В пятницу утром, как только Энн-Мари ушла на работу, я наконец взялся за пачку конвертов, принесенных из квартиры Лили.

После того как она меня вышвырнула, я умышленно не стал утруждать себя переадресацией почты, надеясь, что это даст мне возможность минимального контакта с Лили. (Я представлял, как она прикасается к конвертам, пересылая их мне.) В тот вечер, она, кстати, должна была принести в ресторан мою почту.

Джозефин забрала почти все личную переписку дочери. В пачке я нашел лишь несколько писем и открыток от друзей Лили. Я прочел некоторые из них: В Таиланде по-прежнему клево… А затем он просто-напросто взял и бросил меня… Не могу дождаться конца этой гребаной съемки… Подружки Лили мне никогда особенно не нравились.

В большинстве конвертов была реклама, которая продолжала приходить в течение нескольких месяцев после смерти Лили, — кредитные карточки, страховые полисы. Были там и счета: за газ, электричество, воду, телефон.

Осененный смутной догадкой, я просмотрел счет за домашний телефон — в нем указывалась только общая сумма. Однако, взяв счет за ее разговоры по мобильнику, я увидел, что здесь все расшифровано очень подробно.

Передо мной было несколько страниц компьютерной распечатки с телефонами, по которым звонила Лили, длительностью разговоров и их стоимостью — как раз за месяц, предшествовавший ее смерти. Я заволновался, потому что понял, что смогу кое-что узнать о ее звонках Алану. Но еще до того, как я начал подробное изучение счета, что-то заставило меня заглянуть на последнюю страницу, где должны были быть обозначены последние часы жизни Лили. В тот день, когда ее застрелили, она сделала довольно много звонков, и в этом не было ничего необычного. Но меня поразило то, что я увидел в самом низу страницы:

30.08 21.52 (домашний телефон) 0:02:01 0,042

30.08 21.54 (домашний телефон) 0:01:37 0,042

Два последних звонка были сделаны уже после смерти Лили.

Кто-то пользовался ее телефоном в течение часа после ее смерти.

Так как после этого других звонков зарегистрировано не было, я не имел оснований думать, что телефон был украден, — если только воры не поменяли в аппарате сим-карту.

Очевидно, что сам телефон хранился теперь в пластиковом пакете где-то в полиции. Но на всякий случай я набрал номер мобильника Лили, предварительно включив на своем анти-АОН. Я услышал только привычное набранный вами номер отключен.

Я снова проверил время звонков: 21.52 и 21.54. Мне вспомнился рассказ врача, который я услышал, когда вышел из комы. Лили умерла еще в ресторане. Затем ее, как и меня, отвезли в больницу «Юниверсити-Колледж». Так что человек, воспользовавшийся ее телефоном, звонил скорее всего оттуда. Следовательно, это мог быть или полицейский, или кто-то из медперсонала. Из этих двух категорий я сразу же заподозрил вторую. Студентам-медикам, любителям черного юмора, ничего не стоило воспользоваться сотовым телефоном, найденным на трупе. Мне вспомнились все эти байки о том, как они запирают однокашников в ящиках с отрезанными конечностями или одевают трупы и притаскивают их в университетский бар…

Лили всегда держала мобильник в сумочке, и сумочка была при ней, когда ее застрелили, — висела на спинке стула.

Предположим, что вещи Лили оказались вместе с ней в больнице. Тогда звонки скорее всего были сделаны каким-нибудь медбратом или санитаром, которому вечно не хватает денег и которого на пять минут оставили рядом с сумочкой.

Снова включив анти-АОН, я набрал первый из тех номеров, по которым кто-то звонил после смерти Лили.

Ответила молодая женщина.

— Кто это? — спросил я.

— А ты кто? — спросила она вместо ответа.

— Это Энн-Мари?

— Нет, ты ошибся номером.

— Тогда кто это?

— Отвали, придурок. — Она отключилась.

Этот разговор у меня не получился. Прежде чем набрать второй номер, я кое-что придумал. План был довольно примитивный, но, как оказалось, другого и не требовалось.

— Алло? Да? — Это был голос женщины средних лет.

— Я звоню из больницы.

— Азиф уже едет. Он вышел из дома пятнадцать минут назад.

Значит, азиат.

— Так-так, — сказал я властным голосом, изображая начальника Азифа. — Что ж, это хорошо.

— Простите его, — проговорила женщина.

— Насколько я понимаю, вы — мать Азифа.

— Да.

— Вы можете проследить, чтобы он не опаздывал на работу?

— Пожалуйста, не наказывайте его. Я уже обещала доктору Калькутту, что больше это не повторится.

— У Азифа ведь есть будильник? — Эта игра начала меня забавлять.

— Но он засыпает, прежде чем успевает его поставить. Он так устает.

— Я понимаю.

— Вы тоже работаете в отделении патологической анатомии?

— Нет, я просто безликий больничный администратор, который пытается как можно эффективнее использовать наши крайне ограниченные ресурсы. Должен сказать, что ресурсы Азифа, похоже, ограничены в наибольшей степени.

— Пожалуйста, проявите к нему снисходительность.

— Не волнуйтесь.

— Он очень старается, особенно после того, как с ним беседовали полицейские…

— Ах да…

— Он много работает.

— Я в этом не сомневаюсь.