Глава 4. Предательство капитана Хага
Конец марта 1759 г. от Р. Х.,
Франкфурт-на-Майне, ул. Олений Брод,
ставка военного губернатора французов графа
Теа де Тораса де Прованса
– А не кажется ли вам, любезный граф, что вы берете на себя слишком много ответственности?
По всему было видно, что принц Лотарингский не слишком доволен решением маршала лагеря Орли… хоть и не отваживается сказать это прямо и откровенно. Вести в расположение своего корпуса немецкого «гостя»?! В самом деле, к чему лишние слова! Пусть в этом доме расположился французский военный губернатор, но все же мальчишка был и остается внуком бургомистра оккупированного Франкфурта… К тому же, относительно недавно сам генерал Орли предостерегал всех членов штаба от проявлений слишком большого доверия к немцам, а теперь почему-то не желает понимать всю неуместность своего поступка…
И меру собственной безответственности!
– Оставьте, ваше высочество, – улыбнулся граф. – Мы ни в коем случае не будем осматривать ни всю нашу армию, ни весь мой корпус, ни даже весь полк «синих шведов».
– Но ведь…
– Мальчуган всего лишь посмотрит на запорожскую сотню. Так сказать, на мою личную маленькую конную гвардию, не более. Это все равно что продемонстрировать гостю своих лакеев – если гостю нравятся цвета их ливрей.
– Ваше сравнение не вполне уместно, граф.
– Совсем нет, ваше высочество, совсем нет. Помните, как после нашего появления Франкфурт переполнился слухами, что якобы во Франции не хватает воинов, если они наняли на службу бешеных турецких янычар?
– Разумеется, помню!
– И что отныне янычары начнут охотиться на несчастных немецких младенцев и ради развлечения станут есть их живьем?
– Ну, предположим… И что из того?
– Это все произошло из-за моих запорожцев – ведь здешние жители их никогда не видели, потому легко спутали запорожскую одежду с турецкой.
– Предположим, граф. Предположим, все это так и есть – и что с того?
– Не следует предполагать, ваше высочество. В таких случаях можно говорить с абсолютной уверенностью, что…
– И все равно не понимаю, к чему вы клоните.
– Только лишь к тому, что лучше иметь под боком нейтрально настроенных франкфуртцев, чем скрытых врагов. На зимних квартирах мы простояли, считайте, целых три месяца. Пока что обошлось без инцидентов. Не хочется, чтобы они начались именно сейчас.
– Сейчас, когда наступает время начинать весеннюю кампанию?
– Да, ваше высочество.
– Так вы думаете, граф…
Де Лазиски кивнул с самым серьезным видом:
– С точки зрения оккупированных, нынче время не нос от мороза прятать, а неприятный сюрприз нам готовить.
– Что конкретно вам известно и от кого? – сразу встрепенулся принц Лотарингский… как вдруг покосился на дверь, за которой под надзором Кароля ожидал юный Иоганн Вольфганг, и произнес: – А-а-а, понимаю, понимаю… Разумно, граф, очень разумно!
– Если ваше высочество считают, что моим источником информации является сын советника юстиции Гёте…
– В самом деле, кто же заподозрит ребенка? – удовлетворенно улыбнулся принц. – Вы, граф, как всегда непревзойденны.
– Все совсем не так, – улыбнулся де Лазиски. – Это было бы слишком просто. К тому же, он недостаточно информирован о том, что может нас заинтересовать. Хотя сама идея использовать его…
– Итак, я все же прав?! – обрадовался принц.
– Я, ваше высочество, и в самом деле включил в наши планы юного Иоганна Вольфганга, но совсем не в этом качестве.
– То есть?
– Лучше передать через мальчика удобную нам информацию, чем делать его нашим информатором.
– Что-о-о?! – Принц Лотарингский был поражен до глубины души. – О чем это вы, любезный граф? Какие еще сведения собираетесь передавать нашим врагам?..
– Это не совсем сведения, ваше высочество.
– Что же тогда?
– Вообразите, что, разговаривая с такими же франкфуртскими ребятишками, наш юный Иоганн Вольфганг расскажет, что турецкие янычары – это на самом деле никакие не людоеды-дикари с таинственного Востока, а благородные рыцари.
– Ну так и что?
– Юные друзья Иоганна Вольфганга расскажут об этом другим детям, а также своим родителям, те, в свою очередь…
– А-а-а, понимаю, вот теперь понимаю!
– Это лишь одно направление работы с местным населением, ваше высочество. С согласия маршала де Брольи, от начала нашего зимнего квартирования я делаю также многое другое, чтобы улучшить отношение франкфуртцев к французскому войску, сделать его хотя бы нейтральным. А теперь собираюсь познакомить юного Иоганна Вольфганга с запорожцами. Согласитесь, накануне весенней кампании это нам отнюдь не помешает…
Некоторое время собеседники молчали. Принц Лотарингский задумчиво тер подбородок, де Лазиски спокойно смотрел на него.
– Ну что же, граф… – заговорил первым принц.
– Да, ваше высочество?
– Вынужден согласиться, вы таки правы! А в самом деле, почему бы мальчику не пообщаться с вашими конными гвардейцами? Замечательная идея.
– Благодарю, ваше высочество!
– Хорошо, граф, можете идти.
Де Лазиски поклонился и вышел прочь. Принц Лотарингский подошел к окну, уперся руками в оконную раму. Через минуту на дворе появился де Лазиски, немного позади него шли внук франкфуртского губернатора Иоганн Вольфганг Гёте и графский телохранитель Кароль.
Не спеша троица направилась по улице Олений Брод туда, где квартировали «синие шведы» и запорожская сотня…
15 мая 1730 г. от Р. Х., Салоники,
дом гетмана в изгнании Пилипа Орлика
– Мой господин, к вам прибыл посетитель.
Али замер на пороге комнаты, всем своим видом демонстрируя почтение к высокородной персоне и вместе с тем готовность предотвратить любые нежелательные действия пленника. Впрочем, таким начальник охраны оставался всегда – а виделись они на протяжении последних восьми лет ежедневно. Фактически, с того самого момента, как гетмана направили сюда из Бендер, где он пытался найти поддержку султана.
Бендеры, те самые Бендеры, где семнадцать лет тому они защищали Карла XII. Проклятый городишко!!! Эх, знать бы заранее, как оно сложится!..
Девять лет тому назад в Ганновере он расстался со старшеньким своим сыном Григорием и поехал в Молдавию – поскольку тогда все еще надеялся убедить султана немедленно начать войну против московитов. Думал разжечь честолюбие турок, напомнив Ахмеду III о славной победе антироссийского союза на берегах Прута.
Впрочем, как выяснилось, у султана были свои планы относительно казаков. К предложению Орлика отнесся якобы одобрительно, тем не менее, отвечал как-то неоднозначно. Наконец предложил встретиться в Салониках, чтобы решить все окончательно. Однако здесь гетмана уже поджидал Али, который очень вежливо, хотя и твердо дал понять, что повелитель правоверных появится здесь очень не скоро… а если даже появится, то с гетманом Орликом, скорее всего, встречаться не будет. Да и вообще, отныне пан гетман не имеет права переступать порога этого дома, вплоть до дальнейших указаний повелителя правоверных…
Цель подобного шага вскоре стала вполне понятной: спустя некоторое время Ахмед III начал-таки войну, но не против Московии (или России – как приказал именовать свою империю царь Петр), а против… Персии! Что же до гетмана Орлика, то султану было удобно держать его под рукой, словно сторожевого пса: пусть молча свирепствует под домашним арестом, пусть копит в душе злость и ненависть, чтобы в благоприятный момент взорваться подобно ядру…
В тот самый благоприятный момент, когда повелитель правоверных сочтет необходимым наступление на северных гяуров. Тут-то и сгодится гетман Пилип Орлик вместе со своими казаками!
Очень даже сгодится…
С тех пор московиты время от времени требовали от султана выдачи им на суд и расправу «подлого предателя», грозясь вооруженной экспедицией в глубь Османской империи. Понимая, что этого не произойдет, Ахмед III каждый раз обещал подумать.
Таким образом, Пилип Орлик сидел под домашним арестом в Салониках вот уже девятый год. Чтобы не сойти с ума от безделья, даже начал писать «Дневник путешественника»…
Что же до посетителей, то их допускали сюда нечасто. Интересно, кто вспомнил о султанском пленнике теперь?
– Я не жду гостей.
– Знаю, мой господин. – Али вежливо поклонился.
