывают фирменные майки, кепочки. И считают себя передовыми и успешными. На учёбу у них мало времени. А с нас всё время спрашивают – это же наши лидеры! Почему они у вас имеют такие низкие оценки?! Учитывайте их общественные достижения. Почему я это должен учитывать? – недоумевает Стернин.

– Какой профессор будет сегодня чувствовать себя комфортно? Только тот, кто принял эту тенденцию и встроился в неё, – подытоживает разговор профессор Кирилина. – Выпускник либерального МГИМО Сергей Брилёв недавно с удовлетворением поведал телеаудитории, что из Московской консерватории уволена преподаватель Фарида Кульмухаметова, на которую донёс в интернете некий студент. (Педагог позволила себе заговорить со студентами о «пятой колонне» и даже назвать некоторые имена.) Мерзкий поступок студента преподносится как абсолютно верный. Преподаватель же позиционируется как совершивший нечто недопустимое. Слушаю и ловлю себя на мысли: я тоже считаю Сванидзе и Макаревича разрушителями и «пятой колонной» и вполне солидарна с вынужденной уволиться Фаридой Кульмухаметовой. Я хотела бы, чтобы не только либерально настроенный, но и любой другой преподаватель вуза имел право высказывать свои мысли и не быть за них преследуем.

Ещё одна проблема – это нравственное и профессиональное качество самой профессуры. Миграция преподавателей – сегодня явление массовое. Закоснелость научных сообществ тоже, к сожалению, факт. В условиях сокращения финансирования, таяния аудиторных часов и слияния вузов обостряется конкурентная борьба. И побеждают в ней нередко наиболее конформные и сплочённые научные группировки.

Вместе с тем приход и первые шаги министра Ольги Васильевой вселили некоторый осторожный оптимизм…

 

Быть учёным – накладно

Быть учёным – накладноВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Точка кипения

Ума и трудолюбия для научной работы сегодня, увы, недостаточно

Теги: образование , преподавание

Публикация научных трудов как косвенное налогообложение

Одним из требований внедряемого в российских вузах эффективного контракта является необходимость публикации каждым преподавателем в течение календарного года двух статей в российской базе РИНЦ и одной статьи в международных базах Web of Science и Scopus. Считается, что таким образом преподаватели докажут свой научный уровень.

Это, разумеется, очень достойно, если преподаватель публикует свои работы в таких заслуживающих доверия базах. Только как достичь подобного эффекта, если ранее подавляющее большинство (до 95%) преподавателей вообще не имели в течение своей жизни таких публикаций? Решается проблема очень просто: созданием специально под эти требования новых журналов, в которых за плату можно опубликовать статью и доложить начальству о выполнении норматива.

Попробуем «отгуглить» этот вопрос. Набираем в поисковой строке «публикация в журнале РИНЦ». Сразу выскакивает множество предложений: «от 162 руб./стр.», «144 руб./стр.», «129 руб./стр.». Этот сыр практически бесплатный. В лучшем случае статья будет опубликована, но не в системе РИНЦ.

Рассмотрим более солидные предложения. Выходим на портал российской науки «Русайнс» (ru-science.com). Так вот, этот мощный портал (в качестве партнёров указан в том числе Финансовый университет при Правительстве РФ) предлагает серьёзные цены: за публикацию в Scopus 76 тыс. руб., за публикацию в системе ВАК (данные статьи автоматически попадают в базу РИНЦ) – 10 тыс. руб. Таким образом, заплатив 96 тыс. (за статьи в Scopus и РИНЦ), каждый преподаватель может выполнить условия эффективного контракта, отдав треть своей годовой зарплаты неизвестным деятелям.

Разумеется, преподавателю, живущему на одну зарплату, сделать это невозможно. Но решить проблему всё-таки можно, если рассматривать требования о публикациях как своеобразный косвенный налог и увеличить поборы со студентов за различные виды учебных работ.

И всё же «Русайнс» требует очень большую плату, так как является посредником. Попробуем обратиться напрямую в ваковское издание. Автор настоящей статьи имеет опыт общения с журналом «Экономика и предпринимательство» из перечня ВАК. Журнал этот очень молод – основан в 2012 г. Но несмотря на юный возраст, быстро набирает популярность – в год основания вышло 6 номеров, в следующий «научный» сезон – 16. В прошлом году – уже 23 номера. Цена за публикацию здесь менее кусачая – 5950 руб. Рецензирование быстрое – не более суток. Статья выходит в течение месяца.

В каждом номере этого полиграфического монстра объёмом 2000 стр. и весом под 3 кг выходит в среднем 250 статей. Перемножим количество публикаций на цену, вычтем издержки на тираж и почтовые затраты на доставку журнала автору и получим, что чистая прибыль издателя составляет не меньше чем 1 млн. руб. за номер (23 млн. в год).

Если каждый преподаватель нашей страны опубликует за свой счёт за год три никому не нужные статьи и процитирует в них своих друзей и подельников для повышения «научного» индекса, то эффективнее образовательный процесс не станет, уверяю вас.

Сделать из достойного преподавателя, выполняющего и перевыполняющего учебную нагрузку, «учёного» с большим количеством публикаций во всех базах, можно только добивая в нём остатки чести и совести. И эффективный контракт эффектно демонстрирует, как это сделать.

Олег Корниенко, 

кандидат экономических наук, Ростов-на-Дону

 

На перекрёстке двух дорог

На перекрёстке двух дорогВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Версия

Лаврентьев Максим

Время, ветер и песок совершают чудеса

Теги: Ходасевич , «Памятник» , поэзия

О стихотворении В. Ходасевича „ Памятник “

Бережное отношение к поэтическим текстам похвально, когда оно не переступает границ разумного.

В противном случае для того, чтобы восстановить авторский замысел, а то и попросту здравый смысл, требуются подчас титанические усилия. Чем по отношению к творчеству Велимира Хлебникова обернулась такая «дотошность» мы знаем: поэмы и стихотворения Будетлянина, однажды вышедшие без всякого контроля со стороны автора, до сих пор бездумно переиздаются с вопиющими искажениями, обессмысливающими его и без того не самые простые для понимания тексты.

Что касается Владислава Ходасевича, то он пострадал от публикаторов меньше. Тем не менее одна ошибка всё же, на мой взгляд, есть, и носит она принципиальный характер, так как касается стихотворения, ставшего поэтическим завещанием.

Памятник

Во мне конец, во мне начало.

Мной совершённое так мало!

Но всё ж я прочное звено:

Мне это счастие дано.

В России новой, но великой,

Поставят идол мой двуликий

На перекрёстке двух дорог

<...>

Здесь я намеренно обрываю текст «Памятника». Последняя строчка во всех без исключения изданиях выглядит так: «Где время, ветер и песок».

