Эпитафия на могиле российской интеллигенции

Политика / Новейшая история / Мнение

Третьяков Виталий

Белоленточный протест напомнил о существовании интеллигенции

Фото: Фёдор Евгеньев

Теги: интеллигент , общество , мнение , самосознание

Кого считать истинным представителем образованного класса, что такое „польская фронда“ и при чём здесь мещанство

В последнее время в столичных кругах вновь заговорили о притеснениях интеллигенции. Поводы – чисто спекулятивные: кого-то якобы запретили, кому-то вроде бы угрожали, кого-то реально (а вот это уже существенно) лишили финансирования… Может, и запретили. Может, и лишили… Но при чём здесь интеллигенция? Увы, интеллигенции в России больше нет. Да, была – целых два века. Была и сплыла… И теперь рассуждать и спорить о ней можно только ретроспективно.

Когда появилась русская интеллигенция

Время появления интеллигенции в России можно определить вполне научно и с большой точностью.

Разумеется, интеллигенции не может быть там, где нет налаженной системы высшего образования, то есть университетов. Первый университет в России – Московский – возник в 1755 году. Студентов тогда в нём было немного – 30 человек в первом наборе. И поэтому понятно, что необходимое для возникновения интеллигенции как особого общественного слоя число своих выпускников он наработал как раз к концу ХVIII века.

Это не значит, что до того в России не было образованных людей, в том числе и с университетским образованием. Но даже в совокупности своей были они не тем, что позже будет названо интеллигенцией, а представителями либо высшей аристократии, либо духовного сословия, либо военных и чиновничьего класса.

А вот слово (термин) «интеллигенция» действительно вошло в обиход в середине ХIХ века. Считается, что с лёгкой руки писателя Боборыкина. Хотя есть свидетельства, что оно встречается в частных письмах Жуковского ещё в 1836 году. И как раз в том смысле, в котором мы его используем до сих пор.

Пять главных качеств интеллигенции

Итак, образованность (наличие высшего образования) – первое фундаментальное качество интеллигента как представителя определённого общественного слоя. Качество необходимое, но не достаточное. Ибо непременно нужны ещё четыре качества, отсутствие даже одного из которых превращает то, что мы знаем как русскую интеллигенцию, в нечто другое. И все эти качества складываются в определённой социальной среде именно на рубеже ХVIII–ХIХ веков.

Второе качество интеллигента – это совестливость, или наличие моральных принципов, выходящих за нормы сословной морали. Даже самый образованный и милосердный аристократ не является интеллигентом. И прежде всего потому, что не считает других равными себе.

Следующее качество русского интеллигента – любовь к народу . И желание, при осознании недостатков простых людей, поднять их до себя. Прежде всего – через просвещение и образование. Ну и, разумеется, через справедливое (или по меньшей мере более справедливое) распределение материальных и культурных благ.

Максимальное развитие это качество интеллигенции получило в 60-е годы ХIХ века в виде так называемого хождения в народ и тогдашнего культуртрегерства, и в большевизме – как до 1917 года, так и после – культурная революция по Ленину, а затем сталинская индустриализация, вузовское строительство, после войны – всеобщее бесплатное среднее образование и массовое бесплатное высшее образование. 60-е годы ХХ века – пик расцвета русской, в советской её ипостаси, интеллигенции как мощного, авторитетного (в том числе и в народе) и влиятельного общественного слоя.

Четвёртым качеством русской интеллигенции является постоянная рефлексия по поводу России и Европы .

Здесь в конечном результате, несмотря на сопротивление просвещённых консерваторов и всех других славянофилов, победила «линия Петра Первого» – Россия всегда и во всём отстаёт от Европы, и дело отечественных интеллигентов преодолевать это отставание.

Первым, кто уже не в петровской, а в более «продвинутой» парадигме задумался и написал об этом, был Карамзин со своими «Письмами русского путешественника». Именно его я бы назвал первым русским интеллигентом в точном смысле этого слова.

Уже к середине ХIХ в. просвещённое русское сословие раскололось на западников и тех, кто был назван славянофилами. Конечно, этому способствовал поход русской армии в Европу (1813–1814 гг.), породивший декабристов, практически эталонных западников-интеллигентов, жаждавших европейского политического устройства и отмены крепостного права, но, что показательно, не отпускавших на свободу своих собственных крепостных.