– Тогда скажи, чтобы незнакомец убирался прочь.
– Он очень настаивает на свидании, мой господин!
Настаивает?
Ничего себе…
Между прочим, неожиданный визитер должен был предоставить главному тюремщику какие-то убедительные доказательства относительно своего права увидеться с узником – иначе Али даже докладывать не стал бы о нем. Что же все это значит?
Гетман бросил исподлобья хмурый взгляд на главного тюремщика и продолжил расспрашивать:
– Ты знаешь его? Видел хоть когда-нибудь прежде?
– Нет, мой господин, я вижу его впервые в жизни.
– Кто же он такой?
– Иностранец.
– А как назвался?
– Капитаном гвардии его величества шведского короля Густавом Бартелем, мой господин.
«Шведского короля!» – сладким отголоском откликнулось в измученном сердце пленника.
Еще бы, ведь в Швеции, в далеком Стокгольме, находится его семья и все казаки, верные слову, данному еще покойному Ивану Мазепе!
Хотя, с другой стороны…
Да – вполне возможно: это ловушка! Его и горемычной Украйны вороженьки совсем, совсем не глупы! Они знают, каким образом и на чем можно обмануть многолетнего пленника.
Осторожно, Пилип, осторожно…
И гетман сдержанно спросил начальника охраны:
– А может, ты хотя бы что-то слышал заранее о визите этого капитана?
– Не слышал, мой господин, клянусь Великим Аллахом!
– Точно?
– Как можно, мой господин?!
Так, похоже, тюремщик не врет. Да и зачем ему лгать? Ведь за пленника он головой отвечает, и если с гетманом хоть что-то случится – и сам Али, и все его янычары умрут или на кольях, или в кипящем масле.
– Ты знаешь, откуда этот капитан взялся в Салониках?
– Как он утверждает, прибыл буквально только что.
– И сразу пожелал увидеть меня?
– Да, мой господин, сразу, едва лишь прибыл.
А может, это никакая не ловушка?..
А вдруг это настоящий посланец от любимой его женушки или кого-то из деток?! А он еще раздумывает, колеблется!!!
Хотя…
Нет-нет, все же надо быть более осмотрительным.
И пленник сказал:
– Хорошо, я приму этого Густава Бартеля. Только не наедине, а…
– Конечно, мой господин, конечно! Я и еще двое янычар будем вместе с вами, иначе нельзя.
Али вежливо поклонился и вышел прочь. Пилип замер посреди просторной комнаты. Однако невольно подался вперед, едва лишь сопровождаемый янычарами и главным тюремщиком шведский капитан переступил порог комнаты.
– Имею честь отрекомендоваться: Густав Бартель, гвардии капитан его величества, – сказал визитер, одновременно вежливо кланяясь. Но не дослушав, гетман лишь махнул тюремщику рукой и растроганно пробормотал:
– Оставь нас с этим человеком наедине. И ты, и твои воины.
– А не слишком ли вы, господин мой!.. – повысил было голос Али.
– Оставьте нас вдвоем, прошу! – теперь и Орлик повысил голос. Хотя уже давно, казалось бы, смирился с положением арестанта.
– Как же так, мой господин?!
Наверное, в мыслях своих несчастный Али уже видел себя насаженным на длинный кол или погруженным по шею в кипящее масло.
– Господом Богом клянусь и своей казацкой честью, что ни я, ни мой нынешний гость не станем предпринимать никаких шагов, направленных на нарушение моего нынешнего статуса. Можешь не бояться этого.
Гетман истово перекрестился.
– Хорошо, как мой господин пожелает, так пусть и будет.
Али обернулся к янычарам, махнул рукой, и тюремщики вышли прочь. Едва лишь двери за ними затворились, как Пилип Орлик бросился к гостью, крепко обнял его, трижды расцеловал и сказал растроганно:
– Ну, вот я и дождался наконец-то свидания с родным человеком!
– Здравствуйте, отец!
– Григорий!
– Отец!
– А почему это мы стоим?! Ты же, наверное, притомился с дороги…
Они зашли в глубь комнаты и уселись на подушки дивана. Гетман отодвинулся подальше и, прищурив глаза, принялся рассматривать сына. Совсем взрослым уже стал…
Господин капитан шведской гвардии Густав Бартель…
– А что это, Григорий мой дорогой, за лицедейство? Отчего ты настоящим именем не назвался? Ты же к отцу родному шел, не к чужому.
– Ваша правда – к отцу. Но ведь через чужих людей!
– Это люди султана Ахмеда…
– Да, знаю. Тем не менее, все же следует быть поосторожнее.
– Даже с ними?
– Или забыли вы, отец, о печальной судьбе Войнаровского?
– Разумеется, сынок, я все помню… – вздохнул гетман и прибавил уныло: – И понимаю твою предусмотрительность. Да, сынок, жадность человеческая не знает границ, и хоть как эти янычары ни боятся своего султана, даже они не откажутся от горстки золота в обмен на любые сведения о неожиданных гостях заключенного в Салониках казацкого гетмана. Ты прав, сынок, прав…
Некоторое время они молчали.
– Но не печальтесь, отец! – Григорий вдруг оживился. – Похоже, наша звезда всходит на небосклон и в ближайшее время все может измениться к лучшему.
– Что ты имеешь в виду, Григорий?
– Известно ли вам, что происходит сейчас в новой имперской столице московитов – в Санкт-Петербурге?
– Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, что человек в моем положении… – начал было гетман. Не дослушав, Григорий кивнул и сказал:
– Так вот вам, отец, отрадная новость: четыре месяца назад император Петр II умер от оспы.
– Да что ты говоришь?! – от неожиданности Пилип Орлик аж подскочил.
– Вместо него на престол взошла Анна Иоанновна. Понимаете ли, что такой ход событий означает приближение сладкого мига освобождения нашей родной Украйны из московских объятий?!
Гетман стоял некоторое время с окаменевшим лицом, схватившись за сердце, неистово колотившееся в груди, потом медленно опустился на диван и произнес непослушными губами:
– Насколько я понимаю, именно с этой доброй вестью и связано твое появление здесь, в султанских владениях…
– Правильно понимаете, отец.
– Итак, старая идея создания антимосковской коалиции…
– Сегодня она кстати, как никогда прежде!
– И тебе поручено…
– Я имею поручение от французского министра иностранных дел маркиза де Шовлена встретиться по меньшей мере с послом в Стамбуле Вильневым.
– Так твой путь ныне лежит в Стамбул?
– Да, отец. Сюда я завернул специально, чтобы тайно встретиться и провести некоторое время с вами. Понимая ваше положение, мне это разрешили.
– Благодарю, Григорий, благодарю за твою сыновнюю любовь и уважение!
– Ну что вы, отец?! За такое не благодарят…
– А этот посол Вильнев…
– У вас есть какие-то сомнения?
– Ты уверен, что для тебя подобное путешествие безопасно?
Григорий на миг задумался, затем сказал медленно:
– Не я один – вся казацкая нация избрала опасную судьбу, двадцать лет тому назад решив биться с московитами за Украйну не на жизнь, а на смерть.
– Хорошо сказано, Григорий… И все же, твоя нынешняя миссия…
– Что именно вас смущает, отец?
– Вот я, например, отправился в свое время искать милости турецкого султана, а вместо этого… – он тяжело вздохнул. – Вместо этого стал заложником чужой воли. Хотя, надо признать, все могло кончиться еще хуже.
– Я старался быть крайне внимательным и осторожным – вот и все, что могу сказать. Находясь во Франции, почувствовал заинтересованность нашими делами как со стороны маркиза де Шовлена, так и самого кардинала Флери. Никаких неблагоприятных признаков… по крайней мере, насколько можно судить!
– Ну, они-то в Париже, а вот этот Вильнев…
– Его должны предупредить о моем визите заранее, а там… – Григорий лишь руками развел и закончил: – а там, отец, на все воля Божья!
– Ой, Григорий, Григорий, в опасные игры ты нынче играешь!.. – вздохнул гетман. – Слишком длинные руки имеют и слишком большую ненависть к нам питают московиты. Помнишь, как нас едва не схватили сначала в Гамбурге, а потом в Ганновере?
– Еще бы!
– А не боишься, что московские шпионы перекупят посла Вильнева или перехватят посланца, который должен предупредить его о твоем визите?
– Приходится рисковать, отец, что поделаешь!..
– Не хочу, чтобы старший мой сынок… конечно, не дай Бог… – гетман быстро перекрестился. – Не хочу, чтобы ты оказался в таком же положении, как вот я… а то и в худшем!