Что мы знаем об истории создания этого текста? «Памятник» был написан автором как итог собственного поэтического творчества и стал одним из его последних стихо­творных произведений. Далее, вплоть до смерти в 1939 году, последовала полоса почти абсолютного поэтического молчания. Опубликован «Памятник» был лишь посмертно в журнале «Современные записки», а затем включён в издание, предпринятое в 1960-х годах. Здесь показателен следующий весьма приблизительный комментарий составительницы сборника Нины Берберовой: «Написано в 30-х гг.» Дата впоследствии была уточнена по составленному Ходасевичем списку стихотворений: 28 января 1928 года.

Легко заметить, что каждый образ в «Памятнике» раздвоен и противопоставлен сам себе: конец и начало, «мной совершённое так мало, но всё ж я прочное звено...». Особенный интерес вызывает вторая строфа. Здесь в первых трёх строчках тоже соблюдаются раздвоенность и противопоставление: «В России новой, но великой...», «идол мой двуликий», «на перекрёстке двух дорог». А затем неожиданно следует перечисление: время, ветер и песок. О чём это?

То, что нам известно об истории публикации стихотворения, предполагает, скорее всего, что дошедший до «Современных записок» текст «Памятника» не вычитывался автором, как это бывает с материалом, готовящимся к печати. Вполне возможно, знаки препинания были неаккуратно расставлены поэтом в рукописи. В таком случае перед нами – случайная пунктуационная ошибка Ходасевича, закреплённая в посмертном издании. Несуразица заключается в ничего не значащем переборе «красивостей» – времени, ветра и песка. Едва ли поэт-мастер, каким нам представляется Владислав Ходасевич, стихотворец, во главу угла ставивший чёткость формулировок и лапидарность стиля («И каждый стих гоня сквозь прозу, / Вывихивая каждую строку...»), мог допустить у себя графоманскую банальщину.

Более вероятным представляется иное прочтение заключительной строки, с соответствующей смыслу пунктуационной правкой: поэт говорит, что по двум дорогам, на перекрёстке которых будет стоять его воображаемый двуликий идол, по-разному потечёт время. С одной стороны, полетит быстро, как ветер, с другой, поползёт медленно, как песок.

Теперь смысл кульминационных строк ясен:

В России новой, но великой,

Поставят идол мой двуликий

На перекрёстке двух дорог,

Где время – ветер и песок.

Трактовка образа восходит, несомненно, к общей теории относительности Эйнштейна, опуб­ликованной в 1915–1916 годах.

Прояснить многое помогла бы сверка с рукописью. Возможно, сохранились черновики «Памятника» (если сам «окончательный» текст не является таким черновиком). Справиться с этой задачей вполне по силам специалистам. Не пора ли обратиться к архиву Н.Н. Берберовой в Библиотеке Йельского университета? Или вопрос о правильном истолковании поэтического завещания одного из лучших поэтов Серебряного века никому не представляется важным?

 

„Книга класса“

„Книга класса“Выпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Лирическая перемена

Минералова Ирина

Православная классическая гимназия-пансион Свято-Алексиевской пустыни памяти протоиерея Василия Лесняка (Ярославская обл.)

Теги: чтение , книгоиздание , школьная жизнь

Такое название дал проекту директор издательства «РИПОЛ классик» Сергей Макаренков. В этом году уже издано 10 книг, написанных школьниками. Семь из них создавали учащиеся школ Санкт-Петербурга – школа № 6, гимназия № 278, школа № 645, школа № 117, школа № 64, гимназия №116, школа № 327. Два участника из Москвы – лицей № 1547, школа № 138 – и православная классическая гимназия-пансион Свято-Алексиевской пустыни памяти протоиерея Василия Лесняка из Яро­славской области.

Первая презентация «Книги класса» выпускного состоялась на пленарном заседании Х научно-практической образовательной конференции «Православная русская школа: традиции, опыт, возможности, перспективы» – название этой книги и интригующее, и обещающее: «Gaudeamus igitur» (Давайте возрадуемся!) – по страницам школьной жизни.

Совершенно замечательные замысел и побудительные мотивы издателей: не просто декларировать необходимость читать настоящую, отпечатанную, а не электронную книгу, но погрузить самого школьника в таинство и труд её создания. Коллективная работа на видимый результат: как это льстит, но и какая ответственность!

Как пишут наставники, например, Оксана Боркунова и Татьяна Евстратова, «…дети стали сплочённее, научились работать в команде, многие определились в выборе профессии» или классный руководитель, кандидат исторических наук Светлана Василенко: «Работа над книгой… дала нашим ученикам возможность почувствовать ценность каждого пережитого мгновенья. Работа над текстами стала хорошей ненавязчивой подготовкой к выпускным экзаменам по русскому языку и литературе».

Первые опыты показали, что коллективом издательства верно определена стратегия и намечены доминантные принципы создания «Книги класса», так что присоединяйтесь (www.knigaklassa.ru)! Живое дело любви к книге, её чтению и созданию способно пробудить к творчеству и детей, и взрослых!

 

Куда везёт „Заблудившийся трамвай“

Куда везёт „Заблудившийся трамвай“Выпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Дневник учителя

Кабыш Инна

Сквозь круги ада к себе

Фото: Мария Семёнкина

Теги: Николай Гумилёв , «Заблудившийся трамвай»

Бессмыслен ли русский бунт?

Считается, что за несколько минут до смерти перед мысленным взором человека «прокручивается» вся его жизнь. Мне кажется, что «Заблудившийся трамвай» Николая Гумилёва и был таким «фильмом», увиденным поэтом за несколько месяцев до казни.

Сам поэт так рассказывал о рождении этого стихотворения: «Меня что-то вдруг пронзило, осенило. Ветер подул мне в лицо, и я как будто что-то вспомнил, что было давно, и в то же время как будто увидел то, что будет после... » (курсив мой. – И.К. ).

За тринадцать лет до этого Гумилёв написал, может быть, самое романтическое своё стихотворение – «Жираф». В нём дана типичная для романтического произведения ситуация «двоемирия»: мир дождя и тумана, который чужд и непонятен герою, хотя это ЕГО мир, в котором живёт его возлюбленная, и озеро Чад, «где изысканный бродит жираф» и куда рвётся душа поэта. Озеро Чад для него больше родина, чем мир «холодного тумана» с любимой. Соединение двух этих миров невозможно, и герой мечется между ними в поисках самого себя (Гумилёв ведь и в самом деле пять раз ездил в Африку!).

А потом поэт напишет «Заблудившийся трамвай» – самое визионерское своё стихотворение. Уже в его первой строфе появляется «заблудившийся в бездне времён» трамвай, на подножку которого вскакивает герой и движется вертикально вниз (как лифт) – сквозь пласты личного прошлого: Неву, Нил, Сену.