Отношение к «Европе» (и умаление либо возвеличивание России в зависимости от вектора этого отношения) с начала ХIХ века стало ключевым в размежевании русской интеллигенции. Но преобладающим стало всё-таки мнение об «отсталости России» и, говоря современным языком, о «лидерстве Запада».

Грибоедов почувствовал опасность этой тенденции:

Французик из Бордо, надсаживая грудь,

Собрал вокруг себя род веча

И сказывал, как снаряжался в путь

В Россию, к варварам, со страхом и слезами;

Приехал – и нашёл, что ласкам нет конца;

Ни звука русского, ни русского лица...

Ну и так далее. Те, кто оканчивал советскую школу, с лёгкостью воспроизведут по памяти.

Двести лет назад написано!

Пушкин был слишком всеобщ и слишком русским, чтобы быть только западником, как его друзья-декабристы, или только славянофилом. Он тот эталонный образец русского интеллигента (причём дворянского происхождения), который, обладая всеми положительными качествами интеллигенции, совсем мало и в основном через среду своего общения «страдал» её недостатками.

А целый комплекс этих недостатков связан не только с четвёртым, но и с пятым качеством русской интеллигенции – постоянной оппозиционностью любой русской власти , именно потому, что она, во-первых, власть, во-вторых, русская власть. Очень часто эта оппозиционность перерастала в оппозиционность России в целом и всему русскому, начиная с русского народа (хотя на первый план всегда выпячивалась борьба именно с властью).

Это последнее качество, на мой взгляд, бесспорно связано не столько с каким-то особым вольнолюбием русской интеллигенции или с какими-то особыми недостатками российской власти, сколько с включением польской шляхты в состав российского дворянства.

И до этого, естественно, в России были люди, которым не нравилось положение дел в стране. Но, во-первых, их никогда не было столь много, они не были так сплочены этнически, психологически и конфессионально. Во-вторых, эти люди не ставили себе принципиальной целью сокрушение не столько конкретного правителя, сколько Русского государства и всего русского вообще.

Польская фронда, а точнее, весь комплекс неприятия поляками всего русского, и определила это качество российской интеллигенции – неприятие всего русского и имперской (центральной) власти в особенности. К концу ХIХ века русские марксисты полностью восприняли и развили в себе это качество. Но они боролись с властью за народ, за его интересы. А вот те, кто продолжает именовать себя интеллигентами сегодня, борются с самим народом и «его властью». За что? Похоже, что только за свои «свободы» и, мельче того, – за то, чтобы им было «комфортно». Крым и Новороссия – лучшее тому подтверждение. Если защита интересов населения этих территорий мешает сегодняшним «российским интеллигентам» «комфортно жить», то пусть крымчанами и новороссами правят бандеровцы.

В конечном итоге именно российские интеллигенты всех национальностей и политических мастей интеллектуально подготовили и февральский государственный переворот, и Октябрьскую революцию, от которых они, как утверждают их идейные наследники, больше всего сами и пострадали.

После Октябрьской революции

От конца ХVIII века и до Октября 1917 года русская/российская интеллигенция проделала интересный, но в общем-то прямолинейный идейный и психологический путь. А вот после того как её вековая мечта – свержение власти и сокрушение государства в России – реализовалась, нашу интеллигенцию стало бросать из стороны в сторону. Постепенно она освободилась от трёх первых своих основных качеств – в последние годы даже и от необходимости быть образованной. Возможно, потому, что советская власть слишком уж увлеклась образованием населения страны, лишив тем самым тех, кто считал себя интеллигенцией, одной из козырных карт – превосходства перед «народом» в уровне знаний и, соответственно, привилегии думать как угодно и свободно рассуждать о чём угодно.

Но, между прочим, большевики больше всего сделали для русской интеллигенции. Во всяком случае, именно во времена СССР интеллигенции стало столько, что её мнение и умонастроения уже нельзя было игнорировать.

Появление миллионов людей, которых во времена СССР совершенно справедливо стали называть работниками умственного труда, видимо, окончательно превратило собственно интеллигенцию из отдельного социального слоя в социальную секту, структурированную и сплочённую по клановым основаниям: столичная интеллигенция, отдельно – московская и отдельно ленинградская (питерская) интеллигенция, национальная (в союзных республиках), провинциальная, сельская, творческая, научно-техническая, «шестидесятники», либеральная (80-е годы и доныне) и т.д.

Сложные процессы (но в направлении примитивизации) шли и внутри каждого слоя-клана когда-то славной и бескорыстной русской (российской, советской) интеллигенции.