– Но ведь если посчастливится, то через Вильнева я выйду на переговоры с самим султаном Ахмедом!
– Ты уверен, сынок?
– По крайней мере, маркиз де Шовлен заверил, что именно такое поручение французскому послу я везу в тайных письмах. Как по мне, ради этого можно и рискнуть.
Пилип Орлик задумался, а Григорий продолжил увлеченно:
– Если все так и есть!.. Если только все произойдет, как задумано!..
– Если Швеция, Франция и Османская империя соединятся в мощный кулак!.. – подхватил гетман, вдруг зажмурившись, стараясь сдержать невольные слезы радости на глазах.
– А если к тому же удастся утвердить на польском престоле тестя короля Луи – Станислава Лещинского!..
– Помолчи, сынок… Пожалуйста, помолчи немножечко.
– Вам плохо, отец? – Григорий обеспокоенно посмотрел на утомленного жизнью пожилого мужчину, который никак не мог преодолеть волнения.
– Слишком все это неожиданно, Григорий.
– Я понимаю…
– Нет, не понимаешь! Просидеть гордым павлином восемь лет, потеряв при этом одного из сыновей!.. Целых восемь в этой золотой клетке, – широким жестом гетман обвел роскошную комнату, – чтобы в конце концов взлететь в чистое небо гордым белым лебедем!.. Не понимаешь, сынок мой – и в этом твое счастье.
– Обещаю, отец, что сделаю все возможное… и даже невозможное ради того, чтобы в конце концов так все и произошло! И чтобы освобождение ваше и торжество украинского дела стали реальностью как можно быстрее!..
Под влиянием мощного внутреннего порыва Григорий вскочил с дивана, упал на колени перед гетманом. Тот положил руки ему на плечи и торжественно произнес:
– Благослови тебя Бог, сынок мой! Благослови тебя и святую миссию твою – ведь отныне судьба всей Украйны находится в руках твоих!
– Благодарю, отец.
– Будь достойным посланцем казацкой нации, помни всегда и всюду, что это высокая честь и, вместе с тем, огромная ответственность!
– Благодарю, отец. Буду помнить.
– Веди себя достойно и не осрами славное имя наше – имя рода Орликов!
– Не осрамлю, отец, ни за что не осрамлю…
Они встали, гетман снова трижды обнял и расцеловал сына, как и при встрече. А затем сказал:
– Ну хорошо, Григорий, довольно на сегодня о делах серьезных. Тем более ты сказал, что задержишься в Салониках на некоторое время?
– Да.
– Итак, еще успеем поговорить об этом. А сейчас расскажи мне все, что знаешь о всей нашей семье. Матушку Ганну, любимую мою женушку, давно видел? А сестер? А брата Яшуньку?
– Давненько мы не встречались, к сожалению! – Григорий непроизвольно вздохнул. – Вы же хорошо понимаете, что я на королевской службе, а им лучше не слишком привлекать к себе внимание… даже живя в Швеции. Вот даже Настя так ведет себя – хотя она давно уже стала фру Штайнфлихт.
– А я до сих пор внуков на руках не держал, – в тон ему заметил Пилип Орлик, но, поборов грусть, тряхнул головой и сказал: – Будем надеяться, в ближайшее время все изменится к лучшему. Теперь же расскажешь мне, что только знаешь. Правда, и тебе известно не много, но я и того не знаю.
И, примостившись на диване поудобнее, приказал:
– Ну, рассказывай!
Середина июня 1730 г. от Р. Х.,
Стамбул, российская резиденция
– Прошу, прошу, капитан, знакомьтесь, не стесняйтесь: это товарищ мой и называется он Неплюевым. Вы его того… любите и уважайте – а то он знаете как ловко шпагой владеет?! Х-х-ха – и ваших нет!..
Неплюев так и расплылся в искренней улыбке, хотя на душе у него было горько, словно с перепоя. Нет, это ж надо, чтобы так повезло этому Вишнякову, черт лысый его побери?! Вот в самом деле, почему бы это третьего дня именно ему, Ивану Неплюеву, было не сходить в гости к Иерусалимскому патриарху? Сейчас бы не Вишняков, а он торжествовал над конкурентом, представляя гостя…
Весьма, весьма, весьма ин-те-рес-но-го гостя!..
Черти бы его побрали… вместе с Вишняковым!!!
Между тем пришедший низко поклонился и молвил:
– Разрешите отрекомендоваться: капитан швейцарской гвардии его королевского величества Луи XV Якоб Хаг – всегда к вашим услугам!
Потом сразу же задрал голову и стал осматривать стены и потолок комнаты выпученными глазами, словно искал там что-то очень важное.
– На что вы смотрите, любезный капитан? – поинтересовался Вишняков, вместе с тем послав Неплюеву короткий, но выразительный взгляд: дескать, сейчас увидишь что-то интересное…
– А почему здесь у вас потолок не расписан?
– А почему это вас удивляет? – спросил Вишняков с едва заметной иронией и снова многозначительно поглядел на Неплюева.
– Ну-у-у, как это – почему? Как – почему?.. – Казалось, швейцарец даже немного вознегодовал. – Вот в патриаршей резиденции – там везде картины… то есть иконы. Тогда как у вас…
– Ну, знаете!.. Мы все ж таки на магометанской территории находимся.
– А патриарх?!
– В отличие от его святости, в нашу резиденцию магометане заходят весьма часто, – подключился к разговору Неплюев. – Не следует раздражать их недозволенными изображениями. По крайней мере, в гостиной…
– А-а-а, да! Хм-м-м… Справедливое замечание, вполне справедливое! Об этом я как-то не подумал, знаете, – абсолютно искренне сознался гость. Казалось, он даже не подозревал, что таким образом выставляет себя в не слишком выгодном свете. Вишняков в третий раз поглядел на товарища, однако теперь закатил глаза под лоб и пренебрежительно скривил губы. Неплюев только плечами пожал и постучал себя кулаком по виску.
Швейцарец между тем продолжал рассматривать белый потолок так и сяк, абсолютно не обращая внимания на хозяев, казалось, даже забыв о них. Рассматривал, пока у него с головы не слетела шляпа и не упала на пол. Тогда капитан коротко бросил: «Ой, простите!», – и как-то поспешно и суетливо принялся поднимать и отряхивать шляпу, потом внимательно осмотрел ее со всех сторон, с видимым облегчением вздохнул и сказал, как-то растерянно улыбаясь:
– Простите, господа, думайте, что хотите – на то воля ваша… Но мне все же не нравятся голые стены вашей гостиной! Я, знаете, привык совсем к другому. Вот, знаете, в Версале… Или даже не там, а хотя бы, например, во дворце маркиза де Шовлена…
Сказав это, швейцарец вдруг умолк – словно язык проглотил. В гостиной повисла напряженная тишина.
– Так что же там есть – в тех ваших дворцах? – не утерпев, в конце концов переспросил Неплюев.
– А? Что? – Гость аж дернулся, словно опомнившись после пробуждения, и вытаращил на российских резидентов и без того немного выпученные светло-карие глаза.
– Вы сказали…
– А-а-а, да! Сказал, сказал, – капитан Хаг вновь смущенно улыбнулся. – В тех дворцах, знаете, росписи – везде пышные настенные росписи! Вот к чему я привык, а не к голым стенам. Впрочем, в подобной простоте есть своя привлекательность.
Теперь на немного одутловатом лице гостя засияла такая теплая и кроткая улыбка, что от удивленного вопроса не удержался уже Вишняков:
– И в чем же она заключается, любезный капитан?
– Это так напоминает мне белизну коровьего молока…
– Молока?! – в один голос переспросили российские резиденты.
– Да-да – молока! Знаете ли, какое вкуснейшее молоко дают настоящие швейцарские коровы? О-о-о, боюсь, вы этого не знаете и навряд ли когда-то узнаете – конечно, если не посетите родную мою Швейцарию…
На протяжении следующего получаса Неплюев и Вишняков с непрерывно нарастающим отчаянием вынуждены были выслушать длиннейшую лекцию о настоящих швейцарских коровах, свойствах настоящего швейцарского молока, особенностях приготовления настоящего швейцарского сыра и его отличия, например, от сыра голландского или того же французского. При этом капитан Хаг успел вспомнить пару-тройку интересных эпизодов из детства, которое прошло в небольшом альпийском имении его родителей, и сравнить знойный стамбульский климат с прохладой горных лугов.
