Потеря моя – моя находка
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Башкирии
Теги: Миляуша Кагарманова , проза
Миляуша Кагарманова
Родилась в Бурзянском районе Башкортостана. Корреспондент башкирской газеты «Киске Өфө» («Вечерняя Уфа»). Поэт, прозаик, автор двух книг «Хочу тепла, «Перекаты реки Бетеря». В 2014 году присудили второе место за произведение «Салам» («Привет») на Международном конкурсе рассказов тюркоязычных писателей имени Махмута Кашгари.
Муж оставил меня. Бросил. Насовсем.
Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что он может уйти из семьи, я бы только громко рассмеялась. Правда, правда. Потому что казалось, что его даже кнутом от меня не отгонишь. Я думала, что мужья бросают только скверных жен. Если речь заходила о каком-нибудь подобном случае, могла даже небрежно заметить: «Какой муж уйдёт от хорошей жены?»
Возвращаюсь как-то с работы, а он собрал большую дорожную сумку, поставил её у порога и ждёт меня.
– Куда собрался? – спрашиваю как бы между делом. Да и вообще я редко интересовалась делами мужа.
– Гулия, это… – замялся муж, словно собирался сообщить мне что-то неприятное. – Это самое…
За секунду в голове промелькнуло множество предположений: «Сын?!», «Дочь?!» И я кричу в нетерпении:
– Что случилось?! С кем?..
Тут у мужа развязывается язык, и он выпаливает на одном дыхании:
– Ничего и ни с кем не случилось. Просто я решил уйти от тебя. Насовсем. К другой женщине. Ты это… прости меня… Я ухожу.
Тишина. Ничего не говоря, пытаюсь переварить услышанное и оглядываю его с головы до ног. Естественно, не верю. Думаю, что это глупая шутка. «Ему ли, бедняге, вот так взять и уйти из дома. Ведь с молодых лет ходил за мной по пятам, вымаливая ответное чувство».
– Катись на все четыре стороны, – отвечаю грубо.
– Гулия, это… Дети уже выросли, они поймут. Я их не брошу. Ты тоже это… если вдруг понадобятся деньги…
И тогда я начинаю понимать, что он на самом деле собирается уйти. Мне хочется засмеяться. Дальше берёт верх самолюбие. Как обычно, я не пытаюсь просить, умолять его, а рублю сплеча:
– Могу ещё приплатить тебе, чтобы скорее ушёл. Скатертью дорога.
Не снимая сапог, прохожу в спальню, громко стуча каблуками. Даже не смотрю, как он уходит. Пока я вышла, переодевшись, его уже и след простыл.
Захожу на кухню. Маленькая кастрюлька на плите источает ароматные запахи. Самат приготовил. Значит, он рано пришёл с работы. Или у него сегодня был выходной? Я даже не знаю, в какую он работает смену – никогда не спрашивала, не интересовалась.
После ужина настроение немного улучшается. Мою посуду, прибираюсь дома и растягиваюсь на диване перед телевизором. Устала за день. Работа у меня такая, что приходится много бегать. Работаю заместителем директора в торговом центре. За день приходится обходить несколько отделов с проверкой, нести ответственность за сотню документов. Работа собачья, но вынуждена терпеть – хорошо платят.
Проснувшись наутро, заглядываю в шкафы, в ванную комнату и окончательно убеждаюсь в том, что муж и вправду ушёл. Но не расстраиваюсь. Наоборот, во мне пробуждается некое чувство облегчения. В шифоньере стало больше места без его вещей, кровать показалась шире без его огромного тела, раскинувшегося на две трети всего пространства, а ванная и сама квартира как будто стали просторнее. «Пускай уходит, зачем он мне?»
Хотя разум пока так и не может понять, отчего вдруг муж решил бросить меня после двадцати двух лет совместной жизни, я наслаждаюсь одиночеством. Чувствую себя по-настоящему свободной птицей, неким зверьком, вырвавшимся из охотничьих силков. Крашусь ярче обычного, начёсываю волосы, хотя и раньше никто не вмешивался в процесс наведения красоты. Надеваю нарядное платье, купленное специально к какому-то торжеству, и долго кручусь перед зеркалом. Хотя за последние годы талия стала заметно шире, а шея казалась короче из-за второго подбородка, выглядела я ещё довольно привлекательно. Как говорится по-русски, «сорок пять, баба – ягодка опять».
В тот день и на работе вела себя особенно энергично, шумно и весело. Коллеги и сотрудники тоже заметили перемены в моём настроении. Одни отмечали: «Какая вы сегодня красивая», другие говорили: «А вы весёлая». Кто-то с пониманием, а кто-то с завистью глядел мне вслед, когда я проходила мимо них, вся яркая и улыбающаяся.
