Бравый солдат Швейк, старый сапёр Водичка и блогеры 11-й маршевой роты…

Литература / Библиосфера / Портфель «ЛГ»

Лужков Юрий

Фото: Виталий Подвицкий / РИА Новости

Теги: Юрий Лужков , проза

III. „Швейк-2017“

Мрачный монах Мальтус, домостроевец-хлебопёк Стерлигов и собрат Гаргантюа денщик Балоун

Бравый солдат Швейк с дружками из 11-й маршевой роты по-прежнему там, на небесах, в чистилище замаливают грехи. Волей-неволей держат посты. Обходятся «Великопоповецким» безалкогольным.

Пригляд за ними нестрогий. «Права человека» простёрлись ныне и до небесных сфер. Интернет, ноутбуки, Wi-Fi, выход в блогосферу, вышло такое попущение, проникли и в уклад чистилища.

От скуки и праздности Швейк с дружками пристрастились к «мейнстриму». День-деньской азартно спорят о новостях мировой политики, «трендах» и веяниях, плутнях vip-персон на том, белом свете. И предаются воспоминаниям, в каких переделках довелось побывать в австрийских казармах, в походном строю и на бивуаках в галицийских местечках, когда полк гнали в самое пекло, на передовую, где шрапнель и вши… Театр военных действий. Так это величаво называлось в ура-патриотических листовках, которые шли на самокрутки.

«…Кадет Биглер!» – злобно распекал несчастного капитан Cагнер. – Ещё позавчера вы взвешивали у папаши коровью кожу… Вы с таким же правом можете называть себя офицером, как ефрейтор, который в трактире приказывает величать себя «господином старшим писарем!»

Лёгок на помине, важная птица старший полковой писарь Ванек вместе с неразлучными дружками стоит на довольствии в чистилище. За сто с лишним минувших лет Ванек духовно преобразился и продвинулся. На гражданке он тяготел к Партии умеренного прогресса в рамках законности, учреждённой в пражской пивной «Коровник» (читайте Я. Гашека!). А вот в потустороннем мире Ванек переместился на позиции крайнего, воинствующего либертарианства и монетаризма. В духе Августа фон Хайека. Почище Борового и Ахеджаковой…

От прежнего покладистого и простецкого Ванека мало что осталось. Старший писарь заделался блогером, посылает свои заметки и посты на сайт «Эхо Москвы». И досаждает дружкам, зачитывая свои писания вслух. То и дело ему достаётся на орехи от насмешника Швейка, начитанного телеграфиста Ходоунского, которые тоже за словом в карман не лезут. Обратить в свою веру ветеранов 11-й маршевой роты неофиту Ванеку не удаётся. И писарь, впав в грех гордыни, ощущает себя одиноким обитателем башни из слоновой кости…

Жандарм-ефрейтор – стихийный мальтузианец

– В старое время жил такой мрачноватый монах Мальтус, – перевёл разговор на другое Ходоунский, ходячая «Википедия». – Не какой-нибудь злыдень, а пастырь, озабоченный грядущими судьбами года людского. Мальтус первым додумался, что человечеству суждено жить впроголодь. Потому что народонаселение плодится слишком быстро, а земля, пашня когда-то не смогут прокормить такую ораву голодных ртов. Суровое это учение прозвали, не к ночи будь сказано, мальтузианством. Как только не поминали лихом Мальтуса! Весь учёный мир восстал против него. Уверяли публику, что поступь прогресса посрамила страшилки окаянного монаха. Хлебная торговля в мире процветала. Но всё это до поры до времени. К исходу ХХ века шило и вылезло из мешка. Мальтус оказался прав: население планеты возросло вдвое, а пахотной земли больше не стало. Демографический взрыв и голод в бедных странах ударили дуплетом, – закончил свой апокалиптический спич телеграфист Ходоунский.

– Мальтус как в воду глядел, – согласился Швейк.

А Балоун слушал, слушал и высказал своё, заветное:

– …Мельничиха моя делала кнедлики из картофельного теста и прибавляла немного творогу, чтобы было сытнее. Она больше любила кнедлики, посыпанные маком, чем сыром, а я наоборот. За это я однажды надавал ей затрещин. А другой раз я её, бедную, поколотил и всё из-за того, что не хотела мне на ужин индюка зарезать, – хватит, мол, и петушка.

Балоун замолк, потревоженный угрызениями совести.