Вагоновожатого в литературе об этом стихотворении сравнивали с Вергилием, водившим Данте по кругам ада. Но у Гумилёва, если и ад, то ад личный, ад его собственной души. Дантов ад упирался в озеро Коцит – гумилёвский трамвай упирается в вокзал, на котором можно купить билет в Индию Духа и который совмещён с зеленной лавкой (они – вокзал и лавка – одно), где «мёртвые головы продают». Совершенно очевидно, что цена билета в Индию Духа – собственная голова. И герой, не торгуясь, платит эту цену.

Билет куплен и его обладатель «въезжает» в новое пространство (как Данте из ада попадает в Чистилище) – дом «в три окна и серый газон», где «жила и пела» некая Машенька. Кого только не усматривали в Машеньке – и Беатриче, и Ахматову, и М. Кузьмину-Караваеву, и Машу Миронову, героиню «Капитанской дочки».

Кто же она? Умершая Машенька и лирический герой, заплативший за билет собственной головой, встречаются там, откуда бьёт свет. То есть – давайте называть вещи своими именами, а не литературоведческими терминами – поэт наконец встречается со своей родиной (о том, что «Машенька – Россия», догадался Лев Гумилёв), причём – на том свете.

В «Заблудившемся трамвае» находили реминисценции и из Данте, и из Пушкина, и из Гоголя, и из Достоевского. Мне же приходит на ум книга, которая написана через 22 года после «Трамвая». Я имею в виду «Маленького принца» Экзюпери.

Герой этой философской сказки тоже не мог совместить себя и свою возлюбленную, которая была частью планеты (читай: родины). Он отправляется в путешествие на перелётных птицах, посещает несколько астероидов (ср. Нева, Нил, Сена) и в том числе Землю (у Гумилёва это просто тот самый вокзал – зеленная). Именно после посещения Земли к герою приходит понимание того, как, оказывается, он любит собственную планету и как хочет вернуться туда. Но перелётные птицы больше не могут служить ему средством передвижения: что-то в нём изменилось, он стал «тяжелее» на собственный духовный опыт. Только змея, точнее её укус, способен вернуть Маленького принца на планету. Такова цена билета. И Маленький принц платит эту цену.

...Когда мы, взрослые, читаем сказку Экзюпери детям, мы врём, что её герой не умер, а благополучно вернулся к своей Розе. Но зачем врать себе? Умер. И только так – ценой жизни – вернулся на родину.

Стихотворение Гумилёва – это тоже страшная сказка о том, как поэт – через смерть – обретает родину.

Блок называл Гумилёва «иностранным». Цветаева писала о «нерусскости» Волошина, отмечая, что русским поэтом он стал исключительно благодаря революции (читай: заблудившемуся трамваю). Мы – с лёгкой руки Петруши Гринёва – привыкли называть русский бунт бессмысленным и беспощадным. Второе – аксиома. Первое – вопрос.

Можно ли называть бессмысленным то, благодаря чему человек (поэт!) обретает родину?

Вы скажете: больно дорогой ценой.

Я отвечу: змея всегда жалит больно.

 

Игры разума,

Игры разума,Выпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Связующая нить

Чижов Михаил

Теги: Игорь Волгин , «Игра в бисер»

или Поиск сокровенных смыслов культуры

Современная жизнь всё более напоминает неуправляемый хаос. Правители меряются силой. Миллиардеры – морскими яхтами, похожими на дредноуты. Интеллектуальная элита упражняется в пустопорожнем красноречии. Хаос, пропитанный тщеславием.

Начиная от Иоанна Богослова, кто только не предсказывал бесславный конец такому безумному и бездуховному миру. Тут и Константин Леонтьев, и Освальд Шпенглер со своим «Закатом Европы», и Арнольд Тойнби, и Конрад Лоренц, и Кристиан де Дюв. То есть находились люди, умеющие играть в интеллектуальный «бисер», раскрывающие суть в привычных на первый взгляд вещах бытия. Как у Германа Гессе в романе «Игра в бисер» (1943) в выдуманной стране Касталии, нащупывающей срединный путь между мирским и духовным. Сегодня как никогда важен не просто срединный путь, а путь с преобладанием духовного над мирским.

И тут без постижения шедевров мировой литературы, этой своеобразной единой Книги Бытия и Духа, никак не обойтись. Ведь она – это те же игры ра­зума. В сегодняшней России, попавшей в культурную яму общества потребления, особенно важно приобщить истончившийся слой интеллектуалов к вершинам онтологии – этой сути литературы, культуры народов мира.

Особенно важна в обновлённом путешествии по шедеврам мировой литературы роль поводыря, которую взял на себя Игорь Леонидович Волгин (на фото) , создатель и бессменный ведущий передачи «Игра в бисер» на телевизионном канале «Культура». Он, доктор филологии, литературовед, специалист по творчеству Достоевского, действительный член РАЕН, говорит: «Мы уже довольно долго находимся в некоем ментальном историческом тупике, где не просматривается перспектива: ради чего? Ради количества машин?..» И потому он взялся за нелёгкое дело разбора и поиска сути классических произведений мировой литературы.

Игорь Волгин и его собеседники не пересказывают сюжет того или иного творения, а рассматривают ключевые вопросы и проблемы, которые поставил его автор и которые продолжают волновать читателей и требовать от них ответа и через сотни лет. Требовать ответа, побуждать к действию, исправлять духовные недостатки! Идеал непременно должен быть назван. И в этом великое предназначение классической художественной литературы.

Игорь Волгин говорит о своей передаче: «Это, конечно, не вполне по Герману Гессу. Здесь лишь метафора, обозначающая усилие ума и неравнодушие сердца. Собственно, это поиск сокровенных смыслов культуры. В поле зрения вся мировая литература, где всё аукается и перекликается друг с другом, и, разумеется, отечественная словесность, которая, хотелось бы верить, «наше всё».

За три года (до 2014-го) Игорь Волгин со товарищи идейно разобрал 89 произведений. Прошло ещё три года, и, значит, их количество можно удвоить. Спектр шедевров многообразен и, кажется, что в нём нет системы. Может быть, она и не нужна, так как каждый из них неповторим и дополняет другой. Тут и «Тихий Дон», и «Кортик», и «Полтава», и «Трое в лодке, не считая собаки», и «Митина любовь», и поэзия Высоцкого, и «Аэлита», и «Собака Баскервилей», и «По ком звонит колокол», и «Пышка». Я намеренно не называю авторов, потому что каждый читающий культурный человек их знает. Собеседников своих Волгин каждый раз меняет, все они известны ему лично, так как за более чем полувековую творческую жизнь он узнал многих литературоведов, писателей, поэтов, публицистов, критиков. И все они признанные профессионалы.

Иногда беседы Игоря Волгина определяют как ток-шоу. Думается, что это название не точно. Ведь понятие «ток-шоу» стало в народе нарицательным, носящим оттенок разлада, показного тщеславия и самомнения. «Игра в бисер» Волгина соединяет не соединяемое, способствует выработке единого (не заединого) мнения. Она похожа на разбор шахматной партии между чемпионами мира, где в каждом ходе бездна смыслов.

