Фатальная литературная ошибка
Литература / Библиосфера / Эхо скандала
Ирина Полянская
Теги: литературный процесс
Открытое письмо председателю Букеровского комитета И.О. Шайтанову
Уважаемый Игорь Олегович!
Год назад мы с Вами переписывались по поводу фотографий моей покойной жены Ирины Полянской, речь шла о юбилейном сборнике к 25-летию Букера.
Я прочёл Вашу статью в сборнике. Хочу поблагодарить Вас за тёплые слова в адрес замечательной писательницы, Вы абсолютно правы, когда пишете: «Если разочарование преобладало по поводу Андрея Сергеева в 1996 году, то оно сменилось недоумением в 1998-м, когда на пьедестал взошёл Александр Морозов с эпистолярным романом, написанным двадцатью годами ранее и ненапечатанным» (здесь ошибка – тридцатью годами ранее. – В.К. ).
Вы вдвойне правы, когда пишете: «И – сейчас можно предположить, – что окажись она (Ирина Полянская. – В.К. ) тогда лауреатом, её имя в литературе получило бы куда больше внимания, ею заслуженного. Но выбрали не её. Победил примитивизм как вариант нон-фикшн, и обещание нового имени, увы, литературным так и не ставшего».
Именно об этом писали и говорили Е. Сидоров, М. Кураев, А. Латынина, Р. Киреев, О. Славникова и многие другие. Ощущение нелепости произошедшего на Букере-98 было определяющим для большинства откликов. «Капризом жюри» назвала его А. Латынина. «Это была пощёчина всем нам – вызывающая, злая, гадкая» (Е. Черняева). Такие высказывания можно множить и множить. Победил даже не роман – подборка писем комического персонажа, напоминающая «записки кататоника в стадии ремиссии». Как стало позже известно, решающим оказался голос раздражённой американской славистки, призвавшей членов жюри проголосовать за аутсайдера, чтоб «удивить всех» – наперекор прогнозам газет, дружно предсказывавшим победу роману Полянской. Пожелав удивить всех непредсказуемым решением, с нами сыграли в игру, известную в народе как «напёрсток», где главное – обмануть ожидания публики.
Критики повозмущались, пересчитали рёбра этим судьям своими гневными статьями, но, к сожалению, премия так устроена, что обратного хода у неё нет. А вскоре и писателя не стало. Дело Полянской, как это бывает, как будет ещё не раз, списали в архив.
Но жизнь гораздо богаче и многообразней любых комбинаций.
Эта странная, до сих пор во многом непонятная, несущая на себе следы сговора, история получила в наши дни неожиданное продолжение…
В журнале «День и ночь» (2012, 6) опубликован фрагмент из книги воспоминаний поэта Владимира Алейникова «Вокруг самиздата». Алейников излагает историю появления на свет произведения А. Морозова «Чужие письма». С доверчивым простодушием, даже не понимая, насколько подставляет друга, Алейников рассказывает о найденной им на руинах старого дома в Останкино пачке чужих писем: «Вообще-то письма – подлинные. Я их сам нашёл, сам – читал. И автор этих писем – вовсе не вымышленное лицо, а реальный человек».
Александр Морозов забирает с собой эти забавные письма, найденные двумя друзьями на прогулке, а спустя недолгое время предъявляет их в виде эпистолярной повести под своей фамилией. Дальнейшее всем известно. Получается, что журнал «Знамя» опубликовал, по сути, плагиат, а лауреатом Букера стал плагиатор.
Владимир Алейников – известный литератор, поэт, участник СМОГА, автор многих книг, так что к его словам можно отнестись с доверием.
Я не знаю, как реагировать на эту историю. Но мне кажется (думаю, что и не мне одному), что в свете вновь открывшихся обстоятельств необходимо вернуться к этой давней истории и пересмотреть спорное решение. Это в интересах всех нас – восстановить справедливость и пробудить интерес к незаслуженно обойдённой писательнице.
