„Депо Пегаса. Керчь“Выпуск 12 (21)
Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Литературный резерв
Теги: Крым , поэзия , Депо Пегаса
Молодые литераторы Крыма ищут новые формы
Особой продуктивностью «Депо Пегаса» – Керченская молодёжная литературная студия, с которой вы уже встречались на страницах газеты, – отличается в деле производства поэтов. Бывает, приходит сюда застенчивая девчушка лет пятнадцати, посидит, нервно грызя маникюр и отнекиваясь, с глазами, расширенными не то от восторга, не то от ужаса… Но, глядишь, час-другой и уже расхрабрилась, удушливо краснея, читает что-то своё – чувство комфорта и азарт в нашем деле, прошу прощения за тавтологию, – большое дело. И выходит барышня из дверей, размалёванных крылатыми котами, уже и сама окрылённая – верит, что «что-то есть» в её попытках, а значит, и в ней самой «что-то есть», она – явление. Приходит и «явление» – по крайней мере, уверенный в этом парнишка лет тридцати, в байроновской позе нонконформиста, готовый с демонстративно-скептическим снисхождением, но до смерти, отстаивать свой нонконформизм, своё: «я так вижу». Но уже на третий раз, глядишь, и черкает в блокноте вслед за выпускницей Литературного института Златой Андроновой, что такое «тема и рема», учится, признаёт детские ошибки в своём «многоопытном» «видении». А девчушка, полагавшая, что «поток сознания» сам по себе самодостаточен, уже стесняется попросту «истерить» в рифму, учится не к рифме смысл подтягивать за ослиные уши, а мысль выражать… И это пусть маленькое пока, пусть частное, но достижение, – тот самый успех, одна память о котором будет заставлять идти вперёд, а житейски-мудрого руководителя, листая первые печатные публикации его воспитанников, чувствовать удовлетворение, может, даже большее, чем от собственных книг, – там, за книгами – тысячи, но незримых и анонимных ценителей твоего слова, тут же по пальцам пересчитать – но вот они, живые, как говорится, прошу любить.
Вячеслав Демченко,
писатель, журналист, соруководитель Керченской молодёжной литературной студии «Депо Пегаса»
Анастасия Грицон
Лицеистка
Вдохновение
Огонёк угасает,
За окном лежит мгла.
В облаках пропадает
Молодая луна.
Руки тянутся к свету,
Сонно манит постель.
Золотые драконы
На подушке моей.
Я играю с мечтами,
Я пишу на руке
И серебряным сомом,
Блещут звёзды в окне.
Моя муза устала.
Я сминаю листы,
Но всё также в объятьях
Ночной тишины.
Анастасия Протасовицкая
Художник…
…и поэтесса, и язычница, и бродяга (в романтическом смысле, конечно) – трудно сказать, чего тут больше, но что уже можно сказать – автор. Автор во всех своих начинаниях самобытный и сложившийся.
***
Туда, где не ловит мобильная связь,
Туда, где о волны бьются огни,
Где пены мережевой хрупкая вязь,
В вишнёвый кисель расплавлены дни
Закатом, несущим покой в горизонт.
Я там и останусь, на краешке лета,
Где шарф обмотался о солнечный зонт,
И мысли – тенями в контрастности света.
Здесь – дом, пограничье, замшелые камни,
Под каждым порогом – проход в зазеркалье,
Обглоданы ветром солёные ставни,
И глаз на ладони в рисунках наскальных.
Анна Ложкина
Гимназистка…
…и в возрастном, и в том романтическом понимании, что вызывает улыбку умиления. До тех пор, впрочем, пока слегка заражённая революционным вздором барышня не начнёт читать вам своих стихотворений. Умиление сменяется некоторым даже недоумением. Прежде всего потому, что её стихи действительно – её.
***
Нечто утром встаёт и идёт заварить себе кофе.
Нечто, сделав глоток, сразу кружку поставит на место.
Не мечтатель теперь. Вместо завтрака – трусость и морфий.
Нечто губит себя и читает вчерашние вести.
И не то, чтоб не выспалось. Жалко, что всё же проснулось.
И не то чтобы чёрный, но белый, что вылинял в серый.
Понедельник стучится в висок задержавшейся пулей.
На зубах всё скрипят отвердевшие косточки веры.
Нечто, утрамбовав свои мощи в потёртую куртку,
С верхней полки в кладовой достанет теплее ботинки.
Это утро похоже на каждое буднее утро,
Как монетки в бездонном желудке у свинки-копилки.
Снова утренний ад. Транспорт будто бы камера пыток.
Палача себе тут подыскать не составит труда вам.
Поэтичность разбита о скалы безбожного быта.
Шею шарф обвивает колючим беззубым удавом.
Нечто вновь проспало, но спешить это вовсе не повод.
Нечто вновь попыталось собрать поэтичность-осколки.
Куртку снимет, наденет, без разницы. Всё равно холод.
Сослуживец – Иуда и бес, на тебя смотрит волком.
Время брызжет и плещется...
Вытекло смутное время.
День истрёпанный кончился. Без происшествий, и славно.
«Ну, работа – не волк», всё твердя про себя теорему,
Нечто едет домой и не строит далёкие планы.
Нечто думать устало, прискорбно и так безобразно.
И без образа быть научилось подвижным и тёплым.
Отстраняться привыкло от светлой, искусной заразы.
И привыкло гулять по осколкам, не мучая стопы.
В голове ничего, потускневший отключен экранчик.
Затерялись куда-то таблицы, рисунки и строфы.
Поздно ночью, однако, внутри что-то воет и плачет...
Нечто утром встаёт и идёт заварить себе кофе.
Юлия Крауз
Наш «Гарри Поттер»
…слегка переросший кинематографический оригинал и потому с изрядной шишкой на лбу от неудачных попыток пройти на платформу «9-3/4», но тем не менее не потерявший детскую веру в чудеса, хоть и признаёт – ближайшее чудо, которое может случиться с начала жизни, – это она сама.
***
Воздух в горле застрял, словно скомканный лист.
На пороге встречает отчаянье.
Разум ластиком стёрт и блистательно чист,
Как от брошенных в сердце перчаток.
Труп сгоревшей души на моих простынях
Обведу я по контуру мелом.
Жаль не видела ты, как развеял я прах,
Жаль не видела ты, как горело.
Мел закончился. Чем завершить эту грань,
Разделявшую наши столицы?
Ты словами своими мне душу изрань
Со святой простотою провидца.
Сергей Олейник
Редкое явление
…что тоже можно считать родом занятий для молодого человека, воленс-ноленс, но точно разделяющего средства существования от смысла. Так-то он рыбок кормит в зоомагазине, но рыбки при нём многозначительно помалкивают.
***
Держит март меж зубов сигарету
Рот луны блюёт светом в окно
В тёплый бархат тумана деревья одеты
Листья чая стакана усеяли дно
Бьёт прохладой сквозь тонкие ноздри
Черепной коробки квартиры
Мои мысли новорождённогромкие
Спину почерка выгнут курсивом
Растянулась над горизонтом
Кожа неба в ветрянке звёзд
Тёмным стадом скитаются тучи
Топчут крыш голубой поднос
Пошатнулась весны воспалённая туша
Захлебнулась украденным солнцем луна
Тусклый свет фонарей бледно-розовой лужей
Просочился в пустую глазницу окна
Стряхнулся вечер пеплом с сигареты
В стакане чай покойником остыл
Тридцатый март свои ссутулил плечи
И умер, выдохнув из лёгких дым