Вернувшись вечером домой, обнаружила ещё одно преимущество жизни в одиночестве: готовить ничего не надо. Мужа приходилось кормить много и разнообразно, кроме того, дать что-нибудь с собой, когда он уходил на смену. Да не абы какой лёгкий перекус, а что-нибудь мясное.
Чтобы отпраздновать первый день свободы, звоню двум незамужним подругам и приглашаю их на девичник. На стол выставляю дорогое вино, фрукты. Их некому задерживать – тут же и примчались. Угощаемся, болтаем, подвыпив, до упаду хохочем над каждым пустяком, танцуем, бесимся. Я, конечно, ни слова не говорю им о том, что муж ушёл из дома. Гордость не позволяет.
На второй и на третий день этой же компанией зависаем то в кафе, то на квартире одной из подруг. Но через неделю мне надоело подобное развлечение, которое поначалу показалось довольно забавным. Да и сами пьянки-гулянки претили моей натуре. Ведь столько лет сама старалась удержать мужа от лишней рюмки.
В последующие дни оставляю идею о застольях и начинаю ходить по магазинам. Покупаю всё подряд – надо или не надо. Если раньше считала каждую копейку и копила деньги, то сейчас трачу без оглядки. По пути захожу в салон красоты и делаю стрижку, макияж, даже наращиваю ногти. Пытаюсь, как выразились работницы салона, «сменить имидж».
Следующую неделю посвящаю посещению театров и концертов. Не пропускаю ни одного культурного мероприятия, каждый вечер наряжаюсь, словно кукла, беру такси – и вперёд.
Как-то выхожу после концерта, и меня встречает незнакомец:
– Добрый вечер!
– Здравствуйте, – отвечаю и пытаюсь пройти мимо.
– Можно мне проводить красивую женщину? – звучит неожиданное предложение.
Остановившись, оглядываю незнакомца с головы до ног. Худощавый высокий мужчина с чёрными усами, одет прилично.
– Пожалуйста, приглашаю вас в свою машину, – говорит он с широкой улыбкой.
Смотрю на него и чувствую, что во мне просыпается озорство, нет, скорее азарт, желание отомстить, и отвечаю:
– А почему бы и нет – проводите, – и сажусь в крутую машину. И вправду, кто мне может запретить?! Кого мне стесняться и перед кем ответ держать?!
– Частенько вижу вас на концертах, вы всегда одна, – продолжает мужчина. – Решил, что будет грешно не познакомиться с такой эффектной женщиной. Кстати, меня зовут Шафик. А вас?
– Гулия.
– Это имя очень подходит вам, вы и сами как цветок («гуль» – цветок по-башкирски).
Через силу изображаю улыбку, хотя слова Шафика кажутся мне неискренними.
– Я живу один, развёлся с женой. А вы? – продолжает допытываться мужчина.
– Я тоже...
– Дети есть? У меня две дочери, обе замужем.
– В прошлом году отдала... отдали замуж дочь. Зять – военный, увёз её к себе. Сын служит в армии.
– Видите, мы оба вполне свободные люди.
– И не говорите...
По дороге Шафик осыпал меня комплиментами, проявляя всё своё красноречие. Даже когда подъехали к подъезду, пытался задержать меня разговорами. Наверное, надеялся, что его пригласят в гости. Я заторопилась. Тем не менее успел вызнать мой телефон.
Избавившись от назойливого мужчины, заперлась в квартире, и мне впервые после ухода мужа стало не по себе. Села на табуретку у входа прямо в верхней одежде и долго сидела, окидывая взглядом свой дом. И в это время испытала жгучую досаду, что позволила чужому мужчине провожать и взять себя за руку, села в его машину и со смехом внимала его сладким речам, чего раньше никогда не случалось. Невольно поднесла к носу руку, к которой прикасался тот человек, и мне стало дурно от горького запаха чужого парфюма. На ходу срывая с себя одежду, я бросилась в ванную – захотелось скорее смыть с себя, со всего окружения посторонний тошнотворный дух.
... Идёт второй месяц моего одиночества. Поблекло первоначальное чувство свободы. Если раньше дольше оставалась на работе, любила быть среди людей и даже засиживалась там вечерами, теперь, наоборот, неудержимо тянуло домой. Не спеша хожу по квартире и до блеска натираю и без того чистую мебель, посуду. К телевизору не хочу даже прикасаться. На звонки не отвечаю. Ничего не готовлю, можно сказать, дома и не питаюсь. Похудела так, что девчата на работе стали приставать: «Вы так постройнели, Гулия Булатовна, на какой сидите диете?» Откуда же им знать о моём состоянии? Ведь никто даже не догадывается, даже соседи. А гордость не позволяет мне поделиться с кем-нибудь, пожаловаться, показать себя жалкой и несчастной.