– Послушайте, любезный капитан, – наконец прервал его словоизлияния Неплюев, – вы так вкусно рассказываете о простой крестьянской пище, о молоке и сыре, что мне захотелось немного перекусить.
– О-о-о, простите, простите, – швейцарец смущенно попятился, – просто все здесь, в Стамбуле, расспрашивают меня о родине, вот я и позволил себе…
– Ничего, любезный капитан, это ерунда, – подхватил Вишняков. – Я же пригласил вас на обед, а мы уже битые полчаса торчим в гостиной.
– А-а-а, да – на обед!
Сказав это, гость хлопнул в ладоши и кивнул настолько энергично, что его шляпа снова едва не упала на пол. Капитан мигом изменился в лице и схватился за ее поля столь поспешно, словно чего-то испугался.
– Тогда проходите, прошу, – Вишняков коротко кивнул и направился в глубь дома, Хаг, в сопровождении второго резидента, последовал за ним.
По дороге Неплюев напряженно анализировал первые впечатления. Но если честно, то он просто и откровенно растерялся! Да, Вишняков еще позавчера рассказал, как господин Хаг соловьем заливался на приеме у Иерусалимского патриарха, однако тогда трудно было даже вообразить всю меру словоохотливости швейцарца. Вот уж точно язык без костей! И какого это черта его в Стамбул занесло?! Вишняков говорил, якобы патриарху капитан Хаг втолковывал что-то о путешествии ради любопытства? Что ж, возможно, вполне возможно…
– Ну, вот и наша столовая! – первый резидент толкнул дверь, пропустил гостя вперед и предложил: – Пожалуйста, капитан, проходите и устраивайтесь, как у себя дома.
– Где именно дома – в Швейцарии или во Франции? – немедленно отреагировал гость.
– Да где угодно! Хоть там, хоть там.
– А-а-а, хорошо, хорошо. А вы?
– Нам надо отдать распоряжение относительно обеда.
– Да-да, понимаю, понимаю… Что ж, хорошо!
Капитан Хаг кивнул, вошел в столовую, сразу же посмотрел на украшенный восточными узорами потолок и сказал:
– О-о-о, это мне нравится значительно больше! Хотя с Версалем все-таки не сравнить… – и после едва заметной паузы закончил: – Как и с росписями других французских дворцов, в которых мне приходилось стоять на карауле.
– За обедом, за обедом расскажете, любезный капитан!
– О-о-о, да, да…
Вишняков затворил за гостем дверь столовой, сразу же сделал Неплюеву знак, и оба резидента бросились к месту, где в стене были прорезаны крохотные щелочки для наблюдения. Сквозь них увидели, как капитан Хаг подошел к обеденному столу, уселся на одну из скамеек, утомленно вытянул ноги, снял шляпу, внимательно обследовал ее со всех сторон и как-то слишком осторожно, словно царскую корону, положил на скамейку рядом с собой. Лишь после этого с меланхоличным видом уставился в потолок.
Резиденты изумленно переглянулись.
– Шляпа, шляпа… Почему швейцарец носится с ней, как дурень с писаной торбой? – прошептал Вишняков.
– Тебе это тоже кажется странным? – спросил Неплюев.
– Ну, еще бы! А тебе?
– Да.
Помолчали, потом снова проверили, чем занимается гость: теперь Хаг поправлял манжеты на рукавах рубашки… не забывая время от времени трогать шляпу.
Проверял, на месте ли…
– Говорю тебе, что-то здесь нечисто! – вздохнул Вишняков. – Со шляпой этой.
– Я тоже так думаю. Так что, проверим?
– Проверим. Надо бы напоить этого обормота хорошенько, тогда…
– А ты знаешь, сколько ему надо за шиворот залить, чтобы напиться?
– Откуда ж я знаю?! Мы всего лишь и виделись, что дважды в патриаршей резиденции – а там разве ж нальют по-человечески?
– Твоя правда, – вздохнул Неплюев. – Однако…
– Да чего там переживать – подпоим!
– Ты уверен?
– Уверен! И без того видно, что у этого капитана Хага на плечах – сырная голова вместо человеческой. Прид-дур-рок!
– Это точно: растяпа – он растяпой будет жить, растяпой и Богу душу отдаст…
Резиденты в третий раз припали к щелочкам в стенах и увидели, что швейцарец сладко потянулся, потом оперся грудью об стол, положил голову на руки и меланхолически зевнул.
И сразу же проверил, на месте ли шляпа.
– Обратил внимание, как по-дурацки он проболтался о дворце де Шовлена?
– Конечно! – Неплюев тихо хмыкнул. – Еще и вывернуться попробовал, соврал, что якобы дежурил там.
– Ага, так мы и поверили, что наряд королевских гвардейцев во главе с нашим капитаном нес службу в личных покоях министра иностранных дел!..
– Да, здесь наш господин Хаг определенно проболтался.
– Тем интереснее его подпоить – небось, не удержится и расскажет, по каким делам посещал де Шовлена. Ведь у пьяного на языке то, что у трезвого…
– Хорошо, хорошо! Наверное, ты таки прав.
– Я буду не я, если оно не так!
– Ну, как знаешь… Ты привел сюда швейцарца этого – тебе и думать, как из него вытащить то, что нам требуется.
Линия дальнейшего поведения окончательно выяснилась, и, следуя ей, Вишняков направился в столовую, где скучал гвардеец. Неплюев же подгонял слуг, чтобы те подавали обед, а заодно отдал распоряжение относительно водки: ее должно было быть как можно больше – и самой крепкой!
Однако же постепенно выяснилось, что на плечах у капитана Якоба Хага отнюдь не «сырная голова», как сказал Вишняков. Скорее уж медный котел… Проклятый швейцарец выдул едва ли не полведра, а все еще болтал то о родных Альпах, то о неприятностях королевской службы, то о скучном плавании из Марселя в Стамбул.
Кстати, о Марселе… Знают ли господа резиденты, до чего невыносимо похабен и шумлив этот южный портовый город?
Как это – не знают?!
А-а-а, так они не бывали в Марселе… М-м-м, вон оно как… Ну, и не надо там бывать! Ну его к черту, Марсель этот.
Лучше бы в Базель съездить. О, там можно найти та-а-аких девиц… Ну просто кровь с молоком! Не то что эти худосочные портовые потаскухи. А между тем, берут базельские красавицы за свои услуги ничуть не больше. Потому господам резидентам настойчиво рекомендуется посетить Базель…
Ба-азель!..
Ба-а-азе-е-ел-ль!!!
– Хорошо, поехали.
Вишняков принялся медленно подниматься, однако Неплюев вовремя успел схватить его за руку и резко дернуть на себя:
– Куда это тебя черт несет?
– Как куда?! – искренне изумился тот. – Мы с капитаном в Базель едем.
– Какого дьявола?!
– К базельским девицам!
– Ага, туда, к ним! – поддакнул капитан Хаг.
– Вишняков! – Неплюев дернул товарища снова, поскольку тот начал вырываться. – Виш-ня-ков-в-в!..
– Н-но?! Чего тебе?!
– Д-да, да, отцепитесь! – Швейцарец широко махнул рукой. – Мы едем в Базель… Немедленно!
– Виш-ня-ков-в-в! – рявкнул Неплюев. – Ты на служ-жбе ос-суд-дар-рс-ствен-н-ной или н-н-нет?!
Невидимый предохранитель мгновенно сработал в сердце резидента. Он глубоко вздохнул, обернулся к Хагу, пожал плечами и сказал:
– О-о-о, мне нельзя!
– С чего это вдруг? – искренне удивился гость.
– Извини, капитан, мой товарищ прав: я на службе, мне нельзя. Никак нельзя – что поделаешь…
– Так возьмите отпуск! Как вот я, к примеру.
– Отпуск?!
Казалось, это даже не приходило Вишнякову в голову. Он ошеломленно посмотрел вокруг себя, как бы ища случайно утерянную вещь, а затем сказал:
– Слышишь, Неплюев? Неплохая идея – отпуск! Ну, так я поехал…
– Мы поехали!
Швейцарец обнял разомлевшего резидента за плечи, и они начали выбираться из-за стола уже вдвоем. Неплюев совсем было отчаялся, поскольку удержать сразу обоих никак не мог. Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы швейцарец сам все не испортил. Вдруг отпустив Вишнякова (который с размаха так и плюхнулся на скамью), он вскрикнул:
– Эй, а где моя шляпа?! Шляпка мой драгоценная!..