Творческая интеллигенция ещё в советское время постепенно вырождалась в богему и к нашему времени окончательно мутировала в телесериально-эст­радную тусовку. Научно-техническая, наиболее последовательная и целеустремлённая, в 70-е годы ХХ возроптала из-за недооценки её труда и материальных неурядиц. И её можно понять. Наука и техника становились реальными производительными силами. Достижения страны, бесспорно, были следствием талантов и усилий именно образованного класса. И для нашей интеллигенции стало крайне унизительным как то, что уровень её жизни был (или казался) ниже, чем в странах Запада, так и то, что он немногим отличался от уровня жизни большинства населения СССР.

В 70-е годы московская интеллигенция стала называть народ вполне марксистским, но в её устах абсолютно презрительным словом «гегемон». Кстати, помните, какие слова профессора Преображенского из «Собачьего сердца» стали одними из самых любимых среди образованной публики после выхода на экраны соответствующего фильма? Да, эти: «Нет, я не люблю пролетариат!»

Конечно, советская власть обманула российскую интеллигенцию. Коммунизм в 1980 году не построила, Запад по уровню потребления не обогнала, автомобилей и дач всем интеллигентам не раздала, зарплатами, как шахтёров, не баловала, свободно за рубеж выезжать не позволяла, а всё гоняла по родной стране, по не всегда ухоженным провинциям, по комсомольским стройкам и сельским домам культуры. Устала советская интеллигенция от материальных неурядиц и от чрезмерной близости к народу.

В марксизме-ленинизме наша интеллигенция полностью и окончательно разочаровалась именно в 70-е годы. И чему же ей тогда оставалось поклоняться? Только Западу и буквально любым идущим оттуда идеям.

Но лишь немногие, в основном в столицах, увлекались Западом как «политической идеей». Победила мещанская интерпретация нашего отставания: не обязательно быть первыми в космосе, если мы отстаём в чистоте подъездов и в разнообразии продуктов, одежды и автомобилей. Даже наоборот: целесообразно отказаться от космоса, если это поможет приблизиться к западному потребительскому стандарту. Да и вообще, зачем эта пресловутая социальная справедливость? Уравниловка какая-то… Несправедливость справедливее!

И тут пришла перестройка

О ней можно говорить что угодно – от восхваления до хулы. Но точно одно: советскую интеллигенцию, в массе своей ставшую её движителем и восторженным участником, эта перестройка уничтожила окончательно. Во-вторых, разбила на враждующие друг с другом «национальные интеллигенции». Ну а, во-первых, дав ей политическую власть (а это то, что никогда и ни при каких условиях нельзя давать интеллигенции, ибо управляет государством интеллигенция ещё хуже, чем кухарка), которую у интеллигенции тут же отобрали в лучшем случае «деловые люди», а в худшем – безыдейные проходимцы или просто уголовники. В результате интеллигенция впала в нищету и безысходность 90-х, где полностью и люмпенизировалась.

Строго говоря, к настоящим русским интеллигентам в 70–80-е годы ХХ века можно отнести только тех, кто духовно, идейно и организационно группировался вокруг так называемых писателей-деревенщиков, но перестройка и 90-е годы оттеснили их на обочину политического и медийного (что стало очень важным) поля. А основная часть тех, кто продолжал называть себя интеллигентами, полностью отдалась либерализму, что фактически уравняло два далеко не во всём сов­падающих понятия «русский интеллигент» и «либерал» (западного розлива).

Более того, ненависть к России и к народу (русскому в первую очередь), поклонение «Европе» расцвели в рядах ещё трепыхавшейся на поверхности публичной жизни интеллигенции в 90-е годы махровым цветом. Всё это раньше и жёстче других описал ещё в ХIХ веке Достоевский. Но в годы перестройки и особенно после 1991 года эти ненависть и лакейство превзошли все мыслимые пределы и окончательно похоронили русскую интеллигенцию как особый и особо благородный духовно общественный слой России, «как класс».

Всё сказанное, разумеется, не означает, что в России не осталось тех, кого по отдельности можно называть интеллигентными людьми. Но русская интеллигенция в целом безропотно и бесславно сошла с исторической арены.

Некоторые утверждают, что классическая русская интеллигенция возрождается сегодня. Лично я оснований для такого вывода не вижу. Однако как мещанин, удостоенный дворянского звания, по натуре своей остаётся мещанином (Мольер), так и нынешний обыватель, хоть из «высшего света», хоть из «креативного класса», всё равно остаётся «мещанином в интеллигенции».