Покойный А. Агеев в статье «Забыть всё», посвящённой короткой литературной памяти о тех, кому не повезло «выскочить», подвёрстывает Ирину Полянскую к Юрию Трифонову и пишет: «…Вот совсем недавно ушла из жизни Ирина Полянская – прозаик от Бога, каждый её роман в 90-е годы и в начале «нулевых» был тихой сенсацией в среде понимающих, что такое настоящая проза. «Прохождение тени», «Читающая вода», «Горизонт событий» – за пять лет всего три романа, но каких! Метафоры Полянской хотелось выписывать в записную книжку с золотым обрезом, и при этом даже Набоков не вспоминался – всё у писательницы было своё, незаёмное. Громкой славы не случилось».
Не случилось «громкой славы» по вине трёх человек – членов жюри Букера-98: Андрея Зорина, славистки Катерины Кларк и Бориса Дубина. (К чести Бориса Дубина, надо сказать, позже он передал через общих знакомых свои извинения. Видно, совесть человека заела.)
Не надо объяснять, насколько сегодня важна премиальная судьба для писателя, чтоб его хотя бы прочли.
«Громкая слава» Михаила Шишкина началась только после полученного им Букера.
Кто выиграл от того, что случилось? Александр Морозов? Сомневаюсь. Опять же, от наших общих друзей я знаю (мир тесен), в каком перепуге он встретил обрушившуюся на него славу, видно, со дня на день ожидая разоблачения.
Однозначно проиграли читатели.
В своём послебукеровском очерке Андрей Зорин пишет: «Во всех появлявшихся материалах роман Полянской упоминался в качестве бесспорного и самоочевидного лидера, а остальные пять произведений выступали только в качестве фона… столь фатальное несовпадение моей оценки с общей реакцией вызывало у меня лёгкое беспокойство (беспокойство какое? – «лёгкое». – В.К. )». Но Андрей Зорин стоически перечитал шорт-лист и, молодец такой, «только укрепился в своём мнении».
Поручику тоже казалось, что он один шагает в ногу, все остальные – не в ногу. Чем эта история кончилась – известно. Кажется, без смирительной рубашки там не обошлось.
В трёх соснах, по русской пословице, ещё можно заблудиться, в двух – уже нельзя.
Я не очень верю в кажущуюся невменяемость критика. Даже ставить рядом эти два текста – нелепость, очевидная любому читателю, а уж премировать последний – откровенное издевательство над здравым смыслом, художественными критериями, литературой. Издевательство над всеми нами. Это была действительно «пощёчина всем нам». «Гадкий каприз председателя жюри Андрея Зорина, открыто презиравшего текущую словесность; как плевок в профессию, ремесло». (Б. Кузьминский).
Три литературных махинатора (простите, но другого слова не подберу) устроили карнавал под названием «а вот как мы плюем на ваших победителей с их романами, что возьмём и премируем архивный рассказ аутсайдера и плагиатора, и нам это сойдёт с рук»… И демонстративно премировали, выдавая его за последнее слово русской прозы, и самодовольно заявили в отчёте: «Сошло!» Так завершает свой послебукеровский очерк А. Зорин в ответ на последовавшие угрозы коллег, мол, тебе это «так не сойдёт» – «Сошло!».
И сошло бы, понятно, что у нас победителей, да ещё талантливых и удачливых, не любят. Но дальше происходит непредвиденное – писатель умирает. И вся грязь этой истории, включая плагиат, выплывает наружу. И открывается истинная картина: у замечательного, трагически обречённого писателя украли его звёздный час, отняли вместе с денежным призом хлеб, лекарства. Только я знаю, каких усилий Ирине стоило приехать на церемонию и высидеть её. Как такое может «сойти»?