Оказалось – на полу под столом…
Пока Хаг извлекал оттуда свою «драгоценность», Неплюев левой рукой поймал товарища за плечо, правой отпустил оплеуху (лишь бы очухался) и ткнул под нос кулак. Но Вишняков и сам уже вспомнил, что неплохо бы разобраться со шляпой. Поэтому когда гость в конце концов выполз из-под стола на четвереньках, сказал разочарованно:
– Извини, друг Хаг, ехать сейчас в Базель мне все же нельзя. Ведь об отпуске надо сперва написать письмо в Петербург, потом дождаться ответа…
– А-а-а, письмо!..
Капитан разочарованно кивнул, потом внимательно осмотрел шляпу (Неплюев пихнул товарища кулаком в бок) и промямлил:
– Что ж, письмо – это я понимаю… По-ни-ма-а-аю-у-у… Письмо… Да, это важно. О-о-очень важно…
– Да, Вишняков останется здесь, со мной, – энергично кивнул Неплюев.
– Ну, так и я останусь, – улыбнулся швейцарец.
– И ты?!
– Ну, понятное дело!
– А как же Базель? А эти… как их… базельки… Ой – базелинки!
– Базелиянки!
– Это смеш-шно!
– Гы-ы-ы!..
Оба резидента расхохотались собственной шутке, зато Хаг вдруг посерьезнел:
– Они подождут, ничего… А вот я вспомнил-таки об одном деле… Об о-о-очень важном деле…
Он тронул шляпу и как-то по-идиотски улыбнулся.
– Что за дело такое? – словно между прочим поинтересовался Неплюев.
– А-а-а, вот то-то же, что дело!..
– Ну?
– Э нет, – швейцарец решительно мотнул головой, – многовато знать хотите!
– А все ж таки?
– Мне кое-кого надо увидеть здесь, в Стамбуле.
– Кого именно?
– Э-э-э, так я вам и сказал!..
Капитан замахал руками, словно отгонял рой надоедливых мух.
– А это… Это… Ой!.. Гык!.. – Вишняков проглотил слюну, но сказать что-то стоящее так и не смог. Тогда инициативу перехватил Неплюев:
– Одно лишь хотелось бы узнать: тот незнакомец, до которого мне нет никакого дела – он как?
– Что – «как»?
– Он достойный человек? Или так себе?
– О-о-о, это очень, очень достойный человек! – швейцарец аж расплылся в искренней улыбке.
– Ну, тогда предлагаю выпить за его здоровье!
Увидев, что Вишняков изумленно вытаращил на него мутные глаза, Неплюев второпях сунул в руки гостю полный жбан настоянного на изюме хлебного вина и провозгласил:
– Ну, за здоровье!
– Здоровье посла Вильнева!! – рявкнул капитан Хаг и лихо приложился к жбану… Как вдруг колени швейцарца подогнулись, и он как стоял, так и рухнул на пол. Полупустой жбан разлетелся вдребезги.
– Сл-л-лабак… – констатировал Вишняков и разочарованно вздохнул: – Не встречал еще иностранца, способного перепить нас, русских.
– Замолчи, болван! – остановил его Неплюев. – Лучше обрати внимание, чье имя назвал этот идиот. Что скажешь?
– Ага-а-а, точно! – лицо Вишнякова засияло, словно масляный блин. – Он пил за здоровье французского посла Вильнева, а значит…
– Давай-ка обыщем этого пьянчужку, пока он не очнулся, – предложил Неплюев. – Но прежде всего разберемся со шляпой.
– О-о-о, точно!
Вишняков наклонился, однако не удержался на скамье и свалился на пол рядом с Хагом. Неплюев громко и бесстыдно выматерил обоих, сам поднял капитанскую шляпу, как можно осторожнее осмотрел: за подкладкой явно прощупывалась бумага. Но потрошить шляпу сам не отважился: после выпивки дрожали пальцы. Как бы ненароком не повредить письма…
– Аниська! Ани-ись-ка-а-а!
Слуга явился мигом. Резидент сунул ему капитанскую шляпу и приказал:
– Давай-ка посмотри, что там зашито. Только гляди мне – осторожно потроши, осторожно! Если зашитое повредишь – из спины ремней нарежу, солью присыплю…
Аниська был осторожен, и через минуту Неплюев уже разворачивал на колене письмо, найденное под подкладкой шляпы. Читать по-французски было трудновато, но все-таки (с пятого раза) резидент смог разобрать следующее:
Париж,
Министр иностранных дел маркиз де Шовлен
8 марта 1730 года от Р. Х.
Его светлости послу Вильневу
Любезный месье посол!
Податель сего послания, капитан швейцарской гвардии его королевского величества Луи XV Якоб Хаг получил от меня тайное поручение, а именно: подготовить почву для прибытия в Стамбул посла месье Григора Орли – сына шефа казацкой нации месье Филиппа Орли, который находится под стражей в Салониках. С той же целью Вам надлежит обеспечить визит капитана Якоба Хага к султану Ахмеду, а по приезде месье Грирора Орли – всячески оказывать содействие налаживанию контактов между последним и главой Османской империи ради обеспечения долгосрочных интересов Франции на юге Европы и Ближнем Востоке.
Остальные сведения податель послания передаст Вам в устной форме.
На всякий случай Неплюев перечитал тайное письмо еще дважды, потом посмотрел бумагу на свет: кажется, никаких дополнительных сведений в послании не было… Разве что нагреть? Но если невидимые чернила проявятся, адресат обо всем догадается.
Резидент посмотрел на упившегося в стельку швейцарца, который мирно дремал на полу, обнявшись с Вишняковым. Да, надо бы попробовать разыграть подобную комбинацию, использовав это швейцарское ничтожество капитана Хага в интересах Великой России! Однако в таком случае никто из жабоедов ни о чем не должен даже догадываться.
Только надо подумать, хорошо подумать…
А пока что…
– Приведи немедленно других, – обратился Неплюев к Аниське. – Вишнякова надо отнести в его комнату, пусть проспится. А нашего гостя тотчас же, в моем присутствии обыскать, связать – и под замок! Под твой личный надзор. Давай-ка, пошевеливайся!
Слуги выполнили все, как и было велено. Как втайне и предчувствовал Неплюев, никаких результатов обыск не принес: кроме горсти французских и турецких монет в карманах на поясе, ничего особо ценного швейцарец при себе не имел, под подкладкой камзола бумаг никто из обыскивавших не нащупал.
– С-с-сволочь!..
Преисполненный разочарования резидент пнул ногой капитана, до сих пор лежавшего на полу. Тот пробормотал что-то невразумительное (похоже, по-немецки), повернулся на бок и неожиданно зычно захрапел.
– Убрать вон эту кучу дерьма, – процедил сквозь зубы Неплюев и на всякий случай грозным тоном напомнил Аниське: – А ты чтобы глаз с него не спускал, понятно тебе?!
– Разумеется, разумеется, – закивал слуга.
– Едва проснется – дашь мне знать!
– Слушаюсь!
– И Вишнякова тоже разбудишь. А мы уж тогда…
Однако, оборвав фразу, резидент вдруг крикнул:
– Н-ну, давай, давай! Выполняй, не торчи здесь передо мной…
Гость проспал до глубокой ночи. Когда Аниська растолкал заспанного Неплюева, по черному небосклону за окном от одной звезды к другой плыла тоненькая лодочка месяца.
– Что, проснулся? – спросил резидент, мигом соскочив с кровати.
– Проснулся, проснулся, ага.
– А Вишняков?
– Вылил на голову два ведра воды, рассола выдул едва ли не кружку…
– О, это верно! – резидент пожевал потрескавшимися губами. – И мне рассола принеси тоже. И пару огурчиков соленых…
– Мигом!..
– Давай, давай, неси.
Через пять минут оба резидента стояли под дверьми, без единого окошка внутренней комнатушки, откуда доносились вскрикивания, перемежаемые французской и немецкой бранью. Двери охранял один из слуг.
– Зачем с ним так? – поинтересовался Вишняков. Не без некоторого удовольствия отметив, что волосы и ворот рубашки его товарища мокры, хоть выкручивай, а лицо похоже на скомканную тряпку, Неплюев рассказал о найденном в шляпе письме.
– О-о-о, так наш швейцарский друг является курьером мусью де Шовлена?! Вон оно как… – Вишняков растерянно почесал затылок. Он явно завидовал Неплюеву, который обставил его, найдя спрятанное в шляпе письмо. – И что же делать дальше?..