 

Герои улиц и пансиона

Герои улиц и пансионаВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Разговор напрямик

Нечипоренко Юрий

Алёша в гостях у подземных жителей

Фото: Геннадий Спирин

Теги: школа , чтение , литература

Кто ближе сегодняшним подросткам

Недавний опрос показал, что подростки читают в основном зарубежную литературу. Но и мы, когда были подростками, предпочитали зарубежное. Нас привлекал мир приключений: Александр Дюма, Конан Дойл и Марк Твен…

Больше всего ценились истории про капитана Немо и Кожаного чулка с его друзьями-индейцами. Нашими учителями были Жюль Верн, Фенимор Купер, Джек Лондон и Майн Рид, а их уроки мы выполняли, стреляя из самопалов, устраивая взрывы и состязаясь в метании ножей. Чуть позже к ним присоединились Ярослав Гашек, Александр Беляев, Алексей Толстой. В их книгах мы находили жизнь, равную нашей, – с поисками сокровищ, приключениями, удачами и поражениями… Только физически мы жили в маленьком городке в Донбассе, но души наши странствовали там, где царил вымысел великих писателей прошлого, и мы с восторгом парили на крыльях их воображений…

Позже любимыми стали «Дорогие мои мальчишки» Льва Кассиля, произведения Анатолия Алексина и братьев Стругацких. Мне остаётся только сожалеть, что вовремя не прочёл первую русскую литературную сказку «Чёрная курица и подземные жители». Но тогда мир героя сказки (фэнтези) Антония Погорельского – мальчика из пансиона, у которого не было выхода на улицу, – был очень далёк от мальчишек советского детства.

Сейчас, когда у наших детей украли улицу и двор и многие передвигаются по городу только под присмотром старших, подземные жители стали вполне современными. Но русская литература по традиции как будто не хочет замечать смены образа жизни детей и подростков – и сосредотачивается на внутреннем мире человека, на душе. Хотя есть уже и другие примеры.

Александр Блинов, Станислав Востоков, Артур Гиваргизов, Александр Дорофеев, Ксения Драгунская. Я дошёл в своём перечислении прозаиков, которые прекрасно владеют языком, только до буквы «Д», и то не всех назвал. Вообще таких авторов несколько десятков, мы знаем их по клубу детских писателей «Чёрная курица», который существует более двадцати пяти лет. Книги этих авторов выходят тиражами три-пять тысяч экземпляров, и поэтому их не хватает даже на 1% любителей чтения. Немудрено, что мало кто, кроме библиотекарей, знает эти имена. Уже более 15 лет работает сайт рекомендательной литературы «Библиогид» при Российской государственной детской библиотеке (http://bibliogid.ru). Три года проходит в РГДБ Всероссийский фестиваль детской книги, на котором среди сотни других мероприятий проводится и читательская конференция, в которой выступают победители конкурса лучших отзывов на книги отечественных авторов. В прошлом году в этой конференции самый большой интерес вызвали книги Эдуарда Веркина – писателя из Иванова, и мы организовали на фестивале встречу читателей с ним.

Двадцать лет мы выпускаем в Сети журнал «Пампасы» http://epampa.yuniko.ru/, в котором опубликовано уже около сотни современных писателей и художников. При поддержке журнала издали 12 книг в серии «Для взрослых и детей» и десять книг в серии «Для тех, кому за 10», эти серии имели успех, книги проданы – но почти никто не знает их авторов…

В этом и состоит проблема – без экранизаций, без ТВ и массовых тиражей про книги современных детских писателей, да ещё отечественных, почти никто – кроме специалистов – не знает. Детская литература, по меткому определению Владислава Бахревского, превратилась в занятие почти что семейное…

 

Хоккей с английским акцентом

Хоккей с английским акцентомВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / ОПОРЯ – Опорный Пункт Охраны Русского Языка

Нехамес Игорь

Автомобилист в переводе на английский будет motorist...

Теги: русский язык

Смотрел хоккейный матч по телевизору. Оператор давал всё время средние или общие планы, и вдруг крупно – спина хоккеиста ЦСКА. Я замер в недоумении: фамилия, нанесённая на форму, была написана латинскими буквами. Стал следить внимательно и увидел, что у игроков команды соперника тоже надписи не на кириллице. В Москву на первый четвертьфинальный матч ЦСКА против «Локомотива» пришли оте­чественные болельщики, а надписи с фамилиями игроков они вынуждены читать на чужом языке.

После окончания матча решил узнать: неужели официальный язык у Континентальной хоккейной лиги – английский? Всего в первенстве КХЛ задействованы 29 клубов. И ттечественные.

Играют команды из Словакии и Хорватии, Белоруссии и Казахстана, Финляндии и Китая. Почему английскому языку такое предпочтение? В КХЛ нет ни одной команды из англоязычных стран. Между прочим, и названия команд тоже написаны по-английски.

А как же обстоят дела в другом массовом виде спорта – футболе? Все фамилии игроков написаны по-русски, хотя в Российской футбольной премьер-лиге (РФПЛ) разрешается почти половине команды состоять из иностранцев. Однако легионеры никоим образом не возражают против того, чтобы их фамилии писались на языке страны, в которой они работают.

Десятки наших хоккеистов играют в Национальной хоккейной лиге в Канаде и США. Но что-то ни у кого из них на свитерах нет надписей с фамилией на русском языке. А почему мы выдвигаем на первый план именно английский, хотя публика отечественная и должна узнавать своих любимцев не только по номерам на хоккейной форме? Якобы фамилия на латинице в интересах телевидения, транслирующего игры на другие страны. Интересы отечественной публики отвергаются в угоду телевидению, зарабатывающему деньги на продаже трансляции?

Вместе со своими друзьями-болельщиками я испытываю чувство недоумения и огорчения. Ибо наша страна сдаёт ещё один редут – теперь на ледовой площадке.

 

Забвению не подлежит

Забвению не подлежитВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Классное чтение

Грозовский Михаил

Теги: Михаил Глуховский. Приключения партизана Лиса

Михаил Глуховский. Приключения партизана Лиса. М. : «Галея-Принт», 2017., 206 с.

Время неумолимо. Уходят из жизни ветераны исторической битвы с гитлеризмом. Те, кто стыл в окопах, кто сражался с карателями на оккупированной территории, кто бессонными ночами в заводских цехах вытачивал снаряды для фронта. Уходят… Но остаётся родная земля, которую они отстояли, одолев врага. Остаётся Родина.

В конце 1942 – начале 1943 года в рядах партизан сражались более 120 тысяч человек, а к концу 43-го их было уже около 250 тысяч. Читая книгу Глуховского, мы смотрим на события давних лет глазами подростка. Мальчик видит приход наглых незваных гостей в родной дом. Вместе с мамой, братьями, вместе с односельчанами испытывает на себе все прелести «нового порядка», который насаждали гитлеровцы и их прихвостни – полицаи. Помогает старшему брату и его товарищам сражаться с оккупантами. И в то же время Лёша не перестаёт быть обычным пацаном, которому хочется поозорничать, для которого даже в тех нечеловеческих условиях детство остаётся детством.