– Золотое времечко, невозвратное! – поддержал расчувствовавшегося Балоуна Ходоунский. – В наших краях, говорят, ныне простые люди за счастье считают, если перепадёт хотя бы куриная ножка за ужином… Мальтус, братцы, напророчил то время, когда и хлеб станет лакомством.

– «И глад, и мор», предсказано в Писании, – сокрушался набожный Балоун.

А Швейк невозмутимо, попыхивая трубкой, вставил своё слово:

– …И так на свете слишком много народу, – глубокомысленно изрёк ефрейтор, который конвоировал меня в окружное жандармское управление, находившееся в Писеке, – всем стало тесно. Людей развелось до чёрта!..

Казалось бы, нижний чин жандармерии, а гляди-ка, рассуждал, будто особа, приближённая к императору. По ходу он краем коснулся темы прогресса, а когда совсем распалился, развёл теорию о том, что война – великое благо для человечества, потом, что заодно с порядочными людьми перестреляют многих негодяев и мошенников.

– Слыхали мы ещё про одного такого полоумного ефрейтора по фамилии Шикльгрубер, – разгневался Юрайда.

А Швейк продолжил рассказывать про путешествия с жандармом по галицийским долинам и взгорьям. Разговоры про перенаселение они продолжили в трактире за бутылкой крепчайшей контушовки. А потом добавили по стаканчику-другому рябиновки.

– Каждый жандарм должен иметь при себе ручные кандалы, – втолковывал мне ефрейтор. – А по прибытии в Писек мы до того сдружились, что оба оказались под замком на гауптвахте.

– Этот ефрейтор, башковитый, родился не в своё время, – заметил Ходоунский. – Пришёлся бы ко двору в Пентагоне. Там сегодня таких пруд пруди. Или по окончании службы пристроился бы в «Фабрику мысли» на хлебную должность у неоконов, которые заварили крутую кашу в Ираке и прочих местах. По-ихнему это называется «гуманитарными бомбардировками», когда на одного убитого джихадиста приходится десяток-другой неповинных местных жителей. В Ираке при тиране Саддаме на нефтедолларовых харчах население почти удвоилось. Дело казалось поправимым, когда в Багдаде стал верховодить американский генерал-губернатор. Население резко пошло на убыль. А про ручные кандалы твой ефрейтор не зря обмолвился. Америка – мировой жандарм и кандалов у неё на всех непокорных аборигенов хватит, если они вздумают противиться встать на путь торжества демократии.

– Вот уж не думал, Йозеф, – укорил Швейка Ванек, сдерживая негодование, – что ты, тёртый калач, поведёшься на удочку кремлёвской пропаганды. Эти лазутчики от Лубянки в американском тылу раскрутили телеканал «Россия тудей». И морочат головы простакам-янки. Сызнова пустили в оборот коммунистические байки, напраслину про «американский империализм». Эти кремлёвские вещатели уютно уместились в медиапространстве США. Самых речистых демагогов из местных подрядили, чтобы те, как воровки на доверии, охмуряли соотечественников. Кремль задался целью пошатнуть веру среднего американца во всемирную миссию Америки нести факел свободы – от Гиндукуша до самой чёртовой дыры на Огненной Земле.

Швейк к упрёкам Ванека отнёсся снисходительно. И, как всегда, увёл разговор в сторону:

– Фельдкурат-Кац, у которого я служил денщиком, говаривал: «…я весьма терпимый, могу выслушать и чужое мнение. А, может быть, у вас другой взгляд на пекло, вы идёте в ногу со временем? Иначе говоря, признаёте, что в аду вместо простых паровых котлов для наказания грешников используется Паппеновы, то есть котлы высокого давления?.. А в раю симфонический оркестр играет Брамса?..» Разговор шёл на кухне за бутылкой коньяка. Собеседник, набожный богобоязненный коллега-фельдкурат, был в полном отчаянии. Кац его чуть до обморока не довёл своими святотатскими разглагольствованиями. «Дайте мне молитвенник! – под конец взмолился этот бедняга. Не в обиду будь сказано, Ванек, ты смахиваешь на этого бедолагу фельдкурата. Только молитвенник твой без креста, либеральный, от Клинтонихи, которая как есть шельма и ведьма.

– Не судите да не судимы будете! – с постным видом произнёс в укор Швейку Балоун. И вдруг осёкся, пробормотав, как бы на сторону: «Свят, свят!..» Балоун почуял за спиной мелькнувшую тень соглядатая – наставника чистилища.

Предыдущие главы литературного сериала

опубликованы в «ЛГ», 2017, № 37, 38, 48, 49.