Сергей Литовкин

АРБАТСКИЙ ВОЕННЫЙ ОКРУГ

(Штрихи перестроечного куража. Лица, события и обстоятельства изменены, но факты, несомненно, имели место быть)

Вторая половина восьмидесятых. В нашем руководящем военном главке - политучеба. Этажи пусты. Только я - дежурный по управлению, оставлен без идеологического пайка. Да, еще начальник - генерал-лейтенант уклонился от приема оного, что, естественно, не нашего ума дело. Сидит в кабинете, смотрит телевизор.

Синхронно с началом движения командирской двери в мой служебный "предбанник" - вскакиваю со стула и столбенею, сопровождая взглядом выходящего генерала. Стойка "смирно" и еще чуть-чуть смирнее. Так надо для соблюдения принятого этикета. Игнорирование этого правила, наряду с другими нарушениями, периодически выталкивает офицеров в места, не только отдаленные, но и скуднооплачиваемые.

- Пройдусь по управлению, - говорит начальник мягким, приветливым голосом, дирижерским движением руки предоставляя мне право сделать выдох или, что маловероятно, но внешне похоже, отпуская мои грехи. Выхожу вслед за ним в коридор и наблюдаю, не теряя из вида многочисленные телефоны в дежурке, за неторопливым его перемещением по нашему длинному коридору, ненамного уступающему по протяженности крейсерской палубе.

Из бокового коридорного ответвления встречным курсом неожиданно появляется один из наших авиационных полковников с папкой под мышкой. Скорость и направление его движения не оставляют иллюзий. Он, несомненно, прибыл извне и спешит в туалет. И туда ему надо уже давно и срочно. Думается, что он был бы готов и пробежаться, но свято соблюдает завет: - "Бегущий полковник в мирное время вызывает недоумение, а в военное - панику". Зная нашего "летуна", могу предположить, что только высокие государственные интересы воспрепятствовали ему спокойно поглощать политжвачку, ежечасно прерываясь на перекур с оправлением естественных и прочих надобностей. При виде генерала, он вытормаживает и выполняет соответствующую стойку, пропуская начальство мимо себя, несколько, однако, переминаясь с ноги на ногу, что можно оправдать только изнурительным долготерпением. Наверное, все знают, как это тяжко бывает переносить. Он уже собирается сделать последний рывок, благо до цели остается не более десятка метров, но не тут-то было. Генерал, не ограничившись кивком, приближается к нему и удостаивает рукопожатия. Этого ему мало. Взяв полковника под локоть, он начинает прогуливаться с ним туда - обратно по коридору, ведя неторопливую беседу. Когда эта парочка приближается в очередной раз к дежурке, я слышу, что ответы на командирские вопросы становятся все глуше и замедленнее. Прислушиваясь к шагам через приоткрытую дверь, я все более проникаюсь сочувствием к сослуживцу.

- Хоть бы кто-нибудь позвонил, - думаю я, надеясь, что приглашением генерала к телефону смогу освободить товарища от принудительной прогулки. Однако, никто не проявляется - все хором перестраиваются.

Снова выглядываю из двери и встречаюсь взглядом с полковником. Тот напоминает волка, попавшего в капкан и отгрызающего себе лапу. Страдание и воля - вот излучение его глаз. В течение последующих десяти минут этой прогулки в его голосе начинают прорезаться трагические нотки на фоне все возрастающей неравномерности семенящей походки.

- Попроси добро удалиться!!, - посылаю я телепатический сигнал, но - нет, моцион продолжается и кажется бесконечным. Я бы так, наверно, не смог. Кто там в желтой прессе злопыхал о паркетных офицерах? Его бы на такой выгул по ковролину. Раздается звонок. Я с надеждой хватаю трубку городского телефона. Жена одного из наших интересуется: когда будет выплата денежного довольствия. Я отвечаю, что не знаю. Это - чистая правда. Прогулка продолжается.

На первый взгляд смотрится прелестно. Генерал, не чураясь, более получаса дружески беседует с подчиненным, вникая в его заботы. Перестройка в действии. А на деле - все не так, как кажется.

Наконец, командир, после заключительного рукопожатия, оставив свою жертву в наиболее удаленной от туалета точке маршрута, возвращается восвояси. Проходя мимо меня, выполняющего стойку, он бодро хмыкает и снова отпускает мне грехи. Только секунд через двадцать в коридоре слышится топот. Я гляжу вслед бегущему. Проходы пусты, никого. Все перестраиваются. Недоумевать некому, ну и для паники - пока еще не время.

* * *

Через пару дней, а потом и еще неоднократно, я видел генерала, прогуливавшегося по нашему управленческому коридору с кем-либо из офицеров. Своих собеседников он обычно крепко держал за локоть. Кажется, я знаю где он их вылавливал.