Проникнуть в сознание царя

Литература / Литература / Писатель у диктофона

Теги: литературный процесс

Иван Грозный как режиссёр фантасмагорий

Сверхзадача писателя – адекватно выразить себя в своей прозе, чтобы не сойти с ума, считает Михаил Гиголашвили.

– Для начала давайте поговорим немного о вашем романе «Тайный год». В аннотации сказано, что это – «психодрама с элементами фантасмагории». Вы согласны с таким определением?

– Определение вполне подходящее: действительно в фокусе главного интереса – мятущаяся душа царя, ну а фантасмагория – элемент нашей жизни, в XVI веке тем более, а уж в связи с Иваном Грозным – почти обязательный компонент (сам он до конца жизни верил волхвам и ведунам). Ведь Грозный – не только писатель и актёр, но и режиссёр, который любил ставить фантастические сцены – будь это усмирение Новгорода или взятие Казани, – в которых лилась настоящая кровь и горели реальные дома и люди. Когда я писал текст, то не думал об определениях, знал только, что пишу реалистический роман (хотя в некоторых рецензиях он был назван постмодернистским). Впрочем, под постмодерн можно подверстать что угодно, ибо никто не знает точно, что это такое, и всё, что непонятно или ново, можно отнести к этому направлению.

– Во многих отзывах на роман отмечаются особенности языка – своеобразная стилизация под времена Ивана Грозного. Расскажите немного о процессе создания этой стилизации. Почему она показалась вам необходимой?

– Стиль прозы Грозного как раз и был тем толчком, который заставил меня взяться за эту работу. Я был очарован его виртуозными переходами с высокого стиля на самый низший, его метафорами, сравнениями, вовремя ввёрнутым библейским словцом, умением строить мизансцены. Был опутан всем строем его речи, очень красочной, звучащей по-современному (читал я в русском переложении). Удивило умелое чередование лести и угроз, похвал и запугиваний, посулов и намёков, ладана и ругани (Курбский язвительно упрекал Грозного за его площадной мужицкий язык: «словно вздорных баб россказни», «бранишься как простолюдин»). Поэтому весь текст писался под влиянием его стилистики, что понятно: если он – главный герой, то и передано всё через его сознание и его речь. Притом стиль прозы Грозного отражает, на мой взгляд, черты его характера: такие же перепады настроения, нервность, противоречивость решений, резкость поступков, склонность к юродству, судорожный страх перед Богом, подозрительность, внезапные взрывы агрессии и последующего раскаяния. Сам процесс архаизации текста довольно труден, это дело техники, не буду на ней останавливаться, но скажу, что для архаизации я проштудировал множество книг и статей, например: «Словарь редких и старинных слов», «Архаизмы и неологизмы», «Русские говоры», «Старинные имена», «Старинные ругательства», «Латинские выражения», «Русские поговорки», «Русские прибаутки», «Татарские пословицы», «Крылатые слова и выражения»…

– Расскажите немного о вашем художественном методе в целом. Как вы работаете над романом?

– Чтобы писать первый текст, от руки, мне нужна триада «одиночество – молчание – музыка». И одиночество, и молчание я нашёл в Испании, на побережье Коста-Брава, куда четырежды выезжал в 2012–2016 гг., (на три-четыре недели), чтобы там писать сырую болванку текста «Тайного года». Вставал и засыпал с мыслями о романе, жил в нём, ведь роман – это огромный дом или дворец, где кипит жизнь. Это – лучшие минуты жизни: просветления, подъёма духа и сил, когда понимаешь, что на свете есть две вещи, ради которых стоит жить, – литература и музыка. Ну а самому писать – высшее счастье, дар, коий спасёт и вывезет из любой катастрофы, которых не счесть на человечьем пути. Если было лето, шёл на пляж, там писал, и даже иногда просил у неба дождя, чтобы с чистым сердцем можно было бы засесть в номере за текст или печатание. Писал в основном под итальянские оперы, а обрабатывал текст под рок и джаз. Мне музыка всегда помогала.

– С какими сложностями вы сталкивались во время работы над «Тайным годом»?