Вчитываясь в страницы повести, я снова и снова как бы заново слушал старшего друга, которому и посвящена эта книга, его рассказы о непростых партизанских буднях. Ведь это ему пришлось провести почти три года в оккупации на Смоленской земле и по мере детских сил помогать бойцам в их нелёгкой борьбе с фашистами. Распространял листовки, добывал разведданные для партизанского полка. Довелось ему принимать непосредственное участие и в боях.

После Победы юноша окончил школу рабочей молодёжи и поступил в художественно-ремесленное училище. Тяготы военного времени не прошли даром: ему пришлось пять лет пролежать в гипсе в связи с туберкулёзом позвоночника. Несмотря ни на что, он успешно окончил журфак МГУ и всю жизнь посвятил журналистике. Но вот что удивительно: сколько ни просили его написать о пережитом, отказывается: не хочет выглядеть нескромным, опасается, что кто-то оцарапает недоверчивым взглядом, словом.

Автор книги, журналист Михаил Глуховский, как мне представляется, сумел достаточно точно, зримо, с деталями, нередко и с добрым юмором рассказать о приключениях юного партизана, рыжего Лиса, его постоянном стремлении внести свою, пусть и небольшую, долю в приближение победы над врагом.

Книга – и в этом, на мой взгляд, её главное достоинство – не просто напоминает о героической истории нашего народа. Она исполнена благодарной памяти о тех, кому мы обязаны жизнью.

 

Размышления о Галифаксе

Размышления о ГалифаксеВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / До самой сути

И. Репин. Портрет А.К. Толстого, 1896 г.

Теги: Алексей Толстой , «Галифакс»

К 200-летию со дня рождения А.К. Толстого

Русскому поэту, драматургу, прозаику Алексею Константиновичу Толстому в сентябре исполнится 200 лет. Срок немалый и, кажется, вполне достаточный для того, чтобы определить, уяснить место писателя в истории отечественной словесности. Но почему-то сделать это убедительно пока не получается.

Двух станов не боец

У А.К. Толстого есть стихотворение, которое до сих пор воспринимается как его «визитная карточка», поэтическое и политическое кредо. Первоначально оно называлось «Галифакс» по имени английского государственного деятеля, который, по словам Томаса Маколея, «всегда был строг к своим ярым союзникам и всегда был в дружеских отношениях со своими умеренными противниками». Однако впоследствии Толстой снял это название, и стихотворение вошло в русскую культурную память по своей первой строчке.

Двух станов не боец, но только гость случайный,

За правду я бы рад поднять мой добрый меч,

Но спор с обоими досель мой жребий тайный,

И к клятве ни один не мог меня привлечь;

Союза полного не будет между нами –

Не купленный никем, под чьё б ни стал я знамя,

Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,

Я знамени врага отстаивал бы честь!

(1858)

Стихотворение это вызвало множество вопросов – как из стана «врагов», так и из стана «друзей». Оно действительно весьма противоречиво и сомнительно по возможному нравственному выводу. О каких станах идёт речь? Почему спор с обоими станами – жребий тайный? Что мешает спорить открыто? Что за клятва имеется в виду? Она синонимична «покупке»? И зачем становиться под чьи-то знамена, если ты не убеждён в правоте и святости этого знамени? Герой, отстаивая честь вражеского знамени, поступает так назло друзьям или хочет их чему-то научить? Объективности? Но что же это за объективность, если он при этом сам не верит в правоту того знамени, которое отстаивает, – иначе почему оно всё-таки остаётся «знаменем врага»? Не тот ли это соблазн, который ещё в Евангелии обозначен как «теплохладность»?

Сами по себе подобные вопросы, по сути, предполагают только один ответ – «двух станов не боец» есть декларация беспринципности, выдаваемой за независимость. Наверняка сам Толстой осознавал шаткость подобной позиции. И на протяжении всего творческого пути настойчиво возвращался к «проклятой» проблеме выбора.

В стихотворении «Лишь только один я останусь с собою…» (1856) фольклорный архетип «витязя на распутье» углубляется тем, что герой тоскует по «прямой, святой дороге», но прямо идти как будто не может, оказавшись в тупике, из которого его призывают «направо» и «налево» разные «голоса». Но это ложные альтернативы. Вряд ли лирический герой в итоге выбрал одну из сторон: его путь вообще лежит не в этой плоскости. В конце концов он освобождается от сомнений, которые сами по себе бесплодны, ибо не дают идти.

И эту мысль поэт словно испытывает на прочность в стихотворении «Хорошо, братцы, тому на свете жить…» (1858) : победить сомнения не так уж и просто – для этого надо быть тем, «у кого в голове добра не много есть, а сидит там одно-оди­нёшенько». Этот счастливчик –

…знай прёт вперёд, напролом идёт,

Давит встречного-поперечного.

Напротив, «тяжело и больно» жить на свете тому,

Кому Бог дал очи зоркие,

<…> И дойдёт он до распутьица,

Не одну видит в поле дороженьку,

И он станет, призадумается…

Божий дар оборачивается наказанием и мешает исполнить назначение.

Вспоминается в этой связи ещё одна поэтическая исповедь – «Господь, меня готовя к бою…» (1857) , где главной причиной несвершённого пути названо отсутствие «непреклонности и суровости», которое превращается в беззащитность перед жизненными испытаниями. Получается, что «добрый меч» и здесь не поднят за правду, бесполезен, бессмыслен? А непреклонность помогла бы «переть… напролом, давить встречного-поперечного»?

Аллегорическим ключом к проблеме становится притча «Правда» (1858) , написанная былинным стихом словно от лица того самого молодца, которого Бог наградил очами зоркими. А семеро «правдоискателей» (как позднее пойдут выяснять – «кому на Руси жить хорошо» – семеро некрасовских мужиков), на­оборот, готовы видеть только свою часть правды и выдавать её за целое.

И подъехали к правде со семи концов,

И увидели правду со семи сторон.

<…>

А вернувшись на свою родину,

Всяк рассказывал правду по-своему;

<…>

И поспорили братья промеж собой,

И вымали мечи булатные,

И рубили друг друга до смерти…

Ведь нельзя назвать братьев лгунами – они честно рассказывают то, что увидели. И противоречат друг другу. Правда – одна и она огромна. Но если каждый увидел только часть, то слагается ли целое из суммы увиденного братьями? Можно ли создать её объективный – объёмный – портрет из семи «плоских» эскизов? Или её нужно увидеть каким-то принципиально иным (бинокулярным) зрением?

