„Детский лепет“ под революционный джаз

Искусство / Персона / По горячим следам

Теги: Владимир Хотиненк , Демон революции , Евгений Миронов , Федор Бондарчук

Режиссёр Владимир Хотиненко о новой работе

Уже после первых серий фильма Владимира Хотиненко «Демон революции» началась бурная дискуссия в СМИ и соцсетях. Спор продолжается до сих пор, речь идёт о художественных достоинствах картины, об исторической достоверности кино. А что думает о фильме его создатель? Как и кто работал над сценарием? На какие исторические источники опирался известный режиссёр? Об этом и многом другом – в интервью, посвящённом громкой премьере на канале «Россия 1».

– Владимир Иванович, что вас вообще вдохновляет на создание нового фильма?

– В первую очередь, сама жизнь раздаёт великое множество сюжетов и являет внимательному наблюдателю замечательные калейдоскопы колоритных персонажей! Это настоящий золотой запас солнечных бликов, каждый из которых – уже готовый типаж! Например, проковылял мимо старичок в смешной шляпе с палочкой в руках – и вот в голове уже рождается мой собственный герой. Главное вовремя «схватить», запечатлеть и сохранить его, чтобы потом он обрёл новую жизнь, некое собственное и одновременно паралелльное существование. Мой телефон заполнен снимками самых разных людей-персонажей. Когда телефонов не было, почти бегом спешил домой, чтобы успеть сделать зарисовку. Наблюдение – один из основных навыков творческого человека.

Ещё вдохновляет музыка. В каждом сценарии изначально заложен некий ритм. Самое сложное – его правильно услышать. Это может быть симфонический оркестр или эстрадный ансамбль, или просто «дворовая джаз-банда». Главное – нащупать нужную тональность, ту самую первую струну. Когда я слышу её, то понимаю, про что будем снимать.

– Какая нота стала настраивающей в «Демоне революции»?

– Это был хор пилигримов из оперы Вагнера «Тангейзер»! Причин три: поскольку это тема возвращения домой, то очевидно созвучие с нашей темой возвращения Ленина в Россию из заграницы; вторая причина – Ленин любил(!) Вагнера (об этом пишет в воспоминаниях Крупская); это фантастически мощная тема!

– Любой фильм начинается со сценария. Однако, имени драматурга мне найти не удалось. Кто же всё-таки создавал эту историю?

– Первый вариант сценария под названием «Джокер», где основным персонажем был Александр Парвус, появился ещё десять лет назад. Его написал Эдуард Володарский. Этот текст был взят за основу. Потом мы с коллективом молодых драматургов взялись за его переработку. Я всегда лично участвую в этом процессе, чтобы потом было проще на съёмках.

– Насколько заметной получилась разница между итоговым сценарием и уже снятым фильмом?

– Очень сильной. Ведь практически невозможно написать сценарий, по которому – раз – и снял кино. Можно сказать, что всё, происходившее на съёмочной площадке, было похоже на джаз с его вариациями.

Творчески трудилась вся коман­да. Постоянно возникали новые интересные детали, реплики и даже целые эпизоды, которые замечательно встраивались в повествование, делая фильм более захватывающим и интригующим. Это рискованно, но другого варианта не было.

– Можете рассказать про какой-нибудь «новый» эпизод?

– В сценарии Володарского, например, кабаре «Вольтер» упомянуто вскользь. А у нас это место преобразовалось в целую драматургическую линию отношений Ленина с первыми дадаистами. «Детский лепет» возник во многом из-за абсурдности всего, что тогда происходило в мире. С одной стороны человечество создало целую галерею прекрасных, проникнутых любовью и гуманизмом, произведений. С другой, люди с ещё большим ожесточением почему-то продолжали резать друг другу глотки.

Соединение логики и иррационального – это всё полностью вписалось в то, что я снимал. Когда Ленин жил в Швейцарии, ему часто приходилось встречаться в кабаре с основателями нового течения. В фильме есть момент, когда Владимир Ильич раздражается от дадаистского бреда, а Тристан Тцара делает свой вывод: «Вы не любите поэзию». «Отчего же?» – удивлённо отвечает Ленин.

Крупская писала в воспоминаниях, что Владимир Ильич отдавал особое предпочтение Фёдору Тютчеву. У него на рабочем столе всегда лежал томик его стихотворений. И вот у нас в фильме, в первый раз в истории кинематографа, показан Ленин, читающий стихотворение Тютчева.

– Вы выросли во времена, когда дети носили на груди значок с изображением Ленина. Что поменялось в вас относительно того времени?