– Давай сейчас же, немедленно нажмем на этого капитана Хага. Тем более, с перепоя и в темной комнате ему сидеть несладко.
– Думаешь, его удастся перетянуть на нашу сторону?
– А почему бы и нет?
– Хм-м-м…
– Да этого пришибленного только пальцем ткнуть!..
– Ну, тогда давай!
– Хорошо. Аниська, открой-ка…
Капитан швейцарской гвардии его королевского величества Луи XV Якоб Хаг имел вид еще более жалкий, чем Вишняков. И неудивительно: ведь лежа на грязном, покрытом толстым слоем пыли полу со скрученными за спиной руками, он не мог ни умыться, ни принарядиться, ни рассола выпить.
– Что это значит?! Как все это понимать?! – завопил швейцарец, едва лишь дверь комнатушки растворилась. – Я протестую, слышите вы, негодяи?! Протесту-у-ую-ю-ю-ю!!!
– Не надо было потасовку затевать, любезный капитан, – ледяным тоном сказал Вишняков.
– Потасовку?! Какую еще потасовку? – ошеломленно спросил Хаг. В тусклом свете принесенной одним из слуг свечки выражение его лица казалось даже каким-то трагическим.
– Натуральную! – сразу подыграл товарищу Неплюев. – Вот посмотри-ка сюда, капитан, как ты мне под ребра двинул.
И он сделал вид, что собирается расстегнуть пуговицы на рубашке.
– А я не помню!..
– Ну так и что? Как выдул последний жбан, так и бросился с кулаками на меня. Вон Вишняков подтвердит. Или Аниська… Позвать его?
Хаг резко дернулся, стараясь разорвать путы, однако лишь застонал, а потом промямлил жалобно:
– Руки освободите, а…
– А драться не будешь?
– Нет, не буду.
– Ну что, поверим? – Неплюев поднял глаза на Вишнякова, изо всех сил изображая беспокойство.
– Только если поклянется, – пожал плечами резидент.
– Слышал, что тебе сказали?
– Клянусь, что не буду драться.
– Не слышу! – повысил голос Неплюев.
– Честное!.. Благородное!.. Слово!..
– Хорошо, верю, – кивнул Вишняков и немедленно крикнул, оглянувшись за спину: – Аниська, подай нож! Быстро!
Прибежал слуга с ножом, и уже через минуту капитан Хаг с явным удовлетворением потирал затекшие руки, тихонечко постанывая.
– А шляпа?! – он вдруг аж подпрыгнул. – Шляпа моя куда подевалась?!
– Аниська, подай-ка ее сюда, – тем же суровым тоном приказал Вишняков. Слуга сбегал за шляпой. Швейцарец радостно ухватил свою драгоценность… но сразу же заметив оторванную подкладку, поднял удивленные глаза на резидентов и, едва сдерживая гнев, пробормотал:
– Что это такое?..
– Это? Так, ничего особенного, – развел руками Вишняков. – Оторвалась во время потасовки, вот и все.
– Но ведь…
– Ну так не надо было лезть на меня с кулаками, – Неплюев был сама невинность.
Тем временем капитан уже ощупал подкладку шляпы. Его нижняя челюсть мелко задрожала, он вдруг воскликнул:
– Коварные подонки, как вы посмели?! – и попробовал вскочить на ноги, однако мощным ударом в грудь Вишняков вновь вернул швейцарца на пол.
– Ох, капитан, капитан! Вы же только что дали честное благородное слово, что не станете более бесчинствовать! Разве уже позабыли?
– Письмо… Где письмо, которое было здесь? – простонал несчастный швейцарец.
– Письмо я положил в своей комнате, чтобы оно невзначай не помялось. Ведь по вашей вине между нами произошла потасовка, так мы могли и затоптать эту бумажку…
– Вы его читали?! Сознайтесь, что прочитали! Да?!
– Лично я – нет! Как можно?! – не моргнув глазом, бросил Вишняков. И это была чистейшая правда. Впрочем, его ответ ничуть не успокоил Хага. Чувствуя, что его товарищ перегибает палку, Неплюев спокойно сказал:
– Ну, да, да – я читал. Буквально одним глазом глянул. А что здесь такого?
Швейцарец чуть не спятил от приступа злости, но что мог поделать он один против трех русских? Да еще и за дверью было полно слуг…
– Ну ты и сволочь, капитан! – констатировал Неплюев, когда Хагу вновь скрутили руки за спиной. – Обещал же вести себя спокойно, а сам…
– С теми, кто не имеет чести, не следует вести себя честно! – рявкнул гость, оскорбленный в лучших чувствах.
– Ты хотя бы думаешь, что говоришь?
– Да, думаю!
– А мне кажется, что нет!
– Если вам что-то там кажется…
– В отличие от моего товарища, – спокойно сказал Вишняков, – мне ничего не кажется. Зато я точно знаю, что вы находитесь сейчас на территории стамбульской резиденции Российской империи.
– Это не меняет того простого факта, что вы – люди без чести и совести!
– Нет-нет, капитан, ошибаетесь.
– В чем же?!
– Это многое меняет.
– Например?!
– Например, на территории любого посольства действуют законы того государства, которое оно представляет. В данном случае – законы Российской империи.
– Я не нарушал ваших законов, зато вы попрали законы чести!
– Вы, капитан, напали на российского подданного, находясь на российской территории. Итак, согласно нашим законам, вы виновны в позорном коварном преступлении. И даже если бы ваша тайна не раскрылась случайно, мы имели бы право вас обыскать. Так что финал был бы тем же, поверьте мне!
Хаг лишь застонал от бессилия.
– А теперь изложите все, что должны были передать послу Вильневу.
– Да, капитан, говори. Иначе завтра утром тебя найдут где-нибудь за городом с глоткой, перерезанной от уха до уха, – сказал Неплюев и нехорошо ухмыльнулся.
– Но ведь в моей гибели заподозрят вас! – вознегодовал швейцарец.
– С чего бы это вдруг?
– Ведь вчера мы с Вишняковым вместе покинули патриаршую резиденцию.
– Ну так и что с того?
– А то, что месье посол Вильнев начнет меня разыскивать.
– Ерунда! – отмахнулся Вишняков. – Вильнев не может знать, что вы собираетесь посетить его.
– Он знает, уверяю вас.
– Если бы вы уже успели увидеться хотя бы раз, то послание де Шовлена вы передали бы ему, а не носили бы зашитым в шляпе.
– Да, мы еще не виделись.
– Ну так…
– Тем не менее, я уже успел письмом предупредить месье посла о моем прибытии. К вашему сведению, аудиенция назначена на послезавтра. Итак, если я не прибуду на встречу во французское посольство…
Резиденты растерянно переглянулись.
– Ничего, капитан, мы заменим вас нашим человеком, – бодро промолвил Вишняков.
– Не выйдет, месье: капитана Якоба Хага уже многие в Стамбуле видели. Рано или поздно ваша хитрость будет разоблачена, а тогда месье Григор Орли ни за что не сунется на территорию Османской империи.
– Сейчас речь о вас, а не об этом предателе…
– Почему-то мне кажется, что вас интересует именно он, а не я.
Резиденты снова обменялись красноречивыми взглядами.
– С чего это ты так решил, интересно было бы узнать? – тихо спросил Неплюев.
– Да ведь я – всего лишь скромный капитан швейцарской гвардии, тогда как месье Григор Орли является сыном шефа казацкой нации.
– Не существует такой нации! – Вишняков презрительно выпятил нижнюю губу. – Нет, не было и быть не может!
– Но сам месье Орли придерживается противоположной мысли.
– А ты откуда знаешь? – сразу встрепенулся Неплюев.
– Как это – откуда?! Конечно же от него самого!
– Так ты его видел?
– Конечно же видел. Еще бы.
– Ну, и какой он?
– То есть?
– Каков он из себя?
– Ну-у-у… не знаю, как и сказать, – швейцарец тупо посмотрел на резидентов. – Ростом приблизительно такой же, как и я. А большее… Нет, не знаю.
– А особые приметы какие-то? Шрамы там, родинки?..
Якоб Хаг надолго задумался, но затем лишь повторил:
– Нет, ничего подобного не припоминаю.
– Вот так! – вздохнул Неплюев. – Ну что ж, ты нам все равно не поможешь, так что придется тебе здесь посидеть, пока не припомнишь…
– К сожалению, не помогу, – согласился связанный капитан, – ведь месье де Шовлен заплатил мне столько, сколько вы не заплатите ни за что.