С высоты этой идеи действительно не слишком важно, чем «знамя» врагов так уж принципиально отличается от «знамени» друзей, ведь «пристрастная ревность» и есть попытка выдать партийную (pars – часть, доля) точку зрения за полноту знания. Толстой понимает, что жёсткий выбор в относительных человеческих категориях – упрощение, сведение полноты бытия к суррогатам. Жизнь богаче, чем различные мнения о ней. Не отсюда ли рождается трагически неподъёмная цель: «согласить… что несогласимо» («В совести искал я долго обвиненья…», 1858)?

Но как не впасть в гордыню, заняв позицию «над схваткой»? И можно ли удержаться на этой позиции будучи в гуще сражения? Через несколько десятилетий другой русский поэт в огне братоубийственной бойни найдёт единственно верное для себя решение – молиться за тех и за других. Но если Максимилиан Волошин молится за оба стана потому, что видит правду в каждом из них, то Алексей Толстой не хочет окончательно встать под чьё-то знамя потому, что видит в каждой из сторон НЕправду, неполную правду, одностороннюю правду.

Против течения

В этом одна из причин, по которой он, успешный во всех отношениях придворный, находит решимость признаться, что служба и мундир тяготят его, внутренне сковывая, обязывая, «маркируя» принадлежностью к «части», «партии». Служить для Толстого значит – «говорить во что бы то ни стало правду» (из письма к императору с просьбой об отставке) – ту самую правду, которую всякий понимает по-своему, как диктует ему «кодекс чести» того или иного «стана». Получается, что взгляд «независимого одиночки» на самом деле государственная позиция человека, заинтересованного в преобладании центростремительных общественно-политических сил над центробежными. Один из любимых героев писателя выговаривает его заветную мечту:

Шурин, даже грустно

Мне слышать это: тот сторонник Шуйских,

А этот твой! Когда ж я доживу,

Что вместе все одной Руси лишь будут

Сторонники?

  («Царь Фёдор Иоаннович», 1868)

Опять невозможность и необходимость сливаются воедино: ни в чём, кажется, не виноват царь Фёдор Иоаннович, а Русь на краю гибели и на пороге Смуты:

Я хотел

Всех согласить, всё сгладить, – Боже, Боже!

За что меня поставил Ты царём!

Может быть, в последней фразе есть своеобразный «ключ» к загадке «двух станов не бойца». Конечно, человек на жизненном пути совершает выбор и несёт ответственность. Но есть ещё что-то, не определяемое ни целями, ни средствами, ни словами, ни поступками. Не выбирал Фёдор Иоаннович судьбу царя (и не готов к ней), а царём родился. Бог поставил. Почему добрый молодец не может выбрать одну дороженьку и теряет время на распутье? Господь дал «очи зоркие». И дар, и наказание. И миссия, и проклятие. И, только оглянувшись назад, можно душой прикоснуться к тайне своего пути и даже попробовать найти для неё поэтическую формулу.

Всему настал покой, прими ж его и ты,

Певец, державший стяг во имя красоты,

Проверь, усердно ли её святое семя

Ты в борозды бросал, оставленные всеми?

По-совести ль тобой задача решена

И жатва дней твоих обильна иль скудна? 

(«Прозрачных облаков спокойное движенье…»,  1874)

В предпоследней строке белового автографа – авторская правка: вместо «успешно ли» вписано «по-совести ль». Боец-гость стал певцом, а знамёна – друзей ли, врагов ли – сменились единым стягом – во имя красоты. А борозды, «оставленные ВСЕМИ», как будто говорят о том, что поэт так и не обрёл союзников, и в истории русской литературы остался «одним в поле воином», к тому же идущим «против течения». Но не такое ли одиночество суть необходимый признак любого личного пути? Перед лицом смерти, перед лицом совести, перед Богом – человек не может не быть один.

Алексей Фёдоров,

кандидат филологических наук,

учитель русского языка и литературы

 

Огненная точка во тьме

Огненная точка во тьмеВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Интерпретация

Водолагин Александр

Иллюстрация к роману Юрия Гершковича

Теги: Достоевский , «Подросток»

„Высшая идея“ в романе Ф.М. Достоевского „Подросток“

Достоевский хорошо понимал, что общество, допустившее на вершину своей политической организации «безнравственного человека», обречено на распад и самоуничтожение. Последние четверть века это хорошо продемонстрировали. Ополоумевшие от сверхпотребления «элиты» отвергли краеугольный камень социальной стабильности – принцип справедливости. И в результате сами же лишились сна от страха перед «социальным экстремизмом», в авангарде которого неожиданно для них оказалось поколение имморалистов, принявших догму о том, что «деньги – всё», поколение, для которого, по словам Достоевского, характерны «бесстрашие перед преступлением, эгоизм, одноидейность, материальная жажда наслаждений».

12/24 июня 1874 года Ф.М. Достоевский прибыл на лечение в крошечный курортный городок Эмс. Обегав более десятка приват-отелей, он нашёл-таки временное пристанище у француженки мадам Бах – в двух минутах ходьбы от минеральных источников, без шумных и бесцеремонных соседей, так что можно было, наконец, взяться за роман, задуманный ещё в Петербурге. «Дай Бог только начать роман и наметить хоть что-нибудь», – писал он жене. Но начать-то и не получалось, хотя замысел в общих чертах уже вырисовывался: передать «аромат первой юности», переживания и надежды русского мальчика , захваченного идеей обогащения ради обретения могущества и абсолютной свободы.

Главное же – «хотелось написать что-нибудь из ряда вон» и превзойти самого себя как автора «Преступления и наказания», «Идиота» и «Бесов», в которых ему удалось представить различные виды мономании – маниакальной зацикленности несчастного сознания на той или иной «неподвижной идее». Писатель, по сути, развернул перед нами феноменологию падшего духа, ищущего исхода из тупика своеволия и его не находящего. Теперь же Достоевский ставил перед собой более сложную задачу постижения скачка (или перехода) отрицающего мир подпольщика-нигилиста к более высокому уровню самосознания, связанному с обретением исцеляющей личность от двойственности всепримиряющей идеи . «Молодой человек (NB великий грешник) после ряда прогрессивных падений вдруг становится духом, волей, светом и сознанием на высочайшую из высот», – так Достоевский формулировал свой замысел в набросках к роману «Подросток».

Судя по письмам жене, известному романисту всё ещё не хватало признания, и создание новой вещи представлялось ему решающей попыткой прорыва на русский литературный Олимп. Превозмогая свою «литературную тоску», Достоевский возвращается к Пушкину, перечитывает «Повести Белкина», но уже в самой постановке художественной задачи идёт не за Пушкиным, а скорее за А.И. Герценом и И.С. Тургеневым. Ведь именно в произведениях этих русских гегельянцев впервые в русской литературе был использован приём самоописания для изображения разорванного, «несчастного сознания». В романе «Подросток» Достоевский применяет тот же феноменологический приём, правда, уже не для фиксации стабильных состояний несчастного сознания (тоска, скука, русская хандра ) и его носителей – «героев мелкого самолюбия», а для художественно-образной реконструкции роста самосознания личности, возможного лишь в том случае, когда она выходит из своей гамлетовской самоизоляции и вступает в противоборство с другой, усиленно сознающей самоё себя личностью.