В последнее время всё чаще вспоминаю мужа. Хотя... он теперь и не муж мне. Ба! А к кому, интересно, он ушёл? Что за женщина? Ведь до этого я даже не задумывалась над этим. И не собираюсь... Всё та же проклятая гордость, пропади она пропадом!
Занесла с балкона картонные коробки, доверху заполненные старыми фотоальбомами. Захотелось посмотреть снимки, где мы ещё молодые и вместе с Саматом. Смотрю. Разглядываю и диву даюсь – какими же мы были красивыми! Вот наша свадьба, это после рождения первенца... Здесь Самат с сыном, а тут – с дочкой на руках... А на этой... На этой... он обнимает меня...
И тут рушится одна из стен каменной крепости, что я возвела вокруг своей души, чтобы держать в тисках бушующие в ней страсти, и вместе с потоками слёз они вырываются на волю. Я падаю поверх рассыпанных по полу карточек, выскользнувших из альбома, и реву в голос...
Бережно храню вещи, оставшиеся от мужа: мягкие тапочки, одежду, не уместившуюся в сумке, журналы «Охота». Если раньше толком не разговаривала даже с самим мужем, то теперь беседую с его вещами:
– Привет, – обращаюсь к его тапочкам, вернувшись с работы.
– Соскучились? – спрашиваю, подойдя к ним между делом. Иногда, как ненормальная, прижимаю их к груди и начинаю говорить нараспев, – я тоже соскучилась, очень-очень.
Вечерами ложусь в просторную холодную постель и предаюсь бесконечным раздумьям. Сон не идёт. Хочу почувствовать тепло широкой спины, горячее дыхание мужа, которого когда-то отталкивала от себя со словами: «Разлёгся на всю кровать! Убери ноги! Не клади на меня руку – жарко». Но... руки нащупывают только холодную подушку, сиротливо притулившуюся рядом.
Не проходит ни дня, ни часа, когда бы я себя не ругала. Выговариваю за гордость и самолюбие, суровость и равнодушие. Корю себя за то, что не встречала мужа с улыбкой после напряжённой рабочей смены, не уделяла ему должного внимания, всегда ставила свои желания на первый план, никогда не шла на уступки, не дарила ему любовь и ласку, словом, относилась к нему, как к предмету мебели, и ещё за бог знает какие грехи. «Так тебе и надо! Раз не почитала мужа! Не оценила доброту человека, который столько лет верно служил тебе, любил и оберегал! Вот и старей теперь в одиночестве! Иди, объясняй детям, родным!» В такие минуты я была самой несчастной, самой жалкой из женщин на всём белом свете.
...Когда исполнилось 2 месяца 9 дней и 8 часов моего одиночества, в выходной день позвонили в мою дверь. Никого не хотелось видеть, разговаривать, поэтому я продолжала лежать бесцельно разглядывая потолок. Не дождавшись ответа на настойчивые звонки, непрошеный гость начал звякать замком, пытаясь открыть или взломать его. «Ужас! Неужели воры?!» Быстро вскочила, схватила скалку, готовясь к атаке... В это время дверь отворилась и на пороге появился... муж... ой, нет – Самат... Забыв опустить занесённое вверх оружие, я застыла, уставившись в лицо дорогого, родного человека, который своим исчезновением за два месяца показал мне все ценности, которые я не сумела понять за двадцать лет жизни, вразумил через печаль и раскаяние. Измученный, похудевший, почерневший, постаревший, бедненький мой! Острым взглядом замечаю также грязь на воротнике и рукавах рубашки, пятна на брюках, давно нечищенные ботинки. А больше всего поразил моё сердце умоляющий взгляд его сиротливых глаз.
Вошёл. Вошёл и присел на тот самый табурет у двери, на котором, словно оглушённая, часто и надолго застывала я.
– Ты прости меня, пожалуйста... Ради детей... Оказывается, я не могу жить без тебя... Никто не может заменить тебя. Хоть убей, но прими меня назад, – сказал он отрывисто.
Я ничего не ответила. Только постояла немного, глядя на него, потом принесла и положила к его ногам те самые тапочки, которые за эти два месяца стали для меня чем-то одушевлённым. Затем ушла на кухню чистить картошку – ведь муж вернулся, надо приготовить поесть.
Ни дети, ни родственники, даже самые близкие подруги не успели заметить эту мою потерю и находку, которая в определённый момент жизни неожиданно раскрыла мою женскую сущность и заставила мои чувства заблистать тысячами искр, засверкать яркими лучами. Об этом знали только мы двое.
Перевод Гульфиры Гаскаровой