Язык как показатель исчезновения интеллигенции

Вернусь к Карамзину, ибо ссылка на него позволит мне привести ещё одно свидетельство того, что русской интеллигенции больше нет. Как известно, именно Карамзин выработал русский литературный язык, на котором с начала ХIХ века стало говорить образованное русское общество (тогда, когда оно не изъяснялось – между собой – по-французски или по-английски). И говорило, несмотря на все революции и реформы, до начала 90-х годов ХХ века.

Но с 90-х годов тот общественный слой, который к этому времени ещё был по происхождению или общественному статусу интеллигенцией, начал говорить на другом языке, который я называю вульгарным русским .

Что это за язык? Это неупорядоченная смесь неграмотной русской речи обеих столиц, южнорусских (в основном) говоров, одесского наречия, квазирусского языка выходцев из Средней Азии и с Кавказа, англицизмов, уголовного жаргона, обсценной лексики и стёба. Причём всё это чаще всего при полнейшей примитивности языковых конструкций, но с претензией на интеллектуализм а-ля Запад.

Да и раньше русские интеллигенты могли говорить с простыми людьми на «их» языке, но они не говорили на этом языке между собой. Теперь говорят. Кроме того, раньше можно было по языку отличить интеллигента от представителей всех других классов и слоёв общества. А сейчас нельзя.

Разве может существовать особый, да ещё образованный, общественный слой, если внутри себя он общается точно на таком же языке, как и самые необразованные и деклассированные элементы общества? Если на этом языке он создаёт свои произведения – литературные, театральные, кинематографические? Конечно, нет.

Заметки о либерал-интеллигентах

♦ Сначала интеллигенция любит народ и себя, потом – себя и народ, потом – только себя. И, наконец, она начинает восхищаться собой и ненавидеть народ.

♦ Отделение мещанского от интеллигентского – одно из главных исканий русской литературы и общественной мысли. Лучше всего это отразил в своих пьесах Чехов, шедший к этому разделению со стороны собственно уже сложившегося и вполне рафинированного интеллигента, и Горький, пришедший к анализу той же развилки, но со стороны «босяков», народа.

В пьесах это удалось и тому, и другому. «Шестидесятникам» ХХ века в их ранней прозе (всякие там «Иду на грозу» и пр.) – тоже удалось. Вот в реальной жизни у интеллигенции это не получилось.

♦ Лакеи любят сочинять трактаты о том, чем они отличаются от рабов.

♦ Лучшие свои произведения российские либералы сочиняют в жанре «безоговорочная капитуляция».

♦ Половина современных российских интеллигентов хотела бы жить в ХIХ веке, а другая половина – даже в ХVIII. Видимо, предполагая, что при этом они бы столовались и танцевали при императорском дворе и музицировали в собственных поместьях. И непременно переписывались бы с Екатериной Великой или с Пушкиным. Зная точно, что и образование, и статус интеллигента они или ещё их родители получили при и благодаря советской власти, они выдавливают это знание из себя по капле. Считая, что это рабство. А это – свинство.

♦ Интеллигент сомневается во всём, кроме того, что он интеллигент. И он уверен, что во всём остальном имеет право сомневаться. Более того, обязан сомневаться.

♦ Интеллигент часто не понимает или делает вид, что не понимает то, что является вполне очевидным для любого нормального или простого человека.

♦ Фиги в кармане от «творческой интеллигенции» теперь обходятся государственной казне стократ дороже, чем в советское время. Теперь эти фиги золотые. Да и из кармана их давно вынули.

♦ Российская интеллигенция всегда клеймит власть, но всегда обижается, если власть не сажает её за стол с собой.

♦ Продекларированную в конституции свободу печати для всех журналисты и интеллигенция захватили только для себя. То есть узурпировали.

♦ Те, кто выдаёт себя сегодня за интеллигентов, по большей части и в историческом смысле слова ими не являются. Но вины это с них не снимает.

♦ Думать и говорить о себе, что она «лучшая часть народа», может только худшая его часть.

♦ Три интеллигента, собравшихся вместе, – приятная компания. Десять интеллигентов, собравшихся вместе, – дискуссионный клуб. Сто интеллигентов, собравшихся вместе, – съезд интеллигенции. Пятьсот интеллигентов, собравшихся вместе, – это толпа ещё более разрушительная, чем пятьсот футбольных фанатов. Так как пять сотен футбольных фанатов громят лишь витрины, а толпа из пяти сотен интеллигентов – государство.