Психоаналитики обратили внимание лишь на психологическую приправу к изображённой в романе духовной борьбе двух самосознаний: ведь в поверхностно-событийном проявлении то была борьба сына и отца за женщину (княгиню Ахмакову). Казалось бы, ясное дело: «эдипов комплекс» в действии. Более убогой интерпретации не придумать. Даже «отец психоанализа» З. Фрейд в своих занудных рассуждениях так и не коснулся главного у Достоевского – изображения блуждающего искания истины , совершаемого мыслящим и страдающим духом вопреки зову обременяющей его плоти. За обволакивающей пеленой психологизма не разглядели философского ядра романа – того, что Достоевский, отказавшись от «литературных красот» беллетристики, предложил собственную версию феноменологии русского духа. Поэтому-то, наверное, на первых порах его особенно занимала персона Версилова, типичного русского нигилиста, одного из наших «вечных искателей высшей идеи». Известно, что именно в нём писатель поначалу видел главного героя своего нового романа.

Несмотря на принадлежность к высшему слою общества, Версилов остаётся человеком подполья , ибо не принимает мир, лежащий во зле, не приспосабливается к нему, подличая, но решается на бунт, причём в бунте своём и отрицании всего мирского, включая и историческое христианство, идёт намного дальше социалистов, возвращаясь к духовному радикализму первых христианских гностиков. Более того, он являет собой «какой-то ещё нигде не виданный высший культурный тип, которого нет в целом мире, – тип всемирного боления за всех». Вместе с тем он – как хищный тип – говорит безусловное «Да!» тёмному жизненному порыву, мучающей его изнутри «совершенно неприличной жажде жизни», и, стыдясь собственной живучести, готов пойти даже на самоуничтожение ради обретения всеозаряющей «высшей идеи». Хотя последняя для него – не более чем огненная точка во тьме , недосягаемая и манящая. Налицо все признаки разорванного, «несчастного сознания» – этого неотъемлемого свойства русского нигилиста.

Духовно пребывая в границах несчастного сознания, Версилов искренне сожалеет, что ему нечего передать алчущему и жаждущему «жизненной правды» сыну: за сорок лет, кажется, не нажито ни одной «скрепляющей идеи». Между тем на деле вся его противоречивая личность с характерным пафосом «вечного искания» производит сильнейшее впечатление на десятилетнего мальчика, по сути, превращает его в подростка – субъекта спонтанно развивающегося самосознания. Подросток мечтает о возобновлении общения с поразившим его в детстве отцом и, отметая порочащие его слухи (вертун, бабий пророк, любитель не­оперившихся девочек), предугадывает в нём «фанатика какой-нибудь высшей идеи», не сопоставимой по своей ценности ни с «женевскими идеями» (Руссо), ни с его собственным дерзким социоцентристским проектом – стать русским Ротшильдом, имея в виду не банальное материальное богатство, а обретение социального могущества.

Сын нигилиста в телефильме Евгения Ташкова

Привлекая внимание к негативному, по сути, манихейскому отношению Подростка к чувственным удовольствиям мирской жизни, к его бытию «в модусе падения» (игорный дом, Альфонсинка и т.п.), автор романа подыскивает психологически достоверную мотивацию юношеского аскетизма, стихийной приверженности Подростка принципу идеальной детерминации человеческого поведения, совершенно чуждой, к примеру, Ламберту, этому сгустку «бессознательных» влечений, и подобных ему «чистокровных подлецов», поклоняющихся не идее, а «глупому золотому тельцу». Подросток живёт ожиданием встречи с отцом, ожиданием разговора с ним о самом главном в жизни, когда сможет прямо спросить его: «Ну в чём же великая мысль?» Такова уж психология русского мальчика : им движет не вымышленное извращенцами-психоаналитиками «влечение к удовольствию» (Фрейд) и не осознанный им «материальный интерес» (Маркс), а чисто духовная жажда обретения высшего синтеза жизни – «всесоединения идей», стремление «сделать из себя человека воли и крепости».

Не давая прямых ответов, Версилов тем не менее всячески поощряет в сыне – порой почти телепатически – по-мальчишески неловкие проявления «духа силы и свободы». «Живи и работай сам» – такова основная установка, внушаемая Версиловым сыну. Кругозор присущего русскому нигилисту несчастного сознания сковывает его личностное развитие, заведомо лишая возможности какой-либо духовной инициативы. Несчастное сознание не идёт дальше ущербного переживания свободы в эксцентрических выходках вроде версиловского ношения вериг, сменяющегося иконоборчеством, или публичного самоуничижения, переходящего в «безумие самомнения» и высокомерное третирование ближних. Возможно, Версилову в самом деле нечего было передать своему сыну, кроме ультимативного призыва к духовной самостоятельности, которая была им самим прочувствована лишь в формально свободных, чисто негативных, разрушительных действиях. Но и этого подстёгивающего отцовского веления оказалось достаточно для того, чтобы Подросток всё же испытал головокружение «абсолютной свободы» как своей скрытой божественной мощи, не сопоставимой с мышиным могуществом Ротшильда, позволяющей ему решиться на бескомпромиссное противодействие мировому злу. Из этого представленного в романе Достоевского духовного опыта, видимо, и проистекает своеобразный русский максимализм. Перечитывая его, думаешь: нет, русские мальчики никогда не примут «глупого поклонения золотому тельцу», навязываемого обществу дорвавшимися до власти «чистокровными подлецами», и, как говорил Достоевский, если уж совсем нечего делать – то будут «делать революцию».

 

Колдовскими майскими ночами

Колдовскими майскими ночамиВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Лирическая перемена

Теги: Светлана Гончарова , Ольга Логинова , поэзия

Светлана Гончарова – учитель русского языка и литературы Богушевской санаторной школы-интерната. Живёт в посёлке Богушевск Витебской области Республики Беларусь. 

Звёздное небо

Ветры осенние сумрак рассеяли.

Только что не было видно ни зги –

Месяц сверкающий к небу приклеили

Из серебристой конфетной фольги.

Кто-то старательно звёздочки вырезал,

Брызнул игриво парным молоком.

Он из сияния звёздного вывязал

В небе дорогу волшебным крючком.

Всё уже сказано, и всё подмечено,

И зарифмовано тысячи раз.

Но от шедевра, поистине вечного,

Не отвести очарованных глаз...

Соловей

Колдовскими майскими ночами,

Что подарены, как чудо свыше,

Голоса природы изначальны.

Не мешайте, говорите тише!

Соловей к возлюбленной взывает,

От любви трепещет, словно птенчик.

Сказочные звуки вызывает

В горлышке серебряный бубенчик.

С кончиков пальцев капали звуки...