(В очерке А. Зорина немало странностей, забавных проговорок, озадачивающих мест, требующих паузы, вопросительного знака на полях, из него мы узнаём о любимой футбольной команде критика, на чьих похоронах он побывал, признания о некомпетентности в современной словесности – «эпизодических набегах на нёе». Напомню – это признания литературоведа, недавно получившего на какой-то сходке титул «Просветителя просветителей», т.е. Просветителя в квадрате (!). «Как странно свела нас жизнь… – вздыхает А. Зорин после общения с получившим его стараниями чужого Букера А. Морозовым, – меня в смешной роли председателя, его – в столь же несвойственном амплуа лауреата». Браво, господин Зорин!)
Этой троице критиков не повезло – забаненный ими роман оказался шедевром, вот почему уже столько лет прошло, а возмущение у всех нормальных людей – от простых читателей до члена жюри, бывшего министра культуры Евгения Сидорова, буквально кричавшего в телекамеру, что навязываемый нам текст «не может, не может быть победителем», – не утихает.
Тут надо сказать вот что: не так много книг остаётся от поколения. По убеждению многих, роман Полянской «Прохождение тени» – одна из главных книг нашего литературного поколения, столь ярко и талантливо вобравшая в себя стилевые поиски и открытия предшествующих десятилетий, поколения, которому не повезло в момент вхождения в литературу, накрытого волной «возвращённой» литературы рубежа 80–90-х и последующей разрухой.
«Не остаётся ничего, кроме как пожать плечами или (в зависимости от темперамента) развести руками», по словам В. Топорова, назвавшего вручение премии А. Морозову «самым дурацким» за всю историю русского Букера. Ему вторит Алла Латынина: «…Невозможно понять решение жюри, которое предпочло сильному, многоплановому, мастерскому, удивительно музыкальному роману (я не тему музыки имею в виду, но музыкальность композиции, фразы, образного ряда) незамысловатую повесть Александра Морозова «Чужие письма», главным достоинством которой являлось то, что она была отвергнута в конце шестидесятых «Новым миром» Твардовского и ждала публикации чуть не тридцать лет». Решение «нелепое и импульсивное», по мнению «ЛГ», отказавшейся даже печатать на своих страницах портрет победителя.
Так сложилось, что Букеровская премия в России с первых лет её существования – это наше всё или почти всё, поэтому те, кто предпочёл Ирине Полянской («Прохождение тени») – Морозова, сыграли в дурную игру. Такие литературные ошибки совершать нельзя. И нельзя их допускать. Последствия этих ошибок не так уж безобидны – они влияют на творческую самооценку авторов, людей по-настоящему талантливых, и оскорбляют вкусы остальных, усугубляя негативистские явления в литературной среде. И речь тут не только о случае с романом Полянской. Несовершенство правил Букера очевидно. Если есть люди, жертвующие деньги на поощрение серьёзных писателей, почему дело экспертной оценки нередко оказывается в руках случайных, некомпетентных и недобросовестных? Кое-кто уже предлагал создать Апелляционную комиссию (в идеале – чтоб и включение в число номинантов, и финальное голосование поддавалось контролю и корректировке), а каждого члена Букеровского жюри наделить правом вето с целью привлечения Постоянного жюри, чтобы в спорной ситуации свести возможность ошибки к минимуму. Очень разумное предложение. Почему это не сделано до сих пор? Ведь если за руль садится человек, страдающий астигматизмом, не способный отличить зелёный от красного, вы же не станете доверять ему свою жизнь. Медкомиссия таких выбраковывает. А в жюри Букера может попасть любой с правом решающего голоса – актриса, кинорежиссёр, замшелый литературовед, заокеанская блондинка. Это далеко не новость – что даже многие критики не способны к адекватной оценке нестатусного или анонимного текста, что уж говорить об остальных людях, волею случая оказавшихся в жюри. Нужны противовесы и стоп-краны, останавливающие подобных «просветителей» – и квадратных, и круглых. Что это за система такая, при которой судьбу писателя решает случайный каприз залётной американской тетки?