– А-а-а?! – в один голос вскрикнули резиденты и одновременно взглянули на пленника. Впрочем, тот прикусил язык: наверное, испугался, что, вопреки осторожности, все же ляпнул лишнего.
– Что ты там лопочешь? – Неплюев присел перед Хагом на корточках, взял его двумя пальцами за подбородок и развернул лицом к себе. – Ты о вознаграждении что-то лопочешь?
– Да понимаете…
Швейцарец изо всех сил старался отвести глаза, так что резидент вынужден был прикрикнуть на него:
– А ну-ка на меня смотри! В глаза мне!
– Понимаете, я взялся выполнить поручение месье де Шовлена лишь потому, что у меня большая семья. Моя матушка – честная одинокая вдова, да еще и две сестры незамужние…
– Так ты пошел на все это из-за денег?
– Разумеется! Кто ж еще насобирает сестрам на приданое, как не старший брат?
– И хорошо тебе де Шовлен заплатил?
– Вы столько все равно не заплатите.
– А ты откуда знаешь?
– Да здесь и знать нечего, – криво ухмыльнулся швейцарец. – Вот взять хотя бы ваше угощение: разве ж таких цыплят готовят в приличных домах на обед?
– Вот падаль, он еще и харчами перебирает!
Рассерженный Неплюев хлопнул ладонью по колену, однако тут в разговор вмешался Вишняков:
– Мы имеем полное моральное право заплатить за вашу измену вдвое меньше, чем заплатил де Шовлен – о каких бы то деньгах ни шла речь. Ведь вторая половина платы – это ваши жизнь и свобода, капитан.
– Вы дадите мне втрое больше, чем месье министр…
– С чего бы это?
– Так как я предоставлю вам втрое больше услуг. Во-первых, сообщу все, что де Шовлен поручил передать месье послу устно. Во-вторых, в дальнейшем буду пересказывать содержание всех переговоров, которые проведу с послом Вильневом и султаном Ахмедом. И в-третьих – помогу узнать и задержать посла Григора Орли, когда тот прибудет в Стамбул.
– А твоя жизнь?
– Пожалуйста, можете меня убить! Давайте! Но едва ли получите другую подобную возможность ознакомиться с планами французского посла и турецкого султана, а также задержать интересного вам человека.
Резиденты переглянулись.
– Хм… – наморщил лоб Вишняков.
– Все они продажные, эти гвардейцы швейцарские! – пожал плечами Неплюев. – Кто заплатит больше, к тому и нанимаются воевать.
– Мне деньги сестрам на приданое собирать надо, – напомнил Хаг.
– Мы заплатим тебе ровно столько же, сколько заплатил маркиз де Шовлен.
– В два с половиной раза больше.
– Ты, капитан, торгуешься, словно бы марсельские потаскухи, которыми ты сам же и брезгуешь.
– Вы оба, месье, отказались ехать со мной к базельским девицам – так что ж мне поделать?
– Если хочешь еще хоть когда-то увидеть свой Базель, соглашайся на наши условия!
– Нет, это вы соглашайтесь на мои!
После отчаянного торга сошлись на полуторакратной сумме от заплаченной французской казной. Капитана снова освободили от пут. Он рассказал, что посол Григор Орли уже отбыл инкогнито из Франции в Османскую империю, однако пока швейцарец будет готовить почву для переговоров здесь, в Стамбуле, решил проведать задержанного отца, месье Филиппа Орли. Когда гетманыч собирается плыть в Стамбул, капитан точно не знал. Что через несколько месяцев, так это точно. А пока что отец и сын находятся вместе.
– Эх, накрыть бы сразу обоих!.. – Неплюев мечтательно прищурил глаза и сжал кулаки.
– Ага, так и подпустят вас к ним султанские янычары!
– А с твоей помощью?
– Не выйдет, нет, – швейцарец разочарованно поджал губы. – Я же должен находиться здесь, в Стамбуле, а если вдруг появлюсь в Салониках…
– Да, точно, не выйдет, – не слишком охотно согласился резидент.
– Но это ничего, – успокоил его капитан Хаг. – Если уж я взялся за дело, можете не волноваться: все будет хорошо! Попадется месье Орли вам в руки, не сомневайтесь.
– Ты только смотри мне, не наобещай с три короба, чтобы потом… – Неплюев погрозил пленнику сжатым кулаком.
– А кто же, кроме меня, будет собирать приданое моим сестрам?! – искренне изумился швейцарец.
Российскую резиденцию он покинул только на рассвете, когда они втроем закончили обсуждать план действий в наименьших деталях. С собой он уносил рекомендательное письмо к послу Вильневу и кошелек с золотыми рублями. Это была половина обусловленной платы. Вторую капитан должен был получить не раньше, чем связанный посол Григор Орли окажется в комнатушке, из которой Якоб Хаг едва вышел на волю…
– Так смотри мне, никому чтобы ни слова! – пригрозил напоследок Неплюев. – Иначе посол Вильнев мигом узнает, что ты за птица.
– Разумеется, я буду молчать как та рыба! – кивнул швейцарец.
Ночь 8 октября 1730 г. от Р. Х., около 23.00,
Средиземное море
Вести маленькую шлюпку по разбушевавшемуся морю, да еще сидя на веслах самому – дело нелегкое. Да что там – просто рискованное! В довершение всех несчастий, лодку заливали брызги и сильный дождь, а вычерпывать воду не было времени и вообще никакой возможности. Да и одежда намокла так, что если бы он имел при себе бумажные письма, их можно было бы смело выбрасывать.
Впрочем, самые ценные письма не пишутся на бумаге: их буквы рисуются масляной краской по шелку и зашиваются в подкладку – так никто ничего не нащупает. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как эти два идиота – Неплюев и слуга обыскивали его (якобы впавшего в бессознательное состояние) в московском посольстве. Все произошло, как и должно было произойти: Аниська сразу нащупал бумажное письмо в шляпе… тогда как настоящее послание маркиза де Шовлена все время находилось у него. А это дурачье даже не заподозрило ничего …
Но теперь он должен был обхитрить не людей, а разбушевавшуюся стихию – что значительно тяжелее. Тем не менее, другого выхода не было. Он хотя и сказал этим олухам резидентам, что собирается встретить «месье Григора Орли» (ха-ха!) в Смирне, однако плыть туда на самом деле вовсе не собирался. И здесь шторм разыгрался даже очень кстати: ведь похищенную шлюпку едва ли станут искать. Скорее всего, англичане решат, что плохо закрепленную лодку смыло волной за борт. И вот он – в открытом море, а где-то там, впереди должна была быть «Надежда»…
По крайней мере он очень надеялся на это (интересный каламбур выходит: не терял надежду, что впереди есть «Надежда»!). Ведь вечером подслушал, как капитан английского судна обратился к штурману, оторвав взгляд от затянутого тяжелыми тучами небосклона: «Не больше двух узлов… Что-то слишком медленно движется этот линкор как для флагмана французской эскадры». На что штурман ответил: «Сами знаете, сэр, что ночью поднимется буря. Если бы мы находились около берега, был бы смысл спешить в уютную гавань или в открытое море. Но корабль уже в море – зачем же французам торопиться?»
Флагман французов – линейный корабль «Надежда». Замечательный шанс!
Впрочем, в такой шторм можно и ошибиться с курсом…
Не выпуская из рук весел, капитан обеспокоенно оглянулся за спину. И не удержался от радостного восклицания: далеко впереди и немного по левую сторону среди крутых волн вытанцовывал крохотный огонек.
Не очень-то он ошибся с курсом… Ну-ка, скорей за весла!
И-и-и – р-р-раз!
И-и-и – р-р-раз!
И-и-и – р-р-раз!
Через пару часов шлюпка приблизилась к линкору настолько, что ее могли даже заметить. Однако никаких признаков этого не было. Еще бы: ночь, море, шторм…
Тогда он втянул оба весла в шлюпку, выхватил из-за пояса заряженный пистоль и нажал на курок. Только бы порох не промок…
Посчастливилось: хлопнул холостой выстрел. Нет-нет, он не надеялся, что резкий звук прорвется сквозь вой ветра. А вот увидеть вспышку на борту корабля могли.
И таки увидели – через пару минут линкор начал менять курс…
Впрочем, это было далеко не все: попробуйте-ка причалить на лодке к кораблю в шестибалльный шторм! Когда до борта осталась буквально пара-тройка футов, с линкора сбросили крепкую веревку. Волна как раз подняла шлюпку на высокий гребень, капитан подпрыгнул и изо всех сил ухватился за спасительный конец, в следующий же миг повиснув на нем, словно обезьяна на лиане. Брошенная на произвол судьбы лодка налетела на борт судна и разлетелась в щепки.