– В данном случае по большому счёту главная сложность была – попытаться охватить, понять фигуру этого абсолютного повелителя и диктатора, влезть в шкуру царя, попытаться вникнуть в психологию человека XVI века. Кроме того, ткать историческое полотно сложно из-за того, что надо читать много специальной литературы, чтобы понять, как люди жили тогда, без света-газа-телефона, что носили, ели, пили, какая была посуда, мебель, часы, куда ходили по нужде, как купались, врачевали, пировали и т.д.?.. Одежда, еда, предметы обихода, кладбища, книгопечатня, бойня, баня, базар – и дальше до бесконечности. Отдельно надо было узнавать, как это было у царей… Словом, задача малоподъёмная. Опять же пришлось переработать огромное количество книг и статей: от «Времён года на Руси» и до «Что и как ели цари»…

– А в чём, на ваш взгляд, особенность работы русскоязычного писателя, живущего за границей? Удалённость от России, «языковая изоляция» как-то сказываются на творческом процессе и работе с издательством?

– На работе с издательствами это никак не сказывается, посылка текста, вёрстка, работа с редактором – всё происходит по интернету. «Ненахождение» в данный момент в среде языка кому-то может мешать, но я привык к такому положению вещей – ведь я никогда не жил в России постоянно, только наездами (хоть и долгими), мой язык и так сложился вне России. Вне метрополии он защищён от современного разговорного сленга; волей-неволей развивается и формируется твой собственный, личный, заложенный с детства язык, что для писателя крайне важно. Как образно выразился Михаил Шишкин, «писатель носит свой язык с собой», что мне кажется очень верным. Поддерживать языковой уровень я стремлюсь, читая русскую классику.

– «Тайный год» продолжает «собирать» многочисленные литературные награды… А что насчёт ваших творческих планов? Работаете сейчас над чем-нибудь?

– Пока никаких реальных планов нет. Мне надо вначале «забыть» предыдущий роман, чтобы очистить место для следующего. Когда на Германию обрушились десятки тысяч беженцев (которые сейчас стремительно меняют лицо страны), я начал вести «Дневник оккупации». Может быть, вернусь к этому тексту.

– А литературоведческие исследования? Собираетесь ли продолжить ваш цикл «Иностранцы в русской литературе» или, может, вас заинтересовала какая-то другая тема?

– Я литературоведением давно не занимался, хотя у меня была почти готова докторская диссертация на тему «Литературный мир героев Достоевского», но переезд на работу в Германию не дал мне её закончить и защитить. Может быть, если будет время и настроение, я продолжу разбираться в этом интересном, но крайне запутанном вопросе: ведь Достоевский был очень литературоцентричен и наградил этим свойством многих своих героев, включая люмпенов и проституток. Сравнивая взгляды на литературу самого Достоевского и высказывания его героев, мы видим, что писатель пользуется литературой, как средством характеристики: грубо говоря, если персонаж ругает Пушкина (кумира Достоевского), то это автоматически прибавляет негатива в характеристику персонажа. И наоборот.

– В чём, на ваш взгляд, главная цель, «сверхзадача» писателя? И каков статус писателя сегодня?

– Сверхзадача писателя – адекватно выразить себя в своей прозе, чтоб не сойти с ума. А статус писателя, после появления интернета, оказался существенно снижен – все пишут и публикуются на разных порталах, кто-то издаётся за свой счёт, на экранах ТВ сплошь и рядом мелькают какие-то девицы с подписями «писатель», хотя одному Богу известно, что они написали. Словом, писатели перестали быть мерилом морального уровня общества, перестали влиять на общество (а на Западе к писательству вообще уже давно относятся как к профессии, не как к призванию). В советские времена писатели были кумирами, их произведений ждали, читали, зачитывались ими, цитировали и разбирали, а дальше, после развала СССР, при диком капитализме, главным идолом стал золотой телец, писатели обнищали, и в качестве кумиров служить уже не могут – появились другие, материальные идолы и кумиры.

Беседу вела Валерия Галкина

ЛГ-ДОСЬЕ

Михаил Георгиевич Гиголашвили – писатель, художник и литературовед. Кандидат филологических наук. Преподаватель русского языка в университете земли Саар. Родился в Тбилиси в 1954 г., окончил факультет филологии Тбилисского университета. Автор романов «Иудея», «Толмач», «Чёртово колесо», «Захват Московии», «Тайный год»; сборника прозы «Тайнопись»; монографии «Рассказчики Достоевского» (1991). Лауреат премии «Большая книга» (2010) и «Русской премии»(2017); финалист премиий НОС (2013), «Букер» (2017) и «Большая книга» (2017). Живёт и работает в Германии.