Извините, Игорь Олегович, что письмо получилось таким длинным. На самом деле оно было в три раза длиннее. Понимаю, что оно не добавит популярности премии, и без того переживающей нелёгкие времена (чехарду спонсоров). Но эта позорная страница русского Букера должна быть перевёрнута, а давнее решение жюри – отменено. Думаю, что многие присоединятся к моему призыву.
И последнее: сегодня борьба с плагиатом охватила всю Европу – не только Россию. А началась она, между прочим, в Германии. С появлением новых технологий стало возможным проверить любого автора. И эта борьба с интеллектуальным воровством находит самую широкую общественную поддержку. Европейские министры, обличённые в плагиате, лишаются своих должностей. В наших газетах то и дело сообщают: «ВАК заработал: за плагиат учёных степеней лишены 11 человек». «Президиум Высшей аттестационной комиссии (ВАК) единогласно лишил степени кандидата наук бывшего директора СУНЦ МГУ Андрея Андреянова, уличённого в плагиате». Даже студенческие дипломы, по поручению премьера Д. Медведева, теперь будут проверять на плагиат. Академик ВАСХНИЛ Б.С. Маслов в статье «Переполох» разоблачает махинаторов от науки, в диссертациях которых чужой текст составляет 75 и даже 87 процентов.
Напомню: в эпистолярной повести нашего Букеровского лауреата А. Морозова «Чужие письма», если верить В. Алейникову (а не верить ему нет оснований), плагиат, безусловно, присутствует. И пусть нас не убеждают, что это такой жанр – эпистолярное оригами. Так можно и до писем Чехова добраться: изрезать их в лапшу и подавать сразу на Нобеля.
Владимир Кравченко,
прозаик, переводчик, член СП СССР с 1991 года, лауреат Чеховской премии СРП (2013)
P.S. В США недавно вышел в переводе на английский капитальный том «50 писателей: антология русского рассказа XX века», в который вошли авторы от Бунина и Булгакова до Петрушевской и Полянской. То есть Ирина Полянская уже причислена к числу классиков русской литературы, с чем поздравляю и Вас, и себя.
На «Раша Тудей»-RT прошла беседа А. Гурнова с английским писателем и славистом Оливером Реди (Oliver Ready), известным переводчиком Достоевского. Он называет роман Ирины Полянской «Прохождение тени» лучшим романом 90-х – «great роман, роман-воспоминание, который уже переведён на французский, но на английский ещё не переводился»… «great» – означает великий, выдающийся…
Алхимия незримого существования писателя Ирины Полянской в русской литературе продолжается.
Её голос не услышали…
Внезапно, молодой, ушла из жизни Ирина Полянская, которую мы с Михаилом Кураевым в 1998 году безнадёжно отстаивали в жюри Русского Букера как главного лауреата.
Ещё по Литинституту помню её прозу, свежий и очень музыкальный голос и, к счастью, с хорошей горечью внутри. Потом редкие публикации: «Как провожают пароходы», «Предлагаемые обстоятельства». Первая книга в «Молодой гвардии». И вот, наконец, романы в «Новом мире» – зрелая, хорошая литература.
Полянская была наделена визуально цепким зрением, не упускающим за деталями мира его общие духовные контуры. Помогала музыка – и как тема, и как мощный аналог внутренней человеческой жизни (у неё было и музыкальное образование). Поэтому в её лучших сочинениях финалы стремятся к гармоническому разрешению, к основному тональному аккорду, обогащённому предыдущим драматическим, конфликтным развитием. Отсюда ощущение света и грусти и некой глубины текста, не сводившегося к назидательному моральному уроку, открывающего новые нравственные возможности для героев и читателей.
Она была красива: оленьи глаза, как у Татьяны Самойловой, низкий грудной голос.
Евгений Сидоров
Из книги «Записки из-под полы» (М., 2012)