– Месье, вы, наверное, сошли с ума, если отважились путешествовать в открытом море на этой скорлупке?! – вместо приветствия воскликнул молоденький поручик, когда трое матросов втянули гостя через борт на палубу.
– Вы очень любезны, офицер, – процедил сквозь зубы отважный путешественник, одновременно ощупав спрятанный на груди большой кошелек с золотыми русскими рублями. Проверял, не случилось ли чего с деньгами, которые пойдут сестрам на приданое.
И конечно же дорогой матушке…
Но с деньгами все было в порядке.
– Кто вы такой, месье? Прошу назваться, – сказал между тем поручик.
– Прошу немедленно провести меня к адмиралу, – ответил «сумасшедший» путешественник.
– Да что вы такое говорите?! – пришел в негодование корабельный офицер.
– То, что слышите. И не медлите, пожалуйста.
– Но ведь как можно?!
– Как старший по званию, прошу немедленно провести меня к его светлости адмиралу Гюи де Труэну!
Поручик недоверчиво осмотрел промокший мундир капитана королевской швейцарской гвардии, пожал плечами и протянул гостю руку:
– Пожалуйста, месье, ваши шпагу, кинжал и пистоли.
Путешественник молча отдал оружие, после чего был немедленно препровожден в адмиральскую каюту. Судя по всему, командующий эскадрой как раз собирался отдохнуть, поэтому пришедший решил не задерживать уважаемого господина. Прямо на пороге он церемонно (насколько позволяла качка) поклонился и вежливо промолвил:
– Адмирал, имею честь отрекомендоваться: Григор Орли, офицер по особым поручениям его королевского величества Луи XV! Возвращаюсь из Стамбула после выполнения особо важной дипломатической миссии.
Потом распрямился и добавил с самым невинным видом:
– Извините, ваша светлость, но поскольку моя жалкая лодчонка только что разбилась вдребезги, прошу разрешения у вашей милости остаться на борту флагманского судна: ведь, если я не ошибаюсь, вы держите курс к берегам Франции?
На вахте пробили склянки: был час ночи 9 октября…
10 октября 1730 г. от Р. Х.,
Стамбул, российская резиденция
– Ваш’бла-ародь, к нам посланец из самого Санкт-Петербурга!
Растерянный Аниська топтался на пороге комнаты и смотрел на резидентов с какой-то глуповато-блаженной улыбкой на устах. Они обменялись короткими взглядами, и Вишняков промычал растерянно:
– Кстати, весьма кстати! Что скажешь, Неплюев?
– Уместней просто не придумать! – согласился второй резидент и прикрикнул на слугу: – Ну, и чего ты там стал, болван?! Давай, приглашай!
Разумеется, без вмешательства провидения здесь явно не обошлось. И недели не минуло с тех пор, как капитан Хаг, их стараниями превращенный в двойного агента, на британском почтовом судне отбыл из Стамбула в Смирну, где должен был встретиться с послом Григором Орли, чтобы затем сопровождать его сюда. А уже здесь, в Стамбуле, его будут поджидать российские резиденты… И непременно схватят!!!
А теперь, скажите на милость: едва только Вишняков собрался составить самый подробный рапорт о выполненной работе, как посланец из столицы явился сам. Чудесно, просто пре-вос-ход-но-о-о!!! Теперь можно будет сцапать гетманыча в его присутствии: пусть расскажет в Санкт-Петербурге о хитрости и сноровке стамбульских резидентов…
Однако выслушивать рапорт посланец не стал, вместо этого обеспокоенно произнес, едва переступив порог комнаты:
– Тайная сыскных дел канцелярия прислала меня с чрезвычайно важным известием, которое потребует от вас проявления высокой ответственности и немедленных решительных действий. Как стало известно из надежного источника в Париже, вскоре в Стамбул под именем Якоба Хага, капитана швейцарской гвардии короля Луи XV, прибудет не кто иной, как Григорий Орлик – посол казаков-бунтовщиков и опытный шпион. Вам следует употребить все возможные усилия, чтобы схватить этого предателя и тайно переправить…
– Что-о-о?! Ка-а-ак?! – Вишняков и Неплюев не смогли сдержать удивленных восклицаний.
– Вам следует употребить все возможные усилия, чтобы схватить и тайно переправить в Санкт-Петербург Григория Орлика, который прикрывается именем Якоба Хага, капитана швейцарской гвардии короля Луи XV.
Жалкие и бледные от испуга, резиденты молча поглядывали то друг на друга, то на столичного посланника. Заговорили, лишь когда гость стал требовать объяснений их бессмысленному поведению. Заговорили одновременно, тыча друг на друга оттопыренными указательными пальцами, брызгая слюной.
– Мал-лча-а-а-ать!!! – рявкнул разозленный гость, когда смысл объяснений наконец дошел до него. – Ну-ка, заткнули рты!!! Оба-а-а-а!
Резиденты смолкли, боязливо втянув головы в плечи.
– Так вы хотите сказать, что так называемый капитан Якоб Хаг, который на самом деле является послом казаков-бунтовщиков Григорием Орликом, уже побывал здесь, в Стамбуле?
Они молча кивнули.
– А также, что он побывал здесь, в нашей резиденции?
Снова утвердительные кивки.
– Более того, ел и пил с вами, разинями, обормотами, ничтожествами, за счет российской казны?
Резиденты потупили глаза.
– И вы ему заплатили… Заплатили казенным российским золотом за то, что он будет помогать вам, собачьим выродкам, схватить самого себя?! И за якобы сведения о переговорах с французским послом Вильневом и султаном Ахмедом III – а эти переговоры происходили просто у вас под носом… причем с вашего же благословения!
Горемычные резиденты готовы были провалиться сквозь землю.
– Та-а-ак?! – рявкнул гость.
– Ва-а-а… Ва-а-аша-а-а… Ваша милость, помилуйте! – Вишняков и Неплюев бросились посланцу в ноги.
– Кто привел его сюда?! Кто с ним первый познакомился?!
– Он! – Неплюев ткнул пальцем на Вишнякова, наконец порадовавшись тому обстоятельству, что первым встретил самозванца именно тот.
– Но ведь именно ты сказал мне, что якобы к Иерусалимскому патриарху прибыл весьма интересный тип!
– А ты!..
– Нет – ты!..
– Молчать! – снова взревел гость. – Оба вы достойны друг друга, швабр-р-ры пустоголовые!
– Ваша милость!
– А сейчас этот предатель куда подевался?
– Отплыл на английском почтовом судне встречать посла Григора Орли…
– То есть себя самого?!
– Ой конечно же нет!
– Тогда опять спрашиваю: куда девался этот мерзавец?!
– Покинул Стамбул на английском почтовом судне…
Описать гнев гостя было просто невозможно. Когда он, в конце концов выдохся, то сказал обессиленно:
– Как с вами поступить, решим потом, а сейчас…
– Ва-а-а… ша-а-а!..
– Да и не я буду решать, что с вами делать. Сейчас же придется действовать в другом направлении, причем срочно.
Гость прошелся по комнате, упал на стул возле стены и сказал утомленно:
– Итак, буквально под вашим носом младший Орлик успешно провел переговоры с султаном Ахмедом. Можно считать, что антироссийская коалиция сложилась… Выход один-единственный – срочно дестабилизировать ситуацию в Османской империи: лишь тогда договорщики не смогут воспользоваться всеми преимуществами своего подлого союза.
Посланец взглянул на смертельно перепуганных резидентов и спросил:
– Отвечайте немедленно, есть ли у вас на примете кто-то из местных, готовый выступить организатором заговора против власти?
– Есть здесь один подходящий тип, – несмело сказал Неплюев.
– Да, лидер здешних консерваторов Патрона-Халим, – поддержал его Вишняков. – Только его услуги будут стоить…
– Я не спрашивал о цене, я хотел понять ситуацию в принципе, – процедил сквозь зубы гость. – Сколько бы ни обошлась нам срочная организация антисултанского заговора, это все равно обойдется дешевле, чем полномасштабная война против антироссийской коалиции.
Он подумал немного и добавил:
– Вероятно, это единственный быстрый и по-настоящему эффективный выход из сложившейся ситуации… В этом направлении и начнем действовать. Причем незамедлительно – слышите, идиоты вы жалкие?!
И в который раз сурово посмотрел на напрочь перепуганных резидентов.