– Я, как и все советские дети того времени, носил на груди значок, где в центр пятиконечной звезды был вписан портрет хорошенького кудрявого мальчика, и очень этим гордился. Помнил, что «октябрята – будущие пионеры и дружные ребята». Для меня было вполне естественным знать наизусть стихотворения о Ленине или представлять себя скачущим на лошади рядом с красноармейцами в будёновках. Всё казалось ясно и просто: красные — свои и хорошие, «беляки» — враги и чужие. Сейчас, зная правду, понятно, что и те и другие творили бог знает что. Я попытался передать это в фильме «Гибель империи».

От «красноармейского прошлого» не отрекаюсь, хотя со временем стал относиться ко всему этому гораздо глубже и сложнее. Но это не значит, что картина мира полностью прояснилась. Он всё так же неоднозначен и сложен. Добро и зло – необходимо присутствуют в нём, и с этим ничего не поделаешь. С моей точки зрения, к революции надо относиться как к величайшему испытанию, которое пережила Россия.

– Владимир Ильич получился в фильме светлым или тёмным?

– Ни то ни другое. Я подобной однозначности избегаю. Прежде всего важно было добиться создания образа живого человека. Потому что, как только на первый план выходит «функция робота», всякое исследование теряет смысл. Потому что судьба человека превращается в банальный перечень поступков.

Гораздо интереснее и важнее попытаться изобразить разные стороны многогранного характера всем известной и в то же время такой малознакомой исторической фигуры. Оценить ленинское переустройство мира под другим ракурсом без излишнего раздражения или телячьих восторгов. Иначе мы ничего не поймём в законах мироустройства! Например, в том, насколько одна личность может всколыхнуть эти законы.

– Настоящее имя Парвуса – Израиль, с иврита переводится как «богоборец». Есть в этом факте нечто символическое и даже фатальное?

– Можно сказать, конечно, как корабль назовёшь, так он и поплывёт... Но, по моим ощущениям, Парвус в первую очередь по своей натуре – игрок, авантюрист. Например, одна история с постановкой Горьковской пьесы «На дне» в Германии чего стоит! Заработал на этом огромные деньги, с Горьким не поделился… Что им больше двигало – корысть или азарт? Туповатое бесстрашие обречённого или был некий смысл в громких скандалах, которые то и дело разворачивались вокруг эпатажного Александра Львовича? Кажется, всем давно известно, как важна для политика безупречная репутация, а вот Парвус, вопреки всем нормам и правилам, предпочитает, хотя и не вполне лицеприятную, но зато весьма громкую славу. И ведь выигрывает в конечном итоге, появляясь на политической арене в качестве вполне себе весомой фигуры, с которой готовы сотрудничать даже осторожные спецслужбы.

– Какими были отношения между Парвусом и Лениным?

– На мой взгляд, это была длинная партия в шахматы, победителем из которой вышел Ильич. Шах и мат он поставил сопернику одной-единственной фразой: «Революцию нужно делать чистыми руками». И «поезд революции» умчал по другой стрелке, оставив предприимчивого Александра Львовича при собственных интересах.

– Роль Ленина в фильме исполняет великолепный актёр Евгений Миронов. Их дуэт с Бондарчуком-Парвусом создаёт своеобразную аллюзию на Фауста и Мефистофеля…

– Я опирался на знаменитое описание встречи двух этих выходцев из России, данное писателем Александром Солженицыным в эпопее «Красное колесо». Хотя это свидание и носит вымышленный характер, но написано потрясающе, что даёт не просто штрихи к портрету, но и немалую пищу для размышлений.

«Вы искушаете меня как дьявол Христа в пустыне…» В этой ленинской фразе есть та трагическая нота, которая позволяет вдумчивому читателю или зрителю на какой-то, пусть и короткий, но внезапный миг усомниться в абсолютном атеизме вождя революции. В этом даже есть что-то от Достоевского. Мефистофель и Фауст в качестве даже условных прототипов не рассматривались, но, возможно, получился подсознательный эффект. Кстати, сам Владимир Ильич любил перечитывать Гёте.

– Как складывались отношения между Мироновым и Бондарчуком на съёмочной площадке?

– Когда встречаются два таких гиганта, то искра соперничества возникает словно из воздуха. Но что может быть лучшим стимулом?! Вот и у них сложилась такая ревностно-товарищеская атмосфера, родившая этот бесподобный дуэт. Но параллели между отношениями актёров и их прототипов я бы проводить не стал.

– Одно из предназначений искусства – что-то изменить в человеке. Что должно случиться со зрителями после просмотра «Демона революции?

– Хочу вас огорчить. Я не верю в воспитательную функцию искусства. По крайней мере – для массового применении. Дадаисты, которых мы упоминали, они же об этом первые говорят. «Что же такое? Столько прекрасного сотворил человек, а это ни к чему не привело». Я не рассчитываю на переворот сознания или всеобщее изменение социума, но верю в индивидуальное укрепление каждого человека в отдельности. Искусство для этого и предназначено.

Беседовал Дмитрий Лихачёв