Насколько я мог судить, по дороге из Ноттинг-Хилла в Челси за нами никто не следил. Энн-Мари молчала большую часть пути. Для меня было важно постараться убедить ее, что я по-прежнему ей доверяю. Я хотел объяснить, почему я реагировал так нервно, по крайней мере, с ее точки зрения.

— Послушай, журналисты никогда не паслись у твоих дверей, и ты не знаешь, что это такое.

— Конечно, знаю, — сказала она. — Некоторые из моих моделей всю жизнь только и делали, что скрывались от прессы, и кто, ты думаешь, им помогал? Кто заказывал такси, бегал за сигаретами и уезжал в подставной машине? Ты не расскажешь мне ничего, о чем бы я уже не знала.

— Извини, я об этом не подумал.

— В следующий раз думай, что говоришь.

На этом разговор закончился.

Я приготовился к тому, что Энн-Мари предложит мне устроиться на диване в гостиной. Но когда мы приехали к ней, все мои вещи сразу же оказались в ее спальне. Сумку с пистолетом я пристроил на ее розовом гардеробе.

И тут же бросился к телевизору, чтобы не пропустить полуденные новости. Ни о деле Лили, ни о каких-либо заявлениях полиции по этому поводу не было сказано ни слова.

В ванной зашумела вода.

— Можно от тебя позвонить? — спросил я.

— Значит, мне к твоему телефону нельзя даже прикасаться, — крикнула Энн-Мари из ванной, — зато ты можешь пользоваться моим, когда захочешь?

— Так можно?

— Ладно, звони.

Я подождал, пока Энн-Мари окончательно устроится — шум текущей из крана воды сменился типичными для женщин всплесками в наполненной ванне.

Джозефин сняла трубку через два звонка.

— Встретиться будет трудно, — сказал я.

— Как я могу тебе это облегчить? — спросила она с сарказмом.

— Ты можешь подъехать поближе ко мне.

— А где ты?

Я хотел выбрать место, где бы нас никто не заметил. Наилучшим вариантом, как мне показалось, была машина Джозефин.

— Подъезжай за мной к «Макдоналдсу» на Кингз-роуд.

— Когда?

— Завтра, в час дня, — сказал я.

— Хорошо.

Пока Энн-Мари была в ванной, я переложил пистолет и патроны в свою курьерскую сумку. Я решил носить ее с собой повсюду.

Я приготовил ужин, много шутил, и к концу дня Энн-Мари почти все простила мне.