В белом – рояль, в чёрно-белом – маэстро.

Замер на вдохе камерный зальчик.

Нет ни единого лишнего места.

А за роялем – маленький мальчик.

Разом взлетели бледные руки.

И, наполняя сердце весельем,

С кончиков пальцев капали звуки

И становились весенней капелью.

Там, где ребёнок клавиш касался,

Там проливался дождик звенящий.

Самый обычный звук превращался

В ливень весенний, живой, настоящий.

Ливень всё ближе – промокли ресницы.

Крупные капли звенят, как монеты.

Разом проснулись певчие птицы

И разбудили звонкое лето.

В мире безмолвия он от рождения,

Мальчик не слышит, но учится слушать.

Тихая музыка, как наваждение,

Льётся потоками в чистую душу.

Вечным безмолвием кем-то закованный,

Он разделил свою душу на звуки.

Мальчик земной, Творцом поцелованный...

Белые клавиши. Щедрые руки... 

Ольга Логинова – учащаяся Московского химического лицея (№ 1303), живёт в Балашихе. Стихи пишет с 9 лет. Состоит в ЛИТО «Метафора». Печаталась в литературно-публицистическом журнале «Балашиха: Голоса сердец», в альманахах «Родники Подмосковья», «В гостях у Лиры».

* * *

Над гладью пруда рябоватой

Стоят вековые дубы,

И каждый рукой узловатой

Касается тёплой воды.

В густом предполуденном зное

Плывут ароматы травы.

Подале – цветущее поле

И небо гутой синевы.

Ты видишь: над бурой водою

И между кудрявых ветвей

Скользит и играет с листвою

Не пыль и не пух тополей.

То феи, малютки лесные,

В одеждах своих кружевных,

Устроили танцы шальные

Под сенью дубов вековых.

Смотрю, зачарованный пляской,

Красиво, но боязно мне:

Уйду вслед за странною сказкой,

Забывшись в причудливом сне…

Не веришь? Пожалуй. Несложен

И, может быть, глуп мой рассказ,

Но всё-таки будь осторожен

Под дубом в полуденный час.

* * *

Как, осень, ты изменилась!

Я помню, как ты хохотала,

Как в золото ты нарядилась

И солнце по небу катала.

Я помню, как листья горстями

Ты ветру в лицо бросала.

Он, кажется, даже влюбился

В тебя! А ты просто играла.

Ты больше уже не хохочешь,

Всё серо, всё мокро, уныло,

А небо мне плакалось нынче,

Что стала ты жутко сварлива.

Прости, я тебя не ругаю.

В чём дело, ответь мне хотя бы?

В ответ она только вздыхает:

«Что делать? Старею. Ноябрь».

Когда дождь

Я люблю, когда дождь идёт,

Сыплет с неба, не переставая,

На коленях мурлычет кот,

Я сижу у окна с чашкой чая.

Я люблю лоб к стеклу прижать

И смотреть на серые улицы,

И о чём-то думать, мечтать,

Наблюдая, как осень хмурится.

Я люблю, когда дождь идёт.

Все куда-то бегут, суета,

Ну а я сижу у окна

И рассеянно глажу кота.

Я люблю своего кота…

Да, тебя, вредный жирный лентяй!

Даже если ты на меня,

Хулиган, опрокинешь чай!

 

Сказки как противоядие

Сказки как противоядиеВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Классное чтение

Теги: Русские народные сказки. С простыми подсказками для умных родителей

Русские народные сказки. С простыми подсказками для умных родителей. М.: Издательство АСТ, 2017. 192 с., ил., (Лучшие сказки с подсказками)

Мало сетовать на то, что распалась связь времён, что отцы и дети не могут найти общий язык, что уроки литературы всё реже появляются в школьном расписании. Нам самим нужно любить и беречь традиции и язык. Откуда у детей возьмётся знание традиций, если в массмедиа преобладает импортный продукт, а родители лишь беспомощно пожимают плечами – не знаем, не помним. Разве традиции прежде всего не память семьи?! Бабушкины любимые песни, пушистые веточки в вазе на Вербное воскресенье, праздничный стол в День Победы – каждая деталь чётко отпечатывается в сознании ребёнка.

От того, как каждый из нас чтит своё прошлое, напрямую зависит, в каком будущем окажутся наши дети. Будет ли в нём хоть что-то исконное, родное. Вот, например, светлый праздник Пасхи – особый день даже для тех, кто далёк от церковного уклада жизни… Многое ли мы можем рассказать о его истоках? Что означает слово «Пасха»? Что символизируют крашеные яйца? Что представляла собой игра в каталочки? Теряются, забываются целые пласты смыслов, без которых наши предки превращаются для наших же детей в инопланетян.

А противоядие здесь совсем простое – сказки! Да, народные сказки, рассказанные живым, сочным, настоящим русским языком. Чтение на ночь сказки должно быть одной из главных семейных традиций. А что мы имеем? Небольшой опрос в социальных сетях показал, что бабушки всё чаще живут отдельно от внуков, редко их навещают, стараются не вмешиваться в процесс воспитания и читают им книжки от случая к случаю.

Тем важнее при чтении русских сказок использовать канонические тексты и не лениться, а почаще заглядывать в словарь. Беспроигрышный вариант – народные сказки в обработке А.Н. Афанасьева. Возможно, его методы работы с текстами были ещё недостаточно научными, но именно благодаря титаническому труду этого неординарного человека до нас дошло большинство русских народных сказок. Он тонко чувствовал поэтическую красоту народного языка. «Что может быть более младенчески-незрелого, чем народная песнь и сказка? А между тем у самых образованных народов и та и другая чтится не только как предание старины, но и как произведения, от которых веет искренней, неподдельной поэзией», – писал Афанасьев в статье «Кольцов и воронежские педагоги».

Недавно мне на глаза попалась книга «Русские народные сказки с простыми подсказками для умных родителей», которую в свете сказанного выше очень хочется упомянуть. В книгу вошло 12 сказок, большинство из которых в обработке как раз Афанасьева. Сказки распределены по месяцам, названным на славянский лад (март – березень, апрель – цветень и т.д.). В этот сборник включены также комментарии о русских народных праздниках историка Арсения Замостьянова, а ещё – пословицы из наследия В.И. Даля. Погружаясь в удивительный мир сказок, соотнося их с пословицами, дети познают истоки родной культуры, родного языка. Чтобы знакомство со старинными традициями было ярким и запоминающимся, после чтения сказки детям предлагается смастерить симпатичную игрушку – царевну-лягушку, жар-птицу и т.п.

Такие книги – простое и действенное средство от оболванивания массовой культурой. И нужно-то всего несколько свободных минут в день на чтение и совместное творчество, чтобы малышу стало ближе и понятнее «преданье старины глубокой», чтобы он гордился родной культурой и примерял к себе лучшие черты национального характера.

Наталья Якунина

Содержание