Всё кувырком
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Татарстана
Мадина Маликова
Родилась в 1935 году в Сармановском районе Татарстана. Окончила Мензелинское педагогическое училище, затем Казанский педагогический институт. Почти четверть века работала в женском журнале «Азат хатын» («Освобождённая женщина») редактором отдела, ответственным секретарём.
Первую книгу рассказов издала полвека назад – в 1967 году. Автор девяти романов, тридцати книг. По её произведениям созданы радио- и телеспектакли, поставлены пьесы на сценах театров Татарстана.
Заслуженный работник культуры России и Татарстана, лауреат республиканской премии имени Габдуллы Тукая, премии Союза писателей Татарстана имени Гаяза Исхаки, премии Союза журналистов Татарстана имени Хусаина Ямашева. Награждена медалью ордена «За заслуги перед Республикой Татарстан».
– Поздно мне за красотой гоняться, не юноша, – сказал мой благоверный. – И «Копейка» подойдёт, была бы исправна.
– Копеечную машину покупать? И за это ты надрывался столько лет? – вскинулась я.
Мой Талгат и правда немолод, старше меня на десять лет, но зарабатывать ещё может. Нефтяник он, на месяцы уезжает вахтой в Сибирь. «Ну и дурак, – говорю я ему. – Кто же по доброй воле в ссылку едет?» И правда ссылка: приезжает оттуда как будто ссохшийся, немощный. Приходится месяц откармливать. Денег, правда, привозит ничего себе, хватает и долги отдать, и за учёбу дочери-студентки заплатить.
– Ну, абыстай*, всё, – сказал он наконец в один приезд. – Будь по-твоему. Тут на «девятку» хватит.
– А на «девяносто девятую»? – спросила я.
Муж опустил голову.
– Тогда придётся поднапрячься ещё... Но надо ли? Если только ты очень уж хочешь...
А почему бы мне не захотеть? Хоть я и простая учительница, но не хуже ж тех, которые только и умеют, что ловить богатеньких муженьков!
...Каких только машин в автоцентре нет – белые, красные, зелёные, оранжевые – в глазах зарябило. Какая покруче? Тут мне припомнилось диковинное слово «мурена», услышанное невзначай из уст парней в кожаных куртках.
– Хочу цвета «мурены», – сказала я твёрдо. – Созвучно моему имени.
А зовут меня Мунира, буквочку только передвинуть.
Супруг не привык перечить мне – купили мы заветную «девяносто девятую». Наконец-то и я почувствовала себя человеком. Стан держу прямо, голову высоко. И супруга, смотрю, как бы надули немного: кругленький стал, розов, в глазах искорки. В такой машине да с таким муженьком стала я украшением всех Набережных Челнов. Пусть таращат глаза!
Однако, как говорится, нет предела совершенству. Вычитала я в газете, что жены миллионеров и наряды подбирают под цвет машины. Раз в жизни и мне, наверное, можно!
Сели мы в машину, направились в самый дорогой бутик. И были там недолго. Вышли с покупкой, а машины нет!
Да мы её вот тут, возле тротуара, между голубой «Окой» и обшарпанным «Москвичом» оставляли. «Ока» стоит, «Москвич» тут, а на месте нашей красавицы – голый асфальт! Или уж ослепли мы? Или передвинули куда нашу любимую? Да машин-то немного, разом можно оглянуть. И милиционер неподалеку стоит.
– Может, озорники из двадцать девятого квартала подсуетились? – сказал он задумчиво. – Околачивались тут.
Что делать? Будь в прежние годы, побежали бы прямиком в милицию, но нынче спешить мы не стали. Потому как имели горький опыт: три года назад наш старый «Москвич» угнали ночью из запертого гаража нашей школы. Вызвали мы тогда милицию. Они пришли, пощупали сломанный запор, попросили нас назвать имена и фамилии родственников и знакомых. Один из них, белобрысый, потом вызывал меня к себе и задавал много вопросов, в некоторых из них ясно просвечивал оскорбительный намёк: поскольку муж мой намного старше, не завела ли я любовника помоложе? А может, сама навела кого-то на «Москвич»?
Это оскорбило меня до глубины души, но продозрение так и осталось неопровергнутым.
Именно это и было причиной нашего бездействия. Пришли мы домой и долго сидели опустив головы. Что делать? Законной защиты не найдёшь, время не такое. Искать надо другие пути.
Мой благоверный может только работать, вести же дела не умеет. В затруднительных случаях приходится напрягать мою сообразительность. Посоветовалась я со своим платком и отправилась к Бархату. В школе учила его истории, авось не оставит в беде.
Он был, по моему пониманию, личностью современной. Как-то быстро поднялся в гору: сначала открыл водочный магазин, потом стал торговать КамАЗами, собрал команду, построил дом, купил классную машину, женился. Если случается в городе какое-либо торжество, он непременно поднимается на сцену, говорит солидные слова, преподносит подарки. Высоких гостей приглашает к себе и щедро угощает...
И вот пришла я в его магазин. Пригласил он меня в свой кабинет. Продавщица принесла кофе. Я углубилась в мягкое кресло, пригубила кофе и растаяла как воск.
– Ох, Бархат, – говорю, – и с чего бы это грабят и грабят именно нас? Вторую машину уже угнали!
– Да-а, – говорит он, – вы же прошлый раз сразу ко мне не пришли, не сказали! Потом уж поздно было.
Кофе, как смола, приклеился в моему нёбу. Говорили мне, а я не верила... А ведь лицо его так светло, коричневые глаза глядят так искренне, так чисто... По всему видно, что сочувствует... У меня как бы ум замутился, мысли запутались. Постой-ка, думаю, он же младенцем в ясли ходил, потом в садик... Воспитывался в советской школе. Порядков не нарушал, особых неприятностей нам, воспитателям, не причинял...
Моё молчание длилось, кажется, долго. Тем временем он взял сотовый телефон и переговорил с двумя-тремя людьми. Вот так и сидели мы – учительница с учеником – и говорили о... краже машин. Вор – воспитанник, обворованная – его наставница.
– Но на этот раз ты же знаешь, что машина моя... – услышала я наконец как бы со стороны свой голос.
– Да, – сказал он. – Есть у нас такая машина.
Хоть верьте, хоть нет, от радости тёплая волна прошлась по всему моему телу. Пропади всё пропадом, лишь бы машина нашлась!
– Слава аллаху, – говорю. – Пусть благодарность сыплется на тебя с небес... Права у меня есть, документы и ключи с собой. Сейчас же сяду и поеду домой. Пусть глаза у Талгата станут квадратными!
Он широко улыбнулся. Таким милым, симпатичным он был в эту минуту! Школьником он нам красавцем не казался, видимо, портили впечатление двойки-тройки в классном журнале.
– Вы бы сели... если б это зависело только от меня, – рассмеялся он. Его, видимо, забавляла моя бестолковость. – К сожалению, теперь у нас нет такой власти. Власть она нынче высоко!
И кивнул чисто выбритым, крепким подбородком на потолок.
– Так скажи, объясни им, что я твой близкий человек... – пробормотала я. Словно кто-то невидимый выдернул из-под меня кресло, и я оказалась на четвереньках... Перед своим учеником...
– Если слушать всякого, никакое дело не пойдёт, – вдруг посерьёзнел Бархат. – У каждого знакомые, дети, родня... Покончили мы с клановостью, всё идёт по твёрдым правилам!
Какие правила, что тут правильного?
Бархат направил на меня сочувствующий взор и глубоко вздохнул.
– Так и быть... Только ради вас...
Взял со стола ручку и маленький отрезок мелованной бумаги, написал фамилию и телефон в Казани.
– Только не говорите, что от меня. Скажите, что сами решили к нему обратиться...
Не буду долго излагать, как я ездила в Казань, возле каких дверей подкарауливала того человека, как ухватилась за его рукав, как несколькими словами пыталась объяснить свою просьбу...
Он торопился. Сказал, что в город приезжают большие знаменитости, необходимо обеспечить их охрану. Что займётся моим делом, как только освободится. Сел в белую, по всему видно, иностранную, машину и укатил.
С этим его невнятным обещанием вернулась я домой вся поникшая. Талгат как будто в головешку превратился, только зрачки впавших глаз тлеют.
– Какой же я дурак, пляшу под дудку жены! – взорвался он, выслушав меня. – Надо было тут же в милицию бежать!
– О аллах, какой был толк от твоей беготни по милициям в прошлый раз! – парировала я.
И началось! Излили мы душу... Когда, наконец, обессилев, угомонились, решили всё же пойти в милицию. И опять попали к моему белобрысому знакомцу. Про его напраслину я тогда мужу, естественно, не говорила, и мой бедолага стал ему душу изливать. Есть, говорит, люди, знающие, где машина находится...
– Кто знает?
– Можно бы спросить у Бархата, например...
– Так узнайте у него, где её держат. Мы тут же пойдём и вернём вам её!
– Он же не послушается нас!
– Не знаю, не знаю, кто там что вам наболтал. Пусть придёт сюда и заявит как положено!
...Говорили нам потом, что милиции совсем недавно подарили новенькую «девятку».
И что же потом, спросите вы. Осталось ждать вестей из Казани. Прошла неделя, десять дней, две недели... Как взгляну на мужа, так тут же машина вылетает из головы. Совсем занедужил бедненький.
– Да что ж ты так убиваешься? – говорю я ему. – Смотри, как бы на меня не свалились похоронные заботы! Не до машины будет!
Уж и к гадалке я сходила. Она говорит, машина ваша недалеко, но вернуть хлопотно будет. Опять рана на мужнино сердце: дескать, разбирают, видно, на запчасти многострадальную...
Делать нечего, опять направилась я к Бархату.
– Вы зачем это по милициям шастаете? – сердито встретил он меня.
– Ох, Бархат, и Талгата можно понять, сколько лет в Сибири горбатился из-за этой машины!
– Не хотите ли вы, чтоб и я годами таскался по Сибири из-за какой-то драной тачки? Так жизнь устроена: одни горбатятся, другие добро наживают. Пора бы и вам понять!
– Мы уж привыкли добывать всё своим трудом... И вас учили тому же...
– Лучше бы вы этого не делали! – ещё пуще горячился он. – Все наши несчастья от вашего воспитания! Чем мы хуже других? Посмотрите на Березовского, Гусинского, кем были и кем стали? А Быков в той же Сибири? Был простым учителем физкультуры, а стал хозяином алюминиевого комбината! Откуда всё взяли? От государства, значит, от вас. Что там комбинаты похоронные деньги отобрали. Почему вы не идёте плакаться к ним? А тут пороги обиваете из-за ерундовой машины. Мы последнее не отнимаем. Если бы вы учили нас смолоду понимать жизнь, мы бы не выросли такими раззявами, успели бы оторвать своё при большом дележе. А теперь вот сиди тут, сопли вам вытирай!
Что мне сказать, как возразить, правду он говорит! Да-а, хороший урок он мне преподнёс.
Спасибо хоть совсем без помощи не оставил... Однажды утром смотрим в окно – стоит наша машина. Пригнали... Только... оказалось не целиком, а, почитай, только блестящую коробку. Потом стали являться к нам то на машинах, то с большими сумками пешком добры молодцы. Каждому надо дать за хлопоты. Я опять к Бархату.
– Вам не угодишь, – сказал он. Потом подумал немного и лицом посветлев, добавил: – А зачем вам, старикам, такая крутая тачка? Может, хватит и «Оки»? Если согласны, возьмёте прямо с заводского конвейера.
Посоветовались мы, подумали и так, и сяк. Наша «девяносто девятая» уже точно разобрана на девяносто девять, а может, и больше частей. Нам же наверняка приносят подобранные на свалке и потёртые наждаком железяки. Зря хвастается Бархат, что у них полный порядок, на самом деле всё так же, как во всей стране... В общем, что дают, то надо брать, решили мы.
Но с «Окой» тоже случилась непростая история. Успели мы выехать на ней из заводских ворот и проехать всего полкилометра, мотор застучал и заглох. Стали мы толкать её обратно к воротам. Но их нам не открыли. Ткнули мы в лицо охранникам гарантию, а они нас на смех:
– Что-о? Тут полгода зарплату не выдают, ещё и на вас задарма работать?
Какое счастье, что у Талгата руки золотые! До отъезда на вахту успел всё довести до ума. Ясным солнышком зашёл в дом и, вытирая руки чёрной промасленной тряпкой, сказал:
– Наладил всё. Проехался. Удобная. Аккуратненькая. Как яичко.
– Лишь бы довозила куда надо, – поддакнула я. – Куда уж нам за красотой гоняться...
...Знакомые надо мной подшучивают:
– Помнишь, Мунира, – говорят, – как вы ветром проносились мимо нас на своей «мурене». Как же вы на «Оке» оказались? Иль «замуреновали» вас?
А я теряюсь, не знаю, что сказать. Как будто в голове что-то заклинило после таких кувырканий.
_______________________
*Абыстай – обращение к немолодой образованной женщине.
